Но Йокке, против ожидания, вовсе не проявил благодарности к Пелле за то, что тот вытащил его из клетки. Он отчаянно брыкался, когда Пелле пытался сунуть его в свою кровать. Постель не место для кролика, так считал Йокке и, вырвавшись из рук Пелле, прыгнул в сторону.
Мелькер и Малин, сидевшие внизу в общей комнате, внезапно услыхали ужасные вопли, доносившиеся из чердачной комнаты мальчиков. Они ринулись наверх посмотреть, что случилось, и увидели насмерть перепуганного Никласа, который, сидя в кровати, стучал зубами от страха.
- Здесь водятся привидения! - сказал он. - Какое-то подлое, косматое привидение кинулось на меня!
Мелькер ободряюще похлопал его по плечу:
- Тебя просто мучили кошмары, и в таких случаях снится всякая нечисть, но бояться тебе нечего.
- Подлое привидение прыгнуло мне прямо в лицо! - проворчал Никлас.
А у Пелле под одеялом, крепко стиснутое в его объятиях, лежало маленькое привидение, которое только и ждало удобного случая, чтобы вырваться из плена, и когда все уже спали, Пелле снова выбрался в ночь и посадил Йокке обратно в клетку.
- Тебя просто нельзя брать в постель, - возмущенно сказал он. - Я почти уверен, что уголек или даже камин были бы куда лучше.
Вскоре на Сальткроке забрезжил новый весенний день, день, который никто никогда не забудет. Потому что в тот самый день на острове появился Музес, из-за которого произошло множество разных событий. Музес был всего-навсего крошечным тюлененком, которого Калле Вестерман нашел запутавшимся в сетях и взял с собой на Сальткроку, так как знал, что орланы-белохвосты не щадят таких отбившихся от стада тюленят.
- Вестерман - самый страшный скандалист на нашем острове, - говорила Мэрта Гранквист.
Несколько раз случалось, что в лавке, где собирались жители острова, дело доходило до ссоры, и всегда можно было безошибочно сказать, что ее затеял Вестерман. Беспокойный он был человек.
- Шумит, бурлит, словно вода о камни, - говорила о нем его жена. - Ума у него нет, - говорила она всем, кто соглашался ее послушать.
Он рыбачил и охотился, а всякая другая работа валилась у него из рук. Был у Вестермана дом и небольшой участок, но хозяйство вела его жена. Приходилось ей нелегко, и она нередко роптала. Дела у Вестермана шли из рук вон плохо, а когда ему приходилось особенно туго, он частенько заворачивал к Ниссе Гранквисту занять денег. Но в последнее время Ниссе ему отказывал, не желая одалживать человеку, который никогда не возвращал денег в срок.
В то утро, когда Вестерман вернулся из шхер, Чёрвен стояла на пристани. Она закричала от восторга, когда Вестерман положил к ее ногам маленького шипящего от злости тюлененка, который таращил на нее свои черные влажные глазенки. Милее его она в жизни не видела.
- Ой, какой хорошенький! - закричала Чёрвен. - Можно погладить?
- А мне-то что! - сказал Вестерман. И тут же произнес нечто неслыханное.
- Можешь взять его насовсем, коли хочешь. Чёрвен смотрела на него во все глаза.
- Что ты сказал?
- Забирай его. Ежели только мама с папой разрешат. Мне он лишь руки развяжет. Можешь выкормить его и держать у себя до тех пор, пока не вырастет. Пока не будет от него какой-то прок.
Чёрвен задохнулась от счастья. Вестерман никогда не ходил в ее любимцах, но тут она почувствовала, что просто обожает его.
- О! - только и вымолвила Чёрвен, лихорадочно соображая, чем можно отблагодарить его за такую невиданную щедрость.
- Хочешь, я вышью тебе что-нибудь крестом? - спросила она.
Откуда Вестерману было знать, что Чёрвен готова взяться за труд, который она терпеть не могла, и он грубо ответил:
- М-да, больно мне нужна твоя вышивка! Бери, а то как мне с ним жене на глаза показаться!
Вестерман ушел, а Чёрвен осталась на пристани, совершенно сбитая с толку.
