Содержание:
Юрка 1
Радио-инженер 2
Первый арест 4
Делегация 7
Политконтролер Мишка 8
Примечания 11
Ян Ларри
Грустные и смешные истории о маленьких людях
Юрка
Юрке девять лет, и хотя такой возраст очень даже неприличный для сознательного пионера, но в этом Юрка совсем не виноват.
Во первых, Юрку никто не спрашивал, когда он хочет родиться, а во вторых, он знал доподлинно, что слезами горю не поможешь.
Эту обиду он носил в своем сердце так, как и надлежит сознательному пионеру: молча и не жалуясь.
Правда, временами обида становилась нестерпимо острой и колючей, - что чаще всего случалось по субботним вечерам, когда отец начинал рассказывать после ужина о годах гражданской войны, о битвах и походах - вместе с красной армией - в степях Кубани и Дона, - тогда Юрка завистливо глядел в отцовский рот и думал с досадой:
- Ну, ах как задается этот отец… Ах, как он отчаянно хвастает..! - и, презрительно шмыгая носом, вставлял небрежно:
- Гм… жаль, что я в ту пору был еще непригодным для борьбы… Право, жаль!.. Мне думается парочку генеральских полков мне удалось бы разогнать… Как ты думаешь?..
Отец на это ничего не отвечает, - он улыбается, смотрит с каким-то особенным вниманием поверх Юркиной головы в угол, где точно лев с седою гривой висит мудрый Маркс, и левой рукой треплет Кадета - серую дворняжку, допущенную в комнаты за прежние заслуги в красной армии.
У Кадета пробито правое ухо, уничтожен при помощи кипятка когда-то пушистый хвост, а все собачье лукавство вселилось в левое око, в виду совершенного отсутствия в надлежащем месте правого глаза.
Кадет любит вспоминать эпоху гражданской войны, но, не имея природных данных передать свои впечатления и воспоминания общепринятым способом, Кадет имеет привычку вспоминать прошлое изумительно тонким визгом.
Подобные собачьи излияния отец называет:
- Мемуары Кадета.
И представьте, какая-то облезлая собака с откушенным хвостом и всяческими недостатками имеет собственные мемуары о великих боях, а он - Юрка - даже во сне ничего такого не видел.
Ну, уж большей обиды для своего пионерского сердца Юрка никак не мог представать, а потому ходил по дому с сильно потревоженной душой.
Порою покой Юрки мутила завлекательная книга "Красные Дьяволята", в которой описывались удивительные приключения двух подростков, геройски сражавшихся с врагами рабочих.
После чтения "Красных Дьяволят", Юрка с мрачной решимостью спускался во двор и открывал партизанские действия против Жоржиков и Сержей - сыновей торговцев, считая их - на законных основаниях - злейшей белогвардейщиной.
Он загонял их за мусорный ящик и молча бил "контр революцию" по носу, пока из ноздрей не показывалась густая краска, а совершив правосудие, исчезал с быстротой партизанского отряда.
Временами Юркина душа просила великого исхода. В эти дни он собирал войска, разбивал их на красных и белых и открывал во дворе самые решительные сражения, покрывая неувядаемой славой оружие красных "героев".
Правда, "белые" упорно не хотели признавать себя белыми, но это им помогало очень мало; - Юрка истреблял "белых" беспощадно, не считаясь с дипломатическими увертками "врагов", истреблял так ревностно, что после сражений на поле битвы оставались только раненые и побитые; брать в плен Юрка считал ниже своего достоинства.
Выбранный общим собранием "славных буденовцев" на должность командарма всеми вооруженными силами жилкоопа "Надежда", Юрка, у присвоив себе фамилию - Юрий Железняк, командовал всеми партизанскими силами двора с присущей Юрке доблестью, и в битвах не щадил своего носа и жизни.
Были и огорчения у Юрия Железняка.
- Ну сами подумайте, разве не станет больно на душе, когда самые "настоящие белые" - Жоржики и Сержи отказываются принимать участие в великих сражениях классов?
Жоржики и Сержи очень хорошо знали, как пахнет порох, а потому исчезали со двора задолго до открытия военных действий.
