– Но они могут вернуться, – вскричал я.
– Они трусы, я их знаю, и больше не придут, – Наташа вновь стала прежней, смелой, как мальчишка, девчонкой. – Да и дверь тут закрывается.
Наташа провела нас к выходу и продемонстрировала, как дверь закрывается на задвижку.
– Теперь вы спокойны?
Мы пожали плечами. Как мы можем быть спокойны, если Наташа в опасности?
И все-таки мы ушли, оставив Наташу одну в подвале.
В ту ночь я долго не мог заснуть. Что же получается? Наташа вроде живет не на улице, а под крышей, и все равно бездомная и беспризорная. Наташа ничья дочка, потому что борьба между ее отцом и матерью закончилась вничью.
Когда я все-таки уснул, меня стали одолевать кошмары. Мне снилось, как в подвал врываются четверо парней и нападают на Наташу. Но Наташу голыми руками не возьмешь, она дерется, как львица, и пацаны удирают, как зайцы. Тогда я успокаивался и вновь погружался в сон, пока кошмар не наваливался на меня с новой силой.
Утром я подхватился и выбежал во двор. Через несколько минут я уже был в бабушкином подъезде. Торопливо спустился по лестнице в подвал и толкнул дверь.
Дверь легко отворилась. Дверь была не заперта.
А в подвале кто-то ходил, я отчетливо слышал шаги.
Я распахнул дверь, ворвался в подвал и увидел Саню.
Мой друг в растерянности бродил по подвалу. Увидев меня, Саня поднял голову:
– Наташа пропала!
Я кинулся к Наташиному закутку. Исчезли ее постель, сумка, книги и кукла. А самое главное, нигде не было Наташи.
– Зря ее послушались, – протянул Саня.
– А кто вообще придумал поселить ее в этом мрачном подвале? – распалился я.
– Она сама, – ответил Саня.
– Она, – рассердился я, – а у нас головы на плечах или что?
– Надо заявить в милицию, – Саня первый понял, что надо делать. – Ты помнишь приметы этих пацанов?
– Конечно, – ответил я. – пошли к капитанской дочке.
Я напомнил Сане о том, как наш поход на телевидение закончился посещением детской комнаты милиции и дружеской беседой с милой женщиной в капитанских погонах, которую мы за глаза прозвали капитанской дочкой.
– Ну, капитанская дочка в два счета найдет Наташу, – обрадовался Саня.
Решительным шагом мы направились к выходу, как противно заскрипела дверь и нашим удивленным взорам предстала Наташа.
– Мальчики, вы уже здесь? – воскликнула она.
Мы кивнули. Мы были ужасно рады, что видим Наташу, целую и невредимую. Наташа прижалась своей щекой к моей, а потом обняла Саню.
– Мальчики, не волнуйтесь, я живая. Я ночевала у Глафиры Алексеевны и там буду жить. Пойдемте к бабушке, завтрак уже на столе.
Вслед за Наташей мы покинули подвал и поднялись к Глафире Алексеевне.
Бабушка укоризненно покачала головой:
– Ребята, как вы могли до такого додуматься!
Только через несколько дней я узнал, как было дело.
Чтобы не подавать нам плохой пример, бабушка днем не курила. А поскольку совсем отказаться от дурной привычки она не могла, Глафира Алексеена дымила на сон грядущий.
В тот вечер она вышла во двор и едва зажгла спичку, как услышала плач. Глафира Алексеевна огляделась по сторонам, кто ревет в такую позднюю пору. А потом догадалась, что плач доносился из подвала.
Бабушка решительно постучала в маленькое окошко. Плач прекратился, и в окошке показалось лицо девочки. При свете спички Глафира Алексеевна узнала Наташу.
Бабушка кинулась в подвал и, забрав Наташины пожитки, силком увела девочку к себе.
Удар через себя в падении
Вчетвером мы вышли из подъезда и пошагали к школе. Наташа и бабушка посредине, а мы с Саней, как верные оруженосцы, по краям.
Глафира Алексеевна на сей раз оставила дома спортивный наряд и облачилась в строгий костюм и надела кокетливую шляпку с цветочком. У перекрестка мы остановились в ожидании зеленого света, и нас догнала Лялька.
– Доброе утро! – поздоровалась она.
Королевы смерили друг дружку взглядами и обменялись сдержанными поклонами.
