Он вошёл в зал и, тяжёло опираясь на посох, прошествовал на своё место. Азар почтительно следовал за учителем, поддерживая старца под локоть. Чародеи недоумённо переглянулись. Согласно традиции, на совете могли присутствовать лишь девять посвящённых. Участие мальчика, не завершившего обучение, выходило за рамки правил.
- Прошу прощения, что заставил вас ждать. Мы можем начинать, - объявил Верховный Чародей.
- Но я вижу здесь посторонних, брат Агриппа, - выступил Гурий.
Невысокий и тщедушный, он не упускал любой возможности затеять перепалку или спор, а уж когда дело доходило до раздоров, тут он был, что называется, каждой бочке затычка.
- Твое зрение подводит тебя, брат Гурий, - спокойно ответил Верховный Чародей. - Вы видите, что события последних лет совсем истощили мои силы. Мне трудно обходиться без помощника.
- Вряд ли присутствие на совете пойдёт на пользу мальчику. Азар ещё слишком молод, чтобы во всём разобраться, а порой ложное толкование хуже незнания, - возразил мягкий и добрый Савватий.
- Азар постоянно со мной, поэтому вам нечего опасаться, что он что-то неправильно истолкует. Я всегда рядом, чтобы подсказать ему.
В голосе Агриппы прозвучали нотки раздражения.
- Может так, а может и нет, - пробормотал себе под нос вечно сомневающийся Ксанф.
Он был самым загадочным из магов. Ни один живописец не мог бы написать его портрет. Каждый миг облик чародея едва заметно менялся, поэтому даже среди волшебников его звали Многоликим.
- Я решительно против того, чтобы нарушать правила, - воспротивился Зосима, покровитель путников. Это он четыре года назад первым обнаружил девочку с магическим даром.
- Я тоже, - неожиданно подхватил Авдий.
Прежде он был верным сторонником Агриппы и всегда выступал заодно с Верховным Чародеем, но в последнее время Агриппа не допускал к себе даже его, поэтому маг чувствовал себя незаслуженно обиженным.
- Не стоит отягощать молодой ум нашими проблемами, - поддержал собратьев Савватий.
- Я сразу сказал, что это не самая удачная мысль, - напомнил о себе Гурий, который любил, чтобы последнее слово оставалось за ним.
Агриппа обвёл всех тяжёлым взглядом и с расстановкой произнёс:
- Что ж, я вынужден подчиниться большинству. - Он обернулся к Азару и приказал: - Ступай.
Как только мальчик покинул зал, Авдий с осуждением сказал:
- Брат Агриппа, что всё это значит? Разве традиции перестали существовать?
- Видимо, так. Устои острова поколебались с тех пор, как на посох власти претендует не царственный отпрыск, а жалкая оборванка, - горько усмехнулся Верховный Чародей.
- Она тут ни при чём. Так повелели звёзды, - вступился за девочку Зосима.
- Возможно. И всё же это не к добру, а к смуте. До её появления между нами не было разлада, - произнёс Агриппа.
На это магам-правителям было нечего возразить. У девочки была удивительная способность создавать проблемы. Всякий раз, когда речь заходила об Избраннице, между волшебниками возникали разногласия и раздоры.
Первым молчание нарушил Савватий:
- По-моему, наши споры беспочвенны. Я не понимаю, почему ты упорствуешь, брат Агриппа. Дело выглядит проще простого. Четыре года назад мы уже приняли решение позволить девочке жить на острове, а судьба сама рассудит, достойна ли она посоха власти.
- Женщина? Такого ещё не бывало! - презрительно фыркнул Агриппа.
- Всё когда-то случается в первый раз. Не нам идти против воли звёзд, - заметил Зосима. - В прошлый раз ты убедил нас, что поскольку девочка вернулась к людям, то это не случайность, а знак свыше. Теперь мы все видим, что совершили ошибку. Она сумела вызвать бурю, а ведь никто не обучал её этому. Мы обязаны вернуть Избранницу на остров.
- В этом есть определённый смысл. Но всё-таки я сомневаюсь в правильности такого решения, - многозначительно произнёс Ксанф. - Не станет ли безграмотная девчонка помыкать нами, узнав о своём предназначении?