А жаль! Это были бы самые добросовестные белые.
Отказываясь от открытых действий, они вели против Юрки самую гнусную агитацию, подрывая его авторитет, как командарма, на каждом шагу.
- Юрка, дрянная фигурка! - кричали они, подпрыгивая на одной ножке и показывая командарму чрезвычайно оскорбительный язык.
А так как Юрка обладал революционной и смелой душой, то он не мог спокойно отнестись к этому проявлению "контр-революции" и искоренял зло самым добросовестным образом.
Однажды, во время последнего и решительного боя под лестницей, Юрка почувствовал, как чьи-то сильные руки подняли его и понесли вверх по лестнице. Оглянувшись, он увидел добродушное лицо отца и глаза, - полные укоризны и упреки:
- Э, парень, так нельзя… Где ж это видано, чтобы сознательный пионер занимался дракой… Ишь, гусь какой…
Юрка здорово таки сконфузился, но все-таки попытался сохранить чистоту своих позиций дипломатической фразой:
- Да а… А если они нэпы, так по твоему выходит их нельзя истреблять?..
- Чудак ты! - улыбнулся отец - однако, не смей больше драться… Нехорошо так..
Юрка нахмурился и, взглянув на своего малосознательного отца, буркнул недовольно:
- Ладно!..
В комнатах летом невыносимо скучно.
Солнце целыми днями лежит ленивыми, дымящимися полосами на белом полу и переливается пыльной радугой.
От солнца пол становится горячим и в комнатах к полудню густо, качается духота.
Мать с утра бренчит на кухне посудой и нехотя поругивается с бабушкой, а перед скучающими глазами Юрки бьется о стекло нестерпимо глупая муха и наполняет комнату противным жужжаньем.
Юрке она ужасно надоела; он берет муху двумя пальцами и кидает с удовлетворением в серебристые сети паука.
- Пусть паучек подкормится, - беззвучно шепчет Юрка и чувствует, что мухи ему совсем не жалко, а вот - ни столечко…
Не считая вполне удобным для себя присутствовать у паука на завтраке - без приглашения, Юрка тихонько качает головой, отходит к окну и задумывается…
Ну, вот - удивительно, как странно устроена жизнь. Взять хотя бы Юрку к примеру: активист, сто процентный общественник, не любитель сидеть сложа руки и самый что ни на есть пионер из пионеров, вынужден капитулировать перед летним безделием и задавать себе тоскливые вопросы:
- Что делать?.. Куда-б пойти?.. Чтобы это устроить?..
Ах, как скучно Юрке!.. Ах, как скучно….
А главное - и дома нечего делать.
Портреты царской семьи, что хранит у себя бабушка в сундуке - давно уже замазаны мучным клейстером, косточки, ерусалимских великомучеников заменены двумя костями неизвестного барана, и за старенькой ризой, - вместо иконы чудотворного Николы давным-давно красуется портрет славного казака - Кузьмы Крючкова.
Когда бабушка бьет земные поклоны перед "святителем" Крючковым, Юрка осторожно просовывает в дверную щель свой пионерский лоб к о любопытством следит за бабушкой и за Крючковым, и Юрке кажется, что Кузьма дергает разудало усом и подмигивает бабушке поочередно то одним, то другим казацким глазом.
Перед обедом Юрка решает смастерить книжную полку и, не откладывая решения в долгий ящик, приносит из кухни топор, из сарая доски, а с чердака длинные и невероятно ржавые гвозди.
Шум Юркинских работ привлекает не в меру любопытную бабушку в комнату, где тотчас же разряжается атмосфера и воздух наливается бабушкиным гневом:
- Фу ты, неугомонный, - сердится бабушка, - ну, и чего это ты новое баловство в комнате придумал?… Чего, спрашивается?… Сор разводить по комнате?…
А Юрка улыбается презрительно:
- Вообще вы, товарищ бабушка, зря волнуетесь… Мне нужна книжная полка, вот я и делаю…
- Выкину! Все равно выкину - угрожает бабушка - не допущу сору в доме!.. Слышишь ты?
