Часа три после этого я ловила Митю. Мама руководила мной с дивана. Я переложила множество книг и журналов, уронила себе на голову "Сагу о Форсайтах" и три тома Тургенева, нашла свой белый носок, который потеряла еще в прошлом году, погремушку, мамину пудреницу со сломанной крышкой и дедушкин портсигар. Митю я тоже иногда видела. Он смотрел на меня с удивлением, а когда я протягивала к нему руку, неторопливо уходил в следующую щель. Утешало то, что он выглядел совершенно здоровым. По-видимому, падение со стола ему не повредило. Потом в комнату заглянула бабушка и позвала меня ужинать.
- Прибраться решили? - спросила она, увидев разложенные по всей комнате стопки книг, журналов и кучки вещей. - Давно пора. А то совсем скоро в грязи зарастем.
Как раз в этот момент из-под дивана вышел Митя. Он сел на задние лапки и осмотрелся. Возможно, он услышал бабушкин голос. Днем, когда я была в детском саду, а мама - на работе, бабушка подкармливала Митю и разговаривала с ним.
- А это еще что за безобразие?! - воскликнула бабушка. - Немедленно убрать! - не слишком нам доверяя, бабушка нагнулась, схватившись при этом за поясницу, с брезгливой гримасой на лице взяла Митю двумя пальцами и понесла его в кухню, крикнув мне на прощание. - Руки помой! С мылом и горячей водой!
Мы с мамой переглянулись, но ничего друг другу не сказали. Что тут скажешь!
После этого случая мы стали выпускать Митю гулять по комнате. Гулял Митя хорошо, и всегда откликался, если ничем не был занят. Постучишь согнутым пальцем по углу дивана, позовешь: "Митя, Митя, Митя!" - и через минуту откуда-нибудь высовывается рыжая щекастая мордочка с короткими медвежьими ушками. Как будто спрашивает: "Чего звали?"
Если Митя был занят, то на зов он не откликался. Думаю, что он его (зов) даже и не слышал. Зато самого Митю слышно было в этом случае очень хорошо. Потому что если Митя был занят, то это значило, что он что-то грыз. Грыз Митя самые разные вещи: углы дивана, ножки шкафа, низ двери, книжки в глянцевых обложках. Особенно Митя любил карандаши и обои. Раздобыв где-нибудь карандаш, он его сначала любовно осматривал и обнюхивал, поглаживая лапками грани, потом осторожно пробовал на вкус, и лишь потом пристраивался окончательно и с хрустом вгрызался желтыми длинными зубами. Буквально через пару минут от карандаша оставалась кучка мелких щепок. Грифель Митя тоже зачем-то разгрызал на аккуратные кусочки длиной около двух сантиметров каждый. Бабушка говорила, что у Мити чешутся зубы. Мы с мамой пытались класть ему в аквариум палочки и веточки разных пород деревьев. Однако породу "карандаш" Митя категорически предпочитал всему остальному.
Обои Митя грыз с углов и делал это поистине виртуозно, начиная снизу и поднимаясь все выше и выше, опираясь при этом спиной о стенку тахты, а лапами цепляясь за лохмотья обоев. От бабушки (она была глуховата) мы с мамой Митины обойные подвиги скрывали. Однажды бабушка, которая вообще-то днем не ложилась, считая это баловством, пекла пироги и почувствовала себя плохо. Она выпила 30 капель корвалола и прилегла на тахту. Лекарство подействовало, но какое-то шуршание не давало ей задремать. Бабушка повернула голову и вдруг увидела рыжую мордочку, выглянувшую из-за края тахты.
- А ты здесь как?! - удивилась бабушка, знавшая, что Митя прыгать вверх не умеет, и не мог сам запрыгнуть на тахту.
- Хруп! Хруп! Хруп! - ответил Митя, который узнал бабушку, успокоился и продолжал грызть обои, удобно расположившись на тахте. Бабушка заглянула за тахту, увидела полностью обгрызенный угол и… Немая сцена.
