- Нет, - доктор нервно провел рукой по растрепанным волосам.
- Ах, вы, вероятно, хотели провести психотерапевтический сеанс? - с самым серьезным видом предположил я.
- Нет, - повторил Эстонец. - Я хочу с тобой поговорить…
- К вашим услугам, - я, как всегда, изобразил полную готовность. - О чем вы хотели бы побеседовать? Я с удовольствием отвечу на все ваши…
- Илья, ты можешь хоть раз поговорить со мной как человек с человеком? - перебил доктор.
- Что вы! Это исключено! - серьезно и печально промолвил я. - Разве я человек? Перед вами я жалкая букашка…
Пожалуй, тут я хватил через край. Но не огорчился: в конце концов, мне хотелось, чтобы рано или поздно Эстонец понял, что всё это время я над ним попросту издевался…
- Илья, я давно понял, что ты надо мной издеваешься, - заговорил доктор. - Я терпел. Я надеялся…
- На что? - полюбопытствовал я.
Эстонец долго подбирал слова, но, видать, так и не подобрал хорошенько.
- Я ждал, что твоя душа проснётся, - проговорил он.
Бред. Но я нашёлся с ответом.
- Моя душа, доктор - не Спящая Красавица, - усмехнулся я. - Да и вы вовсе не прекрасный Принц…
К моему изумлению, словно луч солнца скользнул по бледному лицу господина Томмсааре.
- Ты всё ещё помнишь своего Принца? - спросил он.
Откуда он знает про Принца?.. Ах, да ясно же откуда - из моей медицинской видеокарты!
- К счастью, уже весьма смутно, - я впервые ответил честно. - Он даже сниться мне перестал. Я счастлив. Наконец-то я от него избавился.
Эстонец взглянул на меня, и глаза его погасли. Доктор отступил на шаг, отвернулся и молча побрёл в свою каморку. Я гордо посмотрел ему вслед. Победа оставила какой-то неприятный осадок в сердце, но я решил, что на это не стоит обращать внимания.
Прошло несколько дней. Однажды, проснувшись поздно ночью, я вышел из спальни по своим неотложным делам. Возвращаясь, я увидел на полу в конце коридора узкую полоску света. Эстонец не спал… Мне стало любопытно. Я подкрался к приоткрытой двери. В щелку я увидел угол маленькой комнаты, край рабочего стола, экран компьютера и спину Эстонца.
Он мешком ссутулился в кресле, положив руки на стол, а голову на руки. Темный экран неожиданно загорелся: на нем появилась Анна Стефановна.
- Каарел, ты меня вызывал? - спросила она.
- Ни сна, ни отдыха измученной душе! - подвинув первую картинку, половину экрана заняло изображение сонного Дяди Фила. - Эй, сынок, ты чего такой смурной? Или что случилось?..
Эстонец не пошевелился, даже головы не поднял.
- Я потерял пациента, - глухо ответил он.
Глава 7. Страшный суд
После долгой паузы Анна Стефановна и доктор Кузнецов заговорили разом:
- Сынок, погоди…
- Только не волнуйся…
- Может, это еще и не так…
- Давай поговорим спокойно…
Так же внезапно оба замолчали.
- Кого?.. - коротко спросил Дядя Фил.
Эстонец только потряс головой. Но коллеги почему-то все поняли. Анна Стефановна горестно вздохнула. Дядя Фил насупился и засопел. Минута молчания затянулась.
- Я предупреждал, - начал Дядя Фил, яростно кусая усы, - ты не послушался…
- Филипп!.. - тихо, но с угрозой промолвила Анна Стефановна.
- Я уже пятьдесят девять лет Филипп! - огрызнулся Дядя Фил. - Нельзя было Каарелу брать мальчишку! И как Нечаева согласилась на эту авантюру? А впрочем, все вы, бабы, одинаковые! Видите смазливого сопляка и таете: "Ах, Каарел, красавчик, бедняжечка! Ну как отказать этому ангелу?" Ангел, ёлки зелёные! Крылья только не из того места растут!
- Замолчи, Филька, пугало огородное! - рявкнула Анна Стефановна.
Голос у нее оказался куда мощнее, чем можно было ожидать. Эстонец вздрогнул и уменьшил звук.
