А ВСЁ-ТАКИ ОНА ВЕРТИТСЯ!
Я нажал на ручку. Дверь, на которой висела табличка "Директор бассейна", не поддавалась. Если дверь не открывается, значит, в кабинете никого нет. Ладно, приду завтра. Или послезавтра.
Нет, сказал я самому себе, ни завтра, ни послезавтра, а сегодня. Раз пришёл, сиди и жди. До победного конца. Мне сегодня очень нужен победный конец.
Мимо меня быстро прошёл высокий широкоплечий человек. Его холодные, словно замёрзшие глаза равнодушно скользнули по мне. Я подхватился - директор!
Но прежде чем я успел раскрыть рот, директор открыл дверь и исчез в кабинете. Эта неудача меня не расстроила, наоборот, придала храбрости.
Я распахнул дверь кабинета и с порога решительно произнёс:
- Здравствуйте, мне необходимо с вами поговорить.
Сидя за столом, директор некоторое время внимательно изучал меня с ног до головы. Я сразу вспомнил, как он недавно говорил обо мне Янине Станиславовне: "Ноги коротковаты".
- Вообще-то я занят. - Директор провёл ладонью над седым ёжиком, показывая этим, что дел у него выше головы.
- Я на пять минут, - торопливо сказал я и закрыл за собой дверь. - У меня очень важное дело.
- Хорошо, - сдался директор. - Только покороче.
- Вы уволили Янину Станиславовну, это несправедливо, она хороший тренер, она ни в чём не виновата, один я во всём виноват, - выпалил я, приблизившись вплотную к столу директора.
Спокойствие не покинуло директора, но в его замёрзших глазах появилось любопытство.
- А, так ты тот самый, который едва…
- …не утонул, - подтвердил я его догадку.
- Верно, не утонул, - согласился директор. - Но мог. И если бы это случилось, виноваты были бы мы с Яниной Станиславовной. Я - как директор, она - как тренер. Янина Станиславовна, кстати, это прекрасно поняла. И попросила меня, чтобы я её освободил от работы. Я её не увольнял, она сама ушла.
- Но она ни в чём не виновата, - упрямо повторял я. - Я сам хотел утонуть.
- Почему? - не понял директор.
- То есть я не хотел утонуть, - запутался я. - Я хотел сделать вид, что тону, и чуть не утонул на самом деле.
- Но зачем тебе это понадобилось?
В голове директора никак не укладывалось то, что я говорил.
- Я не хотел ходить в бассейн, - растолковывал я. - И я подумал, если сделаю вид, что тону, меня на пушечный выстрел к бассейну не подпустят. Теперь вы понимаете, что Янина Станиславовна ни в чём не виновата. Один я виноват.
Директор сперва сидел неподвижно. Вдруг его плечи задёргались, всё тело затряслось, а изо рта стали вылетать какие-то "кхе" да "кха". Наверное, директор сдерживался, чтобы не расхохотаться. Значит, ему было смешно, что я чуть не утонул, а Янину Станиславовну ни за что ни про что уволили?
- Неужели ты думаешь, что тебе кто-нибудь поверит? - Директор овладел собой. - Значит, ты собирался утонуть, потому что не хотел ходить в бассейн? Нет, этому никто не поверит, а все в один голос скажут - виновата Янина Станиславовна.
- Вы войдите в моё положение, - я едва не кричал. - Кроме того, что я ходил в школу, я занимался музыкой, математикой, английским и плаванием. Я света белого не видел. И потому я решил избавиться от бассейна, чтобы жить по-человечески, то есть как все мальчишки живут.
- Интересно, чтобы жить, он захотел утопиться, - хмыкнул директор.
Определённо я его забавлял. Его холодные глаза отогрелись, ожили. Может, он не успел ещё сегодня искупаться в бассейне?
- Но я же понарошке, - надрывался я. - А на самом деле я и не думал топиться.
Нет, я совершенно ничего не мог объяснить директору. Он меня не хотел понимать.
- Хорошо, допустим, я войду в твоё положение, стану на твою точку зрения.
