Полли пересела на плечо к доктору Дулиттлу, и все мои друзья зашагали домой, а я поплелся в город. Мне было очень жаль, что я не увижу, как радостно встретят доктора остававшиеся дома звери, но я понимал, что так и в самом деле будет лучше. Утешало меня одно - я шел через Королевский мост с чувством гордости, словно вернувшийся из дальних стран путешественник, случайно завоевавший полмира. Хоть небольшая, а все же награди за то, что мне пришлось плестись в магазин. В конце концов сам Христофор Колумб после открытия Америки не мог испытывать большей гордости, чем я в тот вечер. Я, Том Стаббинс, сын сапожника!
В особое волнение меня приводило то, что никто меня не узнавал. Я сам себе казался героем из сказок "Тысячи и одной ночи", волшебным путешественником, которого никто не видит. Мне было уже на три года больше, чем тогда, когда я покинул город, я достиг того возраста, когда мальчишка тянется вверх словно стебель и превращается из ребенка в мужчину. В тусклом свете уличных фонарей я шел в мясную лавку на Большой улице и узнавал в лицо каждого второго встречного, а они меня - нет. Я улыбался в душе и думал, как бы они удивились, если бы я открылся им и сказал, кто я такой и что со мной приключилось с тех пор, как я в последний раз прошелся по этой мостовой. Потом мне показалось, что я вижу себя со стороны: я сижу на каменной набережной, болтаю ногами над водой, и жадно гляжу вслед уходящим в море кораблям, и мечтаю о странах, которых никогда не видел.
На Ратушной площади, уже у самой мясной лавки, куда я шел, я чуть ли не нос к носу столкнулся с человеком, который признал бы меня даже с расстояния в сто шагов. Эго был торговец едой для кошек и собак Мэтьюз Магг. Чтобы проверить, узнает он меня теперь или нет, я в шутку остановился в свете фонаря и встал рядом с ним. Он внимательно рассматривал витрину, а когда заметил меня, то бросил в мою сторону любопытный взгляд и тотчас же отвернулся, словно никогда в жизни в глаза не видел. Он меня не узнал!
Эго обстоятельство рассмешило меня, и я, не сказав Мэтьюзу Маггу ни слова, вошел в лавку.
Толстый, знакомый мне мясник стоял за прилавком и скучал.
Он смерил меня презрительным взглядом и отвернулся. Видимо, мой потрепанный костюм, из которого я порядком вырос, не внушал ему доверия, и он сразу же догадался, что я не из солидных покупателей. Чего доброго, он еще решил, что я стану попрошайничать!
- Взвесьте, пожалуйста, два фунта колбасы, - сказал я.
Ни слова не говоря и ничем не выказывая своего удивления, мясник взвесил колбасу, тщательно завернул ее в бумагу и подал мне сверток. Он старательно делал вид, что я - самый обычный из покупателей, но его глаза против воли словно ощупывали заплатки на моей одежде.
Я гордо сунул руку в карман за деньгами, вытащил оттуда горсть монет и вдруг, к своему смущению, увидел, что у меня есть только полдесятка больших серебряных испанских песо, оставшихся как воспоминание о посещении острова Капа-Бланка! Конечно, это было настоящее серебро, и стоило оно немало, но в Англии в ходу были только английские деньги.
Я протянул мяснику ладонь с монетами, он недоверчиво посмотрел на них и покачал головой.
- Мы принимай только английский деньги, - сказал он, нарочно коверкая язык. Должно быть, он принял меня за иностранного бродягу и подумал, что так я лучше его пойму.
- Я сожалею, - начал я оправдываться, - но это все, что у меня есть. Это настоящее серебро, и каждая из этих монет потянет не меньше чем на пять шиллингов!
- Может быть, и так, - не стал со мной спорить мясник, - но я их у вас не приму. В Англии ходят только деньги английской чеканки.
Он продолжал меня рассматривать, и в его взгляде было все больше и больше подозрительности. Пока я раздумывал, то ли мне сразу уйти несолоно хлебавши, то ли еще попререкаться с мясником, в лавку вошел Мэтьюз Магг. Наверное, он через витрину видел, как мы спорим, и заинтересовался происходящим.