- Я слишком мало знаю об этой истории, чтобы судить кого бы то ни было, - взяла себя в руки дама.
- Ха! Покажи мне человека, который знает больше! - Дядя Фил не был намерен уступать. - Их Высочество господин Томмсааре не изволили ничего объяснить даже главврачу!.. Парня нужно было отдать мне! Я бы его не испортил. Потому что я его не жалел!
- Филипп, хоть я и мало знаю, - терпеливо проговорила Анна Стефановна, - но все же я смогла понять, что Илья - часть той жизни, о которой Каарел все еще тоскует…
- Во-первых, это не оправдание, - отрезал Дядя Фил. - Во-вторых, пора бы ему перестать тосковать по ерунде. Сейчас он занят благородным и нужным делом. А раньше…
Неожиданно Эстонец поднял голову и взглянул на экран. Дядя Фил умолк на полуслове.
- Иногда я тоже так думал, - сказал Эстонец; я и не подозревал, что этот холодный голос может звучать так жалобно и беспомощно. - Я думал: то, что я делал раньше, было ненужно… напрасно… Но появился Илья…
Он покачал головой, помолчал, вздохнул и перешел на незнакомый мне язык: русских слов ему не хватило. Но гости прекрасно его понимали. К концу рассказа Анна Стефановна тихонько всхлипывала, а Дядя Фил, красный, как свекла, корчил зверские рожи - наверно, тоже боялся зареветь.
- Теперь вы знаете, - сказал Эстонец, опуская голову.
- Спасибо тебе, мой мальчик, - прошептала, вытирая глаза, Анна Стефановна. - Теперь и я могу надеяться, что моя жизнь прошла не зря…
- Не спеши докладывать главврачу об Илье, - посоветовал, кое-как справившись с волнением, доктор Кузнецов. - Мы еще потрепыхаемся… Я что-нибудь придумаю… Обещаю!..
- Я тоже, - поддержала коллегу Анна Стефановна.
- Выше нос! Завтра зайду…
- И я. Не отчаивайся!..
- Спокойной ночи!..
На следующее утро, во время завтрака, деревянные стены Седьмого корпуса содрогнулись. Хлопнула входная дверь, распахнутая ударом ноги, и в кухню ввалился доктор Кузнецов. Потянуло морозом.
- Ангела за трапезой! - бодро гаркнул он.
- Незримо предстоит! - отозвался Эстонец.
Он даже глаз не поднял на гостя. Он сидел во главе стола, не притрагиваясь к еде, хотя наказанных не было. Я-то знал, в чем дело, а остальные терялись в догадках и на всякий случай старались чавкать и стучать ложками потише…
- Слыхал я, дорогой коллега, - заговорил Дядя Фил, - что у тебя есть ребята, которые лошадок любят!.. Ну так пускай они нынче ко мне в гости пожалуют. Сразу, как позавтракают. Жду. До скорого.
Хлопнув по валенку тяжелой плеткой, Дядя Фил удалился. Пациенты опасливо косились друг на друга, силясь угадать, о ком идет речь. Эстонец красноречиво взглянул на меня…
Я не собирался с ним спорить. После завтрака я оделся и вышел из корпуса. Стоял ясный морозный день. Калитка замерзла и отворялась с трудом. Сияющая снежная аллея была пуста. До конюшен было рукой подать, но я, понятное дело, совсем туда не собирался. Я повернул в другую сторону, так как решил, что прогулка будет для меня куда полезнее…. Я бы гулял до самого обеда, если бы е понял, что очень скоро превращусь в сосульку… Когда я добежал до дверей проклятой конюшни, мои губы и щеки онемели от холода.
- Ты кто? - спросил мальчик, выкативший мне навстречу тяжелую деревянную тачку, полную опилок и навоза.
- Бя-бя-бя, - только и смог произнести я.
- Это ко мне! - крикнул Дядя Фил откуда-то издалека. - Закрывай дверь, не морозь помещение!..
- Где тебя носило? - продолжал он, выныривая в широкий полутемный коридор. - Работа не ждет!
С этими словами он сунул мне в руки… метлу!
