Ахая и охая, бабочка улетела, а кузнечик печально покачал головой: ну и ну, как не умеют эти пауки и бабочки радоваться тому, что у них есть, ценить свободу и здоровье. Он взглянул за окно. Низко, над самой землей пролетела ласточка; фыркая и тряся красными бородами, ссорились между собой индюки, а по белой оконной раме бежала сороконожка - так и мелькали ее быстрые ножки. Увидев охромевшего кузнечика, сороконожка замерла как вкопанная и, не веря своим глазам, покачала головкой.
Кузнечик, продолжая печально улыбаться, смотрел на ее ножки - здоровые, быстрые, бессчетные - и вдруг почувствовал, что больше не может притворяться веселым и бодрым, что слезы вот-вот польются у него из глаз. О, как несправедлива ты, мать-природа, горько думал кузнечик, одним даешь сорок ножек, а другим так мало, что, потеряв одну, становишься инвалидом...
Сороконожка все еще стояла и смотрела на кузнечика мудрыми проницательными глазками. Она поняла, что творится в его сердце.
- Ну и что с того, что у меня сорок ножек? - сказала она кузнечику. - Ведь даже курица меня легко обгоняет!... Да, конечно, мать-природа дала каждому из нас разное количество ног, но сердце... сердце вложила только одно. А у тебя, кузнечик, такое отважное и мужественное сердце, что его не заменят и тысячи здоровых ног!
- Спасибо на добром слове, сестрица, - взволнованно поблагодарил зеленый скрипач. - Ты вернула мне силы и надежду.
Он утер набежавшие слезы, вытащил свою скрипочку и тут же, в стакане, сочинил новую веселую песенку:
У меня есть домик
С мягкою кроваткой,
У меня есть скрипка -
Что же унывать-то?
Днем мой светлый домик
Золотом искрится,
А луна заглянет -
Он засеребрится...
ПАПА С ОРАНЖЕВОЙ ПЛАНЕТЫ
Одно за другим гаснут окна в детском саду. Ребята из младшей, средней и старшей групп расходятся по домам.
- Всего хорошего!... Всего доброго!... До свиданья!... До встречи!... - звучат их веселые голоса, и слышится перестук каблучков. Вот он удаляется, затихает.
За длинным столом остался один Ауримас. Жадно и нетерпеливо ловит он каждый звук, доносящийся с улицы. Стоит кому-то пройти мимо, как мальчик вскакивает и бежит в раздевалку: может, наконец пришли и за ним? Но шаги удаляются, мальчик возвращается к длинному столу, садится на зеленый стульчик и снова с тоской устремляет глаза на входную дверь.
Вместе с ним ждет и воспитательница: нельзя же уйти домой и оставить мальчика одного. Воспитательнице не терпится, она посматривает на часики: ведь дома ее тоже ждут не дождутся две дочки, они то и дело бегают к двери, услыхав шаги на лестнице, надеются, что возвращается с работы их мама...
В детском саду уже воцарилась тишина. Ушли поварихи, прачки, уборщицы, воспитательницы других групп, везде пусто и неуютно. И вдруг Ауримаса охватывает предчувствие, что сегодня папа за ним не придет. А мама работает в вечерней смене и освободится только к полуночи. Что делать?
Воспитательница громко вздыхает: если отец не придет за мальчиком, ей придется взять его к себе домой. Однажды такое уже было, и поэтому Ауримас волнуется все сильнее и сильнее. Ему стыдно за своего непутевого папу, который, наверное, пьет сейчас с дружками водку. Да, да, такова горькая правда, и никуда от нее не денешься...
Воспитательница вышла в соседнюю комнату, и Ауримас подбегает к окну, прижимается к стеклу пылающим лбом. Во дворе высокая ива, окруженная молодыми побегами, около деревянной ракеты там и сям пробивается травка.
А вон железная калитка в заборе, но папа в нее все не входит и не входит... Ауримас чувствует себя таким одиноким, таким всеми забытым в этот темный весенний вечер, что сердце его переполняется единственным желанием: скрыться, убежать ото всех, спрятаться, чтобы никто и никогда не нашел его. Пусть ищут, пусть зовут, пусть кричат: "Ауримас, Ауримас, где ты?! Ауримас, отзовись!" А он - ни за что!... Вдруг мальчик отходит от окна и тихонько, как мышка, чтобы не услышала воспитательница, крадется в раздевалку, снимает тапочки, сует ноги в башмаки, накидывает пальтишко и ныряет во двор. Подбегает к деревянной ракете, залезает внутрь, не забывая при этом прикрыть за собой дверцу.