Зажегся зеленый свет, и бабушка с Наташей и Саней устремилась через улицу. Я замешкался. Мне неудобно было оставить одну Ляльку, которая как раз сняла туфлю, чтобы выбросить попавший туда камешек. Когда Лялька вновь стояла на двух ногах, горел уже красный свет.
– Милая старушка, – заметила Лялька. – Это Наташина бабушка?
– Нет, это наша общая бабушка.
Увидев, что Лялька ничего не поняла, я объяснил ей, что Глафира Алексеевна тренирует нашу футбольную команду и вообще заботится о нас.
– И о Наташе? – спросила Лялька.
– О Наташе больше других, – ответил я.
– Как трогательно, – протянула Лялька.
Мы с Лялькой перешли улицу и побежали к школе – уже вовсю звенел звонок.
Проводив нас, Глафира Алексеенва отправилась домой, чтобы разрабатывать план игры в четвертьфинале.
С каждой тренировкой мы играли все лучше, и все больше болельщиков собиралось, чтобы поглазеть на нас.
Однажды на тренировке появилась женщина в милицейских погонах. Я пригляделся – да это же капитанская дочка! И Саня узнал ее.
Но зачем она здесь появилась? Явно неспроста.
И Глафира Алексеевна почуяла неладное. Она время от времени поглядывала на женщину-милиционера, а потом не выдержала и объявила:
– Перерыв!
Мы с Саней бросились к капитанской дочке.
– Здравствуйте, – широко улыбнулся Саня. – Вы нас узнаете?
– А, артисты, – обрадовалась инспектор. – Вы здесь живете?
– Здесь, – подтвердил я и полюбопытствовал: – А что вас привело сюда?
– Ребята, вы знаете Глафиру Алексеевну Голубович?
– Так это же наш тренер, – я кивком головы показал на бабушку.
– Ах, вот как, – задумалась инспектор и задала новый вопрос: – И Наталью Карамышеву вы знаете?
– Знаем, – хором ответили мы.
Капитанская дочка улыбнулась и сказала:
– Мне надо поговорить с вашим тренером.
Бабушка и инспектор двинулись навстречу друг другу, встретились у самой площадки и обменялись несколькими фразами. До меня долетело:
– Кем вам приходится несовершеннолетняя Наталья Карамышева?
Что ответила бабушка, я не услышал. Глафира Алексеевна взяла капитанскую дочку под руку и повела к себе домой.
– Что случилось? – нас с Саней окружила вся команда.
– Почему Глафиру Алексеевну увела милиция? – обеспокоенно спросила Наташа.
– Все наоборот, – я вступился за истину, – бабушка пригласила милицию к себе домой.
– И потом, капитанская дочка подсуживать не будет, – Саня вступился за инспектора.
Мы сгрудились возле бабушкиных окон, чтобы в любую минутуу прийти на помощь к Глафире Алексеевне.
Возле подъезда затормозили знакомые "Жигули", и из них вышел Наташин отец.
– Наташа, ты вернулась?
Наташа подбежала к отцу и уткнулась лицом в кожаный пиджак.
– Пошли домой, – отец похлопал дочку по спине.
Наташа оглянулась на нас, на подъезд, из которого до сих пор не появлялась бабушка.
– Папа, это ты вызвал милицию?
– Ну что ты, – отец даже не вздронул.
– Папа, зачем ты обидел Глафиру Алексеевну?
Наташа в гневе была очень похожей на своего отца.
Отец приглушил голос и заговорил. Наверное, пытался оправдаться. Наташа слушала его, и губы у девочки дрожали.
А я вспомнил, как пару дней назад вместе с нами в школу шла Лялька. Может, она видела, как Наташа выходила из бабушкиного подъезда, и не преминула обо всем поведать Наташиному отцу. Вполне вероятно, что Наташин отец в бешенстве мог заявить в милицию.
А может, он и сам увидел дочку. Ведь Наташа, не таясь, жила у бабушки. Да, жить между папой и мамой невозможно. Рано или поздно все выходит наружу.
Обо всем об этом я размышлял, пока во дворе не появились бабушка и капитанская дочка. Мы их сразу взяли в тесное кольцо. Рядом со мной очутилась Наташа.
– Я очень рада была с вами познакомиться, – инспектор сердечно пожала бабушке руку. – Побольше был таких энтузиастов, и кривая правонарушений резко бы пошла вниз. А вам, ребята, желаю удачи на футбольном поле.
Про себя мы послали ее к одному не очень симпатичному герою русских сказок, а вслух стали прощаться. Значит, нашей бабушке ничего не грозит.
