- Друзья! Как определили ученые, жизнь есть белковый обмен. И вот меня интересует, а где мы с вами достанем в обед эти необходимые белки для обмена? Курица, как вам известно, уже скончалась, денег у вас и у меня - только на обратную дорогу…
- Ну, это ерунда, - весело сказала Зойка. - Мы можем все вместе пойти к нам на дачу и там пообедать. У нас сегодня холодный свекольник со сметаной, а на второе пельмени. И даже третье есть - кисель из ягод.
- А в-четвертых, - сказал Владимир Сергеевич, - мы благодарим вас за приглашение и, как ни жалко, отказываемся.
- Ну, Владимир Сергеевич, - сказала Зойка, - вы еще не знаете моего папу. Он всегда очень любит гостей!
- Папы - они всегда любят, - улыбнулся Владимир Сергеевич. - А вот мамы, насколько я понимаю, не очень. Да еще на даче. Если гость понятливый, он всегда должен ехать на дачу со своими продуктами.
- Нет, я, честное слово, вас не понимаю, Владимир Сергеевич! - чуть ли не с обидой сказала Зойка. - Я же вас серьезно приглашаю.
- Ладно, Зоенька, не сердитесь, - ответил Владимир Сергеевич, - мы придем, придем… но со временем. Только не сегодня. Ну, как-то мне, например, неудобно. Входит неизвестный человек и говорит: "Здравствуйте, дайте поесть!" А этот человек уже давным-давно самостоятельная личность, с пятнадцати лет зарплату получает.
- Ну и что?
- А вот то - пускай ваша дача будет для нас как спасательный круг для тонущего! Мы ухватимся за нее в самый нужный момент. А пока-то мы ведь еще не тонем? И вообще я люблю как можно меньше тревожить людей своей персоной. Короче, давайте думать, где нам достать эти… белки.
- А мы можем стащить новую курицу! Подозвать ее к себе: "Цыпа! Цыпа!" - а потом как трахнуть ей палкой по загривку - и вот обед! - сказал Лешка.
- А-а… понятно, - усмехнулся Владимир Сергеевич. - Это тебя что, на уроке естествознания научили, куда бить курицу?
- Нет, я своим умом дошел.
- Вот и видно, что ты человек высокой проходимости. Только на этом далеко не уедешь.
- Уж и пошутить нельзя! - наконец сдался Лешка, почувствовав, что Владимир Сергеевич ведет серьезный разговор.
- М-да… вопрос родился сложный, - в раздумье сказал Владимир Сергеевич, а потом вдруг весело и лукаво посмотрел на нас. - Слушайте, а кто из вас может раздирать мясо руками и пить кровь из убитых буйволиц?
Этот вопрос застал всех врасплох. Мне, например, лично не приходилось в Москве заниматься таким делом. За Зойку и за Лешку я тоже ручался.
- Я готов пить кровь, - вдруг как-то тихо сказал Лешка. - Но на какие деньги мы будем покупать этих… как их… буйволиц и вообще где они водятся?
- Вот то-то и оно - где они водятся? - воскликнул Владимир Сергеевич. - Мы с вами живем в дебрях Кара-Бумбы, а буйволиц тут нет.
- Это еще что за такая Кара-Бумба? - удивленно спросил я.
- Ну, я так окрестил наш дремучий лес, - сказал Владимир Сергеевич.
- Вот этот, где мы сейчас сидим?
- Да.
- Хорошенькая Кара-Бумба! - засмеялся Лешка. - Кара-Бумба - это, должно быть, где-нибудь у черта на куличках, в Средней Азии, а тут Ока, пароходы, электрички…
- А для романтики можно и Кара-Бумбой назвать, - сказала Зойка. - У тебя в школе спросят: "Ты где был летом?" А ты ответишь: "В лесу!" И не звучит. А когда скажешь: "В дебрях Кара-Бумбы!" - "О-о! - скажут ребята, и все начнут спрашивать: - Это что, пустыня или горы?" А на самом деле это под Москвой! Вот и весело! Только жалко, что здесь нет буйволиц!
- А корова не подойдет? - спросил я у Владимира Сергеевича.
- Да кто тебе позволит раздирать корову руками? - сказал Лешка. - Тут вмиг по шее накостыляют.
