И Федя что есть силы дёрнул её за рукав. Потом он хотел стукнуть Софку по голове, размахнулся, но тут она вывернулась, и Федя, стоявший одной ногой на банке, чуть-чуть не шлёпнулся на землю. Девочка понеслась к дому. Федя растерялся, а когда сообразил, что надо догонять её, Софка уже была у своей двери.
Дела были совсем плохи. Теперь Софка со зла разболтает, что он получил записку, а её мама возьмёт да и позвонит Фединой маме - и тогда каюк!
Федя побежал к себе домой в надежде, что его мама не пришла с работы и он сможет выключить телефон. Но когда ,он подошёл к своей двери, он почувствовал, что на их лестничной площадке пахнет чем-то жареным.
Мама хлопотала на кухне. Увидев Федю, она его поцеловала, потрепала волосы и весело спросила:
- Ну, как дела?
- Ничего! - нарочито бодрым голосом ответил Федя, а про себя добавил: "Ничего хорошего!"
С горя он пошёл в чуланчик и принялся проявлять собственные фотографии. Вчера было воскресенье, и Федя снимал папу и маму на фоне стоявшей в переулке чужой "Волги".
Но в чуланчике также не повезло. Федя засветил плёнку и облил себя проявителем. На белой рубашке появились коричневые пятна. Федя опять разозлился на Софку. Она во всём виновата! Но тут пришёл контролёр из газовой конторы и попросил маму расписаться в своей книжке.
- Федя, у тебя есть карандаш? - спросила мама.
- Есть! - крикнул Федя из чулана.- Возьми в моём портфеле!
Мама расписалась. Но как только контролёр ушёл, она немедленно позвала сына в комнату.
- Что это значит? - спросила она. В руках у неё была записка от Клавдии Сергеевны.
Вот чёрт дёрнул Федю сказать, что у него есть карандаш в портфеле!
- Да так…- сказал Федя,- нам всем такие написали.
Мама прочла записку один раз, потом второй и вдруг
тихо сказала:
- И ты считаешь это - ничего особенного?
- Ну, мама, ведь сама-то учительница не ругает меня, а просто сообщает о моём поведении. Так что ж тут такого!..
- Это безобразие, Фёдор! -повысила мама голос.- Мы с папой вдвоём трудимся, ничего для тебя не жалеем, а ты?! Ну погоди, придёт папа…
- Мама,- тихо сказал Федя,- я тебя очень прошу - не говори папе.
- А ты почему себя так ведёшь? Почему?
У Феди тряслись коленки - вот докукарекался!
Мама ещё долго кричала, а потом хлопнула дверью - ушла на кухню.
И вскоре пришёл отец. Федя слышал, как он, моя руки на кухне, разговаривал с мамой. Но она о записке пока не говорила. "Наверно, скажет после обеда, чтобы аппетита не портить",- подумал Федя. Он принялся за уроки. Но, конечно, ни одна задачка ему не шла в голову. Он всё время ловил обрывки разговоров отца с матерью. Однако мать ни слова о записке.
И вдруг раздался телефонный звонок. Папа подошёл
к аппарату.
- Да, это я,- сказал он.- А что такое, Софа? Я тебя слушаю.
Федя быстро-быстро побежал в переднюю и хотел улизнуть на улицу, но здесь его задержала мама.
- Куда пошёл - гулять? Сиди дома! - строго сказала она.
- Не может быть! - продолжал свой разговор папа с Софой.- И его выгнали?!
Расплата приближалась. И как Федя эту Софу ещё раньше не пристукнул?!
Отец, закончив разговор, положил трубку и хмуро посмотрел на Федю:
- Где записка?
Федя принёс свой "камень". Отец прочитал записку, вынул из верхнего кармана пиджака тонко очиненный карандаш и быстро расписался на ней. Потом он медленно погладил себя рукой по сердцу.
- Ну что? - тихо спросил он.- Взгреть?
- Как хочешь,- ответил Федя, отводя взгляд в сторону.
- Ты сегодня приходил к Софе?
- Приходил.
- И вы действительно договорились о том, что с завтрашнего дня будете хорошо себя вести? Был такой разговор?
Федя хотел сказать: "Был", но потом, решив быть до конца честным, сказал:
- Нет, папа… Но завтра будет!
Золотая рыбка
В детстве я частенько слыхал, как мама говорила отцу:
- И что ты за человек! Ну ладно, я понимаю - ты занят, ни в кино, ни в театр не ходишь. Но хоть бы один раз
догадался принести мне что-нибудь хорошее: ну, духи, что ли. Мне и самой нетрудно купить, но так хочется, чтобы ты подарил…
Отец преподавал в педагогическом институте географию. Дома, как мне казалось, он читал всегда одну и ту же толстую книгу. Он поднимал широкое доброе лицо, хватался за курчавые чёрные волосы и, глядя перед собой, шептал:
- Ой, убегу когда-нибудь на Мадагаскар! Убегу!
