- Мы, между прочим, теряем немалую часть дохода, - сказал мистер Динсмор. - Например, ты, Элси, - несколько сотен тысяч.
- Все вместе мы проживем. И даже не обеднеем. Только у меня одной хватит денег, чтобы содержать всех. Будь я уверена, что решение президента осчастливит моих бедных людей, я бы искренне радовалась. Но я очень боюсь, что оно принесет им только новые напасти. Боже мой, что с ними? Как они живут? Мы ведь уже больше двух лет не получали никаких известий из Вайемида.
- Скорее всего, Вайемид, Оакс, Йон и Розлэнд разрушены, - сказал мистер Динсмор, беспокойно вышагивая по комнате.
- Будем надеяться на лучшее, - бодро провозгласил мистер Травилла. - Землю ведь у нас не отобрали, а негры будут работать за плату. Возможно, дома и другие постройки уцелели. А если нет, то мы их рано или поздно восстановим.
- Может быть, теперь война закончится? - спросила Элси.
- Нет, - ответил ей отец, - война будет идти еще долго. А нам, доченька, остается только терпеливо ждать и молиться.
- Мы теперь бедняки, папа? - встревоженно спросил юный Хорас.
- Нет, сынок. Твоя сестра очень богата. Впрочем, у каждого из нас сохранились высокие доходы.
- Мне доставила удовольствие радость дядюшки Джо, когда он услышал о Прокламации, - сказал с улыбкой мистер Травилла, обращаясь к Элси.
- Ты рассказал ему? - спросила Элси с живым интересом.
- Да, и он пришел в неописуемый восторг. "Ох, господин! Я никогда не думал, что доживу до такого великого дня! Я даже не надеялся, что свободу обретут наши дети".
А потом Джо заплакал: "Но, сэр, мы молились об этом. Мы взывали к доброму Господу, как дети Израиля, бывшие в доме рабства. Тысячи и тысячи рабов день и ночь взывали. Господь услышал нас, и вот пришел ответ. Слава Тебе, Господи! Вовеки благословенно Твое святое имя!"
"И как же ты распорядишься своей свободой, дядюшка Джо?" - спросил я, на что он испуганно ответил: "Господин, вы же не собираетесь нас прогнать? Мы с Хлоей любим и вас, и мисс Элси, и деток, и мы слишком старые, чтобы начинать все сначала".
- Что ж, дорогой, надеюсь, ты заверил его, что бояться ему нечего?
- Конечно. Я ему сказал: "Джо, не пугайся, свобода - так свобода! Ты свободен уйти и свободен остаться. И до тех пор, пока вы с Хлоей будете с нами или хотя бы недалеко от нас, мы о вас позаботимся". Дядюшка Джо опять пришел в восторг - теперь уже от того, что у него такая большая свобода, и еще много раз сообщил, как он всех нас любит. И что никогда не забудет, как мы воссоединили его семью. Короче говоря, он счастлив и доволен.
- Да, мне кажется им у нас очень хорошо. Наверное, он воспринял свободу как бесценный дар только из-за горьких воспоминаний о страданиях молодости.
А часа через полтора, когда Элси зашла в детскую, она обнаружила там тетушку Хлою, которая сидела у колыбели Виолетты и рыдала совершенно беззвучно (ребенок спал), но так горько, словно она разом потеряла всех, кого любила.
- Няня, дорогая, что случилось? - перепугалась Элси, подходя к служанке и нежно обнимая ее за плечи.
Хлоя опустилась на колени, взяла обеими руками руку госпожи и покрыла ее слезами и поцелуями. Крупное тело негритянки колыхалось от тихих рыданий.
- Няня, няня, да что с тобой? - не на шутку встревожилась Элси. Она подумала о чем угодно, но только не о том, что тетушка Хлоя огорчилась из-за последнего президентского указа.
- Я не хочу свободы, - сказала наконец старая служанка, всхлипывая. - Мне нравится принадлежать тебе, дорогая госпожа. Мой муж поет, танцует и прославляет президента и Господа, потому что он теперь, видите ли, свободен. И что он будет делать со своей свободой? А твоя старая няня не хочет никакой свободы. Я не могу уехать, покинуть тебя, дорогая, мое благословенное дитя! Деточка моя, я заботилась о тебе с самого твоего рождения. Не прогоняй меня!
Элси поняла, что ничего страшного не случилось, и ей стало смешно:
- Няня, дорогая, тебя никто не прогоняет. Мы никогда с тобой не расстанемся, если только ты сама не захочешь, - ласково сказала Элси. - Вставай, не надо плакать. Разлука с тобой разобьет и мое сердце. Что мы - и я, и дети - будем делать без нашей старой нянечки?
