Пилот был озадачен.
- Она из Семьи Колумбии, - пояснил Таминдер. - Разве вам не рассказывали об истинных Семьях?
- А-а-а! - Бакстер просиял. - Конечно, рассказывали, сэр.
- Шторми - Колумбина, как и… полагаю, как и твоя внучка Уиллоу.
Эльф разинул рот от изумления. Шторми - из одной Семьи с Уиллоу? Ну конечно! Тот же блеск в глазах, то же выражение на мордочке - "узнать больше, больше, больше! во что бы то ни стало!". Не зря дедушка Бакстер и бабушка Дафна засыпали внучку игрушками и головоломками! Но теперь Уиллоу тоскует по дедушке… И нет никакой возможности достучаться до нее и объяснить, что с ним все в порядке!
- …часть нашего плана, - продолжал тем временем шеф. - Если нам это удастся, если Шторми встретится со Строубом, то какое-то время спустя она встретится и с Уиллоу. Позже, когда Уиллоу уже станет Учителем. Обе они Колумбины, а ведь это такая редкость! Они связаны творческими узами, благодаря чему…
- Что?! Моя Уиллоу станет Учителем?
- А разве вы не знали?
- И Шторми сыграет важную роль в ее судьбе?
Таминдер пожал плечами.
- Разумеется. И не только в судьбе Уиллоу. Если Шторми встретится со Строубом, изменятся тысячи судеб…
Бакстер вскочил, приподнялся на цыпочки и воскликнул, обращаясь сразу ко всему собранию:
- Но, если проблема только в погоде, неужели мы ничего не можем предпринять?
Гаминдер нахмурился.
- Великие дерзания, Бакстер, - признак возвышенного духа. А теперь не будете ли вы так любезны сесть на место?
- Итак… - он повернулся к карте, - …посмотрим, к чему мы пришли. Вот аэропорт Реддинга - почти на самой трассе, сразу к югу за горами Сискью. Если оба они изменят маршрут и сядут в Реддинге одновременно, то встретятся наверняка.
Эльфы с сомнением покачали головами. Чтобы два смертных летчика, да еще таких упрямца, одновременно прервали полет и сели в Реддинге? Трудно себе представить.
- Если бы это было легко, ангелы-хранители не обратились бы к нам за помощью, - напомнил Таминдер. - Так-то, уважаемые эльфы. Не забывайте, что мы - профессионалы. Случайные совпадения - наша работа.
Это помогло. Все пушистое собрание разом исполнилось решимости.
- Москит, вы у нас главный по погоде. Сможете обеспечить сильную турбулентность, чтобы Шторми передумала лететь прямиком в Салинас?
- Над Сискью? На энергии от вихря Шасты? Да за милую душу, шеф! Хоть с завязанными глазами. Хоть по лапам и хвосту меня свяжите! Плевое дело!
Такую работу Москит просто обожал. Что может быть лучше закулисных делишек? Москит души не чаял в паролях и шифрах, в особых секретах аэронавтики и в собственной тайной власти над миром смертных.
Но Таминдер даже не улыбнулся.
- Не забывайте о том, как ее прозвали, - проворчал он. - Перед непогодой Хорьчиха Шторми не отступала еще никогда. Никогда! Пассажиров у нее нет, а значит, беспокоиться будет не о чем - разве что о грузе да самой себе.
- В горах Сискью бури - не такая уж и редкость. Сильные бури, сэр.
- Благодарю вас, Москит. Кодовое имя прежнее - Сосновая Шишка?
- Нет, сэр. Для этого задания я беру новое имя. Гусиный Клюв.
Обзавестись безграничным терпением Таминдер успел еще за то время, пока поднимался вверх по служебной лестнице до своего нынешнего поста.
- Благодарю вас, Гусиный Клюв.
Таминдер передвинул красную точку указки ниже, к югу.
- А здесь - самый трудный участок. Нам понадобится еще одна буря - над Сакраменто. Очень сильная буря. Нужно, чтобы эти двое застряли, так сказать, между двух огней. Чтобы приземлиться было невозможно нигде, кроме Реддинга.
- А в Реддинге - кафе "Мэй", - встрял кто-то из слушателей.
Таминдер кивнул. Интересно, есть ли на свете хоть один аэропорт без кафе "Мэй" для хорьков-пилотов?
- Чтобы организовать бурю над Сакраменто, понадобится целая команда.
Молчание.
- Это будет нелегко, - продолжал Таминдер. - От природы помощи не ждите. Туманы над Сакраменто бывают часто. А вот свирепые бури - увы…
Эльфы молча обдумывали проблему.
- Я это сделаю, сэр! - Бакстер снова вскочил.
Шеф-хорек воздушных эльфов едва заметно улыбнулся.
