Я задумчиво опустился на стул. Дзинькнул звонок, и в прихожей появился Авга Шулин в клетчатой кепке и в серой, похожей на телогрейку куртке, из которой давно вырос.
- Эп, ты один? - шепнул он.
- Один.
На цыпочках, чтобы меньше следить, Авга прокрался в кухню, жадно, но мельком оглядел неубранный стол и, дернув подбородком, вопросительно-тревожно уставился на меня глазами, ноздрями, ртом и ушами - всем, чем нужно. Полтора года жизни в городе ни капельки не изменили Авгу - та же кепка, та же куртка и та же простоватая физиономия. Первое время я считал Шулина старательным деревенским тупицей и даже издевательски прозвал его графом. Он не обиделся на кличку. Он вообще ни на что не обижался - удивительный человек, он все принимал с улыбкой, мол, сыпьте-сыпьте, я потом разберусь. По закону Ньютона действие равно противодействию, и на него никто не обижался, а вернее, его просто не замечали. Я лишь тогда обратил на Авгу внимание, когда он однажды на "графа" ответил мне с усмешкой: "Какой я граф - графин! Кринка!" В этом были и внезапная искренность, и смелость, и проблеск ума. Не каждый отважится дать себе такую оценку. Я стал с ним больше общаться, и скоро мне понравились и его простоватая физиономия, и забавные словечки, и наивные мысли. А в этом году мы сели за один стол и подружились окончательно.
- Ты почему рано? - спросил я. - Или тоже?..
- Ну что ты! - возразил Шулин. - Спинста отпустила. Вызвала еще двух, начала объяснять, побледнела и - ступайте, говорит!
Меня это насторожило. Ведь ей нельзя волноваться! Я поднялся, пощупал кастрюлю и чайник и, хоть они были еще горячие, включил конфорки.
Авга продолжал смотреть на меня вопрошающе, ожидая каких-то разъяснений. Я понимал, что для него, который - тоже, кстати, удивительная штука! - трепетал перед учителями, у которого при виде директора подкашивались ноги и для которого даже наш комсорг Васька Забровский, или просто Забор, был властью, для него мой сегодняшний финт оказался неожиданным, потому что я не числился в анархистах.
- Шум был? - спросил я.
- Не было.
- Слава богу.
- А чего ты бзыкнул?
- Да так.
- Так не бывает. Так и чирей не садится.
- Граф, какой чирей?!
- Обыкновенный… Неужели ты из-за двойки? Из-за каждой двойки бзыкать - лучше в школу не ходить!
- А я и не пойду!
- Не пойду… Я бы тоже не ходил, да не могу - обречен учиться. Тридцать первого августа меня родили, а первого сентября уже отправили в школу.
- А я вот не пойду!
- Хм!
- Вот тебе и "хм"! - То, что я наконец выговорился, взбодрило меня. - Раздевайся! Обедать будем!.. И мой повесь. - Я кинул Авге свой плащ и стал подновлять стол.
Шулин жил у тетки с дядькой, жил впроголодь, боясь объесть их, как он сам однажды признался мне. К большим праздникам ему приходили десятирублевые переводы и посылки с салом, сушеными грибами и с лиственничной серой. Серу Авга сразу отдавал Ваське Забровскому. Васька честно делил ее и весь класс с неделю празднично работал челюстями. Дней пять после посылки Шулин отъедался, а потом опять подтягивал ремень, хотя со стороны родственников я не разу не заметил ни косого взгляда, ни обидного намека. Скорее наоборот, они вздули бы Авгу, узнай об этом. Я не сбивал друга с его чем-то и мне привлекательного принципа, но при любой возможности подкармливал Шулина.
- Садись, - сказал я, ставя на стол дымящуюся тарелку щей с мясным айсбергом.
- А-а! - крякнул Авга, потирая ладони.
- Ешь! - Я и себе налил.
Уже сунув ложку в щи, Авга замер и опять, подняв на меня полные недоумения глаза, спросил:
- Ты это серьезно, Эп?
- Абсолютно.
- А как же все-таки школа?
