Вдруг видит: сидит баба на ели. И все "у-у-у" кричит. Он говорит: "Сойди, баба, с ели". Баба говорит: "Нет, я не сойду. Я зверья боюсь. Я брошу прутья, так ты кокни зверье враз, они тихи станут, так я сойду".
Она бросила пруток, он кокнул зверье враз, они и окаменели, стали серы каменья. Она прыгнула с ели и его кокнула. И он серым камнем сделался.
Этот старший брат где-то жил-поживал, ему скучно стало. Он говорит: "Где мой младший брат?"
Он поехал тоже к росстани. Видит: на ноже одна сторона заржавела. "Это, – говорит, – у меня помер брат".
Поехал по той дороге. Приехал в город к этой царевне. Она его и признала, думала, что ее хозяин. (Они, вить, однаки – и обличьем и повадкой.) Она его накормила-напоила, зверье в хлев запустила. Он пожил два дня и поехал брата искать.
Ехал-ехал, ему олень встретился. Он его тоже погнал, и до той ели гнал, и там ночевать стал. Выжег огонь, бабка на ели уркат: "у-у-у". "Сойди, бабка, с ели". – "Нет, я зверья твоего боюсь. Я брошу прутья, так ты кокни зверье сразу, так я сойду".
Она бросила пруток, а он кокнул одного зайца, тот стал серым каменьем. А кругом таких каменьев много. "А, так это ты моего брата убила?" – "Я за то его убила, что он моего сына, семиглавого змея, убил". – "Сойди сейчас, оживи моего брата, а то из лука стрелю, сердце пробью!" Она сошла, хвостнула каменья другим прутком, и брат и вся охота живы стали.
Они взяли ее, расстреляли, коней запрягли, повесили ее коням на хвост и поехали в город. Приехали в город и стали показывать. "Вот, – говорят, – змея семиглавого эта мать и расстреляна!"
И они стали тут жить-поживать. Вся боле.
Белая уточка
Один князь женился на прекрасной княжне и не успел еще на нее наглядеться, не успел с нею наговориться, не успел ее наслушаться, а уж надо было им расставаться, надо было ему ехать в дальний путь, покидать жену на чужих руках. Что делать! Говорят, век обнявшись не просидеть. Много плакала княгиня, много князь ее уговаривал, заповедовал не покидать высока терема, не ходить на беседу, с дурными людьми не ватажиться, худых речей не слушаться. Княгиня обещала все исполнить. Князь уехал; она заперлась в своем покое и не выходит.
Долго ли, коротко ли, пришла к ней женщина, казалось – такая простая сердечная! "Что, – говорит, – ты скучаешь? Хоть бы на Божий свет поглядела, хоть бы по саду прошлась, тоску размыкала, голову простудила". Долго княгиня отговаривалась, не хотела, наконец подумала: по саду походить не беда, и пошла. В саду разливалась ключевая хрустальная вода. "Что, – говорит женщина, – день такой жаркий, солнце палит, а водица студеная – так и плещет, не искупаться ли нам здесь?" – "Нет, нет, не хочу!" – а там подумала: ведь искупаться не беда! Скинула сарафанчик и прыгнула в воду. Только окунулась, женщина ударила ее по спине: "Плыви ты, – говорит, – белою уточкой!" И поплыла княгиня белою уточкой. Ведьма тотчас нарядилась в ее платье, убралась, намалевалась и села ожидать князя. Только щенок вякнул, колокольчик звякнул, она уж бежит навстречу, бросилась к князю, целует, милует. Он обрадовался, сам руки протянул и не распознал ее.
А белая уточка нанесла яичек, вывела деточек, двух хороших, а третьего заморышка, и деточки ее вышли – ребяточки; она их вырастила, стали они по реченьке ходить, злату рыбку ловить, лоскутики сбирать, кафтаники сшивать, да выскакивать на бережок, да поглядывать на лужок. "Ох, не ходите туда, дети!" – говорила мать. Дети не слушали; нынче поиграют на травке, завтра побегают по муравке, дальше, дальше, и забрались на княжий двор. Ведьма чутьем их узнала, зубами заскрипела; вот она позвала деточек, накормила-напоила и спать уложила, а там велела разложить огня, навесить котлы, наточить ножи. Легли два братца и заснули, – а заморышка, чтоб не застудить, приказала им мать в пазушке носить, – заморышек-то и не спит, все слышит, все видит. Ночью пришла ведьма под дверь и спрашивает: "Спите вы, детки, иль нет?" Заморышек отвечает: "Мы спим – не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати; огни кладут калиновые, котлы высят кипучие, ножи точат булатные!" – "Не спят!"