- Ну и беги,- отвечала мама.- Может быть, ты там перевоспитаешься.
Но однажды он пришёл домой сияющий и довольный.
- Ну-с, теперь, кажется, в точку попал. Вынимай! - сказал он и протянул маме портфель.- Ленты, кружева, ботинки - что угодно для души…
Мама радостно поцеловала отца, зачем-то подняла меня на руки и, покружив на месте, нараспев сказала:
- Посмотрим! Посмотрим, что наш папка принёс!
Она осторожно положила портфель на стол и раскрыла его.
- И зачем ты это принёс? - ужаснулась мама.- На что мне тройной одеколон? Бреюсь я, что ли? Ребёнок какой-то…
В глазах у неё заблестели слёзы, пузатая бутылка тройного одеколона дрожала в её руках и жалобно булькала.
Мне стало очень жалко маму.
Тогда я понял, что мы с отцом найдём общий язык. Он ребёнок, как сказала мама, и я ребёнок. И я стал к нему приставать:
- Пап, купи мне золотую рыбку, а? Мне уже не хочется с Козьмой Прутковичем играть. Он царапается…
Пушистый толстый кот Козьма Пруткович, как его называл отец, был игривый и хитрый. Садились завтракать - он первый вспрыгивал на стул и лапкой пытался зацепить бутерброд. На угрозы шипел как змея и опять тянулся. И вообще он казался мне таинственным. В тёмных углах под кроватями и шкафами у него были какие-то свои дела, он настороженно заглядывал в щёлки и мяукал, будто вызывал кого-то из-под пола.
Однажды я собственным ключиком открыл буфет и попробовал немного печенья и конфет. Но вечером мама подошла прямо ко мне:
- Слушай, ты опять съел полкило конфет? Неужели мне придётся ставить французский замок?!
- Я не лазил в буфет,- ответил я.- Кто тебе сказал?
- Ах ты лгунишка! - возмутилась мама.- И тебе не стыдно отпираться? Мне кот об этом сказал!
- Кто-о?! - удивился я.
- Твой приятель - вот кто!
И тут я вспомнил, что кот действительно тёрся около ног и даже выпросил одну половинку, когда я сосал конфеты. Как он разговаривает по-человечьи, я не слыхал ни разу, но тогда подумал: а не злой ли это колдун, превратившийся в кота? Глаза у него в темноте горели холодным зелёным пламенем, и он, не выпадая на улицу, мог часами сидеть в форточке на тоненькой перекладинке.
Кроме царапин на лице и руках, особенных неприятностей, как колдун, он мне не делал, и я на него не обижался. Но, попросив о рыбке, я задумал другое.
Из сказок Пушкина, которые читала мама, мне больше всего нравилась "Сказка о рыбаке и рыбке". И особенно то место, где рыбка вдруг начинает разговаривать:
Отпусти ты, старче, меня в море,
Дорогой за себя дам откуп:
Откуплюсь чем только пожелаешь…
Я знал, что золотая рыбка - не простая рыбка. И появись она в комнате, и будь я её хозяином, мама бы каждый день получала подарки.
- Рыбку купить? Это ещё что за новости! - удивлённо спрашивал отец.- Мать просит, сын просит - куда мне деваться? А вдруг я тебе щуку или судака принесу?
- Не…- говорил я, щёлкая языком,- мне золотую надо.
- Ну что ж, как-нибудь куплю,- наконец согласился он.- Только зачем она тебе?
- Пригодится…- ответил я уклончиво.- И даже ты обрадуешься.
Отец всегда обещал мне многое: и сходить со мной в Планетарий, и покатать на лодке в парке, и показать своего приятеля с пятью орденами. Наступал выходной день, отец завтракал и, ни слова мне не говоря, уходил в свою комнату. Когда я напоминал о его обещаниях, он отвечал: "Я сейчас… Мы уже идём" - и снова продолжал сидеть часов до четырёх. Потом за окном темнело, и идти куда-нибудь было уже поздно. Через щёлку дверей я видел, как он что-то писал или читал толстую книгу.
Я очень расстраивался, иногда плакал. Мама успокаивала:
- Ты бы уж лучше его не тревожил. Отец трудится над диссертацией, а ты ему можешь помешать.
Тут я думал, что и мама меня обманывает.
Я вспоминал слова одного доктора: "Три раза в день по десертной ложке…" - и мне было совсем непонятно, зачем вдруг отцу понадобилось изобретать какую-то новую ложку.
- "Трудится"! Всё сидит с утра до ночи,- недовольно говорил я маме.- Так и в Планетарий никогда не сходишь.