Моей подруге Ире, которая жила в соседней квартире, Митя очень нравился. Когда она приходила ко мне в гости, она всегда подолгу играла с ним. Ира просила своих родителей тоже купить ей хомяка, но родители не соглашались. Ира очень расстраивалась, мне было ее жалко, и в конце концов я предложила ей взять у меня Митю вместе с аквариумом на недельку напрокат. Ирины родители подумали и согласились. Митя вместе с аквариумом переехал у Ире. Я каждый день навещала его и следила, чтобы он не скучал. Митя, кажется, не скучал. И даже, наоборот, потолстел и залоснился пуще прежнего. Ирина старенькая прабабушка никак не могла понять, что Митя таскает еду к себе в гнездо и делает там запас, как в норе у себя на родине. Ей казалось, что если еда с блюдца исчезает, то значит, Митя ее съел. И ему надо дать что-нибудь еще. В конце концов Митино гнездо стало похоже на королевский трон, построенный из сухих корок, кусочков сыра, капусты, моркови и тому подобных вещей. Внизу была сложена еда, потом слой газетных обрывков, потом слой ваты, а наверху - сам Митя, очень довольный тем, что ему удалось собрать такой солидный "запас". Вечером Митю выпускали гулять. Митя не знал Ириной квартиры, не выходил на ее зов, и поэтому часто терялся. Однажды он потерялся почти на два дня. Ира плакала, ее родители нервничали, потому что куда-то делся чужой хомяк, а Митя, как потом оказалось, не терял времени даром. Внутри дивана Ириных родителей был такой специальный ящик, в котором хранилось сложенное стопками чистое постельное белье. За два дня Митя выгрыз в этих стопках хорошенькую аккуратную нору с несколькими отнорочками. Когда Ира, наконец, догадалась заглянуть в диван и нашла там Митю, она очень обрадовалась. Но ее мама сказала:
- Наверное, он там за два дня все белье загадил. Придется теперь перестирывать.
Она развернула простыню, лежавшую сверху и увидела на ней шестнадцать аккуратных круглых дырок, соответствовавших Митиной "норе". Потом она развернула пододеяльник, потом еще одну простынь…
- Знаешь, Катя, - грустно сказала мне Ира, возвращая Митю домой. - Я почему-то думаю, что мне никогда не купят хомяка…
- Очень жаль, - вздохнула я. - Хомяки такие красивые. Если бы у тебя тоже был хомяк, они бы с Митей обязательно подружились…
Одной из самых забавных Митиных особенностей была привычка прятать еду в защечные мешки. Сам Митя при этом смешно раздувался и становился похожим на маленький кургузый молоток. Щеки почти закрывали глаза, и к гнезду нагруженный Митя добирался практически на ощупь. Там он садился на задние лапки, а передними выдавливал из-за щек крупу или другой припас, который удалось раздобыть.
Однажды Митя залез в кухонный шкаф-пенал, где бабушка хранила запасы всякой крупы. С точки зрения хомяка, там было очень много всего вкусного, и Митя мог бы наесться до отвала. Но хомяки, в отличие от мышей и крыс, на месте почти ничего не едят. Они все несут в кладовую, в норку. Когда Митя вышел из шкафа, я сразу поняла, что с ним что-то не так. Митя шел каким-то странным зигзагом и цеплялся за предметы, мимо которых проходил.
- Ой, бабушка, погляди, что это с Митей? - испуганно спросила я.
Мы с бабушкой склонились над хомяком, который медленно, но упорно, почти ползком двигался в сторону своего аквариума. В разные стороны из несчастного Мити торчали какие-то длинные выросты. Они и цеплялись за все подряд. Казалось, что рыжая Митина шкурка вот-вот порвется.
- Я знаю! - сказала бабушка. - Этот дурак макарон себе за щеки напихал. Вот они и торчат. Сажай его в аквариум скорей, пусть он их достает.
Я взяла Митю под брюшко, чтобы не задеть макароны, и посадила его в аквариум. Митя сел и сразу же стал тереть лапами щеки. Но не тут-то было. Макароны упирались во внутренние стенки щек и вылезать не желали. Митя смурнел и слабел на глазах.
- Надо что-то делать! - сказала я.
