Семейная тайна
- Значит, вы ищете бумаги моего деда Эдмунда, - сказал папа, когда я ему всё рассказал. - Ну-ну. Здесь вы ничего не найдёте. Если он на самом деле вёл дневник или записывал рецепты - в общем, если такая записная книжка и есть, то она не здесь, а где-то у дяди Астора.
- У дяди Астора? - уставился я на папу. - Это ещё кто? У меня что, есть неизвестный дядя?
Папа замялся, а потом ответил:
- Он вообще-то дядя не тебе, а мне. Это брат твоего дедушки Бернарда.
- Двоюродный дедушка, которого я даже не знаю! Почему я никогда про него не слышал? - спросил я.
Папа молчал. Тут вмешалась Верена:
- Штерни, надо рассказать Максу. Должен же он знать, кто его родственники.
- Ну ладно, - согласился папа. - Тогда надо начинать с самого начала. Или с середины, это как посмотреть. У твоего прадеда Эдмунда было двое сыновей - Астор и Бернард. Астор был старший, как можно догадаться по имени.
- Как это? - спросила Верена.
- Мой дед Эдмунд был большой любитель собак…
- Очень хороший чевекк, - прокомментировал господин Белло.
- Тсс! Не перебивай папу! - сказал я.
Папа продолжил рассказ:
- У собак всех щенков из первого помёта всегда называют на букву А, следующих - на Б, ну и так далее. Если бы у деда Эдмунда было трое детей, то третьего, наверно, он назвал бы Вернер.
- Или Вера, - сказала Верена. - Могла ведь родиться и девочка.
- Или Виноград, - добавил господин Белло.
- Дай папе договорить! - попросил я. - И что стало дальше с дядей Астором? Он ещё жив?
- И да и нет, - ответил папа и многозначительно замолчал.
- Понятно, - сказал господин Белло и закивал.
- Что ты имеешь в виду? - спросил я у папы. - Как это - и да и нет?
- Он жив, но дяди Астора больше нет, - сказал папа.
- Штерни, ну-ка объясни нам всё это поподробнее, - попросила Верена.
Папа помолчал и наконец произнёс:
- Открою вам одну тайну. Это наша семейная тайна, но Верена тоже должна её знать.
Мы с Вереной и господином Белло с нетерпением смотрели на папу. А он всё тянул.
- Вы должны твёрдо пообещать мне, что никому об этом не расскажете. А господину Белло, может быть, лучше пойти на кухню и что-нибудь съесть. Вот уж не знаю, сумеет ли он молчать.
Но господин Белло и не думал уходить на кухню.
- Господин Белло умеет молчать даже очень тихо, - заверил он папу. - Господин Белло умеет молчать как рррыба.
- Не знаю, - засомневался папа, - не знаю.
Господин Белло подкрепил своё обещание:
- Господин Белло умеет молчать, как мёртвая рыба!
Кажется, это на папу подействовало.
- Ну хорошо, - сдался он. - Возвращаясь к истории нашей семьи… Значит, у деда Эдмунда было двое сыновей - Астор и Бернард. И когда дед передал аптеку старшему сыну…
- Как это? Я думал, аптекарем был дедушка Бернард. Ты же получил аптеку от него…
- Просто послушай меня, - перебил папа. - Дядя Астор был, как бы это сказать… Довольно легкомысленный. Пускался во всякие тёмные делишки. В какие именно, я не знаю, отец не любил об этом говорить. Контрабанда медикаментов или наркотики, что-то в этом роде. Дело расследовала полиция. Астора предупредили, что на следующий день за ним придут. И в ту же ночь он собрал чемодан, взял все свои деньги, зашёл в аптеку в Львином переулке, забрал и там все деньги из кассы и с первым же поездом уехал.
- А почему ты сказал "зашёл в Львиный переулок"? Разве он жил не тут, у нас? - спросил я.
- Нет, Штернхаймы жили тогда маленькой вилле на Кленовой аллее. А квартиры над аптекой сдавались.
- А что было дальше? - не унимался я.