Но из-за того, что мне нестерпимо захотелось иметь золотую рыбку, я настойчиво мешал отцу читать. И вот в один из ближайших выходных дней, захватив стеклянную банку, он пошёл со мной в зоомагазин.
Сначала мы осмотрели зоомагазин. В высоких полукруглых клетках, вделанных прямо в стену, порхали синицы, чижи, канарейки. Продавщица в синем халате, принимая чек, серьёзно спрашивала:
- Вам какой сорт птицы - второй или первый?
И сачком, как для бабочек, всунувшись наполовину в клетку, ловила покупку. Если у покупателей не было клетки, они зажимали птичку в кулак - из кулака торчала головка, очень похожая на человечью,- и, поднеся её ко рту, почему-то обязательно поили слюною. Потом засовывали птичку в карман и уходили.
Кудахтали куры… В одной из нижних клеток, будто после сытного обеда, важно крякала утка.
Мы с отцом подошли к ней. Крякать она почему-то перестала. Глядела на нас чёрными бусинками и красной лапкой, похожей на кленовый лист, почёсывала голову и молчала.
Тогда мы стали крякать, чтобы вызвать её на ответный разговор. И крякали, наверно, с полчаса, пока утка не повернулась к нам хвостом.
Рыбы в магазине почти все были золотыми. Высокая стена до самого потолка ступенями была уставлена широкими аквариумами с гранями из выпуклых ракушек. Вода в них была зелёной. От невидимых лампочек она искрилась, и со дна - так было устроено,- как жемчужины, всплывали пузырьки воздуха. Водоросли около них медленно шевелились.
Домой я торжественно нёс маленький, грубо выкрашенный аквариум. У отца в руках была стеклянная банка с золотой рыбкой. Из банки выплёскивалась вода, и отец плотно прикрыл её ладонью. Я боялся, что рыбка может задохнуться.
- Ну и представления же у тебя! - качал головой отец.- Она на воздухе жить не может, а в воде она… как рыба в воде.
Дома мы насыпали в аквариум песку и налили тёплой воды.
Целыми днями я сидел на подоконнике и наблюдал за рыбкой.
В своей стеклянной комнате, то всплывая за кормом, то плавниками взбивая песок, она чувствовала себя как в Синем море. Освещённая осенним солнцем, она казалась мне живым золотом, и, как ни тянуло похвастаться, я боялся показать её своим приятелям.
Мы дружили с рыбкой. В аквариум я спустил деревянный домик. Иногда она вплывала туда через дверь, а выплывала через окно.
Я рисовал в уме, что там уже живут рыбьи дети и за маленьким столом на крошечных тарелочках они едят то, что им приносит мать. А гулять она их не пускает, потому что на улице холодно.
Когда я стучал пальцами по стеклу, как меня научил отец, рыбка, виляя хвостом, подплывала и часто разевала рот. Казалось, что хотела открыть мне какую-то великую тайну. А что это была за тайна, я уже догадывался.
Однажды, когда дома никого не было, я осторожно вытащил рыбку из воды. Скользкая и холодненькая, она затрепетала в кулаке и начала часто-часто раскрывать ротик.
"Говорит!" - обрадовался я и поднёс её к уху. Тут я услыхал звук, будто лопались пузырьки воздуха, а за ним тихие, но разборчивые слова: "Проси у меня что хочешь! Всё тебе будет!"
- Ладно, давай! - шепнул я рыбке и отпустил её.
В воде она быстро заметалась из стороны в сторону, и я был уверен, что это она радовалась происшедшему разговору. До этого дня я ни о чём не просил её, потому что ждал, когда она перетянет из магазина всех своих волшебных помощников.
Вечером отец сидел за столом и, отхлёбывая из стакана чай, просматривал газету. Тоненькая ложечка в стакане изредка вздрагивала и звенела. Мамы дома не было. Она понесла больной соседке жареные гренки. Я подошёл к аквариуму и, осторожно постучав рыбке, тихо сказал:
- Рыбка, рыбка, подари маме настоящие духи! Только, чур, не подводить!
И лёг спать.
На следующий день шёл снег. Отец вернулся с работы весь облепленный снегом, и мама в передней помогала ему снять пальто. Она встряхнула его и, услыхав, как что-то звякнуло, засунула руку в карман.
- Что это такое? - изумлённо спросила она, извлекая маленький флакончик.
- "Крымская роза"! - торжественно улыбнулся отец.- Тебе принёс!
- Кому? - переспросила мама.
- Тебе!
- Честное слово?! А почему сразу не сказал?
- Ну что за разговоры…- чуть не обиделся отец.
- Тебе, тебе! - поддержал я отца.- Ещё и не то будет!