"Пусть воспитательница думает, что папа меня уже увел, - решает Ауримас. - А я посижу тут и подожду: если папа не придет, то в полночь непременно придет мама".
В ракете прохладно и темно, только наверху можно различить круглое окошечко. Ауримас, приподнявшись на цыпочки, выглядывает в него, видит, как из детского сада выходит воспитательница, запирает двери и скрывается за калиткой. Теперь детский сад совсем безлюден, во всех окнах погас свет, и двор утопает в темноте. Мальчик усаживается на скамеечку, она стоит перед пультом управления ракеты, сжимается в комочек и уже начинает раскаиваться в своем поступке: а что будет, если он так никого и не дождется? Боясь прозевать скрип калитки, Ауримас все время напряженно прислушивается: может быть, папа все-таки сейчас придет?
Но калитка не скрипит, и мальчик, съежившись от холода, втягивает руки поглубже в рукава, и глядит в окошечко. Ему виден темный кусочек неба и на нем одна-единственная оранжевая звезда. Она мигает, как живая, то вспыхнет, то пригаснет, то словно бы приближается, то удаляется, то снова приближается...
Эх, - думает малыш, - была бы эта ракета настоящей!... Взмыл бы я высоко-высоко в небо, в самую гущу звезд, и папы всего мира наблюдали бы за мной в телескопы и удивлялись: "Кто там? Ах, какой храбрый мальчик! Не побоялся в одиночку отправиться в такое опасное путешествие, на которое и не всякий взрослый решится. Большая честь быть папой такого смельчака! Э, да это же Ауримас! Ауримас, тут все тебя ищут, с ног сбились, а ты вон где! Куда же ты мчишься? Вернись, Ауримас!"
Пока он мечтает, звезды начинают опускаться все ниже и ниже, становятся ярче, мигают все чаще и чаще, кажется, вот-вот облепят ракету... В чем дело? Мальчик встает, высовывается в окошечко и не верит своим глазам: это не звезды приближаются, это сама ракета летит к ним! Какая-то таинственная сила оторвала ее от земли и бросила в беспредельность неба. Да, да, ему хорошо видна в окошко удаляющаяся Земля - совсем как голубой надувной мяч с нарисованными желтыми материками. На самом большом материке Ауримас еще может разглядеть свой детский сад с ивой, весенней травкой, с беседками и игрушечными домиками, только деревянной ракеты среди них больше нет!...
- Ого-го... Ого-го!... - кричит мальчик, чтобы услышать в космической тишине хоть свой собственный голос. - Ого-го!...
А ракета стрелой мчится сквозь звездный рой, потом сквозь пустые просторы и снова сквозь скопления звезд, мимо отдельных остывших планет, мимо хвостатых комет, и нет конца и края этому полету, и неизвестно, куда принесет его космический корабль... "А если, - охватывает тревога Ауримаса, - а если ракета никогда не остановится, что тогда?" Но стоит ему подумать об этом, как ракета сбавляет скорость и, словно управляемая невидимой рукой, сворачивает в сторону небольшой оранжевой планеты. Вот она уже висит над планетой, как паук на паутинке. Мальчик высовывается из окошечка и во все глаза разглядывает незнакомую, невиданную землю. На ней пестреют цветные деревянные домики - похожие на игрушечные, но побольше и покрасивее. Вдруг дверь одного из домиков открывается, и оттуда выходит человек. Но... это же его папа! Да-да, это он, только повыше, плечи пошире и шагает он твердо, энергично. Человек отворяет железную калитку и подходит к ракете.
- Куда же ты подевался? - спрашивает он Ауримаса. - Искал я тебя, искал, звал, звал... Скорее прыгай ко мне и пойдем ужинать.
- А... а... - неуверенно бормочет мальчик. - А кто вы такой?
