Фрёкен Бокк пристально посмотрела ему в глаза.
- Нет, - веско произнесла она. - Но есть же еще печеночный паштет.
Малыш не мог даже вспомнить, ел ли он когда-нибудь в жизни такую вкуснятину. И им было так уютно вместе - ему, Карлссону и фрёкен Бокк, когда они сидели втроем и ели, и жевали вовсю. Но внезапно фрёкен Бокк воскликнула:
- Боже милостивый, ведь Малыша велено изолировать, а мы впустили сюда вот этого!
И она указала пальцем на Карлссона.
- Не-а! Мы его не впускали. Он сам явился, - сказал Малыш.
Но все-таки забеспокоился.
- Подумай только, Карлссон, а что, если ты заболеешь скарлатинной лихорадкой!
- Хм, хм, - пробормотал Карлссон, потому что рот его был набит яблочным пирогом, и потребовалось некоторое время, чтобы он смог вымолвить хоть словечко.
- Скарлатинной лихорадкой! Ха! К тому, кто однажды уже переболел самой лучшей в мире булочковой лихорадкой и не отправился на тот свет, никакая скарлатинная лихорадка уже не пристанет!
- Да, это вряд ли возможно! - со вздохом сказала фрёкен Бокк.
Карлссон набил рот последней оставшейся фрикаделькой, затем облизал пальцы и сказал:
- Конечно, кормят в этом доме немного скудновато, но вообще-то я здесь неплохо уживаюсь! Так что, может, меня тоже надо здесь изолировать, да-да, и меня тоже!
- Боже милостивый! - произнесла фрёкен Бокк.
Она уставилась на Карлссона и на поднос, который был уже совершенно пуст.
- Не очень-то много остается там, где побывал ты, - сказала она.
Карлссон поднялся с края кровати и похлопал себя по животу:
- Неправда! Когда я поем, я встаю из-за стола, а он остается на месте. Правда, это - единственное, что остается.
Затем он нажал на стартовую кнопку, моторчик зажужжал, а Карлссон тяжело полетел к открытому окну.
- Хейсан-хоппсан! - закричал он. - Теперь уж придется вам управляться некоторое время без меня, потому что я тороплюсь!
- Хейсан-хоппсан, Карлссон! - сказал Малыш. - Тебе в самом деле пора улетать?
- Как, неужели сейчас? - угрюмо спросила фрёкен Бокк.
- Да, я должен торопиться! - закричал Карлссон. - А не то я опоздаю к ужину! Хо-хо-хо!
И он исчез.
ВОТ ГОРДАЯ ДЕВА ПО НЕБУ ЛЕТИТ…
На следующий день Малыш спал долго. Поздним утром его разбудил телефонный звонок, и он кинулся в прихожую, чтобы поговорить по телефону.
В трубке раздался мамин голос:
- Дорогой мой мальчик… О, какой ужас!
- Какой еще ужас? - спросил сонный Малыш.
- Да все, что ты написал в своем письме. Я так встревожилась!
- Почему? - спросил Малыш.
- Бедный мой крошка… но завтра утром я возвращаюсь домой.
Обрадованный Малыш тут же проснулся. Хотя так и не понял, почему мама назвала его "бедный мой крошка". Не успел Малыш положить трубку, как раздался новый звонок. Это аж из самого Лондона звонил папа.
- Как поживаешь? - спросил папа. - Слушаются ли Буссе и Беттан фрёкен Бокк?
- Вряд ли, - ответил Малыш. - Но точно не знаю, потому что они лежат в эпидемичке.
По голосу папы Малыш понял, что он тоже встревожился.
- Эпидемичка? Что ты имеешь в виду?
И когда Малыш объяснил, что он имел в виду, папа буквально повторил мамины слова:
- Бедный мой крошка… завтра утром я возвращаюсь домой.
Разговор окончился. Но телефон тут же затрезвонил снова. На этот раз звонил Буссе.
- Можешь передать Домокозлючке привет и сказать, чтоб они с ее дряхлым доктором не надеялись: никакая у нас не скарлатина. Мы с Беттан завтра утром возвращаемся домой.
- Так у вас никакой скарлатины нет? - спросил Малыш.