Ведьма ушла, походила-походила, опять под дверь: "Спите, детки, или нет?" Заморышек опять говорит то же: "Мы спим – не спим, думу думаем, что хотят нас всех порезати; огни кладут калиновые, котлы высят кипучие, ножи точат булатные!" – "Что же это все один голос?" – подумала ведьма, отворила потихоньку дверь, видит: оба брата спят крепким сном, тотчас обвела их мертвой рукою – и они померли.
Поутру белая уточка зовет деток; детки нейдут. Зачуяло ее сердце, ветрепенулась она и полетела на княжий двор. На княжьем дворе белы, как платочки, холодны, как пласточки, лежали братцы рядышком. Кинулась она к ним, бросилась, крылышки распустила, деточек обхватила и материнским голосом завопила:
Кря, кря, мои деточки!
Кря, кря, голубяточки!
Я нуждой вас выхаживала,
Я слезой вас выпаивала,
Темну ночь недосыпала!
Сладок кус недоедала!
"Жена, слышишь небывалое? Утка приговаривает". – "Это тебе чудится! Велите утку со двора прогнать!" Ее прогонят, она облетит, да опять к деткам:
Кря, кря, мои деточки!
Кря, кря, голубяточки!
Погубила вас ведьма старая,
Ведьма старая, змея лютая,
Змея лютая, подколодная:
Отняла у вас отца родного,
Отца родного – моего мужа,
Потопила нас в быстрой реченьке,
Обратила нас в белых уточек,
А сама живет – величается!
"Эге! – подумал князь и закричал: Поймайте мне белу уточку!" Бросились все, а белая уточка летает и никому не дается; выбежал князь сам, она к нему на руки пала. Взял он ее за крылышко и говорит: "Стань, белая береза, у меня позади, а красная девица – впереди!" Белая береза вытянулась у него позади, а красная девица стала впереди, и в красной девице князь узнал свою молодую княгиню. Тотчас поймали сороку, подвязали ей два пузырька, велели в один набрать воды живящей, в другой говорящей. Сорока слетала, принесла воды. Сбрызнули деток живящею водою – они встрепенулись, сбрызнули говорящею – они заговорили. И стала у князя целая семья, и стали все жить-поживать, добро наживать, худо забывать.
А ведьму привязали к лошадиному хвосту, размыкали по полю: где оторвалась нога – там стала кочерга, где рука – там грабли, где голова – там куст да колода; налетели птицы – мясо поклевали; поднялися ветры – кости разметали; и не осталось от ней ни следа, ни памяти!
Волшебница и золотая утка
Жил-был мужик, у него была дочь. Один раз пошел мужик в поле хлеб убирать и говорит: "Жена! Пришли мне в поле обед с дочерью". Приходит полдень. Дочь взяла обед и понесла к отцу. Идет она мимо реки и видит: у берега щука кружится в воде. Она ее поймала, хочет взять с собой. Щука и говорит ей человеческим голосом: "Не бери меня, красная девица! Пусти лучше в воду, я тебя сделаю счастливою". Девушка и говорит ей: "Как же ты это сделаешь?" – "А вот, – говорит, – как: если ты заплачешь, у тебя из глаз посыплется жемчуг, а если засмеешься – бриллианты". Девушка ей не поверила. Щука велела ей засмеяться. Она засмеялась – и посыпались у нее бриллианты. Она взяла и пустила щуку.
Приходит она (девушка) к отцу, отец начал ее бранить (за то), что долго не приносила обедать. Девушка заплакала – и посыпался у нее из глаз жемчуг. Отец удивился, расспросил у нее обо всем. Она ему все рассказала. Прошло с тех пор малое время, мужик с дочерью стали люди богатые, а эта девушка прекрасавица.