- Вот тебе и на! Собственного отца не признал?!... Взгляни - я только что кончил строить дом, в котором мы будем жить. И маму сюда привезем, когда она вернется с вечерней смены. Так прыгай же вниз, чего тянешь?
- Но... - снова бормочет растерянный мальчик... - Но... вы... ты... не оставишь меня тут больше одного?...
- Что ты, сынок, - смеется папа, и в его глазах столько доброты и любви, что в горле у мальчика встает комок.
- А скажи, папа, - он хочет спросить об одной важной, самой важной вещи, но очень смущается, - скажи, ты больше никогда не будешь водку...
- Не поминай мне этого слова! - с упреком говорит папа. - На оранжевой планете никогда не было и не будет этой гадости! Да и кого она может здесь интересовать, если всех ждет столько увлекательных дел. Ну-ка, смотри!
Он подходит к одному из домиков и приподнимает крышу. Внутри Ауримас видит столярную мастерскую: рубанки, пилы, молотки, разные станки - большие и маленькие. Тут можно не только выпиливать, но и какие угодно вещи делать: на полках лежат ящики с деталями автомобильчиков, самолетов, ракет, дирижаблей, а сколько всяких реек и планочек, сколько кирпичиков и кубиков... Захочешь - можно настоящий дворец построить!
- А здесь - корабли, - подходит папа ко второму домику. - Отсюда мы будем отправляться в дальние плаванья.
Только теперь Ауримас замечает неподалеку океан. По нему скользят белые паруса, над волнами парят чайки. А домик, около которого стоит сейчас папа, полон заготовками для строительства новых кораблей: и моторных яхт, и легких каноэ, и даже плота из папируса... В свободное время они с папой будут уходить в океан, доплывут до далеких островов, посетят другие материки и других мальчиков...
- До чего же здорово! - У Ауримаса даже дух захватывает.
- Так прыгай вниз, чего ты медлишь? Ведь здесь твой дом! - Папа протягивает руки, чтобы поймать сына в воздухе.
- Но, - не решается покинуть ракету Ауримас, - это точно, что мама сюда прилетит?
- А как же иначе? - уверяет папа. - Поспеши, сынок, мы еще должны вырастить куст роз, чтобы встретить маму с цветами.
"А на Земле, - думает мальчик, - папа никогда не дарил маме цветов..." И, откинув прочь сомнения, он открывает дверцу ракеты, приседает для прыжка, тянется к поднятым папиным ладоням, летит по воздуху и уже чувствует...
... Уже чувствует, что его обнимают теплые руки. Дверца ракеты распахнута, над ним склонилась мама. Она плачет и смеется, смеется и плачет.
- Ну и перепугал же ты меня, - говорит она. - Искала тебя, искала, все вокруг избегала, хорошо, догадалась сюда заглянуть. Ты почему спрятался? Что делал до полуночи?
Мальчик молчит, он не может прийти в себя: неужели, неужели все это было только сном?
- Мама, - говорит он, - зачем ты так скоро пришла? Разве не могла подождать еще немножко? Мы с папой уже начали выращивать для тебя розу...
Мама молчит. Потом глухо спрашивает:
- Где же это вы ее выращивали?
- Там, - показывает мальчик в небо. - На оранжевой планете...
ВПЕЧАТЛЕНИЯ МЫШКИ МАШКИ
Под полом старого дома, на самом бойком месте, где скрещиваются все мышиные дорожки, вывешен обгрызенный клочок бумаги. На нем яркими красными буквами начертано:
ВНИМАНИЕ!
КЛУБ ИНТЕРЕСНЫХ ВСТРЕЧ ПРИГЛАШАЕТ НА ВЕЧЕР.
МЫШКА МАШКА ПОДЕЛИТСЯ СВОИМИ ВПЕЧАТЛЕНИЯМИ О ПУТЕШЕСТВИИ В ТАИНСТВЕННУЮ СТРАНУ ПЫЛЕСОСИЮ.
ПОСЛЕ ВПЕЧАТЛЕНИЙ БУДЕМ РАЗУЧИВАТЬ НОВЫЙ ТАНЕЦ "ЧИКУ-РИКУ".
ВЕЧЕР СОСТОИТСЯ В НОРЕ КРЫСЫ БЕАТРИСЫ.
ПРАВЛЕНИЕ.