- Когда в дом прибыла полиция, дяди Астора уже и след простыл. Он как сквозь землю Провалился. И тогда дед Эдмунд решил, что аптека достанется второму сыну, Бернарду. И пришлось твоему дедушке бросит исторический факультет, изучить аптечное дело и взять на себя "Аптеку Штернхайма".
- Которую потом взвалили на тебя, - заметила Верена.
- И которая тебя доконает! - добавил я.
- А об этом Асторе так никто никогда больше и не слышал? - спросила Верена.
- Слышали. Через десять лет дед Эдмунд получил письмо. На конверте красовались французские марки.
- Это было письмо от дяди Астора! - воскликнул я.
- Точно, - кивнул папа.
- Господин Белло тоже так и думал, - добавил господин Белло.
Папа продолжил рассказ:
- Дядя Астор писал, что после побега он записался во Французский иностранный легион, но теперь вышел в отставку и собирается подыскать жильё во Франции. Потом от него ещё десять лет не было новостей. А затем пришло второе письмо. Тоже на имя деда Эдмунда, только он к тому времени уже умер. Поэтому письмо получил твой дедушка Бернард. На конверте стояло имя отправителя: Гастон Провервиль.
- Кажется, я догадываюсь. Астор взял себе другое имя, - сказала Верена.
- Да, совершенно верно. Гастон - то есть Астор - написал, что у него страшная ностальгия и что ему очень хочется вернуться. И спросил, не могли бы Штернхаймы потихоньку снять ему квартиру в его родном любимом городе. Отец тогда отдал ему наш дом на Кленовой аллее, а мы переехали сюда, в Львиный переулок. Конечно, папа утверждал, что ему так гораздо удобнее: спустился на один этаж - и ты уже на работе. Но я думаю, он просто по доброте уступил дом. Он очень любил брата.
- А Гастон, то есть дядя Астор, - он до сих пор живёт в том доме на Кленовой? - спросил я. - И ты… ни разу…
- Я понял, что ты хочешь спросить, - не дал мне договорить папа. - Я был у него всего один раз. Но дядюшка меня выгнал. Он боится, что если его навестит племянник, то могут возникнуть подозрения. Пойдут слухи. Хотя я ему говорил, что у того дела давно истёк срок давности. И можно не бояться полиции. Но он мне не верит. Он стал немного странноватым. Из дома почти не выходит. Если и гуляет, то когда уже стемнеет. Продукты заказывает по телефону, с доставкой на дом.
- А кроме тебя кто-нибудь знает, что этот таинственный господин Провервиль на самом деле твой дядюшка? - спросила Верена.
- Я ни с кем об f том не говорил. До сих пор, - сказал папа. - И я надеюсь, что и вы сдержите обещание. - Он повернулся к господину Белло: - И ты тоже, господин Белло. Будешь нем как рыба!
Господин Белло кивнул.
- А как ты думаешь, если существуют записки прадедушки Эдмунда; то они могут быть только в том доме на Кленовой аллее? - осторожно спросил я. - Как бы мне их там поискать…
- Выбрось из головы эту дурь! - тут же сказал папа. - Во-первых, маловероятно, что какие-то записи вообще сохранились. А во-вторых, Гастон Провервиль тебя просто-напросто не впустит. И уж тем более если узнает, что твоя фамилия Штернхайм.
- Но я же не обязан говорить ему, кто я.
- Да всё равно бесполезно, - сказал папа.
- Похоже, Штерни прав, - обратилась ко мне Верена. - Какой-то он скользкий тип, этот Провервиль, судя по тому, что рассказывает твой папа. Не хотела бы я с ним повстречаться.
Господин Белло осмотрел себя с головы до ног.
- Господин Белло тоже бывает скользкий, когда намылится, - шепнул он мне.
- Это в другом смысле, - сказал я, - я тебе потом объясню. А теперь давайте пойдём домой.
- Точно, домой! Господин Белло уже немножко здорово проголодался, - добавил он, и мы вчетвером спустились по крутой лестнице на наш этаж.