Проезжал чрез эту деревню, где они жили, царский сын, и увидал он эту девушку. Полюбил он ее, выпросил у своего отца, у царя, позволенья, женился на ней. Стала она жить во дворце и зваться царицей. При дворе жила одна волшебница с дочерью, и этой волшебнице очень хотелось свою дочь отдать за царского сына, а он женился на другой, на этой девушке. И захотелось ей извести эту царицу.
Сделалась в то время война. Царь сам поехал с войском на войну и приказывает фрейлинам: "Смотрите! Если будет царица, жена моя, скучать без меня, сейчас же напишите ко мне письмо. И утешайте, и берегите ее пуще глаз своих!" Уехал царь. Фрейлины стали развлекать царицу разными веселостями, чтобы она не тосковала о муже. Однажды приезжает к ней волшебница и стала просить ее к себе в баню вымыться. Фрейлины долго не соглашались отпустить ее, а, наконец, отпустили. Волшебница привела к себе в баню царицу, обратила ее в золотую утку и пустила по белому свету, а вместо нее привела во дворец свою дочь. (Она была очень похожа на царицу.) Фрейлины ее не узнали и приняли ее вместо царицы. Скоро после того приехал царь, стал расспрашивать у фрейлин: "Не скучала ли без меня царица?" Они говорят: "Нет". И стал он (царь) с ней жить, как жил с прежней женой.
А между тем та царица, как обратила ее волшебница в золотую утку, полетела от бани куда глаза глядят.
Устала, села на реку отдохнуть и плавает по ней. А мимо этой реки шли царские охотники и увидали они, что плавает утка вся золотая, зарядили ружья, выстрелили – не убили. В другой раз выстрелили – не убили и в третий раз то же; сколько ни стреляли, никак не могли ее убить. Лишь только выстрелят, она поднимается кверху из воды, пролетят пули, снова сядет на воду. Пошли охотники, докладывают царю об этой утке. "Плавает, – говорят, – на реке утка вся золотая, и сколько мы в нее ни стреляли, никак не могли ее убить!" Пошел сам царь, хочет ее подстрелить. Приходит к реке, сколько ни стрелял, никак не может ее убить, с досады плюнул на берег. Вдруг эта утка подлетела к берегу, схватила его слюны и полетела. Прилетела к лесу, ударилась оземь, сделалась по-прежнему женщиной и родила двух прекрасных малюток и говорит им: "Дети мои милые! Отнесу я вас в царский дворец, посажу на двор, сидите и играйте там!" Дала она им по золотому яичку и велела им никому не показывать эти яички.
Между тем царь задал пир своим министрам и вельможам; веселье такое идет. Среди пира выходит царь на двор освежиться и видит: два прекрасных мальчика играют на дворе. Приказал он их принесть к себе и спрашивает их: "Чьи вы, малютки?" А яички, благословенье матери-то, за них отвечают: "Маменькины!" – "А где ваша маменька?" Яички говорят за них: "Мы не знаем". Царь приказал их оставить у себя и очень полюбил их.
Услыхала об этом волшебница и приказала своей дочери извести этих малюток. Вот приходит ночь. Уложил царь малюток спать в особой комнате и пошел сам спать. Немного погодя приходит к малюткам царица и спрашивает их: "Что, малютки, спите?" А они давно спали, только яички за них и отвечают: "Нет!" Опять немного погодя подходит царица, спрашивает их: "Что, малютки, спите?" Яички отвечают: "Нет". В третий раз подходит царица, спрашивает их: "Что, малютки, спите?" Яички-то и молчат, потому что время было за полночь, а после полуночи они не говорили. Царица взошла к ним (малюткам) в спальню, зарезала их и дала им в руки по ножику, чтоб подумали, что они сами зарезались.
