Людмила МАТВЕЕВА
Школа на горке
* * *
Первого сентября Борис взял новый портфель, три гладиолуса и пошел вдоль бульвара туда, где на горке, поросшей зеленой травой, стояла серая четырехэтажная школа.
Солнце освещало бульвар, тени старых деревьев пересекали дорожку, и Борис старательно перепрыгивал эти тени. Чтобы случайно не наступить на тень, он внимательно смотрел под ноги. Если бы кто-нибудь спросил Бориса, почему он так делает, Борис не смог бы ответить. Он и сам не знает, почему хочет наступать на светлые полосы и не хочет наступать на темные. Может быть, в то теплое солнечное утро это помогало ему сохранить спокойствие. Вернее, ему так казалось, что он сохраняет спокойствие, а на самом деле Борис волновался и сам был этим недоволен.
Он шел в школу в первый раз. Точнее говоря, он был там однажды, когда вместе с мамой ходил относить документы и записываться в первый класс.
Тогда он вошел вслед за мамой в высокую дверь и не увидел ничего особенного. Пахло ремонтом, на высокой скамейке из неструганых досок стоял заляпанный маляр и брызгал на потолок из длинного шланга, известка летела во все стороны, как мелкий дождик.
- Нам сюда, - сказала мама и подошла к двери, на синей стеклянной табличке серебряными буквами было написано: "Директор".
Мама открыла дверь, они вошли. Большая женщина в синем халате подметала веником пол; она нагнулась и собирала в совок мусор. На подоконнике Борис увидел большой аквариум, там плавали черненькие существа, похожие на головастиков, но у них были маленькие руки с растопыренными пальцами.
- Тритоны, - догадался Борис.
- Аксолотли, - сказала женщина; лицо ее стало брезгливым. - Из биологического кабинета вынесли, пока ремонт. - Она выпрямилась и тут же схватилась за поясницу: - Радикулит замучил!
- Нам нужен директор, - сказала мама.
- Я директор, - отозвалась женщина; веник она держала в руке, а совок с мусором положила на пол. - Что вы удивились? Все нянечки в отпуске, вот и приходится самой.
Она просмотрела документы, убрала их в папку.
- Значит, тебя зовут Борис? Ну что ж, Борис, будем учиться.
Борису она понравилась, только он не понял, почему "будем учиться". Это он будет учиться, она-то давно уж выучилась.
Мама вечером сказала папе:
- Директор такая домашняя. Видно, добрая женщина. Я так надеюсь на это.
Папа ничего не ответил, он смотрел в окно.
- Хотя и строгость, разумеется, нужна, - добавила мама, заметив, что Борис слушает.
А сегодня утром Борис сказал маме:
- Только не надо меня провожать. Школа - не детский сад, я пойду один.
Теперь Борис об этом пожалел. Он видел на той стороне улицы девочку с букетом, ее вела мама. И двух мальчиков-близнецов вели за руки мама и папа. А Борис шагал один. Погорячился, думал он. Конечно, школа не детский сад, но первый класс - не пятый и не десятый. С мамой было бы как-то надежнее.
По радио и по телевидению вот уже несколько дней говорят о том, что первое сентября - большой праздник, что первоклассники радуются, и родители радуются, и бабушки, и дедушки, и вообще все радуются. Борис понимал, что должен радоваться, но было как-то тревожно. Всегда тревожно начинать новую жизнь.
Борис крепко сжимал в потном кулаке гладиолусы, так крепко, как будто они могли вырваться и улететь. Эти три ярких цветка на толстых стеблях - красный, оранжевый и белый - были последним, что связывало Бориса с прежней жизнью. Вчера, еще дошкольником, он пришел с мамой на рынок, они увидели человека с большими усами, около которого стояла корзина пестрых цветов. Человек стал вращать свои большие черные глаза, они блестели, Борис сразу загляделся на этого человека.
- В школу пойдет? Взрослый парень.