- Начнешь оттуда, - сказал Дядя Фил, показывая в дальний конец длинного коридора, кое-как освещённого тусклыми лампочками. - Ты чего на метлу-то уставился! Я же не заставляю тебя на ней летать!.. Ах, ты, наверно, думал, что я тебя так сразу на коня посажу? Ты, брат, сначала конюхом поработай, а там посмотрим…
Стиснув занозистое метловище, я учтиво ответил:
- Простите, Филипп Михайлович, но я и в мыслях не имел садиться на лошадь. Тех, кто смеет мучить столь благородное создание, я считаю преступниками и варварами. Лошадь - воплощение Красоты. Разумный человек может лишь поклоняться и служить Ей…
- Ну что ж, вот и послужи! - недобро усмехнулся Дядя Фил. - Только руки в денники не суй: если эта красота тебя укусит, без пальцев останешься!..
На обед я еле приплелся. При виде подлого Эстонца в моей душе шевельнулась ненависть. Отдал меня мучителю без всякой жалости, а сам кушает себе преспокойно!..
- Приятного аппетита! - негромко раздалось с порога.
- Спасибо! - вразнобой ответили уже немногочисленные старшие.
В кухню вошла Анна Стефановна. На темном мехе ее манто сверкали тающие снежинки. Эстонец хотел было встать, но гостья, быстро обойдя стол, положила ему на плечо руку в чёрной замшевой перчатке.
- Нам скоро понадобится новый аккомпаниатор…Кажется, у вас тут есть пианисты?
Эстонец кивнул гостье на меня, нарочно глядя в другую сторону.
- После полдника приходите в Главный корпус, - улыбнулась мне Анна Стефановна. - Второй этаж, третья дверь направо.
Вечером в Главном корпусе оказалось многолюдно. В приемном покое царили гвалт и толкотня. Стеклянная дверь то и дело хлопала. Возле нее, у большой доски скромно стояли несколько пациентов. Они читали какое-то объявление. Я тоже подошёл полюбопытствовать.
Это было расписание работы кружков. В самом верху стояло "Академическое пение", дальше шла "Борьба вольная", "Вышивание" (вышивание вела Тийна Томмсааре, из чего мне стало ясно, что она - не пациентка, а сотрудница лечебницы, как и её брат).
Пение вела доктор Майер - Анна Стефановна. Мне показалось, что я уже где-то встречал эту фамилию… Анна Майер… Что-то удивительно знакомое… Впрочем, вспомнить я так и не смог, поэтому стал читать дальше.
Борьбу преподавал доктор Кузнецов. За ним следовали незнакомые фамилии, и только в середине листа напротив "Информатики" значился доктор Томмсааре. Нижняя половина длинного перечня была скрыта от меня впередистоящими. Я разделся, сдал куртку в гардероб и пошел наверх.
На втором этаже было тихо. Попадавшиеся мне навстречу дети и взрослые ступали на цыпочках, прислушиваясь к звукам пения, лившимся неизвестно откуда.
Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной…
Я не мог понять, кто поет: мальчик, девочка? Голос - чистый серебряный альт. Взрослая певица? Опять непохоже: слишком светло и безмятежно. Звуки свободно струились сквозь стены, и задумчиво замирали в пустых холлах и коридорах. Я вспомнил, зачем пришел, и направился к третьей двери справа.
Оказалось, что голос доносится как раз из-за нее. К сожалению, едва я подошел, серенада закончилась. Я постоял еще немного, ожидая - не запоет ли неведомое существо снова… Потом решительно взялся за дверную ручку… и получил дверью по лбу.
- Простите! - звонко вскрикнула выходившая из класса девушка.
Девушка была одета в чёрное с ног до головы. Она с улыбкой посмотрела на меня веселыми карими глазами…
Тут произошло невероятное. Ее взгляд оказался неумолим, как лучи солнца в зените. Он пронзил меня насквозь. Я вдруг увидел, что в тайниках моей души нет ничего, кроме тьмы и грязи…
- Ты кто? - хрипло спросил я.
- Надежда, - ответила она.
- Ты врач или пациентка?
- Ни то, ни другое, - ответила девушка. - Я ваша соседка. Я живу там, за рекой…
- Так это ты пела?..
Девушка улыбнулась, слегка поклонилась мне и убежала. Наваждение исчезло. Я постоял немного, стараясь прийти в себя… Потом открыл дверь и вошел в класс.