- С ума сойти, - сказала она. - Боцман, нам подарили тюленя. Боцман обнюхал тюлененка. Ничего похожего он никогда не видел, но раз Чёрвен этого хочет, он готов подружиться с этим чудным маленьким зверьком, лежавшим на мостках и злобно шипевшим на него.
- Не напугай его! - сказала Чёрвен, отгоняя Боцмана. А потом закричала изо всех сил: - Сюда! Идите сюда! Все идите сюда! С ума сойти… мне подарили тюленя!
Первым прибежал Пелле: он весь задрожал, когда увидел тюлененка и услыхал про неслыханное чудо: Чёрвен подарили этого волшебного серо-крапчатого детеныша, который шипел, орал и ползал по мосткам на своих странных толстеньких обрубках вместо передних ног. Бывает же такое на свете, что получают тюленя в подарок!
- Ох, какая ты счастливая! - вырвалось у Пелле из самой глубины души.
- Да, с ума сойти, мне всегда везет!
Оставалось только убедить маму с папой в том, как хорошо иметь в доме тюленя.
Понемногу все собрались на пристани и удивленно разглядывали тюлененка.
- Скоро мы откроем на Сальткроке зоопарк, - сказал Мелькер. - Что касается меня, то я постараюсь приобрести по дешевке несколько бегемотиков.
Мэрта отмахивалась обеими руками. Ни за что на свете не возьмет она тюленя в дом. Ниссе тоже колебался. Он объяснил Чёрвен, какую обузу она берет на себя и как трудно будет выкормить тюлененка. Молока ему нужно не меньше, чем теленку, а салаки - прямо килограммами, когда подрастет…
- Салакой можем кормить его мы, - пообещала Стина. - Верно, дедушка?
Чёрвен с упреком посмотрела на, родителей.
- Я получила его в подарок, - сказала она. - Он все равно что ребенок для меня. Понимаете?
Тедди и Фредди поддержали ее.
- Когда рождается ребенок, не говорят же, сколько молока на него пойдет и как трудно выкормить малыша, - сказала Тедди.
Девочки осаждали Мэрту просьбами. Им помогали Юхан, Никлас и Пелле. Мальчики обещали соорудить для тюлененка пруд, где он сможет плавать днем. На берегу за лодочным сараем была глубокая расселина в скале; если наполнить ее свежей морской водой, то получится чудесный бассейн для тюленя. Лучшего и желать нельзя.
- А в сарае он будет спать, - сказала Фредди.
- Он никому не будет в тягость, - умоляли дети.
Время от времени тюлененок издавал короткие, беспомощные крики, и Стина торжествующе сказала:
- Слышите, он кричит "мама"?
- Я его мама, - сказала Чёрвен, взяв на руки тюлененка. Кажется, ему это понравилось. Он тыкался мордой в ее лицо, а усы его щекотали ее так, что Чёрвен рассмеялась.
- Я знаю, как назвать его! - сказала Чёрвен. - Музес! Потому что Вестерман нашел его точь-в-точь, как она нашла Музеса в тростнике, помнишь, Фредди?
- Не могу представить себе, что дочь фараона похожа на Вестермана, - сказал Мелькер. - Но Музес - красивое имя.
Под конец, когда все, казалось, приняли, как должное, что Музес остается, последней сдалась Мэрта.
- Держи его у себя, пока не вырастет и не сможет сам добывать себе пищу, - разрешила она.
Дети были в восторге.
- Знаете, - задумчиво сказала Стина. - Я думаю, что Музес - заколдованный принц, который поднялся со дна морского.
- Пошла прочь вместе с твоими заколдованными принцами! - разозлился Пелле. - Принц Музес, да?
На мостках сидела Чёрвен с Музесом на коленях. Она гладила его, а он тыкался носом ей в руки. А когда его усы щекотали ее, она вся тряслась от веселого безудержного смеха. Рядом стоял Боцман и смотрел на нее. Долго стоял он и смотрел на Чёрвен своими преданными печальными глазами. И внезапно, резко повернувшись, затрусил прочь.
Этой весной у Чёрвен было много хлопот и с Йокке и с Музесом, которые были на ее попечении. Пелле слал из города письмо за письмом и заклинал ее хорошенько присматривать за его кроликом.
