Странно завершалась поездка Михаила Дайлера и Романа Липатова. Когда в ячейке у них решалось, над какой деревней будут шефствовать волховстроевские комсомольцы, уком предложил деревню далекую, верст сорок от станции, деревню большую, но зато с настоящей, активной, здорово работающей комсомольской ячейкой… Таких ячеек на селе раз, два - и обчелся. Вот в Далеких Холмах, хоть и ближе эта деревня к Званке, - там до сих пор нет комсомольской ячейки. А в Близких Холмах - пусть и в глубинке, а ячейка есть, и клуб настоящий, и антирелигиозная работа на ять!
Знакомство Миши Дайлера с сельской жизнью было небогатым. Бурная жизнь московского комсомольца иногда заносила его в места, называвшиеся селами. Село Алексеевское, село Черкизовское… Но села эти были обыкновенными деревянными улицами окраинной Москвы, и только палисадники, где буйно росли мальвы и крупноголовые подсолнухи, немного напоминали о деревенском происхождении этих улиц. В Близкие Холмы Дайлер попал не случайно. На Волховстройке Миша считался крупнейшим специалистом по политмассовой работе. И юнсекция в волховстроевском клубе была делом рук Миши, и ни одна политлотерея, ни один вечер вопросов и ответов не обходился без Мишиного участия. Даже всезнающий Юрка Кастрицын никогда не мог обогнать в политтире дотошного Мишу, которому ничего не стоило назвать всех членов Группы освобождения труда, объяснить, что это за уклон - "Дунаевщина", а о разных Штреземанах, Брианах и Макдональдах рассказывать так, как будто это хулиганы с Нижних Котлов, с которыми они схватывались на Серпуховке, у кинотеатра "Великан" …Когда их на бюро выделяли, ехидный Юра спросил: "Миш, а ты не скажешь, там что, булки на дереве растут?" Варенцов грозно покосился на рыжие лохмы Кастрицына и пробормотал, что, дескать, и Юрка больше знает про прерии и саванны, чем про поля и огороды… Конечно, честно говоря, Миша рожь от пшеницы может отличить только в выпеченном хлебе. Но зато второй посланец ячейки Роман Липатов - сам из ярославской деревни и до того, как стать плотником и уйти на далекую стройку, вел хозяйство в деревне не хуже других.
К первой поездке в подшефную деревню волховстроевские комсомольцы готовились тщательно. Насобирали книг, пионеры изготовили два десятка красных галстуков для будущего отряда, Миша съездил в Питер и под поручительство рабочкома получил напрокат волшебный фонарь и серию туманных картин "Кровавое воскресенье - 9-е Января". За один день не добрались, заночевали в Далеких Холмах. Председатель сельсовета с трудом - крещенье ведь! - достал возчика. Правда, когда его Ромка спросил, почему ребят не видно в деревне, сказал, что, наверное, пошли в Ближние. А на вопрос: "В клуб к ребятам?" - как-то странно посмотрел и утвердительно хмыкнул…
И вот они на месте, в деревне Близкие Холмы, где должны - как это им казалось - встретить веселых комсомольцев с гармошкой, бойких девчат в расписных платках… Про такую встречу им и не думалось…
А сражение подходило к концу. Перевес явно клонился в сторону ближнехолмцев. Подбадриваемые криками односельчан, они обходили противника, теснили его к краю поля, пока парни не смешались и вдруг пустились бежать вниз к реке. За ними неслось улюлюканье толпы. Несколько малышей в огромных валенках бежали за побежденными, провожая их обидными словами. Победители, сбившись в кучу, приводили себя в порядок и оживленно обсуждали подробности боя. К саням подбежал возница, вытирая буденовкой мокрое лицо.
- Эх, промашка вышла… Не знали ребята, что Евсейка из города вернулся. А против него одного нужно парней пять…
- А из-за чего дрались-то? И кто дрался?