Он смерил меня взглядом с ног до головы, а затем бросился ко мне и схватил за руку, словно хотел удостовериться, что я не привидение, а живой человек.
- Том! Том Стаббинс! - воскликнул он. - Неужели это и в самом деле ты? Клянусь моими кошками, это правда! Как ты вырос! Родная мать тебя не узнает! Нет, вы только посмотрите, каким красивым и взрослым парнем он стал! Где же ты так загорел?
- Да, это я, - сдержанно сказал я. - Рад тебя видеть, Мэтьюз.
По чести говоря, я был ужасно рад, что он меня узнал, и был готов броситься ему на шею - как-никак мы были друзьями. Однако я сдержался, ведь я был не прежним мальчишкой Томом Стаббинсом и пора было научиться не давать волю чувствам.
Мэтьюз Магг был знаком со всеми лавочниками в городе, а с мясником он даже дружил, потому что брал у него мясные обрезки для своих кошек и собак.
- Альфред, - обратился он с мяснику по имени, - да ты только посмотри, это же Том Стаббинс собственной персоной! Ты его не помнишь? Сын Джейкоба Стаббинса, сапожника, и помощник доктора Дулиттла! Он только что вернулся из дальнего путешествия. Надеюсь, доктор Дулиттл в добром здравии и уже дома? - спросил он, с тревогой поглядывая на меня.
- Да, - подтвердил я, - доктор жив и здоров и уже должен быть дома.
- Вот и славно! - обрадовался Мэтьюз Магг. - Уж не он ли послал тебя в лавку за покупками?
- Ну конечно, - ответил я и тоном опытного путешественника добавил: - Но, к сожалению, у меня с собой только иностранные деньги.
Хотя я был на голову ниже мясника, мне удалось при этих словах взглянуть на него свысока: "Деревенщина! Разве может он понять те трудности, что на каждом шагу подстерегают прибывшего из дальних стран мореплавателя!"
- Ах, какие пустяки, - успокоил меня Мэтьюз Магг. - Конечно же ты получишь и колбасу, и все что пожелаешь.
Мясник тотчас же расплылся в улыбке и согласно закивал головой.
- Конечно, конечно, - сказал он, - хотя и не в моих правилах принимать иностранные деньги: у меня ведь мясная лавка, а не контора менялы. Если бы ты сразу мне сказал, для кого покупаешь колбасу, я не стал бы с тобой спорить, пусть даже доктор часто бывает мне должен, а платит по счетам не каждый день… Ну да ладно, кто старое помянет, тому глаз вон. Я рад, что он вернулся, поэтому давай сюда твои монеты и бери колбасу.
- Спасибо, - поблагодарил я мясника и протянул ему испанские песо. Мясник взвесил их на ладони, попробовал на зуб и удовлетворенно цокнул языком. Было ясно, что он нас обжулил, но спорить с ним не приходилось.
Я вышел из лавки. Одна моя рука была занята свертком с колбасой, а во вторую мертвой хваткой вцепился Мэтьюз Магг - он никак не хотел ее отпускать. Наверное, "кошачий кормилец" боялся, что я растаю в воздухе как привидение. Через минуту мы свернули на Воловью улицу.
- Ты же знаешь, Том, - говорил Мэтьюз, пока мы шагали вверх по улице, - всегда, когда в прежние времена доктор возвращался из путешествия, я первым узнавал, что он уже дома. И каждый раз я встречал его на пороге. Ей-богу, не вру! А ведь он никогда мне не сообщал заранее о возвращении. Но я нюхом чуял, что он вернулся, и шел с ним поболтать. Том, а Том, - дернул он меня за рукав, - были у вас небось необыкновенные приключения? Ой как я тебе завидую! Расскажи что-нибудь, а?
Я снова напустил на себя важный вид бывалого человека и с достоинством ответил:
- Да, Мэтьюз, всякое у нас бывало. А видеть мне довелось больше, чем я мог мечтать. О нашем путешествии получится не одна книга. А уж чего стоит коллекция растений!
- Вы сами ее собрали? - расспрашивал Мэтьюз.
