Лед кристальный, как и небо этого прозрачного зимнего дня. Где помельче, виден и дюнный песок, и галька, камушки на дне. Окуни в глубине небось удивляются: небо так четко заметно, как и в погожий осенний день, а вода почему-то не колышется, даже не морщится рябью. Кто пытлив, тот не поленится подняться выше, взглянуть, в чем дело. Окунь - рыба любопытная, забавная. Таращит круглые глаза, любой крючок возьмет. Можно хоть сейчас прорубить полынью и натаскать их целую горку.
Скоро зима подбавит снегу, и в сумраке в глубине залива покойно будет рыбе зимовать.
Кинул камушек - звоном, гудом отозвался заледеневший залив. Ступаю по льду, постукиваю каблуком - звенит. Топаю на месте - гудит, звенит лед. Далеко распространяется звон, пробегает по льду до самого отдаленного берега…
На материке снега больше. Подальше от берега люди, должно быть, уже подкармливают куропаток…
С разбегу скольжу, раскатываюсь. И быстро, и весело. Вдалеке летит белый парус. Ветерок едва поддувает, а парус бежит шибко. И ровно. Это рыбаки на парусных санях едут рубить проруби для подледного лова. Розвальни под парусом скользят быстрей и легче, чем баркас.
Тростниковый мысок глубоко выдается в залив, обойду его. Сухие тростники вмерзли в лед, их торчащие метелки шуршанием отвечают на касание ветра.
Налетели, опустились и рассыпались по береговому снегу светлые с черными кончиками крыльев пуночки. Сюда они прибывают на зимовье из отдаленных северных мест. Тоже летели по птичьему тракту, но их тропа тут и закончилась. С наступлением тепла опять подадутся туда, где прохладней.
Выхожу через старый лес к морю.
Вот и дятел со своей компанией. С утра, полагаю, выстукали и осмотрели огромное количество деревьев. Стайка нашего дятла нисколько не поредела, такая же, как месяц назад. Бойкая, речистая. Поползни и синички все так же деловито судачат, трудятся в сосновых ветвях, неотступно следуют за вожаком-дятлом.
Здесь прошел лось. Основательно натоптано. Мысленно вижу его: тяжелый, на высоких, стройных ногах, с величаво закинутой головой. Легкой поступью шагает по зарослям, озирается на ходу.
И косули прогуливались. Некрупной стайкой. Один след явно пошире остальных. Видимо, козел, вожак. Углубились все в молодой лесок, там потеплей да и посытней.
Море ворчит монотонно и мирно.
Чуть погодя, в самую лютую стужу, оно слегка подмерзнет у края. По заберегу можно будет и пешком пройтись. А пока море и не думает замерзать. Нипочем ему первые морозы.
В бинокль различаю, как на волнах покачиваются изумительной красоты и изящества птицы - белые головки, белая каемка по крыльям, длинные заостренные хвостики. Ах вы, морянки-северянки, и для вас птичья стезя кончается тут.
Отправляюсь дальше вдоль взморья. Еще насмотрюсь на них, грациозных, тонкохвостых морянок…
Сказка сугробов
Снег зарозовел - его подкрасила зорька. Но теплее от нее снег не сделался: ведь и сама заря была холодна, как ночная стужа. Даже, может быть, еще студеней - в предутренний час сучья потрескивали чаще и звонче.
Куропатка с широким шоколадным знаком подковы на груди выбралась из тайника под еловым лапником, встала в пышном снегу на одной ножке, вторую увела в перья и глянула, как восходит солнце. На одной ноге вроде бы потеплей. Солнце выплывает из-за долины. В снегу утопают кустарники. Лишь елочки на опушке и куропачий тайник - высокий островерхий шалаш из еловых веток - единственные зеленые пятна на белом снегу. Шалашик еще с осени устроили люди, и куропатки охотно его обжили. Кто же станет возражать против такого добротного прибежища от вьюги и от свирепого ястреба.
Птица стоит в снегу и не просто любуется зарей. Куропатке во что бы то ни стало надо знать, не притаился ли поблизости рябой разбойник - объявился он тут осенью и на всю зиму обосновался в здешнем лесу. И хитрющий же он, этот ястреб: кружит низко над землей и с разгона, нежданно-негаданно камнем кидается на беззащитных куропаток, занятых поисками мелких зернышек.