Когда инспектор ушла, Наташа спросила у бабушки:
– Глафира Алексеевна, это мой папа сделал?
– Наташа, сегодня ты ночуешь дома, – сказала бабушка, – а в остальном все остается по-прежнему.
– Я не пойду домой, – Наташа сжала губы.
– Я тебя прошу, Наташа, – настаивала бабушка.
– Ладно, – Наташа опустила голову.
– Вот и отлично, – Глафира Алексеевна сразу повеселела и вооружилась рупором: – А теперь продолжим тренировку.
Мы вновь собрались на площадке, и бабушка сказала:
– Я хочу показать вам удар через себя в падении. Это очень коварный для противника удар.
Глафира Алексеевна стала спиной к воротам:
– Саня, пасни, пожалуйста.
Саня мягко, щеточкой, набросил ей на ногу мяч.
Глафира Алексеевна собралась было подпрыгнуть, взлететь над площадкой, чтобы продемонстрировать удар, который принесет нам победу. Но неожиданно опустилась и распласталась на земле.
Мы ахнули и подбежали к Глафире Алексеевне. Наша тренер лежала с закрытыми глазами и не подавала признаков жизни.
– Ее надо перенести в дом, – первой пришла в себя Наташа.
– Ее ни в коем случае нельзя трогать, – Саня вспомнил, что он сын врача, и закомандовал: – Кир, вызови "скорую".
Я вскочил и пулей помчался на улицу к телефону-автомату. Дрожащей рукой набрал "03" и закричал в трубку:
– "Скорая"? Немедленно выезжайте… Человек умирает.
Я сказал адрес и побежал на площадку. Вокруг бабушки уже собралось много народу. Я протиснулся поближе.
Саня держал бабушкину руку.
– Ну что? – шепотом, словно наша тренер меня могла услышать, спросил я.
– Пульс слабого наполнения, – огорченно ответил Саня и спросил: – Вызвал?
– Ага, сказали, что мигом…
"Скорая" и вправду примчалась очень быстро. Из машины вышли рыжебородый молодой доктор и медсестра с сумкой.
Доктор велел всем отойти, и мы, волнуясь, издали наблюдали, как он слушает бабушку.
– Граждане, – попросила сестра, – помогите перенести больную.
Мы кинулись к машине, вытащили носилки. Вместе со взрослыми осторожно подняли бабушку и положили на носилки. Потом подняли носилки и понесли к машине.
Бабушка оказалась на удивление легкой, точно маленькая девочка. Она ни разу не застонала. Наверное, не хотела нас беспокоить.
Рыжебородый доктор спросил у Наташи:
– При каких обстоятельствах это произошло?
– Глафира Алексеевна собралась нам показать удар через себя в падении, – ответила Наташа. – Это очень коварный для противника удар. Она хотела подпрыгнуть, но упала и потеряла сознание.
– Что-что? – поразился рыжебородый.
До него, конечно, ничего не дошло. Где ему, молодому, широкоплечему, представить, что Глафира Алексеенва, имея больное сердце, тренировала нашу футбольную команду.
– А родственники у нее есть? – поинтересовался доктор.
– Я, – ответила Наташа. – Доктор, а что у нее?
– Сердце, – коротко бросил рыжебородый и велел: – Садитесь в машину.
"Скорая" взяла с места и стремительно покатила на улицу.
Мы в унынии слонялись по площадке. Собственно, никакой площадки у нас и не было. Посредине двора было пространство, вытоптанное нашими неутомимыми ногами. Здесь не успевала вырасти трава. Едва подсыхала земля, как мы начинали носиться по площадке.
Итак, завтра – матч. А мы осиротели. Нашего тренера отвезли в больницу. Мы бродили как неприкаянные. Что нас ждет завтра?
И тут прибежала Наташа.
– Как Глафира Алексеевна? – мы окружили Наташу.
– По дороге она пришла в себя и сразу набросилась на меня, – Наташа улыбнулась. – Как ты смела уйти с поля? Со мной ничего не случится, а завтра матч.
Нет, нашу бабушку не так просто болезни одолеть. Наша бабушка – крепкий орешек.
– Как ни призывал ее доктор не волноваться, Глафира Алексеевна успокоилась лишь тогда, когда машина остановилась, и я вышла, – рассказывала Наташа. – А сейчас, мальчики, продолжим тренировку.
Мы сразу подтянулись. Мы поняли – теперь наш тренер Наташа.