"Давай ему паболыие листьев адуванчика", - писал он, и Чёрвен жаловалась Стине:
- Побольше листьев одуванчика! Пелле хорошо говорить! А я в жизни не видела такого прожорливого кролика. Вечно он голодный.
Но Йокке был, по крайней мере, смирным зверьком, которому ничего не требовалось, кроме листьев одуванчика и воды. Он не орал, когда его оставляли одного. Он не ползал повсюду и не стягивал на пол скатерти, не опрокидывал кастрюль и не рвал папиных газет. Все это вытворял Музес, тот самый, который должен был днем плавать в пруду, а ночью спать в лодочном сарае. Но, Музес не хотел жить ни в пруду, ни в сарае. Куда бы ни шла Чёрвен, он следовал за нею по пятам. Разве не она его мама? Разве не она поила его из бутылочки чудесным теплым молоком с рыбьим жиром? Значит, он должен быть вместе с ней. Он орал и возмущался, когда Чёрвен запирала его в сарае по вечерам. А однажды, когда он особенно зло шипел и буйствовал, она взяла его с собой в комнату. Благо мама ушла шить к жене Янсона и не могла этого запретить.
Место Боцмана было на коврике рядом с кроватью Чёрвен. Он привык спать там каждую ночь с тех самых пор, как был щенком. Но когда появился Музес и начал ползать по полу, Чёрвен сказала:
- Боцман, сегодня будешь спать у Тедди и Фредди.
Боцман не сразу осознал, что она имела в виду. Это дошло до него, когда она взяла его ошейник и вывела из своей комнаты.
- Только одну ночку, ладно? - сказала Чёрвен.
Но когда Музес понял, как уютно спать в комнате у Чёрвен, он не пожелал больше довольствоваться каким-то там старым лодочным сараем.
На другой вечер, когда Чёрвен заперла его в сарае, он завопил так, что слышно было по всей Сальткроке.
- Люди подумают, что мы мучаем и бьем его смертным боем, - сказала Тедди. - Пусть уж лучше спит у Чёрвен.
Мэрта недолго противилась, а потом уступила. Трудно было устоять против этого маленького тюлененка, который был так предан и смотрел на нее своими умными, прекрасными глазами, будто все понимал.
В тот вечер Боцман по своей воле лег спать в комнате Тедди и Фредди. Так и повелось с тех пор. Он перестал ходить за Чёрвен по пятам. Может, боялся наступить на Музеса. Почти целыми днями он тихонько лежал у крыльца лавки. Прикрыв морду лапами, он, казалось, спал и поднимал глаза лишь для того, чтобы посмотреть, кто пришел в лавку.
- Песик ты мой паршивенький, какой ты стал соня, - говорила Чёрвен, трепля его по голове. Но теперь ей всегда было некогда, и она тут же отправлялась за листьями одуванчика для Йокке или греть молоко для Музеса. Ходить за животными было хлопотно, хотя иногда ей и помогала Стина.
- У тебя-то один Попрыгуша-Калле, - говорила Стине Чёрвен, - а мне надо заботиться о двоих, да еще, конечно, о Боцмане.
Стина не видела ничего хорошего в том, что у нее один лишь Попрыгуша-Калле. Его нельзя было кормить из бутылочки, как кормила Музеса Чёрвен. Вот счастливица! Стина помогала Чёрвен рвать листья одуванчика для Йокке, втайне надеясь всякий раз, что Чёрвен вознаградит ее и даст покормить из бутылочки Музеса. Но Чёрвен была непреклонна. Музеса она хотела кормить сама.
- Иначе он не станет есть, - уверяла она.
Стине разрешалось сидеть и смотреть, хотя у нее руки чесались - выхватить бутылочку у Чёрвен, а уж станет ли Музес потом есть или нет - неважно.
Но и на Стининой улице настал праздник. У ее дедушки было несколько овец, которые за небольшую плату паслись на выгоне Вестермана. И вот нынче овцы ягнились, и Стина каждый день провожала дедушку на выгон посмотреть, не народились ли новые ягнята.
- Бяшки! Бяшки! - звал Сёдерман. - Идите, я вас пересчитаю и погляжу, не разбогател ли я.