Директор вышел из-за стола и стал со мною рядом. Поглядел внимательно на кресло, в котором только что сидел. Поглядел точно так, как я недавно смотрел на него. Тогда я понял, что он и вправду стал на мою точку зрения.
- Садись, - вдруг предложил мне директор. - Чего ты стоишь?
Я опустился на стул, директор уселся напротив.
- Допустим, я стану на твою точку зрения, - повторил директор. - Но ведь ни у кого из учителей ты не тонул. На музыке ты не захлёбывался, на английском ты не шёл ко дну, на математике ты не пускал пузыри? Верно?
Что верно, то верно. Я согласился с директором.
- Значит, - подхватил он, - задумав утонуть в бассейне, ты тем самым хотел подчеркнуть, что тебе очень не по душе тренер. И поэтому я поступил правильно, уволив Янину Станиславовну.
- Нет, неправильно, - крикнул я. - Ну как, скажите, пожалуйста, я мог утонуть на английском?
- При желании всё можно, - уклончиво ответил директор.
- Но как? - не отставал я от него. - Я ходил на занятия ко Льву Семёновичу домой. Где я мог там утонуть? В ванной, что ли?
- Балкон у твоего англичанина есть? - вдруг спросил директор.
- Есть, - ответил я и затаил дыхание: что же скажет директор.
- Ты же мог выйти на балкон и продемонстрировать, что хочешь свалиться вниз головой? - спросил директор.
Я замялся, промычал: конечно, мог бы. Но зачем?
- Ага, мог бы, - радостно ухватился за мои слова директор. - Мог бы, но не сделал. А почему?
- Потому что это глупо, - буркнул я.
- Не только, - торжествующе произнёс директор. - Ты не сделал этого, потому что уважаешь учителя английского языка. А к Янине Станиславовне ты не питаешь почтения и потому хотел утонуть в бассейне.
Я молчал, подавленный его словами. Я ничего не мог сказать против. Тут только я понял, что натворил, когда в один совсем не прекрасный день задумал топиться.
- И к тому же за время своей работы она не воспитала ни одного разрядника, - равнодушно проговорил директор, и в его глазах вновь появились льдинки. - Поэтому и пришла к выводу, что быть тренером - не её призвание.
- Она на меня возлагала надежды, - я вновь обрёл дар речи.
- Возлагала, - подтвердил директор. - А ты чуть не утонул.
Разговор вернулся к тому, с чего начался. И тогда я решил, что ничего тут не добьюсь и мне пора уходить. Я поднялся, буркнул: "До свидания!" - и пошёл к двери. На пороге я обернулся и воскликнул: "А всё-таки она не виновата!"
Очень похожие слова давным-давно произнёс великий учёный Галилео Галилей. Когда его заставили признать, что Солнце вертится вокруг Земли, а не наоборот, то Галилей тихо, чтобы никто не подслушал, воскликнул: "А всё-таки она вертится!"
Но я произнёс свои слова, что Янина Станиславовна всё-таки не виновата, совсем не тихо, а громко, чтобы дошло до ушей директора. А он уткнулся в бумаги на столе и сделал вид, что ничего не слышит.
ОЖИВШАЯ ЧЕКАНКА
Когда я вышел из кабинета директора, почувствовал, что у меня сосёт под ложечкой. Когда я расстраиваюсь, у меня появляется волчий аппетит.
Я направился в буфет, взял пару бутербродов и стакан кефира. Принялся жевать и сразу успокоился. А как успокоился, стал размышлять.
Словами директора не проймёшь. Надо доказать ему, что он совершил ошибку, когда позволил уйти Янине Станиславовне. Вернее, надо доказать директору, что Янина Станиславовна - замечательный тренер, что она может, если захочет, вырастить олимпийского чемпиона.
- Севка, привет! - вдруг услышал я радостный крик.
Я оторвался от размышлений и увидел, что напротив меня за столиком сидит Игорь, с которым мы вместе занимались плаванием. Мокрые волосы у него были зачёсаны набок. Ага, только что из воды.
- Привет, Игорь! - ответил я. - А кто у вас теперь тренер?
- Сергей Егорович. Помнишь, он малых тренировал?
- Помню, - кивнул я. - Ну и как?