- Для ребёнка власть губительна, - поддакнул Савватий. - Нужно оградить девочку от искушения.
- Что вы всё о ребёнке? Подумайте о нас! Она справилась с двумя испытаниями и получила магический кристалл, главный атрибут волшебника. Выходит, что она нам ровня! И вместе с нами может присутствовать на совете! - с горячностью выпалил Гурий.
- Этого нельзя допустить, - решительно заметил Авдий.
Все невольно посмотрели на Агриппу.
Испокон веков волшебников на совете было девять. Их число всегда оставалось нечётным и никогда не менялось. Появление девочки нарушило бы главный закон острова.
Агриппа молча слушал своих собратьев, пряча усмешку в бороде. Ему даже не пришлось прибегать к красноречию, чтобы настроить собратьев против новой Избранницы. Все и без того понимали, что её появление грозит острову бедой. Верховный Чародей в мыслях уже поздравлял себя с победой, но неожиданно Авдий произнёс:
- Если мне не изменяет память, мы уже обсуждали этот вопрос. До поры девочке незачем возвращать память. Пусть живёт на острове, не ведая о своих способностях. Здесь она будет под нашим присмотром. А мы тем временем обучим её законам равновесия и науке воздержания.
- Разумно, - закивали волшебники.
- Но как мы вернём её на остров? Под каким предлогом? У меня бы возникли вопросы, если бы за мной вдруг явились и отправили жить за тридевять земель, - покачал головой Ксанф.
- У тебя, брат, вопросы возникают по любому поводу, - пошутил Гурий, и все заулыбались.
- Однако Ксанф прав. Нужен предлог, чтобы девочка ничего не заподозрила, - продолжал Авдий.
- Положимся на провидение. Оно само подскажет, как поступить. Нам ли не знать, что на свете нет ничего невозможного, - добродушно сказал Савватий.
Совет подошёл к концу. Волшебники уже готовы были разойтись, когда Гурий неожиданно спохватился:
- А что с Азаром? Ему известно слишком много. Его тоже придётся лишить памяти?
- Нет! - решительно воспротивился Агриппа.
Он с горечью осознавал, что среди магов у него не осталось союзников. Только Азар разделял его чувства по отношению к самозванке, оставался его единственной опорой и надеждой.
- Вам не о чем беспокоиться. Об Азаре я позабочусь сам, - уже спокойнее добавил Верховный Чародей.
Выйдя из зала, Зосима немного помедлил, чтобы дождаться Авдия. Маги неспешным шагом пошли вдоль кипарисовой аллеи.
- Что случилось с Агриппой? Он всегда отличался разумностью решений. Почему он так настроен против девочки? - спросил Зосима.
- Агриппа сдаёт. Его самолюбие задето. Ему нелегко смириться с тем, что после него островом будет править женщина, - пожал плечами Авдий.
- Не думал, что Агриппа поступится общими интересами в угоду собственному самолюбию, - сказал Зосима.
- Вот именно! - неожиданно раздался голос Гурия.
Чародеи оглянулись. Они не заметили, что он шёл сзади и оказался невольным свидетелем их разговора. Гурия нисколько не смутили удивлённые взгляды собратьев, и он продолжил свою мысль:
Чует моё сердце, здесь кроется какая-то тайна.
Глава 4
Бунт
Mолодость быстро забывает невзгоды, без сожалений прощается с прошлым и с радостью встречает новый день. Ещё вчера ураган сотрясал стены королевского дворца, а сегодня молодёжь уже собралась продолжить праздник. Признаться, без юной баронессы Лидии танцы до утра для Глеба потеряли всякую привлекательность. И всё же предстоящая пирушка обещала быть куда интереснее, чем официальный приём с толпой чопорных гостей, приглашённых только потому, что того требовал этикет.
К тому же Глеб хотел одним махом убить двух зайцев: не только от души повеселиться в кругу друзей, но и сделать широкий жест в сторону Марики, объявив, что вечер устраивается ради неё. Наследник престола был многим обязан девочке и не хотел прослыть неблагодарным.