– Я хочу показать вам удар через себя в падении, – сказала Наташа. – Это очень коварный удар для противника.
Наташа стала спиной к воротам.
– Саня, пасни.
Саня мягко набросил мяч Наташе на ногу. Девочка взлетела над площадкой, взмахнула ногами и мяч очутился в воротах.
– Ура! – закричали мы и бросились к Наташе.
Но строгий взгляд нового тренера заставил нас остановиться.
– А теперь ты, Саня! – предложила Наташа.
Саня стал спиной к воротам.
Последний день матриархата
Только в начале тайма мы сражались на равных с нашими соперниками. А потом почувствовали, что те сильнее. Противник запер нас в нашей штрафной, и мы играли только на отбой. Я вынужден был уйти в защиту.
Лишь Саня отважно играл в нападении, но после того как его пару раз сбили, мой друг, без пяти минут профессионал, решил беречь ноги и уже не пытался в одиночку пробиться к воротам противника.
Мы играли на стадионе, который расположен в парке. Там всего одна трибуна, но она полна народу. Среди болельщиков и наши родители.
Мой папа болеет темпераментно, бурно жестикулирует. Мама сдержанно, но с интересом смотрит матч.
Санин папа наблюдает за игрой с непроницаемым взглядом, а мама открыто радуется или негодует.
Наташиной мамы нет на трибуне. Рядом с Наташей сидит ее отец. Время от времени он что-то говорит дочке, наверное, советует, как играть. То и дело к девочке оборачиваются наши родители – тоже с мудрыми советами. Бедная Наташа! Из-за нас ее совсем замучили родители!
Гол назревал. Но раздался спасительный свисток судьи. Перерыв! Первый тайм окончился вничью.
Мы далеко не ушли, растянулись на травке под трибуной. К нам спустились Наташа и родители.
По глазам Наташи я видел, как много она хочет сказать нам, но родители не дали ей и рта раскрыть. Первым, как всегда, начал папа:
– Все идет отлично, мои юные друзья, но не хватает остроты, я бы сказал, перца, пресно играете. Нет задора, огня, нет вдохновения!
Наташин отец не обладал красноречием моего папы, а потому выразился кратко и ясно:
– Пожестче играйте, на грани фола.
Санин папа тоже был немногословен:
– Попробуйте взвинтить темп! У них левый защитник тихоход. Атакуйте по правому флангу!
Вот глазастый Санин папа! Я тоже заметил, что левый защитник у наших соперников слабо бегает, но не подумал, что надо прорываться по правому флангу. А потом было уже не до прорывов.
Мамы нам не давали мудрых советов, а утешали нас. И это было еще хуже.
Когда родители отправились на трибуну, Наташа сказала:
– Глафира Алексеевна уверена, что вы выиграете. Я тоже надеюсь на вас.
С первой минуты второго тайма мы бросились в атаку. Мы прорывались по правому флангу, там, где был тихоход-защитник. Я оказался в штрафной, ударил и – мимо. Саня проскочил между трех защитников, но тоже промазал.
Потом у наших соперников было несколько возможностей поразить ворота, но счастье было на нашей стороне.
А Глафира Алексеевна уверена, что мы выиграем, а у нас ничего не получается. Почему вчера наша бабушка потеряла сознание? От того, что пыталась нам продемонстрировать удар через себя в падении? Нет, сердце у нее заболело от обиды. Ее обидели понапрасну. Она все отдавала нам, а кто-то взял и пожаловался на нее в милицию. Доброе бабушкино сердце и не выдержало.
Кстати, удар через себя в падении. Мяч у меня, а Саня стоит спиной к воротам. За каждым его движением следят долговязые защитники, они в затылок ему дышат.
Я паснул другу. Саня подпрыгнул, взлетел над площадкой, взмахнул ногами, и мяч оказался в сетке. Вратарь соперников лишь проводил его растерянным взглядом.
– Ура!!! – закричали наши болельщики на трибуне.
Я видел, как родители бросились обнимать Саниного папу. Ну ясно, кто же еще, если не папа, мог научить сына такому потрясающему удару. А потом все крепко жали руку моему папе – благодарили за отличный, выверенный до сантиметра пас, которые сделал его сын, то есть я.
Наши соперники едва успели начать с центра, как прозвучал свисток судьи. Мы вырвали победу на последней минуте.
Родители сбегают вниз, обнимают, целуют нас.
– Спектакль удался на славу, – воскликнул мой папа.