- Благослови тебя Бог, миленькая. Ты всегда так добра к старой няне, - от ласковых речей Элси слезы у Хлои высохли, она перестала всхлипывать и медленно поднялась с колен. - Храни тебя Господь! И тебя, и твоего мужа, и всех ребятишек. Свобода! Ишь, чего выдумали! Мисс Элси, позволь няне крепко тебя обнять, как много раз обнимала, когда ты была маленькой.
- И много раз, когда я выросла, - сказала Элси, глядя в заплаканные глаза верной служанки и улыбаясь ей. И первая обняла свою любимую нянечку.
Глава 26
Ты не слабей, о сердце человека!
Пускай уходят медленно года:
Настанет день, когда иссякнут реки,
Исчезнут земли, страны, города...
Но все, кто в этом мире жил и верил,
Где б ни распалась плоть их в мертвый прах, -
В холодной тьме тюремных подземелий,
Иль в океанских яростных волнах,
Иль в вечной тишине пещер, простертых
В земные недра глубже рудных жил, -
Все те, кто чаял воскресенья мертвых,
Нетленными восстанут из могил!
Поэмы миссис Хеманс
В трех милях от Андерсонвилля, посреди густого соснового бора было расчищено пространство площадью около тридцати акров. Его окружала двойная бревенчатая ограда трехметровой высоты. Еще почти на метр толстые бревна ограждения уходили в землю. По углам ограды, жерлами внутрь, стояли пушки, а через каждые шесть метров, вплотную к ограждению, располагались сторожевые вышки, к которым снаружи были приставлены лестницы. По малейшему поводу бдительные охранники, вооруженные мушкетами, открывали огонь по военнопленным. А пленных в лагере Андерсонвилль было тысяч двадцать пять - тридцать.
Вдоль внутренней стороны ограждения, в двух метрах от него, была натянута веревка - линия смерти, и в пленника, который случайно или умышленно коснулся веревки или позволил любой части тела оказаться над или под ней, стреляли без предупреждения.
Территория лагеря была со всех сторон открыта палящим лучам солнца. С востока на запад ее пересекал смрадный грязно-зеленый поток, который нес нечистоты из сточных труб Андерсонвилля. Единственный источник воды, пригодной для питья, бил из-под земли около восточной стены, в метре от линии смерти. Он не мог напоить тысячи людей, умиравших от жары и жажды, и около источника всегда царила невообразимая толчея. Нередко люди оказывались за линией смерти и погибали от пуль охранников. Тела убитых, даже если они упали в воду за роковой веревкой, лежали до следующего утра. Но плач и молитвы узников дошли до слуха милосердного Небесного Отца: источник чистой воды вдруг открылся внутри лагеря.
От пуль, голода, жары, жизни под открытым небом или в убогих землянках, а также от малярии (в болоте, образовавшемся по берегам зловонного потока, плодились малярийные комары) заключенные ежедневно гибли сотнями. Каждое утро на территорию лагеря въезжала большая повозка, запряженная четырьмя мулами, и к ней сносили лежащие повсюду трупы. Нагрузив тела на повозку, словно дрова, их вывозили и сваливали в заранее заготовленную яму, которую засыпали землей.
Повсюду лежали умирающие. Люди испускали дух, и не было у них ни дома, ни подушки под головой, ни матери, жены, сестры или дочери, которые утешили бы их у входа в смертную долину и оплакали, провожая в последний путь.
Многие были измучены и истощены настолько, что напоминали живые скелеты. Эти скелеты ползали на четвереньках, сидели или лежали. Во впалых глазах большинства застыло крайнее отчаяние, страдание или унылая безнадежность. А у кого-то из несчастных в потухшем взгляде отражалось бесконечное терпение, способное тронуть даже самое каменное сердце. Были и такие, кто сошел с ума от ужасной боли гноящихся ран или от голода, раздирающего внутренности. Они бродили, как призраки, бормоча бессвязные слова.
И весь этот ад день за днем, с раннего утра до позднего вечера, заливал беспощадный солнечный свет. Страшная, жестокая участь - умереть от жары посреди прохлады соснового бора и от голода в самом центре земли изобилия!
Знойным июльским днем 1864 года в углу лагеря, всего лишь в метре от линии смерти, изнывая от жары, сидели пленные офицеры федеральной армии. Они были босы, нечесаны и небриты. Головные уборы отсутствовали. В рваной, грязной одежде с трудом угадывались офицерские мундиры. Но, несмотря на жуткий вид пленников, было понятно, что они - люди образованные и культурные.
- Когда же закончатся эти муки? - вздохнул один. - По мне, так лучше погибнуть в бою.
- Конечно, лучше! - воскликнул другой. - Чтобы умереть за свою страну от голода и зноя, требуется гораздо больший патриотизм, большее мужество, чем для броска под шквальным огнем.
