– Она тут ни при чем, и она тоже расстроена, хоть и не подает виду. Так уж сложилось, что три попечителя библиотеки входят еще и в городской совет. Иногда городу бывают нужны деньги. Причем иногда даже на хорошие дела. Они с радостью продали бы все собрание, но три остальных тома принадлежат Мэрисвилльскому историческому обществу, и там их хранят в оригинальном виде, как полагается. – Мистер Пауэлл постучал по стеклу. – Это том третий. И поскольку публичная библиотека Мэрисвилла не так щепетильна, как его историческое общество, это единственный том, в котором не хватает страниц.
– Только придурки могут продавать книги по страницам, – сказал я.
– Полных одюбоновских альбомов очень мало во всем мире, – тихо сказал мистер Пауэлл.
– И этот тоже не полный.
Мистер Пауэлл кивнул.
– Теперь да. Ладно, давай-ка найдем бумагу и возьмемся за это крыло.
Я снова поглядел в глаз умирающей чайки, которая знала, что все пропало и спасения уже нет, потому что так оно всегда и бывает.
* * *
В понедельник тренер Рид поймал меня, когда я перебегал в Команду Одетых, и наконец-то сообразил, кто и что откалывает на его уроках. Своим сержантским голосом он велел мне вернуться в Команду Полуголых и объяснил, что больше не даст мне нарушать установленный порядок – нет, сэр, паршивец вы этакий.
Я сказал ему, что хочу играть за Команду Одетых и он может отправить в Команду Полуголых кого-нибудь другого, если тот захочет там играть.
Он сказал, что отправит в Команду Полуголых того паршивца, которого он хочет отправить в Команду Полуголых, и этот паршивец – я.
Вы, наверное, и сами понимаете, что к этому моменту в зале стало очень тихо. Никто даже мячом об пол не стукнул.
Я сказал, какая разница, кто где играет, если команды одинаковые по количеству человек, и обратил его внимание на то, что со мной в Команде Одетых мы разделились поровну, поэтому нет большого смысла отправлять меня в Команду Полуголых.
Тренер Рид сказал, что учитель здесь он.
Я сказал, что учителя, как мне кажется, должны уметь считать.
Он сказал, что отлично может сосчитать, сколько дней мне придется оставаться в школе после уроков: раз, два, три, – и пожелал узнать, не хочу ли я послушать, как он умеет считать дальше.
Я сказал, что хочу.
Он сказал: четыре, пять.
Я ему похлопал.
Он сказал: шесть, семь, – и не успел я похлопать еще раз, как он схватил меня за руку, выволок из зала и потащил по коридору в кабинет директора Питти. Директор Питти, который только и ждал такого шанса и решил как следует меня помурыжить, велел мне сесть на стул около его секретарши, где я и просидел в своей придурочной спортивной форме битых полчаса. После этого он наконец открыл дверь и велел мне зайти и сесть, а потом сказал, что директор Питти давно ожидал чего-то в этом духе и удивлен, что это не случилось раньше, а теперь директор Питти намерен взяться за меня всерьез, чтобы вправить мне мозги по-настоящему и надолго, и нечего прятать глаза, черт возьми, я должен смотреть на него прямо, как мужчина.
Он и правда взялся за меня всерьез.
– Смотри директору Питти в глаза! – сказал он.
Я посмотрел. На пару секунд.
– Ты сюда не на пеликана смотреть пришел! – сказал он. – Ты пришел сюда смотреть на директора Питти!
Думаете, я вру? Если бы вы оказались на моем месте, вы тоже не стали бы смотреть ему в глаза. Вы посмотрели бы мимо него, как я. Вы посмотрели бы на стену за его спиной. И увидели бы то же, что увидел я, – Бурого Пеликана, удивительного Бурого Пеликана, прекрасного и благородного.
На странице, вырезанной из одюбоновского альбома.
Я оставался в школе после уроков семь дней подряд и еще один – за то, что не смотрел в глаза директору Питти. Но я ничего не мог с собой поделать.
А вы смогли бы?
* * *
Это был не самый лучший мой день в Средней школе имени Вашингтона Ирвинга. Вторник оказался чуть-чуть получше – несмотря на то что с утра, на литературе, мы наконец начали читать "Джейн Эйр" мисс Шарлотты Бронте, которую нам предстояло читать еще долго-долго, если учесть, что она занимает сто шестьдесят страниц даже в сокращенном виде, как вы, может быть, помните.