- Нет, - сказал я, - ее собирал один индеец. Доктор говорит, что этой коллекции цены нет.
- А как же вы вернулись домой? Вроде сегодня в порт не вошел ни один корабль.
- Ты не поверишь, но это чистая правда. Мы вернулись домой в раковине огромной улитки. Она проползла по дну через весь Атлантический океан и высадила нас на берегу.
- Вот это да! - пришел в восторг Мэтьюз Магг. Рот его открылся, глаза округлились. - Чего бы я не дал за то, чтобы хоть разок в жизни попутешествовать с доктором. - Мэтьюз вдруг погрустнел и обиженно сказал: - Ты знаешь, я раньше частенько сиживал в трактире "У красного льва" и рассказывал о путешествиях и необычных приключениях доктора Дулиттла. Но никто мне не верил. А когда я заговаривал о зверином языке, то мен просто поднимали на смех. Теперь я никому ничего больше не рассказываю. Зачем попусту болтать языком?
Так за разговорами мы прошли всю Воловью улицу и подошли к дому доктора. На улицах тем временем стало темнеть, но в кустах и на деревьях слышалось чириканье и птичий гомон. Как ни старалась Полли скрыть возвращение доктора, весть о нем уже разлетелась по всем окрестностям. Тысячи птиц - воробьев, галок, синиц, дроздов, ворон, зябликов, малиновок - слетелись к дому доктора и готовы были ждать там всю ночь, чтобы утром приветствовать его пением.
Я вдруг понял, какая большая разница существует между обычной человеческой дружбой и той любовью, которой доктор пользовался среди зверей. Судите сами: стоило мне исчезнуть на три года, и меня уже с трудом узнавали даже близкие друзья: с глаз долой - из сердца вон. А чем дольше отсутствовал доктор, тем сердечнее и радостнее приветствовали его звери.
Глава 3. Неожиданность
Я открыл дверь и вместе с Мэтьюзом Маггом вошел в кухню. Мне сразу же показалось, что в доме что-то не так. Всего минуту назад я думал о том, как сердечно встречают доктора звери, а в доме все было как обычно. Мы ожидали, что нас забросают вопросами, а на кухне не было никого, кроме доктора и Крякки. И больше никогошеньки! Во всем этом было что-то загадочное.
Крякки тут же принялась отчитывать меня, словно я и не уезжал на три года:
- Чтобы купить два фунта колбасы, тебе понадобилось два часа - по часу на каждый фунт.
Я опешил и даже не знал, что ответить.
- А где же Хрюкки? - спросил доктор утку.
В ответ Крякки лишь недовольно повела крылом.
- Откуда мне знать, где носит этого поросенка? - сказала она. - Да и куда он денется? Будет тут как тут, как только я дам сигнал к ужину. Вы уже вымыли руки? Мы садимся за стол через пять минут. Сегодня мы ужинаем в столовой.
- В столовой? - удивился доктор. - Почему в столовой? Почему не на кухне, как обычно?
- На кухне слишком мало места, - проворчала Крякки.
Я не знал, что и подумать. Как странно вела себя Крякки! Ведь раньше она была хоть и немного ворчливой, но гостеприимной хозяйкой.
Стоило нам открыть дверь столовой, как все выяснилось. Наши друзья - Хрюкки, Бу-Бу, Скок, Тобби и белая мышь встретили нас в цирковых костюмах. По случаю возвращения доктора Дулиттла домой они решили сделать нам большой сюрприз.
С тех пор как сестра доктора Сара покинула дом, прекрасная, просторная столовая была закрыта на ключ и никто ею не пользовался. Но в тот вечер столовая сияла - как же пришлось потрудиться Крякки, чтобы вытереть всю скопившуюся там за годы пыль! - вдоль стен висели гирлянды из цветной бумаги, по углам стояли букеты цветов. Все звери переоделись в старые цирковые костюмы, оставшиеся у них со времен выступлений в "Пантомиме из Паддлеби". Даже белая мышь вырядилась в курточку и штанишки.
Только теперь, когда доктор наконец переступил порог столовой, дом огласился криками, лаем, хрюканьем и попискиванием. Только теперь раздался торжественный хор в честь возвращения доктора - если, конечно, весь этот шум и гам можно назвать хором.