На другой день проснулся царь рано и пошел проведать малюток. Увидал, что они зарезались, и начал горько плакать. Потом приказал вынесть их в церковь и нанял дьячка читать псалтырь, и не велел их до трех дней хоронить. Приходит ночь, читает дьячок псалтырь. Вдруг церковь осветило: влетела утка, ударилась о пол и сделалась царицей. (А дьячок знал ее прежде.) Начала плакать над малютками, а жемчуг так и сыплется у нее из глаз, много наплакала жемчугу. Обратилась потом к дьячку и говорит ему: "Скажи своему царю: если хочет он меня видеть, пусть завтра ночью придет сюда, и когда я влечу, то вели ему затворить двери, чтоб я не могла вылететь, тогда и вели ему меня ловить, а иначе он меня никогда не увидит". Сказала это, сделалась опять уткой и улетела.
Приходит утро. Пришел дьячок во дворец и рассказал царю все секретно. Вспомнил царь, что прежде жена его, когда плакала, сыпался у нее из глаз жемчуг, а когда смеялась, то бриллианты, и пошел испытать это. Приходит к царице, начал ее бранить. Царица заплакала, а из глаз жемчуга нет. Потом он начал ее утешать, шутить с ней. Царица улыбалась, потом и засмеялась, а бриллиантов нет. Царь заметил это и, как только пришла ночь, пошел в церковь и спрятался там.
Приходит полночь. Вдруг церковь осветило, и влетела золотая утка, ударилась о пол, сделалась царицею и начала плакать о детях. Жемчуг так и сыплется у нее из глаз. Смотрит царь и дивится. Пока дивился этот царь, она снова сделалась уткой, улетела из церкви. На третью ночь царь опять пришел в церковь. В полночь прилетела эта утка, принесла с собой два пузырька: мертвой и живой воды. Сделалась царицею, взбрызнула малюток живой и мертвой водой, и они ожили. Лишь царица превратилась опять в утку, хотела вылететь из церкви, царь притворил двери и начал ее ловить. Летала, летала утка по церкви, устала, упала на пол, сделалась опять царицею и говорит царю: "Ну, теперь я опять твоя!" Царь очень обрадовался, начал расспрашивать у нее, отчего это случилось; она все рассказала.
Царь взял ее и малюток во дворец, волшебницу приказал казнить, дочь ее отправил в монастырь, а с этой царицей стал жить да поживать.
Невеста – золотая рыбка
Жили-были брат с сестрой. Брат был уж великонек, эдак лет десяти, а сестра – маленькая, в люльке. Она такая была крикливая, никто не мог ее закачать, только один брат закачивал. Сядет он, станет люльку качать, качает да припевает:
Ты баю, баю, сестрица,
Баю, милая моя,
Вырастешь велика,
Отдам замуж тебя
За рыцаря-царя.
Она слушает, слушает да и заснет; так она и выросла и стала такой красавицей, что ни в сказке сказать, ни пером написать. Один раз и говорит она брату: "Братец, а помнишь, как ты меня обещал отдать за рыцаря-царя?" Вот ему (брату) что делать? Он написал ее портрет (а на ту пору царю невесту искали) и повез к рыцарю-царю.
Царь как увидел, так и влюбился в этот портрет, говорит: "На этой хочу жениться, вот моя невеста!" Царь велел к свадьбе все готовить, а сам снарядил поезд и послал за невестой. Она стала собираться, ну и брат с ней. Вот взяла она с собой свою старую няньку да ее дочь, девчонку Шелудивчонку. Сели они все в золотой карете. Ехали они два дня и приезжают на третий день к морю, надо ехать через мост. Нянька и говорит ей: "Выглянь из окошечка, посмотри, как на море волны бьют". Она высунулась побольше, нянька ее в море и пихнула. Она утопла там, сделалась золотой рыбкой и поплыла.
А нянька, как стали подъезжать к царю, нарядила свою дочь и накрыла невестиным покрывалом; привезли в церковь, повенчали, царь, как открыл после венца покрывало, и видит, что она (невеста) совсем не та, что на портрете. Вот царь и велел ее брата в конюхи определить, а брат плачет, говорит, что "не моя сестра!". А царь стал жить с женой: ведь не развенчаться стать.