Проснувшись утром, Марика чувствовала себя бодрой и отдохнувшей. В ней не осталось и следа от вчерашней усталости, забылся и странный приступ, случившийся с ней накануне. Как и другие девушки, она первым делом подумала о предстоящей вечеринке. В последнее время Глеб был слишком занят, и они виделись нечасто. Марика скучала по нему, поэтому с особым нетерпением ожидала встречи со своим названым братом.
Девочка распахнула шкаф с нарядами и стала перебирать вешалки. Герцогиня Агнесса не скупилась на платья для приёмной дочери, но все старания одеть девочку по моде ни к чему не приводили. Марика ценила в вещах прежде всего удобство, поэтому большая часть нарядов так и оставалась невостребованной.
На полу под вешалками валялось смятое платье, в котором вчера Марика собиралась на бал. Девочка вспомнила, в каком приподнятом настроении она крутилась перед зеркалом, надеясь понравиться Глебу, и какое унижение испытала, когда её Агнесса с мужем укатили во дворец, а она осталась на бобах, разряженная в пух и прах и не нужная никому. Марика скомкала бальный наряд и снова бросила его в угол шкафа.
Дверь открылась, и в комнату вошла герцогиня. Застав дочь за просмотром гардероба, Агнесса обрадовалась. Она полагала, что в этом возрасте девочек должны интересовать только наряды и танцы, поэтому её огорчало, что Марика безразлична к обновкам и сторонится молодых людей. Но похоже, маленькая дикарка стала оттаивать.
- Выбираешь платье к лицу? Умница. Кстати, вчера ты ничего не потеряла. Бал не удался. Это был просто кошмар! Посреди вечера разразился такой ураган! Представляешь, во дворце повылетали все стёкла, смерч ворвался прямо в зал. Больше всех досталось баронессе Лидии, нынешней возлюбленной принца. На неё чуть не упала люстра. Бедняжка едва не лишилась чувств, но Глеб такой галантный. Он подхватил её и вынес из зала на руках.
Не замечая, как изменилось настроение дочери, Агнесса продолжала с упоением пересказывать последние сплетни, не упуская случая позлословить над придворными дамами.
Марика не слушала её. Мысли девочки были далеко. Она думала о Глебе и Лидии. Марика утешала себя тем, что баронесса была не первой подружкой принца и наверняка не последней. Но от этого на душе было не легче. Она понимала, что и сегодняшний праздник состоится не для неё. Глеб, как всегда, будет окружён придворными красавицами, а ей уготована участь оставаться на задворках.
Внезапно Марике расхотелось идти на вечеринку. Она подумала, что если Глеб искренне пожелает увидеть её, то приедет к ней сам. Она не станет, как обезьяна, кривляться перед зеркалом ради того, чтобы выглядеть нарядной и привлекательной. Людям только кажется, что модная одежда выделяет их из толпы. На самом деле она делает их безликими, похожими на всех, а Марика не желала быть, как все.
- Марика, ты меня слышишь? Я уже третий раз к тебе обращаюсь, - голос Агнессы вывел девочку из оцепенения.
- Что?
- Я говорю, что тебе очень идёт платье с бархатным лифом. Оно подчёркивает стройность твоей фигуры.
- Я не пойду на праздник, - помотала головой Марика.
- То есть как не пойдёшь? - опешила герцогиня.
- Не пойду - и всё.
- Это что за капризы? Всё ещё дуешься, что тебя вчера не пригласили? Или тебе мало того, что Глеб устраивает вечер специально ради тебя? Может, он должен встать на колени?
- Я не просила, чтобы он из-за меня созывал гостей.
Марика раздражала Агнессу своим упрямством. Она и маленькой девочкой была неуправляема. А теперь, когда вступила в подростковый возраст, с ней и вовсе сладу не стало.
- К твоему сведению, приглашение королевской семьи нельзя выбросить в мусорное ведро. Существуют нормы поведения, и их надо соблюдать. Во дворец ты обязана идти, хочешь или не хочешь, - отрезала герцогиня тоном, не терпящим возражений.