- Представь себе, нет. Доктор говорит, что мы пили слишком много какао с булочками. От этого, если ты сверхчувствительный, может выступить сыпь.
- Типичный случай булочковой лихорадки, - сказал Малыш.
Но Буссе уже положил трубку.
Одевшись, Малыш отправился на кухню рассказать фрёкен Бокк, что изолировать его больше не надо.
Она уже начала готовить обед. Кухня благоухала пряностями.
- Ничего не имею против, - сказала фрёкен Бокк, когда Малыш рассказал ей, что все семейство возвращается домой. - Просто прекрасно, что уйду от вас, прежде чем окончательно испорчу себе нервы.
Она яростно мешала ложкой в кастрюле, стоявшей на плите. Там тушилось что-то очень густое, и она сильно сдабривала это солью, перцем и карри.
- Вот так, - сказала она. - Жаркое надо как следует посолить, поперчить и насыпать туда карри. Тогда будет вкусно.
Потом она обеспокоенно взглянула на Малыша.
- Ты, верно, не думаешь, что этот ужасный Карлссон снова прилетит сюда сегодня? Как прекрасно было бы, если бы мои последние часы в этом доме были хоть чуть поспокойнее.
Не успел Малыш ответить, как за окном послышался веселый голос, громко распевавший:
Солнышко - ведрышко,
Глянь ко мне в окошечко…
На подоконнике в кухне снова появился Карлссон:
- Хейсан-хоппсан, вот вам ваше солнышко, ну и повеселимся же мы сейчас!
Но тут фрёкен Бокк умоляюще протянула к нему руки.
- Нет, нет… нет, все, что угодно, только нельзя ли обойтись без веселых затей?
- Ну ладно, сперва мы, понятно, поедим, - предложил Карлссон и тут же подскочил к кухонному столу.
Фрёкен Бокк уже накрыла на стол для себя и для Малыша. Карлссон опустился на один из стульев и схватил ножик и вилку.
- Подавай на стол! Тащи сюда еду!
Он дружески кивнул головой фрёкен Бокк:
- Ты тоже можешь спокойно, без церемоний сесть вместе со мной к столу. Возьми себе тарелку и иди сюда!
Затем он повел носом, вдыхая запах жаркого под соусом:
- Что ты нам дашь?
- Хорошенькую взбучку, - ответила фрёкен Бокк, еще более ожесточенно мешая свое варево. - Это то, что тебе, во всяком случае, крайне необходимо. И учти, у меня все тело ломит, так что, боюсь, я вряд ли смогу бегать за тобой сегодня.
Она выложила жаркое в мисочку и поставила его на стол.
- Ешьте! - сказала она. - А я подожду и поем позднее. Потому что доктор сказал - мне необходимы тишина и покой во время еды.
Карлссон кивнул:
- Ну ладно, у вас тут, верно, найдется в какой-нибудь банке несколько сухариков! Ты сможешь их погрызть, когда мы покончим со всем, что стоит на столе… а пока возьми маленькую корочку хлеба и ешь ее в тишине и покое!
Он энергично вывалил себе на тарелку большую порцию жаркого под соусом. Малыш же взял лишь самый маленький кусочек. Он всегда боялся незнакомой еды. А такого блюда он никогда прежде не пробовал.
Карлссон начал с того, что возвел башенку из жаркого и обвел ее вокруг рвом. Пока он этим занимался, Малыш осторожно взял в рот кусочек… Ой! Он задохнулся, и на глазах у него выступили слезы. Рот словно обожгло огнем. Но рядом стояла фрёкен Бокк и выжидающе смотрела на него, поэтому он молча проглотил свой кусочек мяса. Тогда Карлссон поднял глаза от возведенного им строения из жаркого под соусом:
- Что с тобой? Чего ты вопишь?
- Я… я подумал о чем-то очень печальном, - запинаясь, произнес Малыш.
- Вот как, - сказал Карлссон, накидываясь с большим аппетитом на свою горку.
Но, проглотив первый же кусочек, он дико взвыл и глаза его наполнились слезами.
- Что это? - спросила фрёкен Бокк.
- Это, верно, лисий яд, но тебе самой лучше знать, что ты состряпала, - ответил Карлссон. - Быстрее тащи сюда большой пожарный насос, в горле у меня загорелось.