- Ну, дрались наши, с Дальних Холмов… Здешние ребята гордые, шибко образованные, клуб у них и все такое - не пускают наших на посиделки. Вот и решили схлестнуться, все одно - крещенье, вроде как бы и положено… Про Евсейку-то не спознались, что возвернулся… Ну, куда везти вас, вона и идут к вам…
К волховстроевцам подошло несколько человек. Это были молодые ребята, у которых еще не прошло оживление боя. Зато на главном из них никаких следов участия в драке не было. А что он главный - чувствовалось во всем. И в ладной бекешке, перешитой по фигуре, и в новых валенках, а самое главное - в зеленой папке из дивного сафьяна, на которой была вытеснена золотая лира и нерусскими буквами написано: "Мюзик"… Он решительно подошел к саням, вопросительно взглянул на приезжих и произнес:
- С кем имею честь?
- Мы из Волховстройки, - медленно ответил Роман. - Приехали к вам как шефы…
- Очень приятно познакомиться. Заведующий ближнехолмским опорным сельским клубом Твердислав Макаров.
- Что же это у вас такое тут было?
- Ну, невежество полное и влияние опиума по случаю святого крещенья. Делаешь для них, халдеев, все, последние силы кладешь на культуру, а в клуб их гнать палкой надобно. Вот как на кулачки - они тут как тут! А ведь еще Карл Маркс говорил - ученье свет, а неученье тьма…
- Наверное, трудно вам, марксистам, здесь? - сочувственно спросил Миша.
- Ах, не говорите, дорогие товарищи шефы! Уж до чего с ними трудно - это сказать невозможно!
Деревенские ребята поперхнулись от хохота. Они бесцеремонно хватали заведующего опорным клубом за красивую бекешу, толкали его и со смехом кричали:
- Ох, Славка - артист! Ну, представляет!..
Как видно, деятель со столь странным именем был не самым авторитетным человеком на селе. Он покраснел, с силой подобрал свою сафьяновую папку и сердито сказал:
- Вот, товарищи шефы, видите, что за народ, на кого силы тратим! Поедемте в клуб.
По времени полагалось быть злым крещенским морозам, но день был светлый, теплый, какой бывает в самом начале марта. Полураздетые ребятишки выбегали из домов, в которых шло деревенское веселье. Девушки в оранжевых овчинных шубах провожали глазами незнакомых, городского вида ребят.
Клуб помещался в длинном и приземистом кирпичном доме. Когда-то его построил созревающий деревенский капиталист для веревочной фабрики. Но революция так и не дала ему созреть, и нелепый нежилой дом приспособили под клуб. Кирпичная неоштукатуренная печь, приткнувшаяся в углу несоразмерно вытянутого зала, не могла согреть эту махину.
Клуб промерз до того, что внутри его кирпичные стены покрывал толстый и пушистый слой инея. О том, что здесь клуб, можно было догадаться только потому, что в одном конце зала был небольшой помост с неожиданно высокой суфлерской будкой. Да еще на стенах висели написанные на узких кусках обоев лозунги, озадачившие даже все видавшего Мишу Дайлера. На одном плакате говорилось категорически: "Хлеб-соль ешь, а политграмоту режь!" А другой советовал: "Чем грызть подсолнухи в клубе от скуки, грызите зубами гранит науки!" Очевидно, скуки в клубе было не мало, потому что возле печки, у сдвинутых неоструганных скамеек, лежала волнами шелуха подсолнухов.
Деревенские ребята в клуб не пошли. Макаров и возница помогли Дайлеру и Липатову занести книги, волшебный фонарь. Заведующий клубом осторожно снял свою бекешу, принес дрова и неожиданно ловко разжег печку. Роман достал из кармана пачку папирос, закурил и вытянул к огню промерзшие ноги.
- Значит, так, товарищ Макаров… Тебя как звать?
- Твердислав Родионович. Ну тут, в деревне, конечно, попросту зовут - Славой…
- Комсомолец?