- Тише, тише, друзья! К чему весь этот шум? Я пришел к выводу: раз в дебрях Кара-Бумбы мы не можем найти буйволиц, так, значит, я сейчас отправляюсь в… Москву. Встречусь с вашими мамами и, если хотите, попрошу у них разрешения на ваше дальнейшее житье-бытье в шалаше.
Такого вывода никто не ожидал, и мы с Лешкой минуты две, пораженные, молчали. Потом я восхищенно сказал:
- Вот красота!
- Теперь дальше: мне сегодня очень нужно быть в нашем управлении. Там, может быть, уже готовы анализы. Кстати, я жду телеграммы из Красноярска. Вы останетесь здесь, в лесу, и будете охранять наше готическое сооружение, а я: три часа в Москву, три - обратно. Это шесть часов. Плюс часа два на заход к вашим мамам. Да потом мне надо купить продукты. Это будет восемь часов. Следовательно, к шести-семи я вернусь назад.
- Нет, это уж дудки! - вскочил на ноги Лешка. - Я тоже еду, и к бабушке эти… Кара-Тумбы.
- Не Кара-Тумба, а Кара-Бумба, - вежливо поправил его Владимир Сергеевич и обратился ко мне: - А твое мнение?
Я посмотрел на Зойку. Она сидела в уголке, притихшая, с настороженным взглядом, направленным на Владимира Сергеевича. Над ее головой, на еловых иголках, висели серебряные капли. Я знал, стоит Лешке показаться в Москве, в этот лес он больше никогда не вернется, а значит, и меня одного тоже не отпустят. И, следовательно, до будущего лета я больше не увижу Зойку.
В Москве я стеснялся звонить к ней по телефону. Мне, правда, много раз хотелось заехать в ее школу на велосипеде, но ее школа была очень далеко от нашего дома, а мама мне разрешала кататься только в пределах наших переулков. И я никуда не ездил.
- Ну и трус же ты какой, Алешка! - вдруг сердито сказала Зойка. - Если б я жила в вашем дворе, я бы всем девочкам рассказала, какой ты человек.
- Рассказывай на здоровье! И кому хочешь! А на самом деле я не трус, а разумный человек. И все девчонки меня поймут. А в щелчки вы с Юркой и в Москве сможете сыграть.
- Очень нужен ты девчонкам, чтобы они тебя понимали!
Владимир Сергеевич зорко посмотрел на нас и сказал:
- Время для прений истекло. Все ясно. Юрка, вот тебе карандаш и бумага, пиши маме записку, а ты, Лешка, можешь ехать со мной.
- И ты поедешь? - спросил я Лешку.
- Конечно, поеду, - ответил он.
- Такой стал, да?
- Такой…
- Ну ладно, езжай, езжай к мамочке! Мы еще когда-нибудь поговорим на эту тему!
Я написал на бумажке:
"Ма! Я живу очень хорошо у Зои на даче. Ты не беспокойся. Нашему Владимиру Сергеевичу, который тебе принесет записку, дай каких-нибудь продуктов и немножко денег. Целую тебя крепко".
- А ты, Лешка, - сказала Зойка, - можешь в Москве поцеловаться с любым фонарным столбом. Мы тебе разрешаем.
- Кто это мы? - спросил Лешка.
- Я, например, и Юра.
- Ха-ха! Тили-тили тесто - жених и невеста!
Эти слова для меня были очень обидными, и по ним я понял, что Лешка идет на разрыв со мной. Дескать, бог с ним, с этим Юркой! Проживу без него. А уж напоследок насолю!
И мне также хотелось сказать Лешке что-то очень обидное. Ведь не я же первый начал эту ссору!
Но пока Владимир Сергеевич доставал из рюкзака свой паспорт, пока зашнуровывал тапочки (он ходил по лесу босиком), я увидел, что на Лешкином лице появились тяжелые переживания: ехать ему или не ехать?
- Ну-с, до вечера! - сказал Владимир Сергеевич, пожимая мне руку. - С огнем не баловаться. Если хочешь, позволяю тебе пообедать у Зои. Встреча будет здесь, около шалаша.
- Есть! - ответил я по-военному.