- Что ж тут сделаешь? - пожала плечами бабушка. - Сам виноват.
Но я считала, что сдаваться рано. Порыскав по квартире, я отыскала медицинский пинцет, которым бабушка доставала крышки из кипящей воды, когда закатывала огурцы. Потом я снова достала Митю из аквариума и зажала его в кулаке. Вообще-то Митя очень не любил, когда ограничивали его свободу. В эти моменты он сразу вспоминал о своем диком прошлом и начинал кусаться. Но здесь он словно понимал, что я хочу ему помочь, и даже не пытался меня укусить. После нескольких попыток мне удалось вытащить застрявшую поперек макаронину. Вторая высунулась сама вслед за первой. Мите полегчало, и он сразу начал вырываться. Я высадила его в аквариум, остальные макароны он достал сам, и тут же принялся их с хрустом есть.
- Чего ж ты такой глупый? - укоризненно спросила я. - Не понимаешь, что ли?
- Откуда ж ему знать-то? - вступилась за Митю бабушка. - У них же в степи макароны не растут…
Я представила себе растущие в степи макароны и засмеялась. Митя удивленно посмотрел на меня и взял следующую макаронину.
Митя вообще был серьезным хомяком. Но иногда, когда был сыт и не занят грызением обоев и других вещей, Митя мог и поиграть. Играл он в основном с моей мамой. Мама ложилась на диван, запускала к себе Митю, ставила руку на локоть и говорила:
- Митя! Сейчас я тебя буду вылавливать!
После этого мамина рука как бы нападала на хомяка, а Митя отбивался лапками. Когда я вижу по телевизору японскую борьбу сумо (там борцы очень толстые), я всегда вспоминаю маленького толстенького Митю. Митя явно понимал, что это игра, потому что никогда не пускал в ход зубы.
Митя прожил у нас всю осень, зиму и весну. На лето дедушке, как ветерану войны, выделили комнату в большом деревянном доме-даче в поселке Комарово. Мы поехали туда жить и взяли с собой Митю и его аквариум. Все жители дома-дачи Митю любили, а поэт дядя Толя Чепуров даже посвятил ему стихотворение (к сожалению, теперь я его не помню, но тогда оно мне очень понравилось).
На даче Митя очень любил гулять по травке и рыться в опилках. Опилки в больших количествах заготавливал мой приятель Кирилл с голубой дачи за большим забором. Он везде ходил с пилой и очень громко пилил все подряд. Все Кирилла ругали, а мой дедушка говорил, что Кирилл молодец, и, возможно, впоследствии станет классным плотником или даже столяром. Дедушка Кирилла был академиком и, кажется, планировал для Кирилла какое-то другое будущее.
Когда в конце лета меня увезли с дачи, Митя и наши вещи оставались там еще на несколько дней ждать машины. В эти несколько дней Митя сбежал. Кто-то из жильцов положил ему в аквариум свернутый в трубку журнал. Митя залез на журнал, встал на задние лапы и вылез из аквариума. Мама искала его и звала, но в большом деревянном доме со множеством щелей найти маленького хомяка казалось невозможным. Больше мы Митю не видели.
Наша соседка, вдова сподвижника Владимира Ильича Ленина, выращивала на грядке перед домом горох и жила на даче до глубокой осени. Она рассказывала моей маме:
- Представляете, Галочка, мой горох повадилась воровать толстая, наглая, рыжая, бесхвостая мышь. Я видела ее из окна своими глазами. Причем, вот какая подлость: эта мышь нагибает лапами растение и откусывает именно нежные верхушки. Да еще и уносит их куда-то…
Мне приятно думать, что толстая рыжая мышь, воровавшая горох у нашей соседки, была именно Митей. Я хочу верить в то, что Митя сумел сделать зимние запасы, залег в спячку и пережил где-нибудь под нашим или соседкиным домом суровую ленинградскую зиму. Ведь, в конце концов, Митя был рожден в степи и по сути своей всегда оставался серьезным, нормальным диким зверьком. Он вполне мог выжить на воле.
Любимый враг мой…
Мой теперешний пес по кличке Уши с юности страшно не любил ротвейлеров.