- Ответственный секретарь ячейки, начальник антирелигиозной дружины, депутат Всеуездной конференции комсомола… Ну еще много другого приходится делать. Деревня! Вы, товарищи, люди городские, заводской промышленный пролетариат и про нашу жизнь понятия не имеете. А что такое деревенская жизнь? Как правильно сказал Карл Маркс - полное идиотство, и ничего больше! Ни тебе кинотеатра, ни оперы, на политзанятия комсомольцев палкой надо гнать. Устроил политпосиделки, а нет - все равно прутся к Зотихе на эти, на необразованные посиделки… И все одному приходится, ни от кого никакой помощи!
- Как же это вот никакой? У тебя есть ячейка целая, есть бюро ячейки… Комсомольцев-то много вас?
- Э, так штук десять, пожалуй, есть… Ну, да что там за комсомольцы, что там за бюро! Видите ли, дорогие товарищи, я хоша и родом из деревни, но уже, значит, переварился; в Тихвине служил, курсы даже политические кончал - мы с вами представители передового класса и глаза наши все в светлом будущем… А они, эти ребята, народ вовсе темный и деревенский… Уткнулись в свой навоз носом и никуда! Я их в антирелигиозную дружину, я их в политлото, я их на вечер вопросов и ответов! А они все об одном: трехполка, многополка, плуг, борона, жнейка, лобогрейка, тьфу! Все о хозяйстве своем пекутся! А что такое хозяйство? Как говорил Карл Маркс - мелкобуржуазный капитализм, и ничего больше… Вот и приходится опираться на сознательных беспартийных товарищей. Которые на хозяйство плевать хотели, а больше агитацией интересуются.
- А кто же это такие?
- Ну, хотя бы товарищ Суходолин Евсей… Хотя он на Званке больше бывает, а тут очень помогает. Да и другие есть.
- Это который же Евсей? Кулачный боец, что сейчас разогнал ребят из Дальних Холмов?
- Так там все беспартийные! Думают, что если крещенье, так тут можно поживиться на дармовщинку… Как посиделки - они тут как тут. Деревенщина! Ну да сами увидите… Так куда же вас поместить? А если в сельсовет?..
- Слушай, Слава! - прервал Макарова Миша Дайлер. - Ты, я вижу, выдающийся марксист-аграрник. Так скажи, друг: если с помощью Евсейки и других сознательных товарищей мы отвернем крестьян от сельского хозяйства и других признаков мелкобуржуазного капитализма, то что же вы жрать будете? Ну вы еще семечками прокормитесь, а рабочие что же? Они откуда возьмут?
- М-м… Так ведь в светлом будущем не будет такой темноты… Все будут сознательные и при помощи высокопроизводительной техники, как говорил Карл Маркс…
- Ладно! Хватит вам тут теории разводить и дискуссии устраивать! - Липатов решительно встал. - До вечера еще далеко, будет видно где ночевать, не пропадем! Давай все оставим здесь, пойдем на улицу, с ребятами встретимся и познакомимся. Пошли, что ли…
На улице послеобеденное праздничное гуляние было в самом разгаре. Отдельными стайками шли пестро и разно одетые парни и девчата в больших цветных платках. В конце деревенского порядка, у красной кирпичной церкви, слышна была гармошка. Раскрасневшиеся мужики, обутые в красивые, расписные валенки стояли у своих домов и с интересом смотрели на появившихся в деревне незнакомых людей.
На Мишу, Романа и шедшего впереди них Твердислава Макарова с сафьяновой музыкальной папкой под мышкой еще больше внимания обращали деревенские девчата. Они смеялись и перешептывались, то и дело прыская в углы своих цветастых платков. Девушка в плисовом жакете и подшитых валенках обернулась к ребятам и, стыдливо полузакрывшись платком, жалостливо сказала нараспев:
- Что же ты, Славка, меня, бедную, бросил? Перестал меня охватывать, на лото политическое звать? Аль любить перестал? А еще Карлом Марксом божился… Хоть городских-то постыдился…
Твердислав побелел от злости:
- Ох и трепуха ты, Дарья! Идешь на поводу у отсталых элементов! Только и занимаешься тем, что льешь воду на ихнюю мельницу!