Лешка подождал, пока Владимир Сергеевич скроется в гуще, а потом, схватив бумагу и карандаш, быстро нацарапал своей маме записку и стремительно побежал за ним…
Владимир Сергеевич не приехал к нам в шалаш ни в семь, ни в восемь, ни в девять часов вечера. Мы с Лешкой пообедали у Зойки, а поужинали у Сашки Косого. Тетя Груня дала нам по куску ржаного хлеба собственной выпечки и по два сырых яйца. Потом мы вернулись из деревни к шалашу и зажгли костер.
Что произошло с Владимиром Сергеевичем, я никак себе не мог представить. Попал под автомобиль? Свалился с поезда?
- А может быть, он получил у наших мам продукты и удрал, а мы тут, как дураки, сидим в лесу и ждем? - говорил Лешка, помешивая в костре палкой. - Ведь мы же его совсем не знаем!
- Ну, как не знаем? Знаем! - сказал я. - Фотографии смотрели, этот самый… талисман.
- А документы он тебе свои показывал?
- Не-ет…
- Ну, вот видишь, а ты говоришь, что знаем. А может быть, у него там в паспорте стоит штамп: "Жулик"?
- На жулика он не похож, - сказала Зойка.
- А по лицу трудно узнать человека, - ответил Лешка. - Вот попробуй определи меня, какой я, хороший или плохой?
- Я-то уж тебя как облупленного знаю, - сказал я. - Ты серединка-наполовинку! У тебя семь пятниц в неделю.
- А Зойка какая?
- Зойка хорошая.
- А почему ты так говоришь? Потому, что вы знакомы с ней с прошлого года. И ты ее родителей знаешь и как она учится. А с Владимиром Сергеевичем мы ведь только вчера познакомились. И что мы о нем скажем? Ничего!
- А по документам тоже нельзя судить о человеке, - сказала Зойка. - Есть только один самый хороший способ узнавания: надо с человеком пуд соли съесть. Но сначала все равно нужно доверять людям. И не бояться их.
- Ой, какая философка нашлась! Доверять! Надо и проверять!
- Ладно, не волнуйся, - сказала Зойка. - Я за него ручаюсь!
Если бы не Зойка, мы с Лешкой в лесу ни за что бы не остались. Здесь было страшно. За кустами чудились какие-то звери и бородатые люди. То тут, то там, казалось, кто-то тяжело дышал и посапывал.
Наш шалаш находился в глухом ельнике. До деревни было километра с полтора, до станции лесом - километр. Ни дороги, ни тропок поблизости не было. Лишь невдалеке от нас под пригорком возле деревенского кладбища журчал родник.
Мы просидели в лесу до десятичасовой электрички. Она прострекотала вдали, тоненько просвистела и затихла около станции.
И вдруг до нашего слуха донесся далекий-далекий крик:
- Э-ге-ге-ге-ей! О-го-го-го-о!
- Владимир Сергеевич! - воскликнула Зойка. - Честное слово, это он! Слушай, Юрка, бежим встречать его! Он, может быть, что-нибудь несет. А ты, Лешка, подкинь в огонь хвороста!
Мы помчались по кустам к Владимиру Сергеевичу.
Да, да, это был он! Весь увешанный кульками, авоськами, бумажными свертками. Это был он, наш Владимир Сергеевич, уставший и запыленный и - честное слово! - в эту минуту самый родной человек.
Владимир Сергеевич распределил между мной и Зойкой свои свертки, положил себе на плечо свернутое одеяло с подушкой, и мы весело зашагали к шалашу.
- Ну, как вы тут прожили без меня? - спрашивал Владимир Сергеевич. - Не волновались?
- Волновались! Еще как! - ответил я. - Мы думали, ну, куда вы делись?
- А я там в Москве задержался. Малость не подрассчитал со временем. И я тоже волновался: как вы тут?
- А вы наших мам видели?
- Видел! Вот они и задержали. Тут они такой надавали всякой всячины, что я еле-еле донес. До вокзала такси пришлось брать. Я им говорю, что нам ничего особого не надо, а они: "Надо!"
- А когда они велели приехать?
- Это я потом все подробно расскажу. Вот сядем у костра. А эта Тина Львовна, ой, смешная! "Владимир Сергеевич! Родненький, родненький! Вы Лешу своими глазами видели, да? У меня прямо все сердце изболелось! Зачем я его отпустила?" А я отвечаю: "А зачем вашему сердцу болеть, он парень уже взрослый, себя в обиду не даст!"