Борису усатый понравился, а маме, кажется, нет. Она сухо спросила:
- Сколько?
Потом добавила:
- Пользуются, что праздник.
- А как же не пользоваться? - весело удивился усатый.
Мама быстро достала деньги, взяла цветы.
- Пойдем, Борис, купим антоновку.
Когда они отошли, Борис обернулся и кивнул усатому. Усатый подмигнул, как будто хотел сказать: "Коммерция - коммерцией, а парень ты симпатичный. На женщину я не обижаюсь, тем более, она - твоя мама".
- Не вертись, - сказала мама, - что за привычка на все глазеть? Смотри под ноги.
Как будто самое интересное - смотреть под ноги. Так ничего и не увидишь, кроме ног. Нет, Борис как раз любит смотреть по сторонам или вверх.
- Сейчас купим антоновку, - сказала мама, - а завтра в честь праздника я испеку пирог. Меня научила одна женщина у нас на работе - замечательный рецепт, почти без муки, одни яблоки, яйца и сахар.
Мама еще что-то говорила про рецепт пирога, Борису стало неинтересно слушать, да и мама говорила уже скорее всего не с ним, а как бы сама с собой.
...Теперь Борис идет в школу и думает. "Интересно получается, - думает Борис, перескакивая через тень старой липы. - Еще вчера я был дошкольником, а сегодня, как только дойду вон до того угла и поднимусь на горку и войду в ворота, я перестану быть маленьким ребенком и стану учеником. Или учеником считается тот, кто уже сидит в классе? Или тот, кто получил первую отметку? Нет, все-таки, наверное, тот, кто первого сентября вошел в свою школу. У кого есть своя школа, тот и ученик. Вот от каких перемен случаются иногда большие события в жизни человека".
Борис сам считал, что это очень умная мысль.
Вдруг совершенно неожиданно откуда-то из-за угла выскочил парень в синей школьной форме. Он обогнал Бориса, резко обернулся и, протянув руку, цепко выхватил у Бориса цветы.
- Люблю цветочки! - крикнул он и побежал дальше.
До школы оставалось совсем немного.
Борис никак не мог опомниться, стоял и смотрел вслед, а тот был уже совсем близко от школьных ворот. Разве его догонишь? У него и ноги длиннее, он, наверное, в шестом классе учится. А если и догонишь - разве отнимешь? Борис напряг все силы, чтобы не заплакать, но это было очень трудно: слезы наполнили глаза до краев и собирались перелиться на щеки. Пришлось задрать голову, чтобы они не лились.
Другие шли с мамами. А он, как сирота, один и без цветов. Что же теперь делать?
И вдруг Борис увидел замечательную картину. Наперерез парню с его цветами бросился другой, тоже большой. Он схватил того за шиворот. Он дал тому несколько хороших плюх, вырвал букет из его руки, поддал коленкой с такой силой, что тот влетел в школьные ворота на хорошей скорости, и еще крикнул вслед:
- Хлямин! Запомни!
Потом он отдал цветы Борису, сказал:
- Не реви, не маленький. - И сразу же отошел.
Он оказался впереди, а Борис пошел за ним. Не догонял и не отставал, держался недалеко, но и совсем близко не подходил. Вдруг этот мальчишка остановился, положил портфель на асфальт и уставился в небо. Борис стал за его спиной и тоже посмотрел, чтобы узнать, на что смотрит этот замечательный человек. Но в небе ничего не было, совсем ничего - ни птиц, ни облаков, ни самолета. Пустое синее небо.
Тогда Борис сбоку посмотрел на лицо этого человека, который сумел вовремя прийти ему на помощь, не захотел даже услышать "спасибо", а теперь стоял и смотрел в небо так внимательно, как будто это было очень важное занятие. Взгляд был сосредоточенный. Борис надеялся, что мальчик что-нибудь скажет, но он ничего не сказал. Тогда Борис понял, что человек просто думает о чем-то своем и мешать ему не надо. Борис потоптался немного и пошел дальше. Помятые гладиолусы торчали вверх своими острыми верхушками.