- Вы правы, друзья, - поддержал собеседников светловолосый голубоглазый юноша, настолько истощенный и изможденный, что его не узнала бы и родная мать. Правое запястье и правую лодыжку юноши соединяла цепь с прикованным к ней пушечным ядром. - Но во имя Свободы мы перенесем все! Кто из нас сожалеет, что не остался дома? Кто готов променять участь борца за правое дело на позорный покой и безопасность? Кто предаст великий корабль - нашу страну - и позволит ему потерпеть крушение на рифах разделения?
- Никто, Аллизон! Никто! Да здравствует вечный Союз! - откликнулся хор голосов.
- Тихо! - воскликнул юноша, услышав выстрел. Пленный, который бродил по лагерю, упал замертво: обезумев от страданий, он подошел к роковой веревке и положил на нее руку.
- Погиб еще один патриот. И еще один мятежник заработал тридцатидневный отпуск, - глаза Джонса, высокого красивого офицера, вспыхнули негодованием.
- Несчастные, обманутые амбициозными и беспринципными вождями! Теми, кто желает получить власть любой ценой! Большинство мятежников не ведают, что творят. Не понимают, что мы сражаемся, голодаем и умираем, чтобы отстоять их свободу и спасти их от тирании, - с горечью промолвил Гарольд Аллизон. - В каком страшном, трагическом заблуждении пребывают южане!
- Верно, - сказал черноглазый заключенный, который недавно подсел к офицерам - но какая нам сейчас разница? Кстати, мистер Аллизон, ваша сестра - жена мистера Хораса Динсмора?
- Да. Вы знаете Розу? - спросил удивленный Гарольд.
- Однажды я недели две гостил в Оаксе. Меня пригласили на свадьбу мистера Эдварда Травиллы и дочери мистера Динсмора.
По лицу Гарольда пробежала легкая тень, но голос его остался спокойным.
- Понятно. Как вас зовут, сэр?
- Гарри Дункан, к вашим услугам, - улыбнувшись, ответил парень и поклонился Гарольду. - Я тогда познакомился с вашими братьями и сестрами. Сестер зовут миссис Каррингтон и мисс Мэй Аллизон.
Произнося имя Мэй, Гарри покраснел. И в минуты смертельной опасности, и в часы безмятежного покоя в его душе жил образ этой очаровательной девушки. Ему все время вспоминались ее милое лицо, стройная фигурка, мелодичный голос, звонкий смех. Гарри попал в Андерсонвилль недавно и чувствовал себя лучше других заключенных, которые провели здесь по нескольку месяцев. Да и одежда у него еще была в приличном состоянии.
- Гарри Дункан! - воскликнул Гарольд, обмениваясь с собеседником сердечным рукопожатием. - Будем знакомы. Я много слышал о вас и о вашей тетушке мисс Стэнхоп. Я чувствую себя так, словно нашел брата.
- Спасибо. Давай именно так друг к другу и относиться, - обрадованный Гарри перешел на "ты". - Я всегда мечтал иметь брата.
- Согласен, - сказал Гарольд. - Возможно, - добавил он, тоже переходя на "ты", - однажды твоя мечта станет явью. У меня много незамужних сестер - вдруг одна из них понравится тебе, а ты ей? Если, конечно, мы выберемся отсюда и вернемся домой, - последние слова Гарольд произнес с отчаянием.
- Не падай духом, - сказал Дункан и понизил голос. - Надо придумать, как отсюда сбежать. Люди убегали даже из Бастилии, а это гораздо сложнее.
- Что ты предлагаешь?
- Подкоп. Рыть придется по ночам.
- Да, это единственная возможность, - ответил Гарольд. - Я уже дважды пытался убежать через подкоп. Но меня ловили, и в итоге я заработал вот это ожерелье, - и он указал на цепь с тяжеленным ядром. - Хотя, если бы я смог освободиться от цепи, то предпринял бы и третью попытку.
- Я помогу тебе избавиться от лишнего груза, и мы выкопаем подземный ход, ведущий к свободе.
Остальные заключенные обменялись многозначительными взглядами.
- Думаю, мы можем открыть Дункану наш секрет, - сказал Джонс. - Мы копаем ход на глубине в два с половиной метра. Там довольно твердая порода, но мы расковыриваем ее перочинными ножами. Осталось совсем немного. Как раз сегодня ночью мы должны закончить. Ты с нами?
- С радостью.
- Нас схватят, - сказал один из заключенных.
- Хуже все равно не будет. Некуда, - возразил другой, - Здесь мы точно погибнем от пули, голода или малярии.