- Что школа? Ты ешь давай!.. Школа как трамвай: я спрыгнул, а он дальше пошел! - бодро ответил я.
- А что делать будешь? Отцу на шею сядешь?
- Балда ты, граф! Работать буду!
- Ага, в рабочие, значит, подашься! Интересно девки пляшут! Я в интеллигенты пру, а ты наоборот, как будто я тебя выдавливаю.
- Никто меня не выдавливает, - со вздохом сказал я. - А, собственно, чем плох рабочий класс?
- Рабочий класс не плох, - отозвался Шулин. - Плохо то, что я ни черта не понимаю!.. Если бы…
Звякнул телефон. Робот Мебиус загробно откликнулся. Я ринулся в прихожую, с жаром думая, что звонит Светлана Петровна - отошла и возжелала отомстить обидчику. Но это был Мишка Зеф. Он снисходительно-весело поздравил меня с моральной победой над Спинстой и велел так держать. Я буркнул "брось ты", опустил трубку и переключил тумблер на "out".
- Забор? - спросил Авга.
- Зеф, - сказал я и передал разговор.
- Харю надо бить за такие поздравления! - зло выговорил Шулин, отодвигая пустую тарелку. - Победа!.. Ты ведь не завтра собираешься бросить школу. Восьмой-то все равно надо дотягивать, тем более что осталось с гулькин нос.
- Конечно.
- Ну и вот! Поэтому тебе надо исправлять двойку, а теперь попробуй исправь!
- Ты думаешь, она слышала, как я обозвал ее?
- Еще бы! Я вон где сижу и то слышал!
- Черт! Да еще беременна!
- Двойки ставить они не беременны! - проворчал Авга, принимаясь за чай.
Некоторое время раздавалось только наше прихлебывание. Шулин щурился от чайных паров и шевелил бровями. Я думал о том, как действительно встречу завтра Светлану Петровну. Даже если я сегодня все вызубрю, что очень сомнительно, то и это не спасет меня от стыда.
Шлепками по дну стакана Авга выгнал в рот ягоды смородинного варенья и сказал:
- И все-таки, Эп, я не пойму.
- Чего?
- Мать у тебя врач, отец инженер, вон какая шишка. Все у вас есть. Учись да поплевывай в потолок, а ты куда-то вбок, как этот… - У Шулина было универсальное сравнение "как этот", а кто - домысливай. - У меня ни фига нет, а я жму! На меня и батя с кулаком кидался, кричал, что сено косить некому, и дядька сейчас пилит, мол, куда я, бестолочь, лезу. А я лезу!.. Нет, Эп, я не хвастаю, а рассуждаю!.. Ты вот хихикаешь и называешь меня графом, а будь сейчас старое время, дореволюционное, сам графом был бы! И без хиханек! Ездил бы к нам в Черемшанку охотиться, а я бы, мужичишко, на тебя зайцев выгонял, мол, стреляйте, вашество!
Я усмехнулся:
- Пострелять я бы не против! А вот насчет моего графства ты, Авгунек, маленько загнул. Один мой дед батрачил в деревне, а второй вкалывал на каком-то паршивом заводике, так что суди, какой бы из меня граф получился!
- По дедам нечего судить. Теперь надо судить по отцам, - возразил Шулин и задумчиво повертев стакан и лизнув сладкий край, добавил: - А вообще-то сейчас и по отцам много не насудишь. Возьми вон моего!.. Только по себе!.. И у тебя, например, все данные для графа! - заключил он.
- А у тебя какие данные?
- Я пока не разобрался, но постараюсь быть и мужиком и графом.
- Ишь ты!.. Ну, во-первых, признаюсь, если уж на то пошло, я еще ничего не решил, кроме ухода из школы, раз! Во-вторых… во-вторых пропустим, а в-третьих, самое интересное, что именно таких рассуждений я и жду от родителей!
- А разве они еще не знают?
- Нет.
- А Забор?
- Причем тут Забор?.. Ты первый!
- Ах, во-он как! - воскликнул Авга. - Значит, слепой в баню торопится, а баня не топится!