* * *
На школьном дворе было много людей, и все они показались Борису очень большими. И где-то среди этой толпы находится тот тип, Хлямин, который притаился, притих, а сам вдруг возьмет да и бросится на Бориса. Такому, как он, ничего не стоит напасть на человека в любую минуту. И стало Борису как-то одиноко и неуютно, а что он мог поделать? И Борис поступил так, как всегда поступал, когда ему становилось грустно и неуютно: он выставил подбородок вперед, поджал губы так, что они стали в ниточку, сощурил глаза, а лоб нахмурил в складки. Пусть только полезут.
Красивая учительница сказала:
- Первый "А" строится вот здесь!
Она произнесла это так радостно, как будто нет на свете занятия приятнее, чем строиться вот здесь. Все засуетились, а Борис стоял и не двигался.
- Что же ты стоишь, как памятник? -сказала маленькая девочка с огромным белым бантом и фыркнула в букет георгинов.
Тут только Борис сообразил, что первый "А" - это теперь и он, Борис. Он подошел поближе к учительнице; там были мальчики и девочки, такие же, как он, некоторые даже меньше ростом, и это Борису понравилось. У всех были белые воротники, все крепко держали свои букеты и смотрели на красивую учительницу, но успевали смотреть и друг на друга. Борис тоже стал всех разглядывать, отвлекся, и сразу подбородок выдвинулся на свое место, нахмуренные брови расправились и поднялись до самой челки.
Девочка с огромным бантом оказалась рядом.
- Меня зовут Лена. Ты в какой детский сад ходил? Я - в улучшенный. Можешь проводить меня после школы до самого дома.
Борис хотел сказать: "Больно надо", но не успел. Красивая учительница захлопала в ладоши и громко сказала:
- Тише! Тише, первый "А"! Слушайте директора школы!
Борис увидел директора. Сначала ему показалось, что это другой директор. Высокая прическа башней и зеленый костюм. Вид строгий. Но это была та самая женщина. Она говорила долго, Борису очень понравилось. Особенно ему нравилось, что директор то приближала лицо к микрофону, то отдаляла его от микрофона. От этого речь звучала то громко, на весь большой двор, а то совсем тихо, ни одного слова не поймешь.
Директор говорила, что надо хорошо учиться, слушаться учителей и добросовестно относиться к выполнению домашних заданий. Потому что сегодня всенародный праздник - начало учебного года.
- Школа - ваш второй дом, - сказала она.
Это Борису тоже понравилось. Хорошо, когда есть второй дом. Был у него один дом, а теперь, значит, будет два.
Еще директор сказала:
- Учительница - это ваша вторая мама. Муравьев, как ты себя ведешь?
Во дворе стало совсем тихо. Вопрос был задан прямо в микрофон и разнесся по всему двору; может быть, его было слышно даже на проспекте, потому что Борис заметил, что прохожие стали оборачиваться, а родители, которые привели своих детей в первый класс и теперь стояли по ту сторону забора, перестали растроганно всхлипывать, а стали смотреть на учеников, переводя взгляд с одного на другого с большим интересом.
- Муравьев! Я тебе говорю!
Борис оглядывал всех, ему очень хотелось узнать, кто такой Муравьев и что он такого делает, этот Муравьев, если в самый первый день директор школы на него сердится. Но он не мог понять, кто Муравьев. Стояли ребята, вертели головами, хотели посмотреть на этого Муравьева.
- Ты, Муравьев, видно, так и не взялся за ум, - продолжала директор. - Не успел появиться и уже начинаешь!
Борис подумал, что у директора школы, наверное, глаза устроены как-то особенно, не так, как у других людей, не так, как у него, поэтому она видит Муравьева, а Борис не видит.
- Ты уже взрослый человек, Муравьев, ты учишься в пятом классе. И будь добр, веди себя соответственно возрасту. Ты понял меня, Муравьев?