Девчата дружно захохотали. Дарья, горестно разводя руками, запела высоким голосом:
Мой миленок комсомолец,
А я беспартейная.
Потому любовь у нас
Такая канительная…
- Видели, товарищи, как приходится вести политическую работу? В каких кошмарных условиях!..
Все ребята при работе,
Мой миленок - депутат,
Все ребята, как ребята,
Мой миленок ходит так,-
разливалась несознательная и неохваченная Дарья.
Она бросила петь и, давясь от хохота, начала кричать Макарову:
- Нет, ты расскажи городским-то, как вы деньги на политику зарабатывали… А? Как вы там по избам голосили: "Дева днесь присущественного рождает и земли вертеп неприступному при-и-и-но-сит!.."
Девушки дружно подхватили:
- "Христос с неба зрищите, сла-а-авь-те!.."
- Про что это они? - мрачно спросил Роман.
- Эх, не слушайте вы этих классово несознательных девок! Разве они в политике смыслят! Ну, хитростью заработали, а потом этими же деньгами да по опиуму и бескультурью… Знаете, какая у нас антирелигиозная дружина? Единственная в уезде, на Всеуездной конференции, где я был как делегат, хвалили - во! Мы так и на МОПР можем собрать знаете сколько? Так ведь не захотели! Потому что это настоящие деревенские уклонисты… Вот уткнулись в эту мопровскую полосу, навозу возили на нее со всей деревни. Ну какой может быть авторитет у международной революции, когда тут навоз да навоз?..
- А где же они, уклонисты эти?
- Да вот стоят там… Сейчас я их вызову…
- Начальник какой! Вызову!!! Давай пойдем к ребятам.
Уклонисты
У ребят, стоявших у деревенского плетня и молча-выжидательно глядевших на Михаила и Романа, вид был не самый праздничный. Не были они обуты в расписные валенки, не были одеты в новенькие, свежепокрашенные полушубки. Старая шубейка, куртка, перешитая из шинели, плешивая ушанка… С волховстроевцами они здоровались настороженно. Но Миша и Роман были так искренне рады встрече с ними, что быстро растаяло недоверие к приезжим. Комсомольцы стояли тесной кучкой, разговаривали, перебивая друг друга, и странным бы показался этот разговор стороннему человеку.
- А как у вас на Волховстройке? Когда вершать будете? Ребята, а вы тоже дрались? Нас в драку не принимают, там только актив беспартийный, а мы жуки навозные… Это как же? Вы у Славки спросите. Наш секретарь вам все растолкует… А електричество откуда браться будет? Почему девчата с вами не ходят? Вы их обижаете? Хо-хо-хо… Вы Дарьюху слышали? От наших девчат Славка в подпол прячется! Славка!.. А сам где прячешься? К нам надолго ли? А книги привезли какие? А постановка будет? Где жить-то будете?
- Да, вот это и вправду надо решить! - Роман обвел взглядом деревенских комсомольцев. - Макаров предлагает в сельсовете поселиться. А что мы там делать будем? Ведь не на день приехали.
- Заговорят они вас - секретарь ячейки да секретарь сельсовета… Через два дня сбежите вы обратно на Волховстройку… Давайте уж лучше ко мне, что ли… Если не зазорно городским на печке спать… - Невысокий парнишка с кривоватым носом, придававшим ему насмешливый вид, вопросительно на них глядел.
- Хо! Я, конечно, привык только в "Гранд-отеле" жить, ну, а только надоело мне там, и я согласен на печку… Ромка, айда к нему! Будем у комсомольца лучше жить, чем в конторе. - Миша Дайлер умоляюще посмотрел на Липатова.
- Мне-то и вовсе привычней на печке… А мы вас не стесним? Родители будут согласны? А звать как тебя?