Только спит он один раз с своей женой на кровати, а слуга сидит у печки, сушит носки царские. Вдруг растворяется окошко и входит распрекрасная красавица (что утопили-то), подошла к постели и говорит: "Не стыдно ли рыцарю-царю спать с девчонкой Шелудивчонкой?" Слуга-то загляделся на нее, носки-то царские сгорели. Вот слуга и начал плакать, она оглянулась и спрашивает: "О чем ты, слуга, плачешь?" – "Как же мне, сударыня, не плакать? – говорит. – Загляделся я на вашу прекрасную красоту и сжег царские носки". – "Не плачь, – говорит, – вот тебе носки!" И вынула из кармана носки чудесные, так что в десять раз лучше царских, а сама и ушла.
Приходит она опять на другую ночь, опять так же слуга на нее загляделся и сжег носки. Она ему опять дала другие носки чудесные, так что в десять раз лучше царских. Сама ушла. Вот царь и спрашивает слугу: "Отчего ты мне прежде подавал хуже носки, а теперь вот во второй раз какие хорошие подаешь?" Слуга туда-сюда, ну царь пристал, он и признался во всем. Вот царь взял сам и сел вместо слуги, а та (жена) одна спит. Она (красавица) опять пришла так же подошла к кровати царской да и говорит: "Не стыдно ли рыцарю-царю спать с девчонкой Шелудивчонкой?" Царь сейчас узнал по портрету, что это его настоящая невеста. Как она обернулась к кровати, он ее и схватил, и, как она ни перекидывалась и рыбой, и щукой, он ее не выпускал, она и осталась.
Ну, тут они стали жить да поживать, а няньку с дочерью царь велел к лошадиному хвосту привязать, а шурина своего министром сделал.
Тит-рыба
Жил себе старик со старухой, и прижили они себе одного сына и назвали его Алешей. Старик ходил ловить рыбу, и всегда ему попадалась в сети только одна рыбка.
Ловит раз старик рыбу, выходит Тит-рыба и говорит ему: "Дай ты мне, что у тебя есть дома, тогда, где ни бросишь сеть, будет ловиться рыба сколько хочешь!"
Стоит старик и думает, что ему делать. А жил-то он бедно-пребедно и ничего не имел, окромя старухи и сына.
Тит-рыба говорит: "Отдашь сына – будешь ловить рыбу и жить хорошо".
Думал-думал старик, а деться от бедности некуда, он и согласился. Дал слово. Как дал обещание Тит-рыбе старик, только он бросил у берега сетку, глянул, а в ней полно рыбы. Забрал он ее и продал купцу. Приходит домой и радуется, что много наловил рыбы, а старухе-то своей ничего не говорит.
На другой день старик купил сыну большой нож с красной ручкой, да и говорит: "Иди, сын, куда Бог поведет, только смотри: близко до воды не подходи, а то тебя Тит-рыба съест".
Наутро Алеша попрощался с отцом-матерью и пошел. Идет он себе и идет по дороге. Шел до тех пор, пока в лес не зашел. Лес дремучий был. Вот видит он: дерутся в лесу бирюк, орел и жук. Дерутся они из-за сдохленного быка. Как увидали они этого парня, и просят: "Парень, раздели нам мясо!" Вынимает Алеша нож с красной ручкой и начинает делить. Отделил он кости от мяса, отделил потроха. Когда разделил он все, тогда стал говорить: "Зубатым бирюкам – кости, беззубым орлам – мясо, а потроха – жуку".
Разделил, а сам собирается идти дальше. Тогда бирюк вырывает волос и дает парню. Дал и говорит: "Когда будет нужда, прижги волос и скажи: "Был человеком, а теперича стану бирюком". Как сделаешь, что говорю, и скажешь такие слова, обернешься бирюком". Орел тоже выдернул перушко и дает парню: "Когда станет тебе плохо, придет нужда, прижги перушко и скажи: "Был человеком, а теперича стану орлом". Жук подполз к парню, отломил перушко и дает ему: "Когда станет плохо, придет нужда, подожги перушко да скажи: "Был человеком, а теперича стану жуком"".
Забрал все это Алеша да пошел своей дорогой. Идет путь-дорогой день, другой и третий. А ему навстречу охотнички. Парень взял перушко жука, поджег и сказал: "Был человеком, а теперь стану жуком". Сделался он жуком и спрятался.