Весь остаток недели мисс Купер читала нам вслух. Знаю – вы, наверное, думаете, что мы умирали от скуки. Но вот странно: это оказалось не так уж плохо. В пятницу мы дошли до того места, где Джейн живет в приюте и урод, который там главный, – мне он сразу напомнил директора Средней школы имени Вашингтона Ирвинга – заставляет Джейн встать на стул, потому что хочет, чтобы все вокруг считали ее обманщицей, как будто она перебежала из одной команды в другую на физкультуре или отколола еще что-нибудь такое же ужасное и безобразное. И вот она стоит, и все должны от нее отодвинуться, потому что так велел директор, и вам кажется, что она скоро не выдержит и сдастся. Но знаете что?
Она не сдалась.
Она сразу напомнила мне Лил – хотя Лил я этого не сказал, и вы ей не говорите, что я это говорил.
Так что история оказалась неплохая. Плохо было другое: мисс Купер решила, что начиная со следующей недели мы будем читать ее вслух по очереди. Она будет читать первые пять минут урока, чтобы мы раскачались – так она сказала, – а потом будет вызывать по алфавиту очередную жертву, чтобы эта жертва читала вслед за ней еще семь минут.
Просто блеск.
Ну вот, и в понедельник она начала с Отиса Боттома, который читал так, как будто сам все это и написал. Когда он закончил – а он читал про то, как Джейн слезла со стула и очень старалась выбросить из головы желание поквитаться с мистером Брокльхерстом, тем самым уродом, – я чуть было не встал и не захлопал, так здорово у него получилось.
Только на самом-то деле меня чуть не стошнило, потому что у него так здорово получилось.
Здорово, правда?
Когда урок почти закончился и мисс Купер сказала: "А завтра у нас будет пятеро новых чтецов", – как будто обещала всем подарки или что-нибудь вроде того, я решил, что лучше бы мне с ней поговорить – потому что, как вы помните, я не собирался читать "Джейн Эйр". Так что я подождал, пока все уйдут, хотя и понимал, что могу опоздать на урок к миссис Верн и тогда директор Питти с огромным удовольствием промурыжит меня перед своим кабинетом еще полчаса.
– Мисс Купер, – сказал я.
Она собирала в папку свои листочки, но тут посмотрела на меня.
– Я не очень хочу читать "Джейн Эйр" вслух.
– Каждый будет читать по очереди, Дуглас, даже если он считает, что эта книга ему не нравится.
Я огляделся – хотел убедиться, что в комнате никого нет и никто не услышит того, что я собираюсь сказать.
– Да нет, мне вроде нравится.
– Так в чем же дело?
Ну что я мог ответить? Я просто смотрел на нее, как придурок.
– Дуглас, я знаю, что Отис Боттом – прекрасный чтец. У него талант. У тебя могут быть другие таланты. Но это не значит, что ты не должен читать вслух.
– Я понимаю, – сказал я.
– Может, тебя смущает, что придется читать перед всеми остальными?
– Нет.
– Отлично. Тогда я буду ждать, что ты проявишь смелость, когда наступит твоя очередь.
Видите, как устроена жизнь? Иногда она даже не думает идти на лад и все равно умудряется испортиться еще больше.
Я пошел на урок миссис Верн, глядя в развернутую "Джейн Эйр". Жалко, что Шарлотту Бронте вовремя не пристрелили. Ну кто еще пользуется такими словами? Я и половины их не знал.
Точнее, почти всех.
Ладно, я придурок. Ну и что?
Вы лучше скажите, что мне было делать?
Я подумал о Джейн Эйр – как она стояла на стуле и все на нее смотрели.
И об умирающей чайке.
Ненавижу этот тупой городишко.