- Понял, - произнес спокойный голос недалеко от Бориса, наверху, и с кирпичной стены спрыгнул высокий худой мальчик с серьезными глазами.
Борис сразу узнал его: это был тот самый мальчик, который спас гладиолусы, который не побоялся Хлямина, хотя Хлямин был выше и толще.
Кирпичная стена отделяла школу от старинной церкви с голубыми куполами. Муравьев по какой-то причине пришел сегодня в школу не через широко открытые ворота, а перелез через высокую, толстую стену и теперь стоял и смотрел на директора. "Интересно, а я смогу залезть на эту стену?" - подумал вдруг Борис. И решил, что если с разбегу, то, пожалуй, сможет. Если, конечно, обует кеды, а не новые ботинки на скользкой подошве.
У Муравьева выражение лица было такое, как будто ему, Муравьеву, очень жалко директора, которая намучилась с ним за все четыре прошедших года и теперь будет мучиться пятый год. А сколько еще времени до десятого класса!
Когда директор кончила говорить речь, все захлопали, а красивая учительница сказала:
- Директора зовут Регина Геннадьевна, постарайтесь запомнить. Хотя, если человек ведет себя в школе как положено, ему не приходится иметь дело с директором.
Борис подумал, что он ни за что не будет иметь дело с директором, потому что обязательно станет вести себя в школе как положено.
Все стали входить в школу, в дверях получилась толпа, и Борис немного отстал от своего первого "А". Это было очень удачно, потому что он оказался рядом с Муравьевым.
В вестибюле было прохладно, блестели чистые стены. Муравьев протянул Борису руку:
- Муравьев. Поздравляю с началом новой жизни! - Он крепко пожал Борису руку.
Бориса удивила такая торжественность, но тут Муравьев наклонился к нему и добавил тихо, чтобы не слышала красивая учительница:
- Вообще-то не такой уж она сахар, эта школьная жизнь.
Борис засмеялся, сразу стало легко. Удивительное дело - все вокруг твердили: праздник, счастье, великая радость - и отчего-то не становилось празднично. А этот замечательный Муравьев сказал слова, не сулившие никакого особенного счастья, и стало вдруг легко и весело.
Когда Борис засмеялся, Муравьев тоже засмеялся и хлопнул Бориса по плечу:
- У тебя есть чувство юмора. Это прекрасно - способность видеть смешное отличает человека от животного.
- Философ, - прошипел голос за спиной Бориса.
Борис обернулся, увидел Хлямина и быстро подвинулся поближе к Муравьеву.
- Иди, иди, Хлямин! - Муравьев сказал это таким тоном, что сразу было видно - он нисколько не боится, хотя Хлямин и выше ростом и сильнее.
Хлямин пошел, низенький лоб был напряжен, губа выпячена, - видно, Хлямин придумывал, что бы такое остроумное ответить этому Муравьеву. Но придумать не смог и сказал не остроумное:
- Много на себя берешь, Муравьев. Еще встретимся с тобой.
- Конечно, встретимся, Хлямин, - спокойно сказал Муравьев, - мы ж с тобой в одном классе учимся.
Хлямин ушел, но он не мог, чтобы последнее слово осталось не за ним:
- По-другому поговорим! У меня есть ребята, не такие, - он показал пальцем на Бориса, - а как следует, - он показал ладонью намного выше себя.
Муравьев не слушал его. Он повернул голову направо, и Борис посмотрел направо. Там было много ребят, больших и маленьких. Все шумели, здоровались и толкались. Но самой заметной была девочка с желтой сумкой через плечо. Почему она выделялась из всех, Борис не понимал. Обыкновенная девочка, тоненькая, высокая. Но высоких и тоненьких много. Такое же, как у всех девочек, коричневое платье, такой же белый воротник. Волосы подстрижены коротко, обычные темные волосы. У многих такие прически, такие сумки. И вдруг Борис догадался:
- Какая красивая!