Сразу было видно, что звери готовились очень тщательно, потому что все происходило по порядку и без лишней суеты. Стол уже был накрыт и ломился от всяческой снеди - а бедняга Бед-Окур мечтал о простом куске мяса с картошкой! В перерывах между блюдами звери давали представление. Хрюкки прочел сочиненное им стихотворение, как всегда - о еде. Помню, первая строчка в нем звучала так: "Увядший капустный цветок печально поник…" Я ужасно удивился - какой цветок? Но потом выяснилось, что речь идет о цветной капусте - любимом блюде Хрюкки. Тобби и Скок изображали боксеров, причем на лапы они натянули настоящие боксерские перчатки. Они прыгали на задних лапах вокруг стола, наносили друг другу удары, конечно в полсилы. А белая мышь уже перед сладким показала нам свой номер, который она назвала "Цирк в хрустальном бокале".
Посреди стола действительно водрузили большой хрустальный бокал, белая мышь прыгнула внутрь его, важно встала на задние лапки, сняла с головы черный цилиндр, поклонилась публике, то есть нам, и громко пискнула:
- Представление начинается!
И представление началось. Белая мышь отплясывала внутри бокала и управляла оттуда своими артистами. В ее цирке была смелая наездница - другая белая мышь в юбочке из кружевной бумажной салфетки. Она скакала верхом - даже без седла! - на белке. Был там также укротитель львов, у него были нарисованные черной краской бравые, закрученные вверх усы, он пощелкивал кнутиком из бечевки, а в роли льва выступала крыса с искусственной гривой. Был там даже клоун. Раскрашенный и нарумяненный, он весело кувыркался вокруг бокала, в котором важно раскланивалась перед публикой белая мышь - директор цирка.
Доктор хохотал до слез и допытывался:
- Как же вы успели приготовить представление? Ведь вы узнали о моем возвращении всего полчаса назад.
- Да что тут хитрого! - ответила Крякки. - У нас ведь тоже есть свои маленькие секреты. Вообще-то, все это придумал Хрюкки, может быть, оно и красиво получилось, но уж больно хлопотно. Он весь дом кверху дном перевернул, пока искал костюмы и все прочее для представления. А чтобы набрать цветов и зелени и украсить ими столовую, негодник перерыл весь огород. Из-за какой-то глупости все они занимались ерундой, вместо того чтобы помочь мне привести в порядок дом и встретить вас как положено нам, зверям.
А доктор продолжал хохотать. Он вытирал слезы, выступившие у него на глазах, и успокаивал разворчавшуюся Крякки:
- И вовсе это не ерунда! Я уж и не помню, когда в последний раз мне было так весело! А порядок в доме мы наведем. Теперь у тебя будет много помощников: и Том, и я, и Чи-Чи, и Бед-Окур…
Крякки опасливо покосилась на наследника престола Ума-Лишинго и сказала:
- Какой он большой! Вот и ломай теперь голову, куда его положить спать. Он же не поместится ни в одной из наших кроватей.
- Что-нибудь придумаем, - беспечно ответил доктор. - На самый худой случай можно будет бросить на пол два матраца и устроить ему постель.
Увещевания доктора помогли, и Крякки заметно повеселела.
- Ну и ладно, - сказала она. - Может быть, теперь вы расскажете нам что-нибудь? Нам всем не терпится узнать о вашем путешествии, начиная с той минуты, когда вы подняли паруса на "Ржанке".
Остальные звери с веселым визгом поддержали просьбу утки.
- Да, да! Расскажите нам все с самого начала, - просили они, а громче всех - поросенок.
- Но не могу же я за один вечер прочитать вам весь мой дневник? - воскликнул доктор Дулиттл. - Ведь я вел его целых три года.
- А вы начните сегодня вечером, - пискнула белая мышь, - а продолжите завтра.