Он вытер слезы на глазах.
- Чего ты ревешь? - спросил Малыш.
- Я тоже подумал о чем-то очень печальном, - сказал Карлссон.
- О чем? - поинтересовался Малыш.
- Об этом самом вареве, - ответил Карлссон.
Это не понравилось фрёкен Бокк.
- И не стыдно вам, малыши! В мире есть тысячи детей, которые отдали бы что угодно за каплю такого соуса.
Сунув руку в карман, Карлссон достал оттуда записную книжку и ручку.
- Могу я попросить имя и адрес хотя бы двух таких детей? - сказал он.
Но фрёкен Бокк только что-то проворчала, но не пожелала дать имена и адреса.
- Понятно, речь идет, верно, о целой компании детей - пожирателей огня, которые никогда ничем другим не занимались, а только без конца лопали огонь и серу.
Тут кто-то позвонил в дверь, и фрёкен Бокк пошла открывать.
- Пойдем за ней и посмотрим, кто это, - сказал Карлссон, - может, это один из тех самых тысяч пожирателей огня, которые явятся сюда и отдадут все, что угодно, за ее огненную похлебку. И тут придется смотреть в оба, чтоб она не продешевила… Ведь она всадила туда немало драгоценного лисьего яда!
Он последовал за фрёкен Бокк, и то же самое сделал Малыш. Они стояли в тамбуре прямо за ее спиной, когда она открывала дверь, и услыхали какой-то голос за дверью, который произнес:
- Моя фамилия Пекк. Я представляю Шведское радио и телевидение.
Малыш почувствовал, что похолодел. Он осторожно выглядывал из-за юбок фрёкен Бокк, а там в дверях стоял какой-то господин - явно красивый, и чертовски умный, и в меру упитанный мужчина в цвете лет. Именно из тех, о которых фрёкен Бокк говорила, что их на Шведском телевидении полным-полно.
- Могу ли я видеть фрёкен Хильдур Бокк? - спросил господин Пекк.
- Это я, - отозвалась фрёкен Бокк. - Но я оплатила счета за радио и за телевизор, так что и не пытайтесь меня проверять!
Господин Пекк приветливо улыбнулся:
- Я пришел не из-за счетов. Нас интересуют те привидения, о которых вы писали… Мы очень хотим сделать о них передачу.
Лицо фрёкен Бокк побагровело. Она не произнесла ни слова.
- Что с вами, вам нехорошо? - спросил господин Пекк.
- Да, - ответила фрёкен Бокк. - Мне худо. Это самый ужасный миг в моей жизни!
Малыш стоял за ее спиной, испытывая примерно такие же чувства. Боже милостивый, сейчас, верно, все будет кончено! В любой момент этот самый Пекк обязательно увидит Карлссона, а когда завтра утром мама с папой вернутся, весь дом будет битком набит проводами, телевизионными камерами и в меру упитанными мужчинами. Тогда прощай домашний уют и покой! Боже милостивый, как убрать отсюда Карлссона!
И тут ему бросился в глаза старинный деревянный сундук, стоявший в тамбуре, - Беттан хранила там свой хлам, предназначенный для театральных представлений. Она и ее одноклассники создали какой-то дурацкий клуб и иногда собирались у Беттан, надевали театральные костюмы и слонялись по всей квартире, воображая, будто они какие-то герои и героини, а не самые обыкновенные школьники. Это называлось - "играть в театр". И это - так считал Малыш - была жуткая глупость. Но все-таки какое счастье, что этот сундук с театральным хламом именно сейчас оказался под рукой. Малыш поднял крышку и нервно шепнул Карлссону:
- Скорее… прячься в этом сундуке.
И даже если Карлссон так и не понял, почему нужно прятаться, он был не из тех, кто отказывался филюрить, если это необходимо. Хитро подмигнув Малышу, он прыгнул в сундук. Малыш поспешно опустил крышку. Затем он боязливо взглянул на парочку, все еще стоявшую у дверей… не заметили ли они чего-нибудь?
Они не заметили. Ведь господин Пекк и фрёкен Бокк были заняты выяснением того, почему фрёкен Бокк стало худо.
- Это были вовсе не проделки привидений. Все это были лишь жалкие мальчишеские проказы, - со слезами в голосе сказала фрёкен Бокк.