– Ребята, у меня окончатся зональные соревнования, – прижал обе руки к груди Санин папа, – и возьмусь вас тренировать.
Санина мама потешно вздохнула – свежо предание, а верится с трудом.
– Эх, Наташка, Наташка, – гнул свое Наташин отец, – если б ты была мальчишкой, быть бы тебе старшим тренером сборной.
Наконец к нам протиснулась Наташа и сказала всего два слова:
– Спасибо, мальчики!
А нам больше и не надо. Мы все поняли.
– Ребята, поскорее переодевайтесь, – поторопила нас Санина мама.
– Мы вас ждем, – сказала моя мама.
Мы отправляемся в раздевалку. По дороге Наташа предложила мне и Сане:
– Давайте съездим к бабушке в больницу.
– А родители? – спросил я. – Они же нас ждут.
Наташа пожала плечами.
А я подумал, нашел, у кого спрашивать про родителей.
Мои папа и мама помирились, а Наташины по-прежнему живут в разных городах. И каково Наташе, если она любит и папу и маму.
Как это ни огорчительно, но мы вынуждены были оставить наших родителей с носом, а сами отправились в больницу. Умытые, причесанные, мы ехали в трамвае, и ветер, врываясь в распахнутые окна, пузырил наши рубашки.
Саня держал в руках объемистый сверток. Я прижимал к груди большой букет цветов.
В больнице к Глафире Алексеевне не пустили.
– Она в тяжелом состоянии, – сообщила сестра.
– Но нам необходимо, – настаивал Саня.
– Мы принесли ей радостную весть, – добавил я, – от которой она сразу встанет на ноги.
– Андрей Павлович, – сестра позвала на помощь рыжебородого доктора, проходившего по коридору.
– А, старые знакомые, – приветствовал ребят доктор, – вашей бабушке уже лучше, но навещать ее рано.
– А передачу можно?
Саня протянул сверток, я – цветы, а Наташа – записку. Доктор подержал сверток, словно взвешивал его, и передал сестре.
Сестра понесла сверток, цветы и записку Глафире Алексеевне.
– А когда бабушка выйдет на поле? – спросил Саня.
– Когда Глафира Алексеевна выпишется из больницы? – я перевел Санины слова на доступный язык.
Рыжебородый доктор вдруг странно хрюкнул и затрясся в хохоте.
– Ой, ребята, не могу. Седая пенсионерка, больное сердце и футбольный тренер. Анекдот. Никто не поверит, если расскажу.
– Вы кончили? – холодно осведомился я, а Саня без лишних слов стал закатывать рукава.
– Как вам не стыдно смеяться над пожилой и больной женщиной, – вспыхнула Наташа и увела нас из больницы, от беды подальше.
Во дворе мы остановились и, запрокинув голову, стали глазеть на окна. Мы надеялись, что бабушка подаст голос. Тем более что мы всё для этого сделали.
Внезапно на седьмом этаже распахнулось окно. Из него высунулось ухо рупора. На нем сверкнул солнечный луч.
– Наташа, мальчики, спасибо за победу, – услышали мы знакомый голос Глафиры Алексеевны, усиленный рупором.
Рупор мелькнул и исчез. Вместо него в окне появилась рыжая борода и увесистый кулак, погрозивший нам.
Мы засмеялись и покинули больницу.
На трамвайной остановке Наташа протянула мне руку:
– До свидания.
– Ты куда? – оторопел я.
– К маме.
Наверное, у меня был ужасно растерянный вид, потому что Наташа улыбнулась и сказала:
– Не волнуйся, я завтра вернусь.
Что же такое – все начинается сначала? Наташа снова будет мотаться между мамой и папой?
– Вот и наступил последний день матриархата, – сказала Наташа, пожимая руку Сане.
– Это почему? – недоверчиво произнес мой друг.
– Глафира Алексеевна не скоро выйдет из больницы, – объяснила Наташа, – а я с сегодняшнего дня буду только болельщицей. Правда, самой активной. Придется вам, мальчики, становиться мужчинами.
– Это мы запросто, – не очень уверенно сказал Саня. – Да и папа мой обещает…
Я знал, что без бабушки и Наташи нам будет туго.
Казалось бы, я мог гордиться. Мы с Наташиной мамой победили. Но мне было грустно. Я еще не знал, что последний день матриархата был последним днем нашего детства.
Наташа это поняла раньше нас. И она не стала затягивать прощание. Наташа вскочила в трамвай и, высунувшись из окошка, долго махала нам рукой.