У куропатки на груди подкова. Кому неизвестно, что подкова приносит счастье. У куропатки, что стояла в снегу с поджатой ножкой, этот знак был особенно широк. Поэтому она и вышла высматривать ястреба. Озирается осторожно, нет ли рядом когтистого разбойника, а заодно и любуется солнечным восходом. По краям сугробы перестали розоветь, засияли белизной, заискрились. Сугробы набегают друг на друга снежными волнами и не видно, где кончается это бескрайнее море. И ястреб как будто сгинул. А вдруг он замерз, закоченел, сидя на суку в ожидании жертвы, бултыхнулся в снег, лежит там и никогда-никогда не явится взимать с куропаток страшную дань… Как же, дождешься! Говорят: пока ястреб замерзнет, всем воронам конец придет. А вороны носятся в морозном воздухе, даже в город не удрали, зимуют в поле. У куропатки-разведчицы это уже не первая зимовка, у нее есть опыт, и она не станет обольщаться надеждой, что ястреб закоченел, обезврежен. Затаился где-нибудь, высматривает! Не эту куропачью стаю, так другую.
Малые золотистые пташки - овсянки - слетелись на ольху, чуточку попрыгали по веткам, сверкнули золочеными подбрюшьями на солнышке и умчались к людским жилищам. Там отыщут себе крошек. Раз уж овсянки терпят стужу, то ястреб и подавно…
Куропатка юркнула в шалаш.
В сумраке жмутся одна к другой дружные курочки. Клювы и черные глазки устремлены к возвратившейся с поля Подкове Счастья. Ни одна вслух не спрашивает, но и без того всем ясно, о чем пойдет речь.
- Не видать, - говорит Подкова Счастья и забирается в середку куропачьего семейства, где потеплей. Какое уж там тепло - просто не так донимает мороз, как снаружи.
- Прилетит. Что ему сделается… - простонала из темноты курочка Трепетное Крылышко, у которой, когда стая снимается с места, шумнее, чем у остальных, работают крылья.
Трепетное Крылышко, как и все курочки в стае, жуть как боится ястреба. И мечтать не смеет, чтобы хищник оставил их в покое.
- Давайте убежим отсюда! Здесь страшно!
Куропатки зашевелились. Кто-то произнес эти слова, и всем они показались очень мудрыми. Конечно, надо бежать отсюда. И поскорей.
- Надо лететь, - решила Трепетное Крылышко. - Вылетать немедленно. До вечера мы далеко умчимся. Может, там будет теплей, а как знать, вдруг и надежнее…
- Нет, нет и нет, ни за что не лететь! - всколыхнулась Огненный Хвост, прозванная так за то, что у нее в хвостике были самые яркие рыжие перья. - Поднимемся, и сразу нас отовсюду увидят. И ястреб, и кто угодно! Никак нельзя нам лететь, надо идти пешком. Ноги у нас крепкие, резвые. До вечера далеко уйдем. Вдруг там будет сытней, а как знать, может, и спокойнее…
- Поверху!
- Понизу!
- Пешком!
- Бегом!
- Лётом!
Куропатки не на шутку рассорились. Препирались, горячились, очень устали. Даже согрелись чуточку. То ли от спора, то ли оттого, что солнце, несмотря на трескучий мороз, все-таки греет. Когда курочки затихли, Подкова Счастья заговорила:
- Куда нам лететь? Куда уходить? Кто знает место, куда нам надо лететь или идти?