- Дивов… Иван. Живу я с матерью, нас всего-то двое в избе, чего же ей противиться… Так давайте пойдем, что ли… И поедите с дороги чего-нибудь горяченького.
- Лады! Сейчас зайдем в клуб за вещичками…
- Иди, Дивов, к себе, я товарищей шефов приведу, - вмешался Макаров, - нужно кое-что обсудить по линии агитации.
В клубе, прислонившись к успевшей уже остыть печке, секретарь ячейки решительно сказал:
- Товарищи, предупреждаю: идете в самое что ни на есть гнездо Деревенского уклона. Иван самый отъявленный супротивник всех наших передовых мероприятий по линии агитации и пропаганды. И против антирелигиозной дружины, и против много чего…
Миша Дайлер его нетерпеливо прервал:
- Не пойму, что это у вас за уклон такой - деревенский? Вы же в деревне живете… Ну, а комсомольская работа у вас есть? Ячейка работает? Или только эта антирелигиозная дружина ваша?
- А вы что думали?! - обиделся Макаров. - Ячейка наша во всем уезде одна из первейших! А комсомольская работа - вот она вся тут. - Он протянул зеленую сафьяновую папку с золотой лирой и надписью: "Мюзик".
Дайлер раскрыл папку. В ней лежала картонная обложка, в которой жестяным скоросшивателем были аккуратно скреплены множество листов, вырезанных из какой-то амбарной книги. Каждый лист был озаглавлен "ПРОТОКОЛ" и аккуратно разделен на две половины вертикальной чертой. Слева наверху было написано "СЛУШАЛИ", справа - "ПОСТАНОВИЛИ".
Миша полистал протоколы. Один был протоколом комсомольского собрания. "Присутствовало на закрытом собрании 12 человек. Председатель - т. Макаров. Повестка дня:
1. Международное и внутреннее положение - докладчик т. Макаров.
2. XI Международный юношеский день - докладчик т. Макаров.
3. О значении XI Международного юношеского дня - докладчик т. Макаров.
4. История РЛКСМ - докладчик т. Макаров.
5. Политика Советской власти - докладчик т. Макаров.
6. Текущие дела - докладчик т. Макаров".
Против каждого пункта повестки дня в графе "ПОСТАНОВИЛИ" было записано: "Принять к сведению".
Среди других протоколов Мише бросился в глаза протокол сельского схода. В "СЛУШАЛИ" обсуждалось: "Есть ли бог - докладчик т. Макаров". В "ПОСТАНОВИЛИ" категорически утверждалось "Бога нет…"
- М-да… - пробормотал Миша, - Ясненько, ясненько… А мы-то, дураки, на Волховстройке бьемся, бьемся… А надобно было принять постановление, записать в протокол - и вся недолга!.. Роман, нашего Гришу Баренцева сюда прислать бы поучиться, как все вопросы можно быстро решать, а?
Но Роман все больше хмурился, на Мишины шутки он никак не отзывался. И сафьяновую папку смотреть не захотел. А Макаров, провожая их до избы Дивова, зачем-то заглянул в свою папку и озабоченно сказал:
- Сегодня, товарищи, по плану работы - в клубе политлото… Прошу, товарищи шефы, принять участие в нашей агитации и пропаганде.
У Дивова в избе вкусно пахло мясными щами, за столом сидели несколько деревенских комсомольцев. Ждали гостей. Секретарь ячейки не зашел к Дивову - очень торопился по неотложным делам. Но комсомольцев это и не очень огорчило. Пока Дайлер и Липатов ели, они перебрасывались шуточками насчет своего секретаря. Насытившийся Роман отодвинул пустую миску и решительно вмешался в разговор:
- Слушайте, ребята, ваш этот Твердыйсплав - он что, балаболка, что ли? Или бюрократ комсомольский? Так на кой же ляд вы его выбирали, чтобы смеяться, что ли? И что это за история с мопровской полосой?
Иван Дивов посмотрел на ребят со стройки. Казалось, что его и без того кривой нос стал еще кривее…