- Растоплю! Сегодня хотел, да не выйдет, - сказал я, вспомнив семейные неприятности.
- А что во-вторых? - спросил Шулин.
- Во-вторых, ты Спиноза!
- Кто?
- Философ!
- А что, неправильно рассуждаю? - возмутился Шулин. - Вот ты мечешься, а я жизнь свою уже до половины рассчитал! Да-да! … Удрать из деревни - раз! Удрал. Закончить десятилетку в городе - два! Заканчиваю! Поступить на охотоведа или на геолога - три! И поступлю - кровь из носа! Пусть тятьки и дядьки с колунами бегают и шумят - я вылезу!
- Молодец!
- А чего улыбаешься?
- Да так.
Авге нравилось говорить, что он удрал из деревни. Но ведь удрать, значит, от плохого и без оглядки, а Шулин, по-моему, спит и во сне видит свою Черемшанку. И чуть в разговоре коснешься деревни, он вздрагивает, как стрелка компаса близ магнита. Как-то мы ходили за его посылкой, так Авга раз пять подносил ее к носу и затяжно принюхивался - родные запахи. Так что едва ли это сладкое бегство.
И я спросил:
- А не зря ли ты удрал?
- Не зря. Для меня попасть в институт - это все равно что на Луну, - пояснил Шулин. - Стартовать из деревни пороху не хватит, да и притяжение там здоровое. А город вроде промежуточной станции: заправлюсь - и дальше. Вот я и заправляюсь сейчас. Нет, Эп, расчет верный!
- Ну, Циолковский!
- Только так!
- А ведь и у меня кое-какие расчеты своего будущего есть, - скромно проговорил я.
- Да уж поди! Голова-то у тебя - дай бог! - важно согласился Шулин, нажал кнопку на косяке, и за стеной, в моей комнате, зажужжал зуммер - так мама вызывала меня на кухню. - Видишь?.. Чудо-юдо, рыба-кит! А ты бзыкаешь!.. Вот это мне и непонятно. Не-ет, я не отговариваю, я так… сравниваю.
Телефон опять дзинькнул.
Мебиус ответил, что дома никого нет, а я, спохватившись, что это отец может звонить за чем-нибудь срочным и важным, выскочил и перещелкнул тумблер на "in".
Глава третья
Васька Забровский все же позвонил, около пяти.
- Эп?.. Как дела?
- По последнему слову техники!
- То есть?
- Да вот оделся, иду к Светлане Петровне извиняться. Одобряешь, комсорг?
- А ты без одобрения иди.
- Ну и пошел.
- Ну и ступай. Помнишь, где она живет?
- Помню.
- Ну, привет.
- А чего звонил?
- Да так.
Хитер Забор! Просто так, по словам Шулина, и чирей не садится. Хотел ведь взять меня за жабры!..
Наш комсорг хорош тем, что никогда не поднимет паники, как дура Пичкова из восьмого "А". он просто появляется в нужный момент, внедряет в тебя свой магический взгляд и спрашивает, что ты теперь намерен делать. Если ты не знаешь, он советует, и безошибочно!
А действительно стоял одетый и действительно собирался идти к Светлане Петровне извиняться. Нет, не ради будущей пользы, не ради исправления двоек по английскому, на что намекал Авга, а для того, чтобы снять с нашей общей семейной души, которая вдруг попала в тиски, лишний грех и чтобы снять лишнюю тяжесть с души Светланы Петровны.