Курочки молчали: ни одной такое место не было известно. Тогда Подкова Счастья сказала:
- Летели птицы за орехами - золотыми, величиной с птичью голову. Но никто еще не видел, чтобы они возвращались. Улетали птицы от ястреба, а доставались хорькам да лисам… Уходили птицы в дальние края, где колоски и зимой наливаются, а нашли снег да лед… Но мы отмечены знаком счастья! Еще с той поры, когда птицы крылья делили. Помните, как тогда все было? В долине, где бьют родники жизни, у ключей, которые не замерзают, не высыхают. Там собирались птицы. Был день, назначенный пернатым, и каждая птица могла из целой горы всякой всячины выбрать то, что ей нравилось. Тут было полно крыльев, лап, когтей… Выбирали, примеряли на себя. Многим хотелось крепких клювов, быстрых, острых крыльев, но не всем хватило. Наши пращуры выбрали крылья быстрые, но не слишком сильные. Сняться с места снимаемся, а далеко отлететь нам невозможно. Нам достались крепкие, быстрые ноги, вот мы и умеем долго бегать, обходим много полей, пока подбираем зернышки, водим за собой птенцов-куропчат. Клюв мы себе взяли обыкновенный, легкий. Зачем нам заостренный крюк или увесистая дубинка? Мы не воюем с другими пернатыми, кору долбить нам ни к чему, а наш клювик как раз подходит для того, чтобы склевывать семечки, мелкие зернышки. Но больше всего нам повезло, что наши предки заметили в сторонке от сваленного в кучу добра подкову. Отличную подкову, которая приносит счастье. Остальные птицы даже позавидовали нам. А мы по сей день носим знак подковы у себя на груди. Морозная зима, трудное время, приходит и уходит. А мы остаемся. Ястребы да лисы - все стараются нас добыть. А мы, только отступят морозы, снова зовем друг друга в полях, а немного погодя у нас уже и гнездышко заложено… Куда нам уходить, еще растеряем в пути подковы счастья…
Курочки слушали, и у них пропадала охота улетать, не хотелось и пешком уходить.
- Живут ведь овсянки, а какие малюсенькие! Продержимся и мы, - вздохнул кто-то в стае. - Были бы зернышки.
Подкова Счастья чуть высунулась из тайника и тут же нырнула обратно в шалашик. Шепотом оповестила остальных:
- Они здесь! Приехали!..
Отец достает из саней тугой мешок, несет его к другому куропачьему шалашу. Вот он приподнял несколько разлапистых веток и опрокинул мешок прямо в шалаш.
- Папа, а куропатки любят полову? - спросил сынишка, старательно ступая в отцовский след.
- Не полову они любят, - ответил отец. - Они из нее выклевывают зернышки, семена всяких трав. Видишь, все кругом под снегом, трудно им зимой кормиться.
Скрипнули полозья. Куропатки выбрались из шалаша, побежали к другому тайнику угощаться.
- Недаром у нас подковы! - напомнила Подкова Счастья и осторожно осмотрелась.
Ястреба по-прежнему не видать. Широкими волнами убегают вдаль снежные сугробы, и морозно переливаются мириады искр.
Март. День, когда вода пела лебедиными голосами
Это должно было свершиться. И свершилось.
Никто не знал, когда это будет, но все ждали. Ведь все знали, что это обязательно, во что бы то ни стало произойдет.
Черный дрозд беспокоен. Он уже не первый день мечется в клетке. Она кажется ему тесноватой. Дрозд не хочет оставаться в клетке, ему не спится ночью. Он мечтает о прозрачных, переливчатых ночных звездах, о темном ельнике, притихшем в смутном ожидании. В полудреме дрозду видятся еловые ветки - чем светлее утро, тем чернее они проступают.
И зяблик утратил покой. Его радостное от природы сердечко, его милые крылышки охвачены какой-то тревогой, он скачет по перекладинам, просовывает головку через прутья клетки.
Волнение приятелей мне вполне понятно. Дело идет к весне. Стрелки часов природы подошли к той цифре, когда соплеменники дрозда и зяблика вдали от родины, на теплом, благодатном юге, начинают томиться желанием вернуться домой. Набатом гудит зов природы, и птицы опять собираются в путь. То, что мои дружки зимовали под крышей, рядом с человеком, не имеет значения. Зов природы одинаково слышен всюду. Неспокойно моим друзьям. Им тоже хочется куда-то лететь, спешить.
Погодите еще чуть-чуть. Поживите пока у меня, спойте мне что-нибудь весеннее. А потом, так и быть, расстанемся как добрые друзья. Я-то еще поживу здесь, а вы отправляйтесь обзаводиться собственным домом, какой вам больше по вкусу.
Смятение моих пернатых жильцов тоже говорило: это произойдет. Уже скоро. Вот-вот…
В дюнах уже нет снега. Кое-где отдельные пятна белеют в затененных ложбинах в лесу. На ледяном покрове залива местами встали лужицы, а ледяные бугры уже кажутся некрепкими, помутнели.