- Здравствуйте, - улыбнулась Анна Стефановна.
Она встала из-за рояля и кивнула мне на освободившийся стул.
- Для начала, я хотела бы послушать вашу игру, - сказала она. - Сыграйте мне то, что вам нравится…
- Простите, - сухо отозвался я. - Но я не привык мыслить такими категориями. Нравиться или не нравиться музыка может только дилетантам. А я профессионал…
- Я бы не сказал, что этот мальчик любит лошадей, - говорил поздно вечером доктор Кузнецов. - Жаль. Мне не за что зацепиться…
- Музыку он тоже не любит, - вторила Анна Стефановна.
Эстонец вздохнул. Он, как и в прошлый раз, понуро сидел пред экраном компьютера. Я снова стоял у приоткрытой двери его комнаты. По ногам тянул холодный сквозняк, но мне было не до того.
- Ну, ничего, ничего, - успокаивающе улыбнулось изображение Дяди Фила. - Не отчаивайся. Мы попытаемся еще…
Эстонец покачал головой.
- Я все равно уеду, - сказал он.
При этих словах гостей, кажется, хватил столбняк.
- Ты что, совсем сдурел?! - завопил, очнувшись, доктор Кузнецов. - Куда ты, к лешему, уедешь?!
- Домой, - ответил Эстонец.
- Да кому ты там нужен?!
- Филипп!.. - воскликнула Анна Стефановна.
- Я хотел сказать, - опомнился Дядя Фил, - Что у тебя же там никого не осталось…
- Не осталось, - покорно отозвался Эстонец. - Все, что было, осталось в прошлом. А будущего у меня нет ни там, ни здесь…
Он замолчал. Анна Стефановна беспомощно всплеснула руками. Дядя Фил, набычившись, обгрызал ноготь.
- Ненавижу эти видеоигрушки! - вдруг воскликнул он. - Увидеть друга можно, а утешить нельзя!.. Каарел, я сейчас к тебе приду!
- Не надо, - Эстонец покачал головой. - Холодно. Метель… Не бойся. Я просто устал. Пойду спать…
Спать он не пошел. Простившись с коллегами, Эстонец отправился на кухню: там что-то тихо звякало. Я крался следом. Я знал, что на кухне сейчас находится Поэт. Поэт был наказан и оставлен без ужина за нецензурное высказывание. Теперь он, стараясь не шуметь, копался в недрах комбайна в надежде раздобыть что-нибудь съедобное.
Выйдя на кухню, Эстонец молча посмотрел на Поэта… Потом подошел к столу и сел, а вернее, упал на стул. Перепуганный до полусмерти мародер замер в углу. Его физиономия была вымазана картофельным пюре. Все это я осторожно подсмотрел в дверную щелку.
Эстонец посидел-посидел, а потом закрыл лицо руками, словно собрался заплакать… Неожиданно сквозняк стал сильнее. Скрипнула входная дверь. Поэт ойкнул. Эстонец поднял голову.
На кухню вошла та самая девушка в чёрном одеянии. Она, как ни в чем не бывало, включила комбайн и велела ему заварить чай. Достала чашку с блюдцем и поставила на стол перед Эстонцем. Взяла полотенце и вытерла Поэту лицо. Усадила наказанного за стол и протянула ему тарелку с картофельным пюре.
Поэт пялился на девушку, как на привидение. Да и мне вдруг захотелось выйти и проверить: а есть ли следы на садовой дорожке?.. Один Эстонец нисколько не удивлялся. Он смотрел на гостью скорбно и доверчиво, как больная собака. Гостья задумчиво взглянула на него…
- Обновится, яко орля, юность твоя! - улыбнувшись, тихо промолвила она.
Глава 8. Возвращение
Этой же ночью мне приснился сон, который я буду помнить до смерти, и не дай мне Бог увидеть его еще раз.
Мне приснилось, что я лежу в гробу. Гроб мой был как будто из стекла - прозрачный, но прочный. Я не мог ни пошевелиться, ни позвать на помощь. От тошнотворного ужаса я проснулся… но сон продолжался. Темная палата, голубоватый свет окон, спящие соседи - все казалось мне призрачным. В этом мире настоящим был только я - и мой хрустальный гроб.