Папа приготовил ужин и накрыл стол ещё до того, как хватился нас, а потом нашёл на чердаке. Так что можно было сразу садиться за стол.
И хотя на ужин была не индейка с печёнкой, а просто бутерброды с колбасой и швейцарским сыром, господин Белло всё равно ел с большим аппетитом. И мы все тоже.
Госпожа Лиссенкова знает почти всё на свете
Весь следующий день до обеда мы с господином Белло слушались папу. Это значит, что мы не говорили ни про дядю Астора, ни про господина Провервиля, ни про записную книжку прадедушки Эдмунда. Но это было и не трудно, потому что я находился в школе, а господин Белло - дома.
А в обед первый начал господин Белло. Мы разогрели макароны, которые сварил папа, набухали туда томатного соуса, а потом перешли к десерту - ванильному мороженому с малиновым сиропом, и тут господин Белло наклонил ложку и задумчиво сказал, глядя, как красный сироп капает на мороженое:
- Собакам нельзя малиновый сироп. Собакам нельзя мороженое. Собакам нельзя сладкое.
- Да, точно, - подтвердил я, - в папиной книге "Как я воспитываю собаку" тоже так написано.
- А господин Белло не хочет, чтобы было нельзя мороженое, когда он опять превратится в собаку, - объяснил он.
- Ах вот ты о чём, - сказал я. - Ладно, тебе можно будет мороженое, когда ты опять станешь Белло.
- Хорошо. Только, может быть, Макс ещё найдёт записки прудедушки, и господин Белло останется чевекком.
- Ты же помнишь, что мы пообещали папе, - укорил я.
- Господин Белло пообещал, что он будет молчать тихо, как рыба, - сказал он. - Но господин Белло не обещал, что не станет искать записки. Этого и Макс не обещал.
- Да, если подумать, то так и есть, - согласился я. - Значит, думаешь, стоит всё-таки сходить к этому Астору?
- Да! - просиял господин Белло. - И тогда господин Белло спросит дядюшку, можно ли господину Белло и Максу пойти на чердак и забрать записки прудедушки.
- Не думаю, что он разрешит, - сказал я. - А главное, я даже не знаю, в каком доме он живёт. Кленовая аллея очень длинная. И папу, кажется, лучше не спрашивать.
- Да, не спрашивать, - грустно согласился господин Белло.
- Но можно спросить кое-кого другого, - сказал я. - Госпожу Лиссенкову! Она в нашем городе знает всё и обо всех. Ну или почти всё. Пошли, сходим к ней сейчас и спросим, знает ли она, где жила семья Штернхайм, пока не переехала в Львиный переулок.
Госпожа Лиссенкова жила на третьем этаже довольно большого дома. Когда мы поднимались по лестнице, я сказал господину Белло:
- Тебе лучше вообще не разговаривать. А то ты всё разболтаешь. Понял?
- Понял, - ответил он.
Я позвонил в дверь. Госпожа Лиссенкова открыла и страшно удивилась, увидев нас с господином Белло.
- Здравствуй, Макс. Приятно, что ты решил меня навестить, - просияла она. - А кого это ты привёл? - она посмотрела на господина Белло и спросила: - Мы с вами знакомы?
Господин Белло кивнул. Я не успел его остановить, и он со счастливым видом выпалил:
- Да, господин Белло с тобой знаком. Ты ещё сказала - надо бы почистить мне уши.
- Простите? - она совершенно растерялась и посмотрела на меня. - Макс, ну-ка зайди в дом! - а господину Белло она улыбнулась немного натянуто: - Мы на минуточку, не возражаете?
В квартире она зашептала:
- Макс, кого это ты привёл? Совершенно незнакомый мужчина, говорит со мной на ты, да ещё болтает, что я чистила ему уши. Это кто?
Я, конечно, не мог ей сказать: "Это наша бывшая собака, и про уши вы ей говорили, когда она ещё была просто Белло". Так что пришлось мне повторить то, что папа однажды наврал в полиции:
- Просто один дальний родственник, из Италии. Он немножко со странностями, но вполне безобидный.