Однажды вечером, когда лес пропитался оттепелью, влажным духом отсыревшего мха, ветер показал свое могущество.
Начал он потихоньку, медленно: загудели деревья, разыгралось море. Потом поднялся вихрь. Сырой юго-западный ветер неистово бушевал в ночном мраке. Он завывал и ревел в трубе моего домика, я даже забеспокоился, не рухнет ли невзначай мое жилище.
Ветер не унимался всю ночь. Это была шальная, свирепая весенняя буря.
К утру успокоилось.
И тогда все увидели - свершилось! Вскрылся залив. Буря сокрушила лед. Растолкала, разогнала льдины. Поверхность залива покрылась волнами, заколыхалась, задвигалась.
И уже не одна земля, не только воздух - вода тоже прониклась большим ожиданием. Ветер спешил и нес добрую весть: близко, оно близко, вот-вот явится.
И сегодня оно свершилось, второе диво весны.
Залив трубит, залив поет, вода запела лебедиными голосами.
Лебеди прилетели! Первые лебеди! Белые братья облаков, вестники теплой поры! По птичьему тракту снова двинулись птицы. Первые лебеди держат путь на север. На север!
Не наслушаешься, когда в звонкой дали над водой, над заберегами, поверх плавающих льдин трубят лебеди-кликуны. На сером ноздреватом льду ярко белеет стая снежных птиц и трубит. У каждой свой голос, и льется мелодия, точно наигрывают мягкие, глуховатые кларнеты.
Лебедь-кликун чуть отличается от лебедя-шипуна. У кликуна на лбу, над клювом, нет забавной черной шишки. Он не умеет так величаво раскинуть крылья и плыть, словно с поднятыми парусами. Но зато у кликуна изумительный, певучий голос, и, когда эти лебеди прилетают, слышится, будто играет, переливается нежными напевными звуками сама вода.
Лебедь-кликун у нас не гнездует. Стаи этих интересных птиц останавливаются у нас во время перелета отдохнуть, покормиться, спеть песню по пути к далеким северным озерам. А у нас селится, устраивает гнезда и живет вплоть до крепких морозов их родич - лебедь-шипун.
Спешат нарядные, черные с белым брюшком, гоголи. Слышно, как со свистом рассекают воздух их крылья. Этот свист различишь загодя, еще не видя самих уток. Послушаешь, обождешь и только потом появятся птицы.
Черные - ну, точь-в-точь трубочисты - лысухи с белыми бляхами на лбу тоже прилетели. Уморительно вертят они головами, плавают там, где вода поспокойнее. А свободных от льда проплешин все больше, и становятся они все шире. Тает заберег, истончается кромка, уцелевшая в весеннюю бурю, исчезает на глазах. Скоро и ленивые заводи сбросят лед. Тогда залетные странники откочуют на север, а кто останется, начнет приискивать место для гнезда.
Летят большие крохали, светлые, зеленоголовые. Некогда, ох некогда! Скорей на север. Там надо быстренько устроиться на кладку и нести яйца, насиживать, выводить деток. Близятся долгие светлые полярные дни. Скорей, скорей!
Гусиные треугольники плывут по небу. И гуси спешат. Они летят куда быстрей, чем осенью, когда покидали родные края. При отлете можно помешкать, покормиться, отдохнуть. А сейчас их ждут озера, островки, размокшие просторные поймы.
По птичьему тракту, вдоль косы, промчались стаи дроздов.
Каждый день приносит великую новость.
Белая сказка
Всюду еще зима.
Над белыми заснеженными полями летит белый лебедь.
Первый вернувшийся лебедь.
Внизу - поля, веники голых кустов выпростаны из-под снега. Они еще без листьев, но сильно изменился их цвет: в веточках, в коре ожили, заструились соки жизни, хоть и спят еще почки.
Леса, перелески. Густо-зеленые ели. Дороги, столбы, провода, автострады. Темнеют оголенные заплаты на обтаявших склонах холмов. На вершинах пригорков уже не найти белых шапок, там буреет прошлогодняя трава. Черные борозды пашен, стосковавшиеся по солнечному теплу, показали над снегом острые горбы.
Весна где-то здесь, рядом, но не показывается вся.
А звонче стали голоса у ворон, затенькали синицы.