И я, кажется, даже знаю, когда и как эта нелюбовь возникла.
Когда Уши был щенком, мы были с ним незнакомы. Он попал ко мне подростком, приблизительно одиннадцати месяцев отроду. Больше десяти лет назад мы встретились на Менделеевской линии, вблизи Библиотеки Академии наук, куда я сама пришла позаниматься в читальном зале.
Уши одиноко бродил по газону бульвара и что-то там выедал. Внешне он был весьма похож на моего недавно умершего пса Раджа и, наверное, поэтому я решила взять его себе. Уши был не против. Как он попал на бульвар, я так и не поняла. Ошейника на нем не было, отчаяния недавно потерявшейся и оставшейся без хозяина собаки - тоже. Он был весьма упитан, приятно доброжелателен и вполне здоров. Самая вероятная гипотеза, которую мы с друзьями впоследствии построили: Уши сбежал (или просто ушел погулять) из вивария Физиологического института, который располагается неподалеку от БАНа.
Послужить науке Ушам не удалось - я взяла его к себе жить.
Внешне он был черным, довольно мохнатым, имел пушистый хвост-баранку и большие полувисячие уши, смешно хлопающие при беге и прыжках (откуда и кличка). В общем - типичная крупная дворняга, какая-то сложная смесь лаек и овчарок. Впрочем, морда у Ушей была и остается вполне широкой и "чемоданистой", и вслед за Шариковым он может предположить, что "его бабушку любили водолазы".
Десять лет назад Уши был веселым и общительным собачьим подростком - ласкался ко всем людям, которые склонны были его ласкать, и лез играть ко всем собакам без разбора. Крупные и средние собаки относились к этому с пониманием, а собачья мелочь и их хозяева слегка опасались ушачьего напора и энтузиазма (не дай бог затопчет в порыве добрых чувств!).
Однажды в парке Авиаторов он увидел на дорожке приземистого широкогрудого ротвейлера и тут же, высоко подпрыгивая и махая хвостом-баранкой из стороны в сторону, побежал к нему играть. Ротвейлер, не говоря дурного слова и даже не становясь в угрожающую позу, с утробным рыком бросился на подбегающего к нему дворянина и вцепился своими могучими клыками Ушам в бок. Уши, явно не ожидавший ничего подобного, отчаянно завизжал и, даже не пытаясь драться, кинулся в сторону, в кусты. Все это произошло так быстро, что я просто не успела ничего сообразить. Ротвейлер еще немного порычал и невозмутимо потрусил по дорожке дальше. Хозяйка его, как водится, была похожа на своего пса - на ее широком лице явственно пропечатывалась та же тупая, сумрачная упертость непонятного генеза.
Обычно взрослые, психически полноценные псы не трогают щенков и собачьих подростков, но, возможно, ротвейлер, которому на вид было лет пять-шесть, полноценным псом не был. Как психолог, могу предположить, что они оба (вместе с хозяйкой) чего-то все время отчаянно боялись. Именно поэтому молодая, веселая, игривая (но очень крупная - выше ротвейлера в холке) дворняга показалась им опасной. А лучшей защитой, как известно, в определенных кругах считается нападение.
Подозвав обиженно скулящие Уши, я, как могла, успокоила его, а дома промыла небольшие, но глубокие ранки. Все зажило быстро, "как на собаке".
Будучи не слишком большого ума, Уши сделал из происшествия свои выводы и на всякий случай на многие годы вперед стал ненавидеть всех ротвейлеров без исключения. Издали завидев головастую, характерно раскачивающуюся при ходьбе шоколадку, он начинал отчаянно хрипеть, лаять и рваться с поводка. Все мои объяснения и нравоучения о том, что глупо бросаться на совершенно незнакомых собак только потому, что когда-то в детстве похожая псина тебя покусала, Уши слушал параллельно.
И надо же было такому случиться: огромный шоколадный ротвейлер поселился в нашей парадной, в квартире прямо над нами, на четвертом этаже (мы живем на третьем). Кроме Ушей и ротвейлера, в нашем подъезде жило еще довольно много собак: две афганские борзые, немецкая овчарка, довольно крупный черный пудель и маленькая рыжая дворняжка Дружок. Все они были давно знакомы и прекрасно ладили между собой.