- Янина была лучше, - сказал Игорь.
- Это точно, - подтвердил я.
- А ты что, не будешь больше ходить?
Игорь улыбался, наверное, обрадовался, что встретил меня.
- Не знаю, - пожал я плечами, а сам не мог оторвать глаз от Игоря.
Где я видел эту улыбку - рот до ушей, хоть завязочки пришей?
- Приходи, - сказал Игорь и принялся уплетать сосиски.
- Постараюсь, - ответил я и спросил: - Игорь, где мы с тобой раньше виделись?
- Что с тобой? - поразился Игорь. - Мы с тобой второй год в бассейн ходим.
- Угу, - промычал я. - А до бассейна мы не виделись?
- Вроде нет, - ответил Игорь и тоже стал ко мне приглядываться.
Мимо нашего столика прошёл высокий мужчина в спортивных брюках и с журналом под мышкой.
- Смелковский, - сказал он Игорю, - завтра в четыре тренировка. Не забудь.
- Не забуду, Сергей Егорович, - сказал Игорь и повернулся ко мне: - Через две недели у нас соревнования, "Олимпийские надежды". Теперь мы тренируемся каждый день.
Но я уже не воспринимал того, что мне говорил Игорь. Смелковский, вспомнил я, так это же фамилия Александра Александровича!
- Игорь, кто твой папа?
- Физик, - Игорь опустил голову. - Но он не живёт с нами.
- А где он живёт?
- Во Владивостоке.
- А как его зовут? А-квадрат?
- Нет, Александр Александрович.
- Ну, правильно - А-квадрат.
- Ты его знаешь? - встрепенулся Игорь.
- Как-то встречались, - неопределённо ответил я.
- Где, во Владивостоке?
- Ага.
Я соображал, что делать дальше. Вроде всё сходится - и фамилия, и отчество. И похож он здорово на ту чеканку. Или не похож?
- А ну-ка улыбнись! - велел я Игорю.
- Чего-чего? - опешил тот.
- Ну растяни рот до ушей!
До чего непонятливый человек - просто ужас.
- Зачем? - до Игоря по-прежнему ничего не доходило.
Нет, наверное, он не сын Александра Александровича. Тот всё схватывает на лету.
Я понял, что пока всё растолкую Игорю, уйдёт много времени, и тогда я применил недозволенный приём. Я пощекотал его под мышками.
Игорь взвизгнул, а рот его, как и требовалось, растянулся до ушей.
И в то же мгновение я словно бы увидел чеканку в комнате Александра Александровича - лохматый босоногий мальчишка, улыбка - рот до ушей, из-за плеча вылетает птица. А потом передо мной предстал и сам Александр Александрович - белые зубы обнажены в улыбке, чёрная борода, как у пирата.
- Похож, - с облегчением перевёл я дух. - Вылитый папочка.
- Ты что, по шее захотел?
Игорь уже не улыбался, а глядел на меня свирепо.
- Не сердись, - я хотел похлопать Игоря по плечу, но он отпрянул от меня. - Пошли, но дороге всё объясню…
Я повёл Игоря к дому Александра Александровича. Игорь был добродушным человеком, и через минуту он уже не злился на меня, а без умолку рассказывал:
- Вот бы выиграть соревнования! Да шансов мало. Тех, кто победит, возьмут в школу-интернат, специальную, для юных пловцов. Будут готовить на Олимпийские игры… Слушай, а что ты хотел мне объяснить?
Пока я шёл и слушал Игоря, я не переставал думать, как ему рассказать обо всём.
Набравшись духу, я заговорил. Вот живёт в городе человек. У него золотые руки. Ничего не стоит ему решить любую задачку. Но нет в доме у человека радости. А всё потому, что забыл дорогу к этому человеку его сын. Сын, вообще, думает, что отец живёт где-то очень далеко, чуть ли не на Дальнем Востоке…
Я замер на полуслове и покосился на Игоря. Догадывается ли он, что я говорю о нём? Игорь напряжённо морщил лоб, но по его глазам было видно, что не догадывается. Наверное, сообразить, что я хочу сказать, было нелегко.