Дальше, дальше на север. День такой солнечный. Могуч весенний зов. Летит белая птица под белыми облаками, поверх белых еще полей, звон идет от сильных крыльев.
Озерцо, еще покрытое льдом, похоже на сонный глаз. Округлое, тусклое, незрячее. Вода не видит неба, а небу не поглядеться в водяное зеркало. Но подо льдом во всех реках, во всех ручьях уже играет, звенит вода. Дальше, на север. Лебедь машет крыльями.
Вдоль побережья уже понеслись первые стаи кликунов. Открыли свои сундучки, вынули серебряные трубы и заиграли.
Этот день отлетит вместе с лебедем. Потом снова явится день - новый. И лебедь полетит вместе с ним. А на ночь надо устроиться на отдых. Птице нужна твердь. Лебедь любит и воду, и сушу.
Нет воды. Всюду еще лед. Ожили только черные лесные ручьи, а на реках - полыньи.
После длинного дневного перелета видит лебедь: вода. Рябит, играет переливами на струистой отмели. Чистая, долгожданная, добрая вода. Посередине отмели лег удлиненный, низенький, обросший льдом островок.
Белая птица опустилась на струистую полынью. Сложила крылья. Заберег белеет снежком.
Лебедь плавает. Его подхватило течение. Сильное, быстрое. Всю зиму воевало оно с морозами. И стужа его не победила. Птице трудно плыть против струи. После долгого перелета усталость валит. Лебедь тычется в дно, ищет корма. Но скудна, тоща вода ранней весной.
Смеркается, полыхают зарницы. А проглянули звезды - подернулись лужицы тонким ледком.
Лебедь не покинул полынью и не снимется теперь до рассвета. Кое-как поборол сильное течение выбрался на отмель, на ледяной островок. Река бурлит и захлебывается, мчит звезды, а унести не может. Они дрожат, сверкают в воде, все на том же месте.
Кругом вода… Это надежно… Птица верит реке, ведь она росла на воде.
Взошло солнце, увидало в хрустальном убранстве инея белую березку. Что за диво: зима ушла, а зимние дела продолжаются! Дохнуло солнце, а воздух ледяной. Опять надо трудиться вовсю, светить и греть, чтобы потеплело. До полудня.
Где-то проносятся перелетные птицы.
А лебедь подняться с воды не может. Даже встать на льдине не в силах. Спящую птицу приковал мороз к ледяному островку. Крепко-накрепко вплавил в лед, припаял.
Лебедь вскинул крылья, изо всей силы ударил ими по льду. Могучие крылья у лебедя, но не разбить им ледяных оков.
- Солнышко, доброе! Солнышко, жаркое! Обрати ледяные тиски в чистую водицу! Спаси!
Лебедь молит солнце. Начало солнце рассыпать лучи. Спешат жаркие лучи, но не могут растопить злой лед. Пока пробьются к нему сквозь студеную, мерзлую синь сами остывают.
Силится солнце выручить белую птицу, но никак не может.
- Терпи! Поднимусь повыше, тогда помогу…
Это шепчет солнце из лазурной дали. А лебедь бьет, стучит крыльями. Пока солнце не станет высоко, он не может лететь. Застрял на островке. На струистой речке, у звенящей воды…
Тем временем по берегу шел человек - закадычный приятель солнца. Шел и думал: живет на свете белая сказка, замечательная сказка, которой нет конца. Сойдет белый снег, явятся белые птицы. Потом забелеет пушица легкими белыми головками. Воздушные облачка одуванчиков разлетятся над лугом, их подхватит нежный ветерок… Поплывут по небу белые облачка, невесомые, как отцветающие одуванчики. Потом тусклой дымкой запылят хлеба. И заведет свою немолчную музыку коростель, бессменный ночной музыкант, на темных лугах, под белыми разливами туманов… Улетят белые птицы. Снова закружится, ляжет белый снег… И не будет конца белой сказке.
"Прекрасно, что эта сказка никогда не кончается!" - обрадовался сам про себя человек, дружный с солнцем. И бросил взгляд на реку. А там, ну и ну, бьется на льду белая птица!
Человек обернулся и побежал бегом. Прочь от берега, за пригорок с лениво выгнутой, прогретой солнцем спиной.