- Так, значит, никаких привидений не было, - констатировал господин Пекк.
Фрёкен Бокк начала плакать всерьез.
- Нет, это были не привидения… и мне никогда не попасть на телевидение… только Фрида…
Господин Пекк, желая утешить фрёкен Бокк, погладил ее по руке:
- Не принимайте это так близко к сердцу, милая фрёкен Бокк. Ведь может представиться какая-нибудь другая возможность!
- Нет, не может, - всхлипывала фрёкен Бокк.
Опустившись на сундук с театральным хламом, она закрыла лицо руками. Так она сидела и плакала, плакала без конца. Малышу стало так жаль ее и так стыдно, словно он один был во всем виноват. Вдруг из сундука послышалось легкое урчание.
- О, простите, - извинилась фрёкен Бокк, - это только потому, что я очень хочу есть.
- Да пусть себе урчит, - приветливо сказал господин Пекк. - Но обед у вас, конечно, уже готов, на кухне так вкусно пахнет! Какое блюдо вы приготовили?
- Только немного жаркого под соусом, - всхлипнула фрёкен Бокк. - Это блюдо - мое собственное изобретение. Я назвала его "мешанина фрёкен Хильдур Бокк".
- Изумительный, фантастически вкусный запах, - сказал господин Пекк. - От него просыпается аппетит.
Фрёкен Бокк встала с сундука:
- Ну ладно, тогда надо вам попробовать мое блюдо, ведь эти карапузы его не едят.
Господин Пекк немного поломался, говоря, что это неловко, но все-таки дело кончилось тем, что они вместе с фрёкен Бокк вдвоем исчезли на кухне.
Малыш поднял крышку сундука и посмотрел на Карлссона, который лежал там, легонько урча.
- Пожалуйста, лежи здесь, пока он не уйдет, - сказал Малыш, - а не то угодишь в телевизионный ящик.
- Ха! - воскликнул Карлссон. - А тебе не кажется, что в этом ящике, где я сейчас, тоже тесновато, а?
Тогда Малыш приподнял крышку сундука, чтобы Карлссону было легче дышать, а сам побежал в кухню. Ему хотелось увидеть выражение лица господина Пекка, когда он начнет есть вкусную мешанину фрёкен Хильдур Бокк.
И подумать только, господин Пекк сидел там на кухне, и ел, набивая себе полный рот, и говорил, что вкуснее этого он никогда ничего не едал. И на глазах у него не было ни слезинки. Зато слезы были на глазах у фрёкен Бокк. И, разумеется, вовсе не от мяса под соусом, нет, она по-прежнему плакала оттого, что ее телевизионная передача не состоится. Не помогло даже то, что господин Пекк был в восторге от ее огненной мешанины. Фрёкен Бокк была безутешна.
Но тут случилось нечто невероятное. Внезапно господин Пекк, как бы ни к кому не обращаясь, сказал:
- Ну вот, наконец-то придумал! Вы пойдете со мной завтра вечером!
Фрёкен Бокк посмотрела на него заплаканными глазами.
- Куда я пойду с вами завтра вечером? - мрачно спросила она.
- Конечно, на телевидение, - ответил господин Пекк. - Вы выступите в нашей серии "Мой лучший кулинарный рецепт". Вы продемонстрируете всему шведскому народу, как вы готовите вкусную мешанину фрёкен Хильдур Бокк.
Тут послышался грохот. Фрёкен Бокк упала в обморок.
Но она быстро пришла в себя и с трудом поднялась на ноги. Ее глаза сияли.
- Завтра вечером… на телевидение? Моя мешанина… и я должна приготовить ее на телевидении на глазах у всего шведского народа? Боже милостивый… и, подумать только, эта Фрида, которая ни капельки не смыслит в кулинарии, называет мое блюдо свиным пойлом!
Малыш весь обратился в слух, до чего ж интересно! Он чуть было не забыл, что Карлссон сидит в сундуке. Но тут, к своему ужасу, услышал, что кто-то двигается в прихожей. И правда… это был Карлссон! Дверь, ведущая из кухни в прихожую, была открыта, и Малыш издали увидел его еще до того, как фрёкен Бокк или господин Пекк что-либо заметили.