У дома Александра Александровича мы остановились, и сомнения напали на меня со всех сторон. А что, если я всё это придумал? Мало ли людей с одинаковыми фамилиями, а они вовсе не отец и сын, и даже не родственники и не знакомые. Просто однофамильцы. Но Игорь к тому же похож на чеканку, которая висит в комнате Александра Александровича. Вообще-то, честно говоря, сходство весьма отдалённое, очень приблизительное.
Но попытка, говорят, не пытка. Я отбросил все колебания и повернулся к Игорю:
- Подымись на четвёртый этаж, найди там квартиру 37 и позвони.
- А кто там живёт? - спросил Игорь.
- Позвони, я тебя очень прошу, - повторил я. - Только не говори, что я с тобой пришёл…
Так ни о чём не догадавшись, Игорь вошёл в подъезд. Я представил, как он взлетает, перепрыгивая через ступеньку, на четвёртый этаж и нажимает кнопку звонка. А вдруг Александр Александрович вышел из дому?
Нет, Александр Александрович дома. Вот он выскочил на балкон и кого-то высматривает. Не меня ли? Как же он догадался? Или Игорь рассказал?
Я едва успел присесть и спрятаться за "Жигули", которые стояли у подъезда.
Значит, всё-таки Игорь - сын Александра Александровича. Что и требовалось доказать, как говорил, заканчивая объяснение задачи, сам Александр Александрович.
Вечером меня позвали к телефону.
- А-квадрат говорит, - послышался знакомый голос. - Так вы меня, кажется, называете?
- Я не знаю, - пролепетал я в трубку.
- А я знаю, - сказал Александр Александрович и, помолчав, спросил: - Твоя работа?
- Вы о чём? - я прикинулся непонимающим.
- О том, - ответил Александр Александрович. - Спасибо тебе.
- Пожалуйста, - сказал я, потому как понял, что притворяться больше нет смысла.
- Приходи, научу чеканить. Приходите вдвоём с Игорёшкой.
ЛЮБИМЫЙ УЧЕНИК
- Ты готов? - спросил я у Гриши.
Мой друг стоял посреди комнаты. Он закрыл глаза и мысленно, про себя повторил ещё раз всё, что ему предстояло совершить. В поте лица мы тренировались целую неделю. Должно получится, как задумали.
Гриша открыл глаза и кивнул мне:
- Я готов.
Волнуясь, я набрал номер телефона и услышал высокий петушиный голос Льва Семёновича.
- Я вас слушаю.
- Лев Семёнович, здравствуйте, дорогой, - крикнул я по-английски в трубку и махнул рукой Грише - мол, начинай.
Взмахивая руками, Гриша закружил по комнате. Он надул щёки и загудел, как самый настоящий самолёт.
- Простите, я не расслышал, - откликнулся Лев Семёнович. - С кем имею честь?
Мне пришлось кричать, потому что Гриша совершенно меня заглушал. Само собой, что кричал я на чистом английском языке.
- Это я, ваш ученик Роберт Полозов. Я в аэропорту. Вынужденная посадка. Как ваше здоровье?
- Это вы, Роберт? - Лев Семёнович был очень удивлён и спросил по-русски.
- Да-да, Роберт, - я не сдавался и шпарил по-английски. - Я лечу в Индию, на трассе - сильная облачность. Вынужденная посадка. Слышите, как гудят самолёты?
Последние слова я говорю по-русски. Это сигнал для моего друга. Гриша начинает гудеть, словно самолёт, идущий на посадку.
Чтобы гудеть по-настоящему, Гриша махал крыльями, то есть руками, и всё ниже и ниже наклонялся, пока, наконец, не распластался на ковре посреди комнаты и не затих.
- Слышу, слышу, мой дорогой, - радостно закричал старик. - У вас отличное произношение.
- Это ваша заслуга, Лев Семёнович, - воскликнул я. - Когда я говорю, все меня слушают. А когда я замолкаю, все спрашивают, кто меня так замечательно научил говорить по-английски. И я отвечаю - мой любимый учитель Лев Семёнович…
- Вы очень добры ко мне, мой мальчик…
Я слышу, как Лев Семёнович едва сдерживает слезы, - так взволновало учителя, что ему позвонил любимый ученик.