Услужливая Чи-Чи подала доктору трубку и табак. Доктор Дулиттл закурил и принялся рассказывать с самого начала. Он сидел во главе длинного стола, попыхивал трубкой, а вокруг сидели слушатели - люди и звери - и не сводили с него глаз. Не могу ручаться за то, что было в другие времена, но на моей памяти вокруг доктора никогда еще не собиралась такая многочисленная компания: Бед-Окур, Мэтьюз Магг, я, Крякки, Хрюкки, Чи-Чи, Полли, О’Скалли, Бу-Бу, Тобби, Скок и полдюжины белых мышей.
А в ту минуту, когда доктор начал свой рассказ, в окно постучали и раздалось тихое ржание:
- Впустите и меня, я тоже хочу послушать.
За окном стояла старая хромая лошадь из конюшни.
Она заметила, что к дому слетелись стаи птиц, что в столовой зажгли свечи, и догадалась, что вернулся доктор. Поэтому она и постучала в окошко, чтобы принять участие в празднике.
Когда распахнулась дверь в сад и старая хромая лошадь вошла в столовую, Крякки не могла скрыть неудовольствия, но перечить доктору не стала.
- Не сочти за труд, Том, - сказала она мне, - вытри хорошенько копыта новому гостю. Будет очень жаль, если он испачкает нам ковер.
Удивительно, какой воспитанной и аккуратной оказалась лошадь. Когда я вычистил ей копыта, она обошла стол и улеглась между креслом доктора и буфетом, при этом умудрилась не то что ничего не разбить, но даже ничего не задеть.
- Вы уж мне позвольте устроиться поближе к доктору, - сказала лошадь. - Я на старости стала плохо слышать.
Доктор Дулиттл очень обрадовался встрече со старой лошадью.
- Как ты поживаешь, старушка? - спросил он. - Вдоволь ли у тебя было овса и сена, пока я отсутствовал?
- Всего было вдоволь, спасибо, - ответила лошадь. - Но только я чувствовала себя очень одиноко. Мне не хватало вас и О’Скалли. Он ведь часто заходил ко мне в конюшню поохотиться на крыс и перекинуться со мной словечком. А одиночество, особенно в старости, - штука не очень приятная.
Доктор устроился поудобнее в кресле и только открыл было рот, как в окно снова постучали.
- Кого еще к нам принесло? - хрюкнул не на шутку рассердившийся поросенок.
Я раскрыл окошко, и в столовую впорхнули три птицы: Горлопан со своей женой, маленькой неунывающей воробьихой, и вожак ласточек Проворный.
- Наконец-то! - чирикнул воробей и сел прямо на стол. - Мы с моей воробьихой облетели все ваши окна и двери, пытались хоть как-то проникнуть в дом. Легче ворваться в Лондонский банк, чем к вам. Ну да ладно, раз уж мы снова все вместе… Я так рад, так рад! Только мы сели было с моей старушкой в наше гнездо в ухе святого Варфоломея - мы все еще там живем, - как вдруг слышим: голуби пристроились на голове святого Иакова и переговариваются. Я навострил ухо, и что же? Оказывается, они уже знают, что вы возвращаетесь! Говорю я тогда моей старушке: "Давай-ка слетаем в Паддлеби, проверим, правда ли это. Голуби - птицы особые, умом не отличаются, могли и что-нибудь напутать". "Конечно, ты прав", - ответила мне моя воробьиха. Она мне всегда так отвечает, потому что я всегда прав. И вот мы здесь. Должен вам сказать, что…
- Да замолчи же ты, балаболка, - одернула его Бу-Бу. - Мы не собираемся всю ночь слушать тебя. Только доктор начал нам рассказывать о своем путешествии, как тут тебя нелегкая принесла.
Горлопан с опаской взглянул на сову, склюнул со стола крошку хлеба и с полным клювом проворчал:
- Ладно уж тебе… Разве ты хозяйка в этом доме? Эй, Проворный, устраивайся, здесь теплее.
Отважная ласточка, не раз пересекавшая океан, скромно сидела в уголке возле свечи. В тот год Проворный прилетел в Европу раньше обычного, но теперь погода неожиданно испортилась. Когда он сел на стол, все увидели, что маленькая птичка дрожит от холода.
- Я рад видеть вас, доктор Дулиттл, - сказал Проворный. - Простите, мы не хотели вам мешать. Прошу вас, рассказывайте.