На мои слова она не обратила никакого внимания. Прищурившись, ещё раз посмотрела на отца, потом рассмеялась и поставила флакончик на свой столик. Духи приятно пахли, и запах чем-то напоминал мне зелёную полянку на даче. Я несколько раз с гордостью подходил их нюхать, пока не запретила мама. Видно, боялась, что разобью.
Проходя вечером мимо аквариума, я заметил, что к нему была прикреплена какая-то бумажка. На ней было что-то написано. "Письмо от рыбки!" -догадался я и, незаметно сняв его, отправился к больной соседке. Тётя Феня мне прочла:
- "Шатар-бахар-кужуй. Слушайся маму и во всём ей помогай. Трудись!" Что это значит? - спросила она, отдавая мне письмо.
- А ничего… такого…- равнодушно ответил я, боясь, чтобы тётя Феня не запомнила волшебное слово.
Я вернулся домой и стал стряхивать со стола хлебные крошки, потом отнёс на кухню две глубокие тарелки. Перед сном я сам постелил постель и впервые без маминой помощи умылся. Надев ночную рубашку, я снова постучал рыбке:
- Шатар-бахар-кужуй. Рыбка, купи мне велосипед, такой, как у Лёвки! А за маму тебе спасибо!
Просыпался я поздно, часов в десять утра. Протирал глаза, вспоминал сны и обдумывал своё будущее. Отец уже был на работе, мама на кухне варила обед.
В то утро я особенно долго тёр глаза и даже дёргал себя за волосы: возле моей кровати стоял блестящий трёхколёсный велосипед!
"И как получается здорово: не успеешь сказать, а она уже и - готово! - приносит,- раздумывал я, ощупывая никелированный звонок.- Вот так чудеса! Только, видно, надо трудиться!"
На велосипеде, отчаянно теребя звонок, я катался до полудня. А пришло время кормить рыбку, я ей высыпал почти весь корм.
- Откуда у тебя велосипед? - спрашивала мама.
- Ха-ха! - отвечал я, поглядывая на аквариум.- Ещё и не то будет!
После ужина я было опять полез на подоконник, но тут меня отозвал отец и шёпотом сказал:
- Ты опять к рыбке? Не надо, не проси у неё пока ничего. Пускай она немножко отдохнёт.
И я послушался отца. Действительно, такой маленькой рыбке, наверно, очень трудно было нести из магазина велосипед.
Я подолгу гулял на дворе: катался на лыжах, лепил снежную бабу. Рыбка без меня явно скучала, и я решил познакомить её с Козьмой Прутковичем. Кот и раньше вспрыгивал на подоконник, но, получив однажды хороший нагоняй от отца, только издали любовался сверкающей в аквариуме золотой рыбкой.
Новым знакомством, как мне показалось, кот остался доволен. Когда я посадил его около аквариума, глаза его сделались большими, как у куклы, он мяукнул и нетерпеливо переступил с лапки на лапку.
С тех пор стоило мне остаться дома одному, кот без опаски лез на подоконник.
Однажды я вернулся и не увидел в аквариуме золотой рыбки. На полу спиной ко мне сидел Козьма Пруткович и, потряхивая головой, что-то жадно жевал. Я испуганно подскочил к нему и схватил за шиворот: изо рта его торчал золотой хвостик.
Я ударил кота и, дрожа от волнения, сунул руку в аквариум. Может, там что-нибудь осталось?
Но в деревянном домике не оказалось ни маленького столика, ни рыбьих деток…
И прямо в пальто, не развязывая шарфа, не снимая шапки, я упал на пол и заплакал.
Злой колдун! Злой колдун! А я хотел попросить, чтобы рыбка свезла нас на Синее море, чтобы Лёвка не отнимал у меня лыжи… Мне хотелось ружьё, самолёт для будущих геройских подвигов. А теперь всё это было съедено!
В это время, красный с мороза, в комнату вошёл отец.
- Папа! - закричал я и показал на ладони золотой хвостик.- Рыбка моя… кот… убей колдуна! Пожалуйста!
Отбросив портфель, отец взволнованно присел около меня.
- Ну что ты, маленький? Перестань, ведь это пустяки…
- На Синее море хотел…- всхлипывал я.- Ружьё… подарков…
- Ах, ты вот о чём! - Отец закусил губу, глаза его сделались задумчивыми.- Да, братец, это, конечно, большая потеря. Сочувствую. Но, знаешь, мне думается, что и этот золотой хвостик может тебе кое в чём помочь…
Отец не ошибся. Золотой хвостик, несмотря на то что мы его выкинули, продолжал приносить мне подарки ко дню рождения и устраивать ёлки. А однажды летом мы поехали на Синее море. Там, выходя на пляж, я долго кликал золотую рыбку, но она не подплывала ко мне…
И только много-много лет спустя я понял, что золотой рыбкой был отец - его любовь, его труд.