- Спасибо, Бакстер. Желание потрудиться - это очень важно. Но одного желания недостаточно. Требуется еще мастерство, а вы им не владеете. Пока что.
- Позвольте предложение, сэр? - поднялся Москит.
- Слушаю вас, Гусиный Клюв.
- Пожалуй, с Сакраменто я управлюсь, сэр. Я знаю как! Если я достаточно быстро соберу бурю над хребтом Сьерры, горы ее остановят и вытеснят к западу. Единственное направление, в котором она сможет двинуться, - прямо по трассе "Виктор-23".
Чувствовалось, что Москит старается убедить не столько шефа, сколько себя самого.
- Энергию можно будет взять из вихря над озером Тахо… или из другого, над Полукуполом… Почему бы вам, сэр, не послать Бакстера в Сискью вместо меня? Его внучка - Колумбина, а значит, и Шторми для него - открытая книга. А Ловкач и Шустрик помогут ему состряпать бурю. Им это раз плюнуть. Бакстер только скажет им, когда остановиться, чтобы ее самолет не разнесло на куски.
Ловкач вовсе не был так уверен в своих силах. Все-таки вмешательство третьей степени… Но после слов Москита он уже не мог пойти на попятную. Он бросил вопросительный взгляд на напарника. Шустрик кивнул, что должно было означать: "Если ты сможешь, то и я не подведу".
- Сделаем, - довольно бодро заявил Ловкач.
Таминдер кивнул.
- Спасибо, уважаемые эльфы. Шторми и Строуб войдут в зону вмешательства около двух пополуночи. Напоминаю, что это - наш последний шанс. Если мы оплошаем, они не встретятся никогда. Эстер, назначаю вас старшей по энергоснабжению. Ваша команда сможет организовать ось…
Он запнулся и напряженно задумался.
- Нет, не ось, Эстер. Устройте треугольник. Задействуем вихри Шасты, Тахо и… Иосемита.
Из заднего ряда поднялась угольно-черная, очень эффектная хорьчиха.
- Все три вихря, сэр? Но это же очень много энергии…
- Нам она понадобится. Нужно организовать две мощные бури. Если мы не дотянем, Шторми полетит прямиком до места назначения. И Строуб, вероятно, тоже.
- Да, сэр.
- Еще вопросы есть? - обратился Таминдер к собранию.
Все молчали, но у всех на уме было одно: "Энергия от Шасты и Тахо… м-да-а-а… и от Иосемита?!"
- Что ж, замечательно. Не забывайте, что их ангелы на нас рассчитывают. Вся техника в вашем распоряжении, уважаемые эльфы. Приступайте.
Ягоды почти кончились - только на дне корзинки оставалось еще несколько штук.
- Хорек тает!
Мама-хорьчиха взглянула на небо.
- Табита, детка! А ведь и правда!
Пухлое облако медленно меняло очертания, превращаясь в лебедя.
- А теперь на что оно похоже? А, Табби?
- Ни на что.
Белоснежная мордочка маленькой хорьчихи окрасшщоь в цвет черники.
- А что это значит? Ангелы-хорьки улетели?
Глава 3
Той ночью трасса "Виктор-23" была полностью отдана под грузовые рейсы.
Около полуночи у погрузочных платформ Международного аэропорта Сиэтл-Такома, неподалеку от кафе "Мэй", выстроились старенькие винтовые самолеты, двухмоторные турбовинтовые и четырехмоторные грузовые лайнеры. Все баки уже доверху полны высокооктановым и реактивным топливом.
Пилоты - люди и хорьки - в последний раз перед взлетом проверяют, в порядке ли у них шасси и элероны, грузовые лифты и рули высоты, закрылки, маяки и ходовые огни. Все в полном порядке. Летчики поднимаются в свои кабины; руки и лапы тянутся к тумблерам топливных насосов, ключам зажигания и стартерам; лопасти воздушных винтов и турбины оживают, готовясь к полету. Одна за другой крылатые машины въезжают в лабиринт голубых огоньков, отмечающих рулежные дорожки. И вот, разогнавшись наконец, они отрываются от полосы и взмывают в ночное небо, устремляясь кто куда - в Портленд и Медфорд, в Солт-Лейк-Сити и Париж, Анкоридж, Гонолулу и Сан-Франциско, в Лондон и Гонконг…
Ноль часов тридцать минут на табло. Широкофюзеляжный реактивный лайнер компании "Трансуорлд Карго Экспресс" вылетает в Токио. Пилот отпускает тормоза - и две сотни тонн металла и топлива с человеческим экипажем на борту мчатся во тьму, набирая скорость. Взлетная полоса дрожит от рева моторов.