* * *
После уроков я должен был остаться с мистером Феррисом, потому что учителя восьмых классов следили за теми, кто проштрафился, по очереди – наверное, это здорово поднимало им настроение. Так что я пришел к нему в класс и стал ждать, пока ко мне присоединятся еще какие-нибудь школьники с ярко выраженными криминальными наклонностями, которые тоже получили в наказание полтора часа принудительной учебы. Как назло, был один из тех идеальных дней, когда небо голубое и безоблачное, деревья только начинают золотиться, дует прохладный ветерок, как во время Мировой серии, и ты без труда можешь представить себе, как перекидываешься мячом с Джо Пепитоном, или Хорасом Кларком, или еще с кем-нибудь вроде них, но вместо этого тебе приходится торчать в школе, и вдобавок выясняется, что ты единственный обладатель ярко выраженных криминальных наклонностей, так что, пока мистер Феррис готовит следующую лабораторку, ты сидишь перед ним один-одинешенек.
Я перелистал "Джейн Эйр". Безнадежно.
Где-то очень далеко залаяла собака. Похоже, ей было весело.
Я еще раз перелистал "Джейн Эйр". Куда там!
Мистер Феррис оторвал глаза от своих препаратов.
– Так за что ты наказан, Дуг Свитек?
– За пререкания с тренером Ридом.
Он поразмыслил с минуту, держа руку на Клариссе.
– Вообще-то, – сказал он наконец, – пререкаться со школьным учителем не только бессмысленно, но и неблагоразумно. Особенно если этот учитель служил сержантом в армии Соединенных Штатов.
– Даже если учитель неправ?
– Подумай, кто сидит в этой довольно унылой, пропахшей уксусом комнате в чудесный октябрьский денек – ты или тренер Рид?
– Понимаю, – сказал я.
– Итак, поскольку это все же ты, а не тренер Рид, мы можем провести время с некоторой пользой – если, конечно, тебя больше не привлекает "Джейн Эйр".
– Вы когда-нибудь видели пеликана в кабинете директора? – спросил я.
– Ты пытаешься проиллюстрировать понятие хаотичности, Дуг Свитек?
– Нет, правда. Видели?
– Да, видел.
– А вы не думаете, что эту картину надо бы вернуть в ту книгу, откуда ее взяли?
Мистер Феррис задумчиво качнул Клариссу.
– Насколько мне известно, она была подарена ему городским советом при его вступлении в должность.
– То есть вы согласны, что ее надо вернуть.
Мистер Феррис улыбнулся.
– В целом я придерживаюсь мнения, что все вещи должны занимать те места, которые для них предназначены, – а это заставляет нас вспомнить о периодической системе элементов. Нет-нет, о пеликане больше ни слова. – Он подошел к блестящему плакату, который висел на стене рядом с классной доской. – Элементы в этой таблице расположены согласно своим физическим свойствам и чему еще?
– Атомному номеру.
– Правильно. Таблица дает нам название элемента – вот оно, водород, – его атомный номер – вот он, один, – и символ – вот он, "аш". Я знаю, что тебе уже известен символ водорода, так что давай посмотрим, сумеешь ли ты выучить еще шесть. Посмотри на символы инертных газов: гелия, неона, аргона, криптона, ксенона и радона.
Я посмотрел на таблицу. С таким же успехом он мог бы говорить на древнеегипетском.
– Итак, начнем, – сказал он и отошел к другой стороне доски. – Посмотри на меня и назови символ первого инертного газа – гелия.
Я покачал головой.
Он посмотрел на меня.
– Взгляни еще раз на таблицу, найди неон и скажи, какой у него символ.
Я взглянул на таблицу еще раз. И снова покачал головой.
Мистер Феррис посмотрел на меня долгим взглядом, а потом вернулся к таблице сам и положил палец на нужный квадратик.
– "Не", – сказал я.
– Хорошо. Теперь попробуй ксенон, – сказал он. – Его атомный номер – пятьдесят четыре.
– "Ксе", – сказал я.
– Хорошо. Теперь посмотри сюда, на переходные элементы. – Он показал на квадратик с номером 29. – Это медь. Ее символ…
– "Ку".
– Хорошо. – Он передвинул палец на один квадратик вниз. – А этот символ…
– "Аг", – сказал я.
– Хорошо. – Он снова передвинул палец. – А этот?
– "Ау", – сказал я.
– Хорошо. А теперь, Дуг: какой из символов, "Аг" или "Ау", обозначает серебро?
Я даже не попытался угадать.
– "Аг", – сказал он.
Вот так мистер Феррис понял то, чего не понял раньше ни один другой учитель.
Просто блеск.