Да… это был Карлссон! И в то же время все-таки не Карлссон! Боже милостивый, какой у него вид: на нем был старый театральный костюм Беттан - длинная бархатная юбка, бившая его по ногам, а спереди и сзади волочились тюлевые накидки! Он походил больше всего на какую-то маленькую, веселую и довольную тетеньку. И эта маленькая и довольная тетенька твердым шагом приближалась к дверям кухни. Малыш в отчаянии замахал руками, давая понять Карлссону, что идти туда ему нельзя. Однако Карлссон не понял его, помахал в ответ… и вошел.
- Вот гордая дева в палату идет… - произнес Карлссон.
И вот он сам уже стоит в дверном проеме - на нем бархатная юбка и накидки. Это было зрелище, заставившее господина Пекка вытаращить глаза.
- Вот так штука! Кто это? Что это за маленькая забавная девочка? - спросил он.
Фрёкен Бокк оживилась:
- Забавная девочка? Нет, это самый отвратительный маленький дрянной мальчишка, какого я когда-либо встречала в своей жизни. А ну! Сгинь отсюда, паршивец!
Но Карлссон ее не слушал.
- Вот гордая дева пускается в пляс… - произнес он.
И начал танцевать такой танец, какого Малышу никогда видеть не доводилось, да и господину Пекку, пожалуй, тоже.
Карлссон носился, пританцовывая и приседая, по кухне. Время от времени он слегка подпрыгивал, размахивая тюлевыми накидками.
"Какая глупость! - думал Малыш. - Все, что угодно, только бы Карлссон не начал летать, о, только бы он этого не сделал!"
На Карлссоне было столько тюлевых накидок, что его пропеллер был не виден. И Малыш был страшно благодарен ему за это. Но подумать только, а вдруг Карлссон поднимется в воздух, тогда, верно, господин Пекк со страшной силой грохнется в обморок, а потом, как только вернется к жизни, немедленно примчится со всеми своими телекамерами.
Господин Пекк смотрел на удивительный танец и хохотал до упаду. Он хохотал все сильнее и сильнее. Тогда Карлссон тоже захихикал и подмигнул господину Пекку, а проносясь мимо, помахал ему своими накидками.
- Очень веселый мальчишка! - сказал господин Пекк. - Его можно было бы выпустить в какой-нибудь детской передаче.
Это было самое ужасное, что мог сказать господин Пекк и что больше всего разъярило фрёкен Бокк.
- Выпустить Карлссона на телевидении? Тогда попрошу избавить меня от участия в этой передаче! - воскликнула она. - Совершенно ясно, что если вам хочется привести туда кого-нибудь, кто перевернет вверх дном всю телестудию, лучшего экземпляра, чем он, вам не найти!
Малыш кивнул:
- Ага, точно. А когда он перевернет вверх дном всю телестудию, он скажет лишь, что это - дело житейское. Так что берегитесь!
Господин Пекк не настаивал.
- Пожалуйста… Я ведь только предложил! Ведь на свете и других мальчишек хоть отбавляй!
Вообще-то господин Пекк уже торопился. Ему надо было присутствовать на постановке пьесы. Ему необходимо было уйти. И тут Малыш увидел, что Карлссон ощупью ищет стартовую кнопку. Малыш насмерть перепугался. Неужели теперь, в самую последнюю минуту, все кончено?
- Нет, Карлссон, не надо… нет, Карлссон, ни в коем случае… - нервно прошептал Малыш.
Но Карлссон продолжал нащупывать кнопку на животе. Ему было трудно добраться до нее из-за тюлевых накидок.
Господин Пекк стоял уже в дверях… И тут внезапно зажужжал моторчик Карлссона.
- А я и не знал, что авиалиния с аэропорта Арланда проходит над Васастаном, - сказал господин Пекк. - Думаю, не следовало бы прокладывать ее здесь. До свидания, фрёкен Бокк, завтра увидимся!
И он ушел. А вверх, к потолку взлетел Карлссон. В безумном восторге кружил он вокруг люстры и, прощаясь, помахал накидками в сторону фрёкен Бокк.
- Вот гордая дева по небу летит… Гоп-гоп-тра-ля-ля! - крикнул он.