- Да? Думаешь, он безобидный? - переспросила она, приоткрыв занавеску на двери и разглядывая господина Белло в щёлку. - Ну ладно. Пускай заходит.
- Господин Белло, заходи! - позвал я, и мы проследовали по квартире за госпожой Лиссенковой. Прошли коридор, в котором пахло сосисками с кислой капустой (господин Белло остановился, подвигал носом и потянул воздух), а потом зашли к ней в гостиную.
- Ну садитесь, - сказала она, и мы с господином Белло уселись на огромный диван с яркими крапинками. Он оказался таким мягким, что мы провалились сантиметров на двадцать, если не больше, и теперь смотрели на госпожу Лиссенкову снизу вверх.
Она восседала на стуле.
- Макс, ты же пришёл по делу, правда? - спросила она. - Не будешь же ты просто так навещать пожилую женщину.
- Да вы не такая уж пожилая, - сказал я. - Даже не скажешь, что вам шестьдесят шесть лет.
- Мне пятьдесят шесть, - поправила она. - Спасибо за комплимент.
Что на это отвечать, я не знал и поэтому молчал, так что пришлось ей самой говорить:
- Так в чём там дело? С отцом поссорился? Из-за его новой женщины?
Значит, она и про Верену уже узнала. Осталось ли у нас в городе хоть что-нибудь, чего не знала бы госпожа Лиссенкова?!
- Нет-нет, - успокоил её я. - Нам нужно… в общем, просто нужно у вас кое-что узнать.
- Так-так, - она смотрела теперь выжидающе.
- Вы знаете, где раньше жила семья моего папы? - спросил я.
- Конечно, знаю, - сказала она, - на Кленовой аллее.
- Да, но где именно? Какой у них был номер дома? - продолжал я.
- Номер я и сама не знаю. Светло-серый дом, крыльцо с колоннами. Там ещё в саду растёт огромный бук, а под ним каменная статуя. Если не ошибаюсь, сидящая собака.
- Понял, - сказал я. - Кажется, я уже видел эту каменную собаку.
- А почему ты спрашиваешь про дом? - заинтересовалась она. - Его снял какой-то француз, насколько я знаю.
- Всё сходится! - вылетело у меня. Вообще-то нельзя было этого говорить.
- Ты что, хочешь к нему зайти? - спросила она. - Говорят, он большой оригинал. Нелюдим. Что тебе от него надо?
- Ну мы же изучаем в школе французский, и я хотел спросить, может, он со мной позанимается, - в последнюю секунду пришло мне в голову.
Господин Белло вытаращился на меня, а потом обратился к госпоже Лиссенковой, объясняя:
- Чевекки врать умеют, а собаки - нет.
Я толкнул его локтем в бок.
- Собаки и смеяться не умеют, - сказал я госпоже Лиссенковой, чтобы отвлечь её.
Она смотрела и недоумевала.
- Как это вы с француза перескочили на смеющихся собак?
- На не смеющихся, - поправил её господин Белло. - Собаки по правде не умеют смеяться, Макс же тебе сказал.
- Смеются собаки или нет, меня в данный момент не интересует. Я спросила, с чего это вы вдруг заговорили о собаках, - сказала она.
- Из-за статуи в саду, - сообразил я. - Вы же сказали, там стоит собака из камня.
- Нет, фрау сказала, там сидит собака, - зашептал мне господин Белло.
- О чём вы там шепчетесь? - спросила госпожа Лиссенкова.
- Она сидит, - объяснил я.
- Кто?
- Собака!
- Теперь я уже вообще ничего не понимаю! - воскликнула она.
- Ну почему? Вы сами сказали, что там сидит собака, - сказал я.
- Да, ты сказала, - подтвердил Белло.
Она озадаченно глядела то на меня, то на господина Белло.
- Ну мы теперь, пожалуй, пойдём, - решил я и поднялся с дивана. - Пошли, господин Белло. Большое вам спасибо за информацию, госпожа Лиссенкова. До свидания!