Одна из ярочек и вправду делала все что могла, чтобы увеличить богатство хозяина. В один прекрасный день она принесла сразу трех ягнят в небольшой овчарне, которую Сёдерман собственноручно сколотил своим овцам на случай непогоды.
- Столько ей не прокормить, молока не хватит, - сказал Сёдерман.
- За одним придется нам присмотреть самим, не то погибнет. Сёдерман оказался прав. Много дней подряд приходил он вместе со Стиной на выгон и видел, как самый маленький ягненок все тощает, потому что у него не хватает сил сражаться с двумя другими за материнское молоко.
Под конец Сёдерман сказал:
- Придется кормить его из бутылочки.
Стина так и подскочила. Порой сбывается самое неожиданное и несбыточное. Она бросилась со всех ног в лавку волоча за собой дедушку. "И к чему такая спешка, - подумал Сёдерман, - ведь ягненок пока что не подыхает". По требованию Стины он купил бутылочку точь-в-точь такую, как у Музеса, и Стина мечтательно улыбнулась. Ну и разинет же Чёрвен рот от удивления!
Чёрвен как раз кормила Музеса, когда Стина прибежала с полной бутылочкой молока в руках.
- Зачем ты ее притащила? - сердито спросила Чёрвен.
У Музеса была запасная бутылочка, которую Чёрвен давала ему, когда он особенно хотел есть, и Чёрвен подумала, что Стина имела наглость притащить ее, даже не спросив разрешения.
- Музес сыт, - сказала Чёрвен, - молока ему больше не надо.
- А мне-то что, - объявила Стина, - у меня своих забот по горло. Чёрвен удивленно подняла брови.
- Каких еще забот?
- Мне надо идти кормить Тутисен, - деловито объявила Стина. Прикусив язычок, Чёрвен задумалась.
- Это еще что за Тутисен? - под конец спросила она.
Но как только Стина ей все объяснила, Чёрвен вместе с подругой помчалась на выгон Вестермана и охотно помогла ей накормить ягненка. Хотя Стине тоже удалось подержать бутылочку.
Тутисен вскоре стал таким же ручным, как Музес, и Стина несколько раз на день ходила кормить его на выгон. Иногда она выпускала Тутисена из загона и водила его прогуляться. Ягненок бежал за ней так же неотступно и преданно, как Музес полз следом за Чёрвен.
- Вот уж, вправду, цирк, - сказал Ниссе Гранквист, выйдя на крыльцо лавки и глядя, как прогуливаются Чёрвен и Стина, а за ними по пятам следуют Музес и Тутисен.
И, наклонившись, потрепал Боцмана.
- А ты как поживаешь? Лежишь тут и горюешь, что нельзя тебе с ними играть?
Однажды, устроившись на крыльце, Стина и Чёрвен кормили своих животных и спорили, кто из них лучше.
- Тюлень - это ведь тюлень, - заявила Чёрвен, и этого Стина не могла отрицать.
- Но ягненок все же милее, - сказала Стина, а затем добавила: - Я думаю и Тутисен и Музес - оба заколдованные принцы.
- Хм-м-м, - презрительно протянула Чёрвен, - я ведь говорила, что только лягушки бывают заколдованными принцами.
- Верно, ты говорила, верно, - подтвердила Стина.
Они молча сидели и думали. Где уж там обыкновенному ягненку с выгона Вестермана оказаться заколдованным принцем, но Музес, которого нашли в рыбачьей сети, - это прямо как в сказке.
- Я думаю все же, - сказала Стина, - что Музес - сынок морского короля, которого заколдовала злая фея.
- Не-а, он - мой маленький сынок, - возразила Чёрвен, прижав к себе Музеса.
Подняв голову, Боцман посмотрел на них. И если правда то, что он мог думать, как человек, то, может, он подумал точь-в-точь как Пелле: "Пошли прочь вместе со своими заколдованными принцами!"
НЕУЖТО МАЛИН НЕ ХОЧЕТ ЖЕНИТЬСЯ?