- Эх, бабушка, товарищ бабушка - качает Юрка - укоризненно головой - совсем вы, как погляжу я - отсталый элемент… Жаль мне вас, - очень жаль, но…
- Я вот тебе покажу, как старших себя элементом называть, - ворчит бабушка, - погоди, придет отец-то, он тебе вспорет твой элемент… будешь ты бабушку ругать…
- Отсталая вы женщина, - отмахивается Юрка - здесь, можно сказать, человек целый день трудится над хозяйственным строительством, а вы такую бюрократию разводите!
Вечером отец подсаживается к Юрке и справляется озабоченно:
- Как дела-то у тебя?
Юрка жмет плечами.
- Ясно, что хорошо… Полочку вот делаю!
- Гм… А без полочки нельзя обойтись?
- Как же это без полочки? - удивляется Юрка, - а книги то куда же класть?
Отец думает, кряхтит, морщит лоб и со вздохом произносит:
- А может купим готовую?
- Не надо, - отмахивается Юрка, - я сам - своею собственной рукой устрою…
- Ну, ну, - встает отец, - делай как знаешь… Бабушка там что-то на тебя жалуется! Ты смотри, Юрка… Все-таки, как-никак, а старуха она…
Юрка досадливо морщит лоб:
- Уж очень несознательная она; совсем отсталое поколение!
- Ну, ну, - смеется отец, - а как ты ругал ее?
- Да я ее и не ругал вовсе… Я сказал, что она есть отсталый элемент; а если она не хочет быть несознательной, пусть запишется в женотдел…
III
Шел дождь.
Юрка лежал на подоконнике и с большим интересом наблюдал, как лопаются водяные пузыри, выскакивающие белыми - выкаченными - глазами мути на поверхности луж.
Интересное занятие, по всем признакам, обещало затянуться на весьма продолжительное время, если бы внимательный Юркин глаз не заприметил у водосточной трубы оборванного малыша, который очень смешно подпрыгивал на своих коротеньких ножках и, выбивая зубами лихорадку, свирепо дул в посиневшие руки, сложенные перед носом в жалкую горсточку.
- Эй, что ты делаешь? - окликнул его Юрка.
Малыш приподнял голову вверх и высунул было до половины свой язык (в виде ответа, или по другим причинам - неизвестно) но, очевидно, раздумав, тотчас же втянул его обратно и, щелкнув зубами, прохрипел жалобно:
- Мопсом меня звать… Беспризорник я…
- Мопсом? - удивился Юрка - разве ты собака, что так зовешься?
- Это - по уличному так, а в общем - Колькой кличут… Колькой Киселевым… Не слыхал, наверно?… Да где ж тебе слыхать! Ты мне вот что скажи - по душе только: папиросы, нет ли папироски у тебя? С утра не курил сегодня!..
Юрка удивленно открыл рот и полез пальцем в нос.
- Ты, значит, куришь по настоящему?… Такой маленький, да ведь это же вредно… Очень вредно… Ты не кури, слышишь?… Мальчикам нельзя курить!
- Холодно - вот и курим - сказал Мопс, - и вообще согревает оно мозгу человеческую и в грудях от него теплеет, дым-то: горячий он… Наберешь его в грудь и - держишь… Хо-ро-шо!
Мопс щелкнул зубами и деловито осведомился:
- А на счет шамовки? Не имеется случайно? Хлебца там или еще чего?
- Надо у бабушки спросить, - сказал Юрка и, взглянув на Мопса, подмигнул ему левым глазом - ух, смешная?…
- Кто? - поинтересовался Мопс.
- А бабушка… Да ты лезь сюда, - пригласил Юрка Мопса, - давай-ка руку… Гимнастику знаешь?… Ну?…
Мопс нерешительно подошел к открытому окну, потоптался на месите и, не обращая никакого внимания на протянутую руку Юркиной помощи, погрузился в глубокое размышление.
- Ну же - нетерпеливо крикнул Юрка, - лезь, быстро!