- До встречи! - на ходу бросил господин Белло.
В коридоре он немного отстал от меня, потому что снова остановился подышать запахом жареных сосисок.
- Что ж, краткий получился визит, - сказала госпожа Лиссенкова.
- Да, очень короткий, - подтвердил господин Белло.
- Пошли, господин Белло, - я схватил его за рукав, и мы вышли из квартиры.
- Папе передавай привет! - крикнула госпожа Лиссенкова на лестничной клетке нам вслед, а мы уже сбегали вниз, перепрыгивая через ступеньку.
- Передам! - крикнул я в ответ.
- Скажи ему, пусть наконец найдёт себе помощника в аптеку, - добавила она.
- Скажу! - пообещал я.
- И подумай как следует, брать ли тебе уроки у этого француза, - снова прокричала она.
- Подумаю! - ответил я в третий раз.
А потом мы вышли на улицу и быстрей побежали домой.
Дом на Кленовой аллее
На следующее утро (это была пятница) я, как обычно, собрался в школу, закинул за спину сумку, сказал папе "Пока!" и ушёл.
Но в школу я не пошёл, а остановился на углу подождать.
Минут через десять из дома вышел господин Белло, огляделся и подошёл ко мне, как мы и договорились. Если бы мы с господином Белло вышли из дому вместе, получилось бы слишком заметно. Папа обязательно спросил бы, давно ли господин Белло заинтересовался школой, уроками и тому подобным. А собаки ведь не умеют врать! Бывшие собаки тоже, как выяснилось. Во всяком случае, я ещё ни разу не ловил господина Белло на вранье.
Мы не двинулись прямым ходом на Кленовую.
- Ещё очень рано, так рано к людям в гости не ходят, - объяснил я господину Белло. - Сначала немножко прогуляемся.
- Прогуляемся? - переспросил господин Белло и состроил недовольную физиономию. У него не хватало терпения. Он хотел как можно скорее бежать к дому на Кленовой аллее.
Мне надо было следить, чтобы не встретить никого из моего класса. А то бы они обязательно захотели дойти до школы вместе со мной. Так что мы с господином Белло углубились в узкие переулочки старого города, подальше от школы.
Но как мы ни ходили кругами, в конце концов всё равно вышли к началу аллеи.
- Не беги ты так! - сказал я господину Белло. Он обогнал меня на несколько метров и шагал впереди. - У нас полно времени. Дядя Астор наверняка встаёт не раньше десяти часов. У нас в учебнике французского есть текст про мсье Дюпона, он просыпается как раз в десять часов. Там у него, правда, воскресенье. Но, может быть, французы и по будням так встают.
- А твой дядюшка вовсе не француз, - заметил господин Белло.
С этим, конечно, не поспоришь.
- Всё равно невежливо звонить в дверь в такую рань, - сказал я.
- Тогда Макс может постучать, - предложил господин Белло.
- Будет точно так же невежливо, - ответил я. - Пошли лучше на речку, погуляем ещё немного.
Кленовая аллея переходила в кленовую рощу, а вдоль рощи текла маленькая речка - такой неторопливый ручеёк.
Мы стали бросать в воду ветки и смотреть, как их подхватывает и уносит течением.
- Дяде Астору я скажу правду, - сказал я господину Белло. - На этот раз не буду рассказывать, что, мол, ты наш дальний родственник. Придётся честно признаться, что ты собака.
- Господин Белло - чевекк! - поправил меня господин Белло.
- Да, конечно. Я имею в виду - бывшая собака. Как бы это сказать?.. В сущности, в тебе кроется собака, и она скоро проявится, если мы не найдём записки прадедушки Эдмунда.
Последние слова прозвучали для господина Белло как сигнал: он уже не мог удержаться и почти бегом направился на аллею, к дому с колоннами.
Я пошёл за ним.
- Макс может это прочесть? - спросил господин Белло и показал на табличку у звонка.
Я наклонился к самой калитке, потому что написано было мелко и неразборчиво.
- Гастон Про-вер-виль, - разобрал я.