Светлана Петровна жила за парком культуры, в нескольких остановках. Если соединить ее дом, школу и мой дом, то получится равносторонний треугольник. Как это ни странно, но класса до шестого учителя казались мне почти роботами, я не видел, чтобы они ели, пили, приходили в школу, уходили из школы, они вроде были такими же школьными принадлежностями, как доски, парты и столы. Помню, как я однажды удивился, застав в буфете жующего бутерброд физрука. Это было прямо открытие! Дальше - больше… Весной прошлого года кто-то из девчонок пустил слух, что нашу англичанку встречает после уроков у ворот симпатичный офицер. Мы возмутились и решили отпугнуть этого офицеришку. И вот стаей человек в пятнадцать, выждав момент, мы двинулись следом за парочкой. Мы кричали, свистели, хохотали. Мы рассчитывали, что при виде такой банды офицер бросит Светлану Петровну и удерет, но он только с улыбкой оглядывался. У деревянного двухэтажного дома за парком культуры они простились. Светлана Петровна исчезла в подъезде, офицер сделал нам ручкой и ушел. На второй день маневр повторили, но на полпути офицер выпустил локоть Светланы Петровны и стремительно направился к нам. Мы опешили, потом с криками бросились кто куда. На этом преследования оборвали, но на Спинсту разозлились за предательство и из протеста наполучали кучу двоек. Светлана Петровна испугалась, срочно вышла замуж за этого офицера, и мы потихоньку успокоились.
До парка культуры я доехал трамваем, а там пятиминутная ходьба, поворот и - вот он, тот двухэтажный деревянный дом, возле которого Светлана Петровна и офицер прощались. А может быть она после свадьбы перебралась куда-нибудь? Хоть бы перебралась! Или хоть бы дома никого не оказалось! Несмотря на всю решимость, с какой я шел, мне было неловко и стыдно. Впереди на снегу я заметил синий конфетный фантик и загадал, что если попаду на него ногой, нарочно не подсчитывая шагов, то все будет хорошо. И попал! Но тут же усмехнулся, разоблачив свое гадание, - ноги ведь сами подстроились. Произошла мгновенная реакция: глаза увидели, мозг рассчитал и дал команду ногам - попасть. И те попали. Человек - тот еще компьютер! И если уж гадать, то на чем-то от тебя не зависящем.
Вот номер дома поразил меня - 81, как у моего бочонка-талисмана. Это уже ничем не объяснялось! Как сказал один математик, если дважды два - пять, то существуют ведьмы. Мне стало как-то не по себе от этого внезапного совпадения, и я чуть не прошел мимо, чтобы немножко поразмыслить, но ноги сами свернули к подъезду.
Внутри было светло и жарко. Не зная квартиры, я постучал наугад, и выглянувшая старушка с сигаретой в зубах направила меня наверх, в седьмую квартиру.
Я поднялся и, на носках приблизившись к двери с полуоблупившейся цифрой семь на металлическом ромбике, припал к щели ухом. Внутри - ни звука, только отдаленная, может быть, от соседей, музыка. Неужели действительно никого? Это меня вдруг огорчило. Не отнимая уха, я позвонил и тут же отпрянул - послышались быстрые шажки и бодрый голос:
- Сейчас-сейчас!
Щелкнул запор, и я торопливо сказал:
- Здравствуйте! - и удивленно замер: передо мной стояла та самая девчонка в красных брюках, с которой я столкнулся сегодня в школе, покидая класс. - Здесь живут Снегиревы?
Девчонка, ожидавшая, казалось, увидеть кого-то другого, разочарованно ответила:
- Здесь.
- А мне бы Светлану Петровну.
- Ее нету.
- Тогда извините, - буркнул я, пятясь.
- Постой-постой! - вдруг проговорила она. - Твоя фамилия Эпов?
- Да.
- Зайди-ка на минутку!
- Но раз Светланы Петровны нету…
- Зато Валентина Петровна дома, а это почти одно и то же. Давай-давай заходи! - Девчонка шире распахнула дверь и нетерпеливо замахала рукой.
Поколебавшись и оглянувшись на лестницу, точно запоминая обратный путь на случай внезапного бегства, я вытер туфли о толстый, мягкий половик, вошел в тесный коридорчик, снял влажный берет и опять сказал:
- Здравствуйте!
- Не здоровайся, никого нет. А Валентина Петровна - это я, но со мной ты уже и прощался, если помнишь, и здоровался. - Хозяйка захлопнула дверь, прижалась к ней спиной и хмуро-зло уставилась на меня исподлобья. - Я сестра Светланы Петровны. А ты двоечник Эпов!.. Я люблю сестру и не желаю, чтобы каждый бездельник издевался над ней, ясно? Чтобы из-за каждого лоботряса ее отвозила "Скорая помощь" в больницу, ясно?