Я подал знак Грише. Мой друг вскочил на ноги, зажал двумя пальцами нос и занудливым, простуженным голосом, как диктор в аэропорту, объявил:
- Внимание, внимание! Объявляется посадка на рейс номер 1979…
- …Лев Семёнович, - поспешно прокричал я в трубку. - Мой рейс… Объявили посадку…
- Слышу, слышу, - ответил Лев Семёнович. - Как жаль, что нам не удалось побольше поговорить с вами, Роберт.
- Мне тоже, но я рад был услышать ваш голос. Обнимаю, будьте здоровы…
- Спасибо, мой дорогой. Гуд лак, май бой! (Удачи, мой мальчик!)
- Сенкью. Гуд лак, Лев Семёнович (Спасибо. Удачи, Лев Семёнович).
Гриша, объявив посадку, вновь превратился в самолёт и гудит так, что щёки у него побагровели. Когда я положил трубку на рычаг, Гриша сразу замолк.
- Как думаешь, поверил? - шёпотом, словно Лев Семёнович мог нас услышать, спросил я.
- Конечно, поверил, - у Гриши, как всегда, не было никаких сомнений. - Тут любой поверит. Я гудел, как настоящий самолёт. Да что там! Я гудел лучше настоящего самолёта.
Мне тоже показалось, что Лев Семёнович поверил. Как он обрадовался, услышав мой голос. Нет, не мой голос, а голос Роберта, своего любимого ученика.
- Интересное кино получается, - хмыкнул Гриша. - Сперва ты обманул старика, уверив его, что ни бум-бум не разбираешься в английском. А теперь второй раз обманул и шпарил по-английски, как взаправдашний англичанин. Честное слово, я ни словечка не понял.
- А ты что думаешь, что тот Роберт не шпарит по-английски лучше любого англичанина? - спросил я. - Ещё как шпарит. А сейчас я не обманывал Льва Семёновича. Роберт мог вполне ему позвонить. И вот я позвонил вместо Роберта и перекинулся парой словечек со старым учителем.
Меня всё время грызло сомнение. Разгадал Лев Семёнович мою хитрость или нет? Я решил так. Если сегодня вечером он позвонит, значит, разгадал.
Вечером я ждал, волнуясь, звонка. Лев Семёнович не позвонил. Значит, поверил, что с ним и вправду говорил любимый ученик.
Тогда я решил, что если и завтра он не позвонит, то можно быть абсолютно спокойным - мой план удался.
Лев Семёнович позвонил на третий день, когда у меня уже не было сомнений, что наша с Гришей операция увенчалась успехом.
Расспросив, как обычно, о здоровье моём и моих родственников и получив самые исчерпывающие ответы, Лев Семёнович попросил:
- Не могли бы вы меня навестить, молодой человек? Мы с вами в тот раз простились так скоропалительно, я не успел вам всего сказать.
Я замычал что-то в трубку. Я сейчас очень боялся встречаться со Львом Семёновичем. Но старый дипломат по-своему расценил мои колебания.
- Всего на пять минут, молодой человек. Я человек слова.
Я сказал, что приду с удовольствием и не на пять минут, а на сколько он хочет. Мы договорились встретиться завтра.
Точно в назначенное время я нажимал на кнопку звонка. Лев Семёнович в чёрном костюме и белой рубашке встретил меня со всем радушием и провёл в комнату.
Учитель сам не садился и мне не предлагал. Я понял, что наша встреча будет происходить стоя, как дипломатический приём.
Лев Семёнович вынул из кармашка круглые часы-луковичку на цепочке. Щёлкнул кнопкой, крышка открылась.
- Сейчас ровно два часа дня, - торжественно произнёс учитель и поднёс мне часы под самые глаза, чтобы я мог убедиться, что он говорит правду.
Я переминался с ноги на ногу и от неловкости сунулся носом прямо в циферблат. А потом кивнул: верно, два часа.
Луковичка исчезла в кармашке учителя.
Лев Семёнович взял с полки томик Шекспира с золотыми буквами на обложке.