- Весь ваш этикет и нормы поведения только мешают человеку жить. Всё в природе любит свободу. Дикая лошадь, если надеть на неё уздечку, брыкается. А вы сами себя взнуздали, нацепили шоры и радуетесь, что, куда ни повернись, кругом нельзя и ничего не можно, - пылко сказала Марика.
- Диких лошадей усмиряют. Побрыкалась и довольно. Марш одеваться! - приказала Агнесса и чуть мягче добавила: - Марика, дорогая, ты же знаешь - я хочу тебе только добра.
Не обращая внимания на примирительный тон герцогини, Марика развернулась и, гордо вскинув голову, пошла прочь. Теперь она окончательно решила, что не поедет во дворец.
"Все хотят, как лучше, - думала она. - Но кто знает, что лучше? Разве гордость значит меньше титула? Почему люди не позволяют друг другу жить так, как им хочется? "
В замке воцарилось молчаливое недовольство. В последнее время это случалось нередко. Марика всё чаще задумывалась о том, что здесь она чужая. Прежде Агнесса прилежно играла роль заботливой матери, но теперь Марике казалось, что она стала герцогине в тягость. Единственным, кто удерживал её здесь, был Глеб.
Девочка с грустью подумала, что, если она сбежит, никто даже не пожалеет об этом, а скоро о ней и вовсе забудут. Но куда ей бежать? Скитаться по дорогам в одиночку негоже для молоденькой девушки, даже если она умеет постоять за себя. А в чужой табор её вряд ли примут. Там не любят чужаков.
Впрочем, к цыганам её тоже не тянуло. Марика вспомнила, как однажды обрадовалась, увидев пёстрые кибитки, как бросилась к ним, точно к родным. Но её ждало разочарование. Смуглое свободолюбивое племя, среди которого она выросла, стало для неё чужим. Они будто говорили на разных языках. Образование и воспитание сделали своё дело. Марика рассталась с прежней жизнью, но так и не нашла места в новой.
В глубине души девочка понимала, что так не может продолжаться вечно, когда-нибудь страница в книге её судьбы перевернётся, и всё будет по-новому, но прежде ей надо получить знак свыше. Как учила её старая цыганка Варга, всякая перемена должна быть отмечена велением духов. Пока что духи молчали, видимо, время ещё не пришло.
Марика вернулась в свою комнату, наспех надела лёгкое полотняное платье и сандалии и поспешила прочь, не дожидаясь, когда к ней явится парикмахер и модистка. Чтобы не привлекать внимания, она свернула к чёрному входу, но не прошла и половины коридора, как столкнулась с гувернанткой. Увидев воспитанницу, классная дама воскликнула:
- Наконец-то я вас нашла! Где вы ходите? Сейчас к вам должен прийти парикмахер. Возвращайтесь к себе. Времени осталось в обрез, а вы ещё не одеты.
- Вам кажется, я бегаю нагишом? - усмехнулась Марика.
- Шутки сейчас неуместны. На вашем месте я бы поторопилась.
- Удивительно, отчего все лучше меня знают, что нужно делать на моём месте? Я сама хочу решать за себя. И вообще оставьте меня в покое! - воскликнула Марика и побежала прочь.
Она свернула в боковой коридор, пронеслась через проходную комнату и оказалась в небольшом кабинете, окна которого выходили в сад. Дальше бежать было некуда. Гневные окрики гувернантки стихли где-то позади, но это вовсе не означало, что та оставила попытки найти свою воспитанницу. Марика огляделась. Можно было спрятаться в шкафу, но кто знает, как долго придётся там сидеть.
Девочка подбежала к окну, отодвинула шпингалет и распахнула створки. Ветерок, ворвавшись в комнату, надул занавеску парусом. Марика, не задумываясь, перемахнула через подоконник, ловко повисла на руках и спрыгнула вниз. Прячась в зарослях жасмина, чтобы её не заметили со стороны двора, она обогнула замок и бросилась в парк.