Следующий на очереди - "ХЛи-4" компании "Авиахорьки": четыре миниатюрных радиальных двигателя, полосатая, алая с желтым, алюминиевая обшивка, размах крыльев - сто двадцать одна лапа, высота от шасси до руля - двадцать лап. Полный полетный вес едва сравнится с весом одной-единственной шины исполинского человеческого лайнера, но место в графике полетов - ничуть не менее весомое, чем у любого другого самолета.
Капитан Шторми уже сидела в кабине. Белоснежная лапка поднялась и перевела рукоять управления закрылками в положение "Взлет".
- "Авиахорек три-пять", - раздался голос диспетчера на вышке - хорька-специалиста, работавшего в ночную смену бок о бок с авиадиспетчерами-людьми. - "Авиахорек три-пять", вырулить на старт и ждать разрешения.
Шторми нажала кнопку микрофона на приборной доске.
- "Авиахорек три-пять", есть на старт.
Гигантские размеры "ТКЭ" не произвели на нее ни малейшего впечатления. Капитан Шторми чувствовала себя как дома. На грузовых перевозках она работала уже не первый год. Правда, при виде этих черных сверкающих глаз, серебристой шубки, пронизанной черными прядями, и отделанного кружевами золотистого шарфа трудно было предположить, что всю свою взрослую жизнь их владелица провела в небе. Истинное положение дел выдавала только истрепанная капитанская шляпа с застарелыми вмятинами от наушников.
Дроссель двигателя под ее правой лапой пополз вперед. Малыш "ХЛи-4" выкатился на рулежную дорожку, еще не остывшую после широкофюзеляжного чудища, и остановился. Носовое колесо шасси замерло точно на центральной линии.
"Сегодня проблем не будет, - подумала Шторми, припоминая прогноз погоды. - Легкий дождик по эту сторону от Портленда, а дальше все ясно до самого Салинаса". Впрочем, это не имеет значения. Метеосводки - чистая формальность. Шторми никогда не обращала на них внимания. Важен не столько сам груз, сколько идея груза. Какой бы груз ей ни доверили, он будет доставлен вовремя, - и от этого принципа Шторми не отступала еще ни разу.
Сегодня ночью ей надлежало доставить на юг продовольствие для хорьков и мячи-погремушки. Все пятьдесят контейнеров были надежно закреплены в грузовых отсеках.
Диспетчер на вышке навел бинокль на самолет Шторми.
- "Авиахорек три-пять", взлетная полоса свободна. Остерегайтесь турбулентности в спутной струе отбывающего самолета.
- "Авиахорек три-пять", выруливаем на полосу, - отозвалась Шторми.
Привычным движением включив таймер полетного времени и радиоответчик, она крепко стиснула коготками четыре дросселя, плавно повела лапу вперед и отпустила тормоза. Чем быстрей она оторвется от полосы, тем быстрей избавится от проблем со спутной струей.
Из сопел вырвалось голубое пламя, лопасти винтов слились в сплошное пятно, и самолет, все ускоряясь, покатил по рулежной дорожке. И вот, наконец, дорожка круто пошла вниз, расплываясь перед глазами летчицы.
"ХЛи-4" оторвался от полосы.
Хорьчиха-летчица перевела еще одну рукоять в положение "Вверх" и, наклонив голову, прислушалась к вою втягивающихся шасси. Еще миг - и на приборной доске зажглись три красных огонька. Все рычаги зафиксировались во включенном положении.
Шторми потянулась к рукояти закрылков, но тут самолет нырнул в плотное облако. По ветровому стеклу забарабанил дождь, но все капли мгновенно сносило встречным потоком. Прежде чем поднять закрылки, Шторми сверилась с приборами - крохотными окошками с видом на гироскопические небеса - и расслабилась. Погода летная - значит, все будет как обычно.
- "Авиахорек три-пять", - донеслось с вышки, - свяжитесь с сиэтлским пунктом отправления. Счастливого полета.
- "Авиахорек три-пять", вас поняли.
Конечно, всегда приятно услышать доброе пожелание, но все же Шторми не понимала, к чему эти два лишних слова. Когда она за штурвалом, полет всегда складывается удачно. Что толку раз за разом повторять одно и то же напутствие? В воздухе и без того слишком много болтовни.
Она повернула ручку настройки частоты и лениво доложила:
- Пункт отправления, Сиэтл? Привет. "Авиахорек три-пять". Высота тысяча двести лап. Поднимаемся до пяти тысяч.
Нажав кнопку стабилизации курса на автопилоте, Шторми установила скорость подъема и зафиксировала стабилизатор высоты на отметке "5".
Дождь стучал все громче - казалось, будто по фонарю кабины барабанит не вода, а крупные, твердые песчинки.