* * *
Я думаю, мистер Феррис рассказал об этом мисс Купер, потому что в среду на литературе мы все открыли "Джейн Эйр" и мисс Купер отчитала свои пять минут, а потом вызвала Гленна Томаса – он, наверное, удивился, но ничего не сказал и просто начал читать.
И мисс Купер – тут вы можете подумать, что я вру, но это не так, – мисс Купер в первый раз посмотрела на меня только в конце урока, за минуту до звонка, когда Джейн Эйр уже собиралась покинуть Ловудский приют.
– Дуглас, – сказала она.
Я посмотрел на нее. Я ждал чего-то вроде этого и теперь подумал, что дождался.
– Как ты считаешь, Дуглас, Джейн Эйр должна была чувствовать себя виноватой в том, что не смогла спасти от смерти Хелен Бернс?
– Она была в этом не виновата.
– Правильно, – сказала мисс Купер. – Совсем не виновата. – Она посмотрела на весь класс. – На свете бывают вещи, которых мы не можем исправить, и когда они происходят, это не наша вина, хотя мы и вынуждены как-то с ними мириться. Но иногда на свете происходят другие вещи, которые мы можем исправить. Для этого и нужны хорошие учителя вроде меня.
Все в классе дружно застонали. Кроме меня. Мисс Купер и я – мы посмотрели друг другу прямо в глаза. "Может быть, – подумал я, – может быть, еще не все пропало и спасение еще есть".
* * *
В тот день я должен был в последний раз остаться после уроков, опять с мистером Феррисом, но когда я пришел к нему в класс, он велел мне идти к мисс Купер.
– Почему? – спросил я.
– Потому что я вредный пожилой чудак, который может всыпать тебе, если ты не послушаешься, – сказал он.
– Тогда мне лучше пойти в кабинет мисс Купер, – сказал я.
– Вот и я так думаю, – сказал он и качнул Клариссу.
Мисс Купер уже поджидала меня в своем классе.
– Ты-то мне и нужен, – сказала она. И подняла вверх пачку свеженапечатанных листков. Они еще пахли спиртовой краской. – Я готовлю для нашего округа Программу борьбы с неграмотностью, и мне надо на ком-нибудь попрактиковаться. Как ты на это смотришь?
– А что я должен делать?
– Ты будешь играть роль человека, который учится читать.
Это меня слегка насторожило. А вас не насторожило бы?
– Человека, который учится читать? – переспросил я.
Она кивнула.
– Мисс Купер, если это потому, что вы думаете…
– Расскажи мне, что вы проходили с мистером Феррисом.
Я положил учебники на стол. Подошел к доске. И написал:
Ag
* * *
– Это символ серебра, – сказал я.
Она подошла к доске и взяла у меня мел. И написала:
Серебро
– Ну вот, – сказала она. – С этого и начнем.
* * *
Я готов спорить, что Кларисса качалась.
Готов спорить, что она качалась каждый день до самого конца недели и каждый день на следующей неделе, когда я оставался после уроков с мисс Купер, и не потому, что меня наказали, – просто чтобы вы помнили, – а потому, что нам вместе надо было работать над ее Программой борьбы с неграмотностью: она практиковалась, а я играл роль придурка, который даже читать не умеет. Она показала мне все буквы и объяснила, как они читаются сами по себе и как, если стоят рядом друг с дружкой. А потом мы открыли "Джейн Эйр" и стали выбирать оттуда слова, которые выглядели совсем безнадежно, но мы с ними разобрались, потому что уже знали все про буквы и про то, как они читаются.
Никто никогда мне этого не объяснял! Как так вышло, что никто никогда мне этого не объяснял?
Как?
И, между прочим – на случай, если вам интересно, – Ag обозначает серебро, в котором три гласных и четыре согласных, две из которых звучат мягко, а две – твердо из-за того, что они стоят перед разными гласными, а Hg обозначает ртуть, в которой только одна гласная буква – меньше не бывает, потому что хотя бы одна гласная должна быть в каждом имени существительном (а это вы знали?), – и три согласных, причем одна из них, "т", повторяется, но читается по-разному: в первый раз из нее получается твердый звук, а во второй – мягкий, потому что после второй буквы "т" стоит мягкий знак.
Почему никто никогда не объяснял мне этого раньше?