Марика неслась так, словно за ней гнались волки. Ветер дул ей в лицо, давая ощущение свободы. Несколько раз девочка переходила на шаг, чтобы передохнуть, а затем продолжала бег. Когда ухоженная часть парка осталась позади, она перевела дух и задумалась: чего ради она сбежала? Какой леший дёрнул её дразнить мадам Стилет? Теперь дома обозлятся пуще прежнего. Впрочем, бесполезно сожалеть о том, чего не изменить. Возвращаться не хотелось, и Марика продолжала идти в глубь парка.
Чем дальше она уходила от замка, тем меньше становилось тропинок. Эту часть парка не облагораживали и не убирали, и она больше походила на лес. Погружённая в невесёлые мысли, Марика не заметила, как забрела в непролазную чащобу. Поваленные деревья преграждали путь. Со всех сторон девочку окружал бурелом. Люди старались обходить эти места стороной. Поговаривали, что где-то в лесу, в самой чаще, находится заколдованный замок.
Старожилы помнили, что в былые времена заброшенный замок принадлежал герцогине, а тот, в котором она жила сейчас, - её отцу. После всех злоключений герцогиня хотела вычеркнуть колдовское прошлое из своей памяти, поэтому, вновь вернувшись в свои владения, сменила всех слуг и перебралась в замок умершего к тому времени родителя.
Марика считала рассказы о заброшенном замке выдумкой, поэтому, увидев в чаще выщербленную зубчатую стену, не поверила своим глазам.
Возле крепостной стены буйствовали заросли сирени. Высокие, двухметровые кусты были щедро усыпаны лиловыми и белыми цветами. В воздухе витал нежный аромат, который хотелось вдыхать и пить, как целебный напиток. Марика нагнула ветку и втянула носом дурманящий сладкий запах, а потом поискала глазами цветок с пятью лепестками. В детстве она часто гадала "на пятёрочку": кто съест цветок-пятилистник, тому счастье будет. Наконец она увидела то, что искала. На вкус цветок был чуть горьковатым.
Марика отпустила ветку и тут заметила скрытую за сиренью железную калитку.
"Ну и ну! Может, это и есть моё счастье? " - подумала девочка и стала пробираться сквозь густо разросшиеся ветки. Она толкнула калитку, ржавые петли издали противный скрежет. Марика проскользнула через тайный вход, и её взору предстал заброшенный замок. Казалось, призраки прошлого бродили по его пустынным коридорам, а стены хранили не одну страшную тайну.
Девочка, затаив дыхание, смотрела на возникшую наяву легенду. Она слышала о чёрном замке, но не думала, что он существует на самом деле. Сюда давно не ступала нога человека. Между булыжниками брусчатки густо зеленела трава. Клумбы сплошь заросли лебедой и осотом. Парадная дверь была наглухо заколочена. В каменных вазонах на полуразвалившейся лестнице вместо цветов буйствовал чертополох. Дикий виноград и плющ почти полностью скрыли окна, отчего стена фасада казалась глухой. Надо всем возвышалась обуглившаяся башня с часами. Покорёженные стрелки курантов проржавели.
Чёрный ход оказался запертым. Марика вскарабкалась на подоконник. Сквозь мутное стекло комната почти не просматривалась. Девочка толкнула оконную створку в тщетной надежде, что она отворится, но защёлка не поддалась. Здесь не желали видеть гостей. Однако недаром говорят: запретный плод сладок. Так долго подавляемый бунтарский дух Марики вырвался на свободу.
Девочка что было сил ударила каблуком по деревянной раме. Раздался звон осыпающихся осколков. Из помещения пахнуло сыростью и затхлостью. Зев оконного проёма ощерился зубьями битого стекла. Сбив с оконной рамы острые осколки, чтобы не пораниться, Марика пролезла внутрь, спрыгнула на пол и оказалась в просторном зале.
Должно быть, когда-то он был красивым и торжественным. Здесь проходили балы и приёмы, но теперь зал будто съёжился под многолетним слоем пыли. На улице стоял ясный, солнечный день, а в помещении царил полумрак. Несмотря на то что по обеим сторонам тянулись огромные окна, свет едва проникал сквозь давно не мытые стёкла. Лихой солнечный луч заглянул в разбитое окно и загрустил. С тусклых подвесок богатой хрустальной люстры гирляндами свисала лохматая от пыли паутина.