Я был один во всей огромной, безжизненной Вселенной! Я завопил, надеясь перекричать окружившую меня пустоту… Призраки вокруг меня проснулись и вскочили с кроватей. Вспыхнул свет. Призрак Эстонца ввалился в палату и схватил меня за плечи.
- Аптечку, быстро!.. - услыхал я сквозь пелену кромешного ужаса. - Илько! Посмотри на меня! Илько!..
На один миг я встретился взглядом с его пронзительными светло-серыми глазами - ясными, встревоженными… Но они были далеки, как звезды, а вокруг меня смыкалась ледяная тьма космоса.
- Каарел! Не уходи! - завопил я. - Каарел! Мне страшно!
Последнее, что я увидел, был шприц в руке доктора… дальше, как говорится, тишина.
- …на фоне неврастении вследствие переходного возраста.
- Чушь собачья… Просто за этого парня кто-то хорошо помолился. Теперь-то уж он поймёт, что к чему…
- Вы, Кузнецов, считаете, что так и следует написать в истории болезни? Хорошо, не буду препятствовать. Но если в один прекрасный день сюда нагрянет комиссия, чтобы проверить ваше собственное психическое здоровье…
- Простите, Ольга Васильевна, я больше не буду.
- Хочется в это верить!.. Между прочим, вы должны были первым сообщить мне о том, что у Каарела проблема с пациентом, коль скоро он сам не удосужился этого сделать! У господина Томмсааре есть оправдание: он слишком молод и совершенно неопытен! Но вы, доктор, хороши!.. И вы тоже, Анна Стефановна!.. Я была о вас лучшего мнения!..
В полусне я услышал суровый голос госпожи Нечаевой. Приподняв тяжелые веки, я увидел совершенно незнакомую комнату. У моей кровати сидел Эстонец, а рядом с его стулом стояла неразлучная парочка: доктор Майер и доктор Кузнецов. Дверь комнаты хлопнула, закрываясь.
- Схлопотали! - усмехнулся Дядя Фил. - Дружба с эстонцами до добра не доводит!
Доктор Кузнецов нежно потрепал младшего коллегу по волосам.
- Я сэту… - бледным голосом произнес Эстонец.
- Всё одно - иностранец. От вас одни неприятности!..
- Филипп!.. - обиделась госпожа Майер.
- Анюта, мы всё равно вас любим! Как деток несмышлёных!..
- Нет, - покачала головой Анна Стефановна. - Как говорил мой папа, нам, немцам, вас, русских, не понять!..
- А кому он это говорил? - спросил Дядя Фил.
- Моей маме, - улыбнулась госпожа Майер.
В больничном корпусе я пролежал долго. Каждый день меня навещали доктора во главе с профессором Нечаевой. Я оживлялся при виде каждого посетителя. Я искренне и подробно отвечал на все вопросы, я старался растянуть разговор, чтобы гости остались со мной подольше. Я всё надеялся, что кто-нибудь мне поможет…
Но люди продолжали казаться мне сном. Я был безнадёжно одинок… Только теперь я понял, какое это ужасное чувство. Подумать только, а ведь когда-то я мечтал быть единственным на планете! Вот и домечтался… С каждым днем всё глубже становилось мое отчаяние. Лежа в полузабытьи, я думал, что мне уже нет спасения…
Но однажды в больничной палате повеяло весной. Звонкий серебряный голос пожелал мне доброго утра. В палату вошла Надежда и по-домашнему присела на стул у моей кровати. И я вдруг заметил, что на деревьях за окном распускаются листья. Надежда посмотрела на меня, и я встрепенулся. Хотя ее чудесные глаза снова увидели во мне обычного мальчика, и даже далеко не из хороших, я почувствовал, что оживаю. Мой гроб оказался не хрустальным, а ледяным, и под солнечным взглядом Надежды он взял да и растаял…
Гостья долго смотрела на меня, словно изучала. А потом вдруг улыбнулась.
- Ну, вот ты и поправился, - промолвила она. - Больше не болей!..
Вскоре главврач выпустила меня из больницы, и я вернулся в свой корпус. За время моей болезни Эстонец выписал почти всех старых пациентов, а младшие изменились до неузнаваемости.