И вдруг впереди, в темноте, мы услышали отчаянный крик Лешки:
- Караул! Спасите!
- Что за чертовщина? - удивился Владимир Сергеевич и на мгновение остановился.
- Спаси-ите! - опять завопил Лешка.
Тут Владимир Сергеевич рванулся на голос.
Я тоже побежал за ним и летел, не чуя под собой ног. За мной неслась Зойка.
Что с Лешкой? Режут? Убивают? Вот тебе и отдохнули на даче!
К моей великой радости, Лешка был жив. Только он стоял около шалаша с выпученными глазами и трясся так, будто сию минуту вылез из проруби.
- Ты что орал? - подскочив к нему, спросил Владимир Сергеевич.
- Ч-черное и м-мохнатое… - еле выдавил из себя Лешка.
- Что черное?
- М-мохнатое! - опять отвечал Лешка. - Оно вышло и з-зарычало. А п-потом ускакало.
- Ну, медведь, что ли? - возбужденно спросила Зойка.
- Нет, не м-медведь, но на четвереньках… А л-лица нет.
- А может быть, это тебе показалось? - спросил я.
- Честное пионерское, не вру! - поклялся Лешка.
- Странно, что бы это могло быть? - задумался Владимир Сергеевич. - В лесу… в темноте…
И тут мы услышали неподалеку от нас какие-то звуки. Они походили то на плач ребенка, то на гортанные человеческие вскрики. Потом где-то за шалашом - и очень ясно! - хрустнула ветка. Зойка прижалась к моему плечу. У меня отчаянно заколотилось сердце. Лешка втянул голову в плечи и замер.
- Во-от, слышали! - еле прошептал он.
- А откуда оно пришло? - спросил Владимир Сергеевич.
- Со стороны нашей дорожки!
- И что?
- Ну, как что? Я как увидел, так сразу и завопил! У нас ведь нет оружия!
- А как оно убежало, на четвереньках?
- Нет, на дыбы, кажется, поднялось. Я не разобрал. Костер плохо горел.
- Вот интересно было бы: приходим, а Лешку уже медведь сожрал! - пошутил я. - Так и дали бы телеграмму: "Погиб в желудке!"
Владимир Сергеевич поднес палец к губам - тише! - и, подобрав с земли березовую кору, поджег ее от костра. Кора ярко вспыхнула, и он с этим факелом пошел за шалаш.
Мы слышали, как он минуты две лазил по кустарнику, видели колеблющийся огонек и стояли растерянные и жалкие. Особенно мне было стыдно перед Зойкой.
А что мы с Лешкой могли поделать? Оружия у нас никакого, кругом темнота, место вокруг шалаша нами не изведано…
Наконец Владимир Сергеевич вернулся.
- Никого нет! - сказал он. - Ни черного и ни мохнатого. А этот крик - филин! Но в общем завтра нам надо подумать о своей безопасности. Значит, ты сам, своими глазами видел, как тут кто-то стоял? - обратился он к Лешке.
- Своими глазами…
- В общем ладно… Наплев-ать и забыть! - сказал Владимир Сергеевич и дал команду укладывать продукты в шалаш.
На ужин мы сварили пшенную кашу и кофе. Настроение у нас немного улучшилось.
Владимир Сергеевич очень подробно рассказал нам о том, как он познакомился в Москве с нашими мамами и как вместе с ними ходил по магазинам.
- Да, а на обратной дороге я ехал и думал, - добавил Владимир Сергеевич, - сколько нам тут придется прожить, мы не знаем. Но для того чтобы в шалаше была дисциплина, надо распределить обязанности. Юрка, значит, у нас будет заведующий по продовольственной части. Лешку я бросаю на должность истопника. А Зоя, так как у нее папа - врач, она будет медиком. А себя я ставлю на пост начальника Кара-Бумбы. Какие будут соображения?
- Мы согласны, - ответил я.
- Значит, власть утверждена! - сказал Владимир Сергеевич. - Теперь я предлагаю установить дежурства. День дежуришь, два гуляешь, так?
- А что должен делать дежурный? - спросил Лешка.