- Это Катаюмова, - грустно усмехнулся Муравьев, - ничего особенного. Ну, красивая... - И вдруг совсем другим тоном, заметив, что Катаюмова слушает: - Первая зануда на всю школу.
Катаюмова пожала плечом и отвернулась.
Муравьев сказал:
- Пошли наверх.
Они стали подниматься по лестнице. Борис увидел на стене большую серую доску из мрамора, на ней золотыми буквами были написаны фамилии: Александров, Алешичев, Бычков, Березкин, - по алфавиту. Фамилий было много. Рядом с доской на полу лежали цветы и еще стояли букеты в банках с водой.
Борис остановился у доски; он читал еще не совсем бегло, но прочитал все до одной фамилии, до Янковского. Муравьев стоял рядом.
- Они учились в нашей школе, - сказал Муравьев, - они погибли на войне.
Борис наклонился и положил свои яркие гладиолусы рядом с чьими-то георгинами.
Это было совсем недавно.
* * *
Это было очень давно.
Юра выскочил из своего деревянного, серого от старости дома. Перед ним стоял клен с такими огромными листьями, что каждым листом можно было закрыть Юрино лицо со всеми веснушками, коротким носом, темными круглыми глазами и острым подбородком. Этот клен Юра видел перед собой всю свою жизнь, но сегодня был особенный день, и даже клен казался особенным. Юра с минуту полюбовался желтыми листьями, похожими на теплые золотые звезды. Под кленом стояла скамейка, Юра прыгнул на нее и закричал во все горло:
- Валентина! Я в школу иду! Мне вчера портфель купили!
Валентина наконец проснулась, высунула в форточку взлохмаченную голову:
- Подумаешь, в школу он идет! Теперь все учатся, чего орать на весь двор? Людям спать мешаешь!
Лохматая голова быстро втянулась в форточку.
Но никакое ворчание Валентины не могло сегодня испортить настроение Юрке, ученику первого класса, владельцу нового портфеля. Он попрыгал по скамейке, спугнул тощую серую кошку, которая где-то шаталась всю ночь, а теперь пыталась пристроиться на теплой скамейке. Но от Юриного топанья и крика, от его суматошного поведения кошке стало плохо на скамейке, и она метнулась через узкий двор, впрыгнула в форточку Валентины.
Солнце поднялось из-за церкви, засияли звезды на голубых куполах. Солнце пригрело крышу новой школы, которую построили на горке рядом с церковью, как будто специально к тому самому сентябрю, в который Юре надо было идти учиться. А до этого все ребята со двора - и Славик, и Рита-Маргарита, и Перс, - все ходили в маленькую старую школу, которая стояла тоже на горке с давних времен. Маленькую сломали, а на ее месте выстроили четырехэтажную.
Юра оглядел двор. Было очень рано и потому совсем пусто. Раньше Юра выбегал во двор, когда там были все или хотя бы кто-нибудь один - Славик, это, конечно, самое замечательное. Можно было со Славиком сыграть в фантики, в ножички на куче песка или просто потолковать. Ну, а если не было Славика, то можно было побороться с Персом, побегать в салки с Валентиной, Ритой-Маргаритой, Санчо и Светкой. Конечно, девчонки - это совсем не то, но в их дворе были неплохие девчонки - не плаксы, не сплетницы и не ябеды. А Валентина к тому же жила своим умом чуть не с шести лет, потому ее все уважают, даже взрослые.
Но сейчас во дворе никого не было - ни взрослых, ни ребят.
И Юра оглядел двор в последний раз и пошел домой умываться, потому что знал, что неумытые люди в школу не ходят.
- Это же надо додуматься - раскричаться в такую рань! - сказала своей внучке Валентине бабка Михална и закрыла форточку, чтобы кошка опять не убежала на улицу. - Еще и кошку пугает, помешала ему кошка. Сразу видно - хулиган.
- Нет, бабушка, он не хулиган, - сказала Валентина, заплетая косичку, - он просто разошелся. Это Юрка.