Хорьчиха Шторми любила свою работу, хотя та и не приносила ей никакой славы. Просто хорькам, спящим этой ночью в Салинасе, нужны продукты, а щенкам нужны мячи-погремушки. Потому-то она и летит в ночи одна-одинешенька - летит туда, куда зовет ее долг. И совершенно не важно, что они никогда не узнают, кто доставил им этот груз, и даже не увидят ее самолета.
- "Авиахорек три-пять", поднялись до пяти тысяч, - сообщила она в диспетчерскую. - Можно и выше. В любой момент.
И она поднялась выше. Сначала до семи тысяч, а затем и до девяти, выйдя наконец на трассу "Виктор-23" - магистральную авиалинию грузовых рейсов.
Дождь хлестал по обшивке самолета. Одинокая хорьчиха затерялась во мраке высоко над землей; белоснежный мех ее отливал тускло-красными бликами в свете сигнальных ламп.
Лапы вновь забегали по приборной доске. Настало время переключиться с пункта отправления на центральную зону южного сектора.
Температура за бортом упала до нуля; капли на ветровом стекле теперь успевали превращаться в крошечные льдинки, но пока еще их быстро сдувало встречным потоком.
"Нас очень мало, - с грустью подумала Шторми. - Почти никто не хочет работать на грузовых рейсах". Она вздохнула. Временами она едва не раскаивалась, что так и не стала нормальной хорьчихой. Дремала бы сейчас где-нибудь в мягком гамаке и смотрела сладкие сны!
"Но кому-то же надо нас кормить! - сказала она себе. - Кто будет возить продовольствие для хорьков?
Кто будет возить гамаки и одеяла? Игрушки для щенков?
Да, работа у меня не из легких, - мысленно продолжала она свою речь, - но мне доверили важное задание. Я везу тридцать контейнеров с продуктами и двадцать - с мячами-погремушками. Дождь не дождь, лед не лед, а груз надо доставить. И доставить вовремя".
Сиэтл уже растаял во тьме у нее за спиной, а до Портленда было еще неблизко. Но самолет уверенно пробивался сквозь пелену дождя и мчался вперед и вперед по воздушным каньонам, между высоких облачных стен, посеребренных звездным сияньем.
Верный добрый "ХЛи-4", когда-то казавшийся до невозможности сложным нагромождением металла и всяческих непонятных систем, давно уже стал для Шторми куда привычней ее старенького автомобильчика. Теперь она уже не понимала, где заканчиваются ее лапы, а где начинается самолет. Она больше не задумывалась о том, что надо сделать, чтобы повернуть или набрать высоту. Достаточно было сказать себе "вправо", "влево" или "вверх" - и это тут же случалось. Металлические крылья и хвост стали ее вторым телом.
Небо - огромная чернильная клякса, звезды - крошечные маячки… теплое дыхание моторов… У Шторми всякий раз захватывало дух от этой красоты - ничуть не меньше, чем в первом ее ночном рейсе. О, этот очарованный край! Тайная земля в поднебесье, страна волшебных дворцов, увидеть которые не дано никому, кроме летчика!
Прямо по курсу высилась стена тумана, и Шторми бросила прощальный взгляд на звезды, прежде чем снова нырнуть под облачный покров. Ночные облака, пропеллеры и крылья, моторы и приборы, указатели курса и высотомеры, и вся девственно-чистая арена поднебесья, на которой всякий раз это чудесное действо разыгрывается вновь и вновь…
О, как она все это любила!
С самого своего щенячьего детства Хорьчиха Дженина стремилась в небо. Спрятавшись в высокой траве невдалеке от дома на Крутой речке в Айдахо, где она провела детские годы, маленькая Дженина ложилась на спину и, прижавшись к прохладной земле, терялась в проплывающих высоко вверху облаках. Иногда ей начинало казаться, что она летает среди пушистых тучек.
По вечерам, засыпая в гамаке, она грезила о полетах, о поросших травою склонах, по которым она сбегает вниз и мчится все быстрей и быстрей, а потом отрывается от земли и, растопырив все четыре лапы, взмывает к небу.
Какое прекрасное то было чувство, когда душа ее растворялась в поднебесье! И сны ее были полны сладкой памятью о том, до чего же это здорово - избавиться от веса, тянущего к земле, и от неуклюжего щенячьего тела!
То были волшебные сны - ибо волшебство таится во всяком нашем страстном желании. Дух, стремящийся к полету столь безудержно, милостью ангелов непременно отыщет способ, как подняться в эту очарованную синь и остаться там навсегда.
Родители ее были художниками: Хорьчиха Глинда - мастерицей гончарного дела, а Хорек Денвер - живописцем. Правда, в те времена никто еще не слыхал о них за пределами маленького городка на Крутой речке.
Дом, в котором выросла Шторми, был настоящей галереей: детство ее прошло среди мольбертов, холстов и красок, глины и глазури, среди декоративных горшков и ваз, только что вышедших из маминой печи для обжига.