- Вставать раньше всех, готовить еду, следить за чистотой. В этот день он является первым заместителем начальника Кара-Бумбы, и его приказы надо будет выполнять беспрекословно.
- Уж я тогда над Юрочкой поизмываюсь! - засмеялся Лешка. - Дайте мне только добраться до этих дежурств!
В общем мы согласились с новым порядком нашей жизни и после ужина стали готовить постель ко сну.
Зойка очень боялась одна идти в деревню через лес, и Владимир Сергеевич приказал мне ее проводить.
- А может, нам с Лешкой вдвоем пойти? - с надеждой предложил я.
- Нет, - сказал Владимир Сергеевич, - Лешка будет здесь мне помогать.
Я взглянул на Зойку, представил себе путь до деревни и обратно к шалашу и, по-честному говоря, струхнул. Как же я один буду возвращаться назад? И вместе с тем мне очень хотелось проводить ее.
Когда мы с Зойкой выбрались из лесу на просеку, мы увидели над нашими головами темно-синее небо с миллионами звезд. На траве лежала холодная роса, но от пыльной проселочной дороги к нашим босым ногам шло тепло.
- Слушай, а ты в эту зиму никакого письма не получала? - тихо спросил я у Зойки.
- Нет, - ответила она. - А от кого?
- А ты не будешь сердиться?
- Нет.
Я отвернулся и сказал:
- От меня.
- А зачем ты мне писал? Ведь у меня есть телефон!
- Ну, телефон - это неинтересно. А твой дом номер шестнадцать?
- Восемнадцать.
- Значит, я ошибся. Жалко!
- Юр, - спросила Зойка, - а что там было… в письме?
- Ничего особенного. Просто я тебя приглашал на день рождения… Посмотри, а вон звезда падает. Видела?
- Видела.
- Говорят, когда падает звезда, надо задумать желание, и оно исполнится.
- А ты задумал?
- Задумал. А ты?
- Я не успела. А что ты задумал?
- Об этом нельзя говорить. Если скажешь - не исполнится.
- Ну, мне-то можно сказать?
- Вот тебе-то и нельзя!
- А почему?
- Нельзя, и все!
Это было очень интересно - разговаривать загадками и полунамеками.
Но тут же я в открытую признался, что всю зиму ходил на каток "Динамо" на Петровку и думал, что встречу там Зойку. Потом я однажды позвонил ей домой по телефону, а когда она подошла и спросила: "Кто говорит?" - я испугался и бросил трубку.
Вообще весь этот разговор и о письме и о катке я продумал еще давным-давно. Я решил: увижу Зойку, расскажу ей все. Но вот сейчас я ей все рассказываю, а она идет и тихонько улыбается. Отчего? Пусть она старше меня почти на три года! Но я-то ведь рослый мальчишка, а она тоненькая, невысокая девочка, и можно думать, что мы ровесники. И то, что она уже проходила в школе какую-то там тригонометрию и анатомию человека, это еще ничего не значит. Я тоже буду их проходить. Но, может быть, я Зойке кажусь совсем маленьким?
Я вкладывал в свои слова особый смысл. Но Зойка словно не замечала этого. Она только пообещала:
- А знаешь, в эту зиму я тоже могу ходить на каток "Динамо".
До настоящей зимы еще было месяцев пять.
Мы постояли с Зойкой около дома и пошептались. Она сказала, что Нарик и Гарик все время ее зовут по вечерам танцевать к ним на веранду, а ей не хочется туда ходить. Эти ребята какие-то "лбы": книжек не читают, ничем не интересуются. Когда они узнали от Зойки, что мы в лесу построили шалаш, то сказали, что этот шалаш они сожгут. А почему? Неизвестно.
- Да вы их не бойтесь, - добавила Зойка. - Они только хорохорятся. А пугнуть их как следует, они мигом разбегутся. Я их уже изучила. Они даже за меня как-то раз в совхозе заступиться не смогли, когда там один хулиган потащил меня за руку с ним танцевать.
Зойка влезла к себе в дом через окно. В доме уже все спали. Мы пожали друг другу руки, и я сделал вид, что пошел в шалаш.
Но - дудки! - в шалаш я не попал. Я забрался на старый сеновал за деревней и проспал там до зари.
Возвращаться одному в шалаш через лес мне было страшно.