- А…
- Два…, Говорят лезь, - значит… Вот несознательность… тоже… Лезь, - торопил Юрка, - ну и тяжелый же ты - делился он впечатлениями, втаскивая Мопса за руку в комнату.
- Это ботинки мамкины, покойницы… Ботинки чижелые - оправдывался Мопс…
…Прошло не более пяти минут, а Мопс уже расположился в комнате и уплетал за обе щеки принесенный Юркой хлеб с хрустящими, вкусными шкварками.
- Ты себе ешь… Не стесняйся! - подчевал радушно Юрко, мало будет, еще принесу…
- Хватит… Мы не привычные, чтобы по многу… От больших кусков кишка может лопнуть…
- Какая?
- А гузеная, какая ж еще?… Ты про кишку не слыхал, поди?… Видишь ты, а у человека есть она - кишка, значит… Пищу пропустить наскрозь, иль для других надобностей… а только есть!
- А желудок?
- Нету… Кишка только есть в человеке…
Начался спор.
Беседа приняла настолько оживленный характер, - что бабушкины любопытные уши, желая узнать с кем это спорит Юрка, пришли в комнату.
- Что это?.. Батюшки-светы, да никак… это что за новость? Откуда ты? Что тебе тут надо?
- Я… я… Мопс! - забормотал испуганно Мопс и вскочил на ноги, приготовляясь в крайнем случае смазать хорошенько лыжи.
- Тьфу ты, - плюнула бабушка, - и в кого только такой самоправный мальчишка родился… Зачем ты его впустил сюда?
Юрка с сожалением посмотрел на бабушку и степенно ответил ей:
- Вы не волнуйтесь, бабушка, это беспризорный. То есть раньше был беспризорным, а теперь он останется жить со мной!
Все это было сказано с непоколебимой твердостью и достаточной внушительностью.
- Что?
Бабушка сделала такие глаза, которые менее всего нравились Юрке, и, кашляя и перхая, закричала хрипло:
- Вон!.. Вон… Сейчас же вон… Да ты что это? Ты с ума сошел?
- Ничуть…
- Для беспризорных дома есть, для них…
- Это для других, а для Мопса найдется у нас место и все равно - емно уж и гроза начинается!
Действительно, - в летних сумерках плавало тяжелое дыхание близкой грозы, а редкие вспышки молнии оголяли мрак до синевы.
- Уходи… Уходи, - кричала бабушка, наступая на Мопса, - поел и - хватит! Пошел, пошел! Нечего тут!
- Бабушка, - завизжал Юрка, - я ему дал честное пионерское слово, что он останется…
- Тьфу! Тьфу ты, озорной мальчишка… Да ты это что? Ты в своем доме, чтобы так распоряжаться?
- Мопс останется со мной! - сказал Юрка твердо схватив за рукав беспризорного.
- Твой Мопс не останется здесь, - покраснела бабушка и, схватив скалку, направилась с решительным видом в сторону Мопса.
- Не бойся! - крикнул Юрка, но Мопс обнаружил постыдную неустойчивость и, не ожидая бабушки, выскочил в окно.
Мимо окон пошла гроза с шумным ливнем и ветром.
- Ой, - вскрикнул Юрка, бросаясь к окну, - как же мое слово?.. Мо-о-о-о-опс!
Вместо ответа, в оконные стекла хлестнул косой ливень.
- Мо-о-о-опс!
- Закрой окно, баловник! - крикнула бабушка, но Юрка, вместо того, чтобы закрыть окно, еще шире распахнул ставни, вскочил на подоконник, прыгнул из окна под проливные потоки дождя и побежал в темь, оглашая воздух криками.
- Мо-о-о-о-опс! - вспыхнуло где-то далеко и влево, но было уже трудно разобрать: Юркин это голос иль нет…
Голос потонул в громовых раскатах грозы и в шуме обильного дождя…
……………………………………………………..
……………………………………………………..
Когда Юрка начал выздоравливать, за окнами уже шевелились - под суровым дыханьем декабрьских ветров - белые сугробы зимы и в комнате было светло по особенному - по зимнему, декабрьскому.