Как и следовало ожидать, между Ушами и ротвейлером с самого первого дня началась война.
В норме и того и другого водили, естественно, на поводке. Но с ротвейлером часто гуляла пожилая женщина - мать хозяина, а с Ушами - мой сын, школьник младших классов. Когда они случайно встречались на улице, старушка бегом бежала к парадной, с трудом утаскивая за собой хрипящего, истекающего яростной слюной ротвейлера (я так никогда и не узнала его клички. Между собой мы называли его Мордатиком.). Сын же попросту "наматывался" поводком на ближайшее дерево и удерживал Ушей с помощью безотказных физических законов. Естественно, мы старались гулять в разное время и, если в окно видели Мордатика на улице, ждали, когда он вернется с прогулки. Думаю, что также поступали и наши соседи - хозяева ротвейлера.
Три раза в день, когда Мордатика проводили на прогулку мимо нашей двери (избежать этого было нельзя - в "хрущевке" все двери выходят прямо на лестницу), в нашей квартире разыгрывался неизменный спектакль, безмерно надоевший нам, но производящий сильное впечатление на всех гостей дома (все они знали Ушей как собаку добродушнейшего, абсолютно безобидного, "комнатного" нрава - что-то вроде большой болонки). Услышав (или унюхав?) приближение Мордатика к нашим дверям, Уши, что бы он ни делал в этот момент, вскакивал и с жутким утробным рычанием, скрежеща когтями по паркету, несся к входу в квартиру. Там он с диким злобным лаем скреб лапами дверь, скалил огромные клыки и всем своим видом изображал нечто бойцовское. За дверью на лестнице аналогичным образом бесновался Мордатик.
Так продолжалось много лет. За это время непосредственный контакт между собаками произошел всего два раза. Один раз возле парадной старушка хозяйка не удержала в руках поводок ротвейлера, а Уши, удачно рванувшись, выскользнул из ошейника. Внезапно оказавшись свободными, обе собаки буквально остановились в прыжке. По растерянности на мордах было очевидно, что подобное развитие событий вовсе не входило в их планы. Но, похоже, идея поддержания реноме актуальна не только для людей. Надо было что-то делать и после короткого замешательства псы кинулись-таки в драку. Уши труслив и, в сущности, не умеет драться. Ротвейлер же как-никак бойцовская собака, и хотя был ниже в холке, но значительно массивнее и сильнее. Поэтому сначала ему удалось подмять Уши под себя. Но Уши оставался ловчее и мохнатее. Оставив Мордатика с полной пастью своей шерсти, он вывернулся из-под тяжелого, но неуклюжего и уже здорово разжиревшего к тому времени противника, цапнул его напоследок за толстую ляжку и сбежал в парадную, дверь которой сын тут же захлопнул. Ротвейлер тряс головой и с брезгливым выражением на широкой морде плевался ушачьей шерстью.
Второй раз Уши случайно выскочил на площадку прямо под нос спускающемуся Мордатику. Схватились автоматически, прямо на лестнице, и в тот раз псы здорово потрепали друг друга. На Мордатике укусы зажили без последствий, а у Ушей на месте укуса образовался гнойник и нам даже пришлось водить его в ветлечебницу.
Потом Мордатик умер. Я не знаю точно, но мне кажется, что он был даже моложе, чем Уши. Но, во-первых, ротвейлеры, как и большинство крупных собак, не живут долго, а во-вторых, его явно перекармливали…
Мы заметили исчезновение Мордатика не сразу, и осознали его только по отсутствию ежедневных ритуальных собачьих спектаклей.
- Ну вот и все! - сказал муж Ушам, когда ситуация стала окончательно ясной. - Нечего тебе больше злиться и волноваться - нету твоего врага Мордатика. Он, конечно, был сильнее тебя, но ты его пережил. Это символично.
Уши внимательно вслушивался в звучавшие слова и поглядывал на дверь. Слово "Мордатик" он понимал прекрасно.