Конечно, собралось столько мышей, что не осталось местечка даже для блохи, хотя нора была огромна - на этот вечер правление Клуба интересных встреч за целую горсть гороха арендовало ее у крысы Беатрисы. Хозяйка норы, уже успевшая затолкать за щеки полученный горох, сидела тут же, у самой сцены: а вдруг эти дурочки мышки и впрямь что-нибудь интересное расскажут? Штук сто мышей, ожидая начала, нетерпеливо попискивали, перешучивались, хихикали, так что в норе было шумно и весело.
Наконец председатель Клуба Мудрый Мыш погремел сухой головкой мака и сказал:
- Прошу тишины.
Мыши замерли, повернули мордочки к сцене и навострили ушки.
- Сегодня, - начал председатель, - у нас в гостях известная путешественница мышка Машка, только что возвратившаяся из необычайного странствия в неизученную страну Пылесосию, о которой мы знаем лишь понаслышке, по сказкам и преданиям, зачастую, увы, далеким от действительности. И вот сейчас нам выпало счастье впервые узнать об этой стране от живой исследовательницы ее. Прошу вас на сцену, уважаемая путешественница, мы с нетерпением ждем вашего рассказа!
На сцену - это была коробка из-под макарон - важно забралась знаменитая мышка Машка с корзинкой сувениров, вывезенных ею из таинственной страны. Все сто мышей привстали на задние лапки, пытаясь рассмотреть хотя бы ручку этой корзинки, потому что огромная спина Беатрисы, устроившейся впереди всех, загораживала полсцены.
Мышка Машка подошла к стоящему посреди сцены круглому столику - катушке от ниток - и водрузила на него корзинку. Всем очень хотелось узнать, что же там, в этой корзинке, находится. Даже у крысы Беатрисы от любопытства отвисла челюсть и из зубастой пасти выкатилась дюжина еще неразжеванных горошин.
Однако больше всего поразил присутствующих сувенир, украшавший саму путешественницу. Нет, такой необыкновенной вещицы никто в жизни не видывал! Это была щеточка искусственных ресниц, приклеенная к веку правого Машкиного глаза. Второй такой щеточки у Машки, к сожалению, не было, поэтому спереди ее мордочка выглядела довольно смешно: один круглый черный глаз торчал, как у всех мышей, а другой будто прятался под густым опахалом. Однако когда мышка Машка поворачивалась к зрителям правым профилем, она становилась просто неотразимой. Крыса Беатриса даже зажмурилась, представив себе эту роскошь над своим безбровым, безресничным черным глазом - ох, ох, приятельницы крысы все коготки себе от зависти изгрызли бы!
- Ждем ваших впечатлений, - повторил Мудрый Мыш.
Мышка Машка кивнула, скрестила на груди лапки и скромно потупилась. Теперь ресницы, как веер, прикрыли ее правую щеку, и когда она захотела вновь глянуть в зал, веко оказалось не в силах поднять такую тяжесть, и мышке Машке пришлось открывать правый глаз лапкой.
- Итак, мои впечатления... - задумчиво начала она. - Скажу честно, впечатления мои... просто невозможно выразить!... Ах! - Она прищелкнула язычком. - Впечатлений так много, что я не нахожу слов... не знаю, с чего и начать...
- Коли не знаешь, так чего ж лезешь выступать? - хмыкнула Беатриса.
Мышки просто обомлели от ее грубости. Председатель Клуба совсем уж было собрался попросить грубиянку выйти вон, но как выгонишь, если она - хозяйка норы? Поэтому он промолчал, а щеточка ресниц над правым глазом мышки Машки задрожала от обиды, как крыло раненой птицы.
Наконец, после продолжительного неловкого молчания, нарушаемого лишь хрустом разгрызаемых Беатрисой горошин, мышка Машка взяла себя в руки, выпрямилась и грациозным жестом вновь подняла опустившуюся щеточку ресниц.