С того времени, как Юрка и Колька были найдены Кадетом - оба плачущие и продрогшие - у стены кирпичного завода, утекло много воды. Мопс определенно к лучшему изменил свой вид, а пионерский галстух придавал его фигуре некоторую, так сказать, значительность.
- Пионером уже? - спросил Юрка слабым голосом, клада поверх одеяла свои тонкие прозрачно-белые руки.
Мопс утвердительно кивнул головой.
- Уже!.. Четыре дня, как утвердили!
- Вер-но! - подтвердил отец, ероша волосы.
Юрка улыбнулся и спросил отца.
- Похудел я?
- Ты-то?.. Гм, - отец неловко закрутил бегающими пальцами клок светлой бороды, замигал как-то странно глазами и, поглядев сбоку на длинное, вытянувшееся тело Юрки, попытался улыбнуться.
- Чудак ты, Юрка… Гм… Гм… Право чудак!.. Вон и Кадет подтвердит!.. Верно, Кадет?
Кадет слабо вильнул хвостом и виновато лизнул Юркину руку - мы, дескать, не при чем.
- Пошел, пошел, - замахала бабушка руками и вдруг неизвестно почему начала сморкаться усиленно и всхлипывать:
- Господи боже… Матерь пречестная богородица…
- Чего вы бабушка?
- Да ведь из-за меня… Из-за меня все это… Я виновата… Я, старая карга, чуть было не уморила тебя… Прости ты меня, Юрочка..
- Не сержусь я на вас, - вздохнул Юрка, а вот ни на столечко не сержусь! и, посмотрев в потолок, добавил.
- Мне даже жалко вас… Вы, вот целый год, вместо своего бога - Кузьме Крючкову молились… Вы его уберите, бабушка… Уж так и быть - молитесь по своему… Мне безразлично…
Бабушка вздохнула и заплакала.
- Господи, опять бредит…
На этот раз бабушка ошиблась, а Юрка не, имея силы разубеждать ее, повернулся лицом к стене и заснул крепким сном выздоравливающего.
Радио-инженер
Взрослых людей Гришка не особенно крепко любит, считая их фигурантами и кривляками, способными лишь на то, чтобы воображать о себе.
Все они смотрят на Гришку свысока, с оскорбительным высокомерием и разговаривают с ним чрезвычайно редко, а если уж и начнут говорить, то похоже, будто они одолжение делают своими невыносимо глупыми беседами, а некоторые еще противно сюсюкать начинают при этом:
- Ты холосый мальсик? Да? Лузье хоцис?
Фу, как они надоели Гришке.
- И для чего только живут на земле эти взрослые? - размышлял Гришка, вставляя в нос для устойчивости указательный палец, - курят, хохочут, за обедом много едят и много выпивают пива, а иногда пьют и еще что-то, чего Гришка (по независящим от него обстоятельствам) никак еще не мог попробовать.
Но больше всех Гришка презирает дядю Сашу, которого называют почему-то женихом.
Что такое жених, Гришка еще не знает, но он твердо уверен в глупости этого слова.
Жених?
- Ха, как глупо!
Этот дядя Саша, несмотря на свой высокий рост и наличие огромной бороды, только то и делает, что целуется с Гришкиной старшей сестрой, точно у него нет другого занятия - более интересного и полезного для общества.
- Подумаешь, как это остроумно… Целоваться?!
И с кем? С его старшей сестрой, - ужасной мещанкой и отсталой женщиной, пудрящей себе по пять раз в день нос и шею.
Правда, Гришка не очень редко забирался к ней в комнату для уничтожения пудры, но за такие вещи она щиплется до синяков и выкручивает до боли честные пионерские уши.
Пришлось махнуть на пудру рукой и ограничиваться лишь подсыпанием в нее толченого стекла и муки.
Одно время Гришка засел за солидный и научный труд, думая написать популярным языком небольшую брошюру на тему:
- Как взрослый в кратчайший срок может сделаться сознательным пионером, но с первых же шагов писательской деятельности ему пришлось столкнуться с непреодолимым препятствием: он никак не мог написать "Кратчайший", получалось что угодно, но только не нужное слово.