- В больницу? - испугался я.
- А ты бы хотел сразу на кладбище? - пронзительно прищурившись, спросила она.
Я растерялся.
- Нет, но… я не двоечник.
- Нуда! Света сказала, что влепит тебе пару за четверть и не допустит до экзаменов. Ты же Эпов?
- Эпов.
- Ну и вот.
- Но у меня только по английскому двойка!
Валя презрительно усмехнулась:
- Нашел по чему двойки хватать! Добро бы по физмату, а то по английскому!
- У меня как раз наоборот, - сказал я и умолк, спохватившись, что слишком уж размямлился.
- Ну, не знаю. - Валя вздохнула. - В конце концов твои двойки меня не интересуют. Вози ты их возами! Но нечего перед Светой брындить и фокусничать!
- Поэтому-то я и пришел, - тихо сказал я.
- Как это поэтому?
- Ну, чтобы извиниться.
Валя выпрямилась, пристальнее разглядывая меня, потом пожала плечами, нашарила на груди косу и, поводив ее кончиком по губам, медленно прошла за портьеру, в комнату. Я остался один в коридорчике. Где-то журчала вода и тихо играла допотопная церковная музыка, с органом.
- Тогда другое дело, - донесся Валин голос.
- А что со Светланой Петровной?
- Ничего. - Скрипнули пружины. Валя, видно, села на диван. - Честно говоря, ее не увозила "Скорая помощь", она сама ушла, и не из-за тебя вовсе, а по другой причине. Это я уж просто так. Чересчур вы все противные!
У меня отлегло от сердца, и это облегчение придало мне вдруг смелости, я спросил:
- А может, и насчет двоек просто так?
- Нет уж, Эпов, насчет двоек не так, будь уверен!.. Знаешь, как она злилась на тебя? Разорвала бы!
Я хотел ответить, что и я злился на нее, так что мы квиты, но промолчал, поняв, что это глупо. Из глубины зеркала, висевшего над стиральной машиной в углу коридорчика, смотрела на меня моя постная физиономия. Свет лампы бил в макушку, скользил по лбу, щекам и носу, оставляя в тени самое важное - глаза и рот. Я вздернул подбородок. Глаза умные, рот строгий. Откуда она взяла, что я двоечник? Вот есть у нас в классе Ваня Печкин, глянешь на него - и сразу ясно, что живет человек в щели между двойкой и тройкой, как таракан. А у меня такой вид, будто я даже все европейские языки знаю плюс китайские иероглифы. А тут, ишь, раскудахталась, жар-птица!
Из комнаты донеслось:
- А ты всегда извиняешься, когда делаешь глупости?
- Я их не делаю! - отпарировал я.
- О-о! - Пружины со звоном разжались, и голова Вали появилась между портьерами. - А Спинста - это разве не глупость?.. Бесстыжие! Прозвать молодую, красивую, замужнюю женщину старой девой! - Валя раздернула портьеры и, резко сведя их за спиной, шагнула вперед, представ передо мной по театральному ярко - в белой кофточке и красных брючках.
Я смутился и, надевая берет, сказал:
- Ну, я пошел.
- А извинение?
- Извини.
- Я тут ни при чем.
- Но вы одно и то же.
- Одно, да не совсем.
- Тогда передай.
- Нет уж, извиняйся сам.
- Тогда я позвоню.
- У нас нет телефона.
Музыка, все время сочившаяся из глубины комнаты, оборвалась, забили позывные радиостанции "Маяк", и диктор объявил, что московское время четырнадцать часов, то есть восемнадцать по-нашему.
- Ну вот, минут через пятнадцать-двадцать Света будет, - сказала Валя. - Можешь подождать.
Я не знал, что делать. Оставаться дольше не хотелось. О чем беседовать с этой бойкой куклой целых двадцать минут? Но возвращаться не хотелось и подавно… Вдруг у меня мелькнула мысль, и я спросил:
- У вас радио от сети или приемник?
- Приемник.
- Можно посмотреть?
- Конечно.