- Что ж, буду рассказывать по порядку, - кротким голоском, в котором еще слышались нотки обиды, проговорила она. - Мои впечатления начались поздним утром. В то памятное утро я и не предполагала, что меня ждет трудное и опасное путешествие. Я даже не успела еще сгрызть свою утреннюю шкварку, почистить шубку, помыть лапки, ничего не успела: все случилось так нелепо и так неожиданно, что у меня не хватает слов... то есть хватает, - спохватилась Машка, с опаской покосившись на крысу. - Началось это, когда я преспокойно дремала в гостиной за сервантом. И вдруг на меня со страшным ревом надвинулась огромная щетинистая пасть. Я и пискнуть не успела, как уже вниз головой неслась по длинному, узкому туннелю. Меня засосал ураганный ветер, который, сколько я знаю, участники дальних плаваний именуют не меньше, чем девятибалльным... Не помню, сколько времени продолжался этот мой ужасный полет - может, минуту, а может, целую неделю, однако в конце концов меня швырнуло на что-то твердое и я лишилась чувств. Когда очнулась, рев уже прекратился, вокруг царила жуткая звенящая тишина. Я поднялась, ощупала себя - все ли косточки целы, помассировала затекшие лапки и огляделась. Передо мной расстилались просторы неисследованной, таинственной страны Пылесосии, говоря по-научному, белое пятно на нашей мышиной карте... С дрожью в сердце подумала я, что до сих пор сюда не ступала еще ни одна мышиная нога, а если и ступала, то ее владелица не возвращалась обратно и ни с кем не делилась своими впечатлениями. При мысли об этом меня охватила торжественная дрожь и одновременно неутолимая и непреоборимая жажда приключений...
- Врушка-хвальбушка! - громко перебила ее крыса. Присутствующие с возмущением повернулись к нахалке спинами, а она знай себе грызет горох, даже слюна брызжет.
- Я, - всхлипнула мышка Машка, - я не могу делиться своими впечатлениями, когда меня так бесцеремонно перебивают...
И из-под длинных искусственных ресниц выкатилась настоящая маленькая слезинка.
Председатель Мудрый Мыш потерял терпение и так грохнул по столу маковой головкой, что та раскололась и из нее посыпались тысячи крохотных зернышек. Беатриса, кажется, только того и дожидалась: она мигом сгребла зернышки и затолкала их себе за щеки, которые и без того чуть не лопались от гороха.
- Послушайте, Беатриса! - строго и важно обратился к крысе председатель. - За нору вы получили сполна и поэтому попрошу не нарушать этических норм.
- Ладно, ладно, подавитесь своими впечатлениями, молчу, пусть мелет дальше, - примирительно пробормотала крыса. Ее несколько обескуражили непонятные слова "этические нормы": а вдруг это что-нибудь страшное, вроде мышьяка? Нарушишь их, а они захлопнутся, как крысоловка. Страшно. Как знать, эти книжные грызуны все что угодно могут придумать. Поэтому Беатриса улеглась спиной к сцене, мотнув перед путешественницей своим длинным голым хвостом, на котором до той поры преспокойно восседала целая дюжина мышат. Теперь все они кувырком скатились вниз.
- Прошу продолжать, - вежливо обратился председатель к мышке Машке. - Рассказывайте дальше, надеюсь, никто вам больше не помешает.
- Просим, просим, - хором поддержали мышки. - Нам чрезвычайно интересны ваши впечатления.
Один из мышат, сидевший ближе всех к макаронной коробке, вскарабкался на сцену и помог расстроенной путешественнице приподнять вновь упавшую на глаз щеточку ресниц.
- Дальше... мои впечатления... - промямлила мышка Машка. - Мои впечатления... дальше... впечатления...
Запнулась и умолкла. Только теперь она спохватилась, что рассказывать-то ей, честно признаться, больше нечего. На самом деле в стране Пылесосии было пыльно и абсолютно темно. Ничего интересного. И вдобавок эта хваленая Пылесосия оказалась такой крошечной, что она смогла обежать ее кругом в одно мгновение. Но... но если она выложит правду, как будут разочарованы слушатели, жадно внимающие ее рассказу. А Беатриса? Она же лопнет от смеха... Ишь, как бесцеремонно развалилась спиной к сцене. Ни стыда, ни совести...
- Впечатления... - собралась с духом и вновь забормотала мышка Машка, - впечатления мои необычайно необыкновенные... Значит, так, шла я, шла, шла и шла... но, сколько ни шла, а конца Пылесосии все не было и не было...