"Снова вокруг нашего дома цветут наши яблони, - писала в своем дневнике Малин. - Нежно-розовыми цветами заполняют они Столярову усадьбу и тихо роняют свои легкие, как снежинки, лепестки на тропинку, ведущую к нашему колодцу. Наши яблони, наш дом, наш колодец. Как это прекрасно! Нашего здесь нет ничего, но мне нравится об этом мечтать… И мечтать об этом необыкновенно легко. Год назад я еще не видела Столяровой усадьбы, а сейчас мне кажется, будто это мои родной дом. О веселый столяр! Как я люблю тебя за то, что ты построил этот дом, если, конечно, дом этот - дело твоих рук, и за то, что ты посадил вокруг яблони. И за то, что нам здесь можно жить, и за то, что снова - лето. Хотя лето, разумеется, не твоя заслуга".
- Как наши дела, папа? - спросила Малин Мелькера. - Ты и на этот раз отличился и подписал контракт на целый год?
- Пока еще не подписал, - ответил Мелькер. - Я жду самого Матсона, он обещал не сегодня - завтра заглянуть к нам.
В ожидании Матсона Мелькерсоны готовили Столярову усадьбу к лету. Они сгребали лежалую прошлогоднюю листву, выбивали коврики и проветривали подушки и одеяла, скребли пол, мыли окна и вешали чистые занавески. Никлас надраил до блеска плиту, Юхан выкрасил кухонные скамейки в голубой цвет, Мелькер без малейшего кровопролития смастерил книжную полку и уставил ее разными книгами на все вкусы. Над побеленным очагом в общей комнате он развесил картинки, привезенные из города. Малин нарядила пухлую подушку на кухонном диване в новую ситцевую наволочку в красную полоску, Один Пелле расхаживал повсюду без дела и только любовался. Самую некрасивую и негодную мебель составили в сарай, где Пелле оборудовал себе скромную комнатку. Пусть старая мебель знает: она еще на что-то годна. И, кроме того, он собирался пережидать в сарае вместе с Йокке дождь.
- Это своего рода творчество, - сказала Малин, оглядевшись в своем по-летнему нарядном доме. - Теперь сюда надо принести побольше цветов.
Она притащила из сарая старые кувшины для моченой брусники, принадлежавшие веселой жене столяра, обтерла пыль и поставила в них ветки сирени и цветущих диких яблонь. Потом она отправилась на янсонов выгон, где в буйном изобилии рос ландыш, и набрала полную охапку цветов. На обратном пути она встретила Чёрвен со Стиной. Оживленно болтая, они петляли меж берез. Увидев Малин, девочки смолкли и только любовно и с восхищением смотрели на нее. Ведь это была их Малин, такая хорошенькая с букетом ландышей в руках.
- Как невеста! - сказала Чёрвен.
У Стины загорелись глаза, а в голове мелькнула дорогая ей мысль, которую она уже давно лелеяла.
- Не собираешься ли ты замуж, Малин? Чёрвен расхохоталась во все горло.
- Замуж, это еще что такое?
- Это когда женятся, - неуверенно ответила Стина.
Малин принялась их уверять, что со временем не плохо бы выйти замуж, но пока она еще слишком молода.
Чёрвен уставилась на нее, будто не веря своим ушам.
- Слишком молода! Это ты-то! Ты такая старая, что просто с ума сойти!
Малин расхохоталась.
- Сперва надо найти человека, чтобы был по душе, понятно вам? И Чёрвен со Стиной пришлось согласиться, что с подходящими женихами на Сальткроке туговато.
- Но ты бы могла жениться на заколдованном принце, - горячо уговаривала Малин Стина.
- А есть такие? - спросила Малин.
- Их в канавах полным-полно, - ответила Стина. - Чёрвен говорит, что все лягушки - заколдованные принцы.
Чёрвен кивнула.
- Только поцелуешь одну, и - бах! - принц уже тут как тут!
- Да, выходит, совсем просто, - согласилась Малин. - Тогда я попробую подыскать себе кого-нибудь.
Чёрвен снова кивнула.
- Да-а, попробуй… пока не поздно. - И важно добавила: - Я, по крайней мере, женюсь, прежде чем стану старой каргой, которая в тягость себе и другим.
- На заколдованном принце? - спросила Малин.
- Не-а, на водопроводчике, - ответила Чёрвен. - Папа говорит, что они, по нынешним временам, чертовски хорошо зарабатывают.
Стина поспешила заверить, что и ей тоже нужен водопроводчик.
- Потому что я хочу все точь-в-точь как у Чёрвен.