- Да, - сказал Гарри, - возможно, наша попытка окончится неудачей, но лично я предпочитаю умереть, чем гнить здесь заживо.
- Умереть не страшно. Главное, чтобы мы были готовы предстать перед Господом, - негромко и торжественно сказал Гарольд. - "И как человекам положено однажды умереть, а потом суд" (Евр.9:27).
- И в чем, по-твоему, заключается подготовка? - с легкой насмешкой спросил один из заключенных.
- "Покайтесь и веруйте в Евангелие" (Мк.1:15). "Ищите Господа, когда можно найти Его; призывайте Его, когда Он близко. Да оставит нечестивый путь свой и без-законник - помыслы свои, и да обратится к Господу, и Он помилует его, и к Богу нашему, ибо Он многомилостив" (Ис.55:6,7). "Веруй в Господа Иисуса Христа, и спасешься ты и весь дом твой" (Деян.16:31) - процитировал Гарольд.
Все замолчали. Дункан задумчиво смотрел на поле, заполненное тысячами храбрых воинов, которых согнали сюда, как скот. Внутреннему взору Гарри вдруг открылась вся картина страданий находящихся здесь людей - живых, умирающих, мертвых. Его глаза наполнились слезами, а сердце заныло от сострадания. На мгновение он даже забыл о том, что сам является пленником.
Как сильно все узники лагеря нуждаются в Божьем утешении, но лишь немногие имеют живую веру! Однако такие верующие все-таки есть, и они пытаются утешить остальных, донести до них подлинный смысл Благой Вести. Может быть, ему следует остаться и присоединиться к этому жизненно важному служению? На мгновение Гарри почти решил отказаться от побега, но вспомнил о долге, к исполнению которого он был призван. Он присягнул на верность родной стране и пошел воевать. Значит, необходимо приложить все силы, чтобы вернуться в действующую армию.
Взгляд Гарри остановился на Гарольде. Эту благородную жизнь необходимо спасти для друзей и родных, для страны. А если Гарольд останется в этом ужасном месте, то, несомненно, погибнет. Дункан принял твердое решение. С Божьей помощью завтра утром они оба будут свободны.
- Попробуем уйти сегодня ночью, - сказал он.
- Да, попробуем, - решительно ответили люди.
Вдруг к ним приблизился какой-то пленник. Он шатался, дико жестикулировал и изрыгал ужасные ругательства.
- Он сошел с ума, бедняга, - печально сказал Гарольд.
Дункан пристально посмотрел на сумасшедшего, который опустился на землю, обессилев от собственного неистовства. Видимо, когда-то он был очень красив, но на его лицо наложили отталкивающий отпечаток безнравственность и греховные страсти. А здесь, в Андерсонвилле, разрушительную работу порока довершили голод, зной и другие тяготы плена.
- Где же я его видел? - пробормотал Гарри, не замечая, что говорит вслух.
- Наверное, на плакате "Объявлен в розыск". Его зовут Том Джексон, - сказал Джонс.
- Да, это он! - воскликнул Гарри. - Я видел его фотографию. Мерзавец! Он заслужил все эти страдания, и все же мне его жаль.
- Как! Том Джексон? Бандит, который напал в Вайемиде на миссис и мистера Травилла? - и Гарольд, побагровев и звеня цепью, вскочил на ноги.
- Тот самый. Ты что, хочешь его немедленно линчевать? Стой, не надо! Ведь несчастного уже постигла участь, хуже которой не придумаешь, - остановил его Гарри.
- Господи, прости меня! - простонал Гарольд, опускаясь на землю и закрывая лицо руками. - Я его чуть не убил.
- Что за история? Кто на кого напал? - спросил Джонс. - Дункан, расскажи нам, пожалуйста. И время пройдет быстрее.
Остальные присоединились к этой просьбе, и Гарри подробно рассказал о покушении Джексона на мистера Травиллу и Элси. Пока он говорил, Аллизон сидел, отвернувшись, и ни разу не взглянул на рассказчика. Остальные слушали с живым интересом.
- Да, парень заслужил линчевание, - был вынесен единогласный приговор. - Но ты прав: его уже постигла участь, которой и врагу не пожелаешь.
- Но почему такая же участь выпала на долю тысяч ни в чем не виноватых, достойных людей? - резко спросил Джонс. - Где же справедливость?
- Ты хочешь найти справедливость здесь, на земле? - повернулся к Джонсу один из слушателей.
- Возможно, Джексон в глазах Божьих не хуже, чем другие, - вдруг вмешался в разговор Гарольд. Он говорил негромким, спокойным голосом. - Мы не знаем, какие злые силы влияли на Джексона с самого рождения. Возможно, на его месте мы стали бы еще хуже.
- Я умираю от жажды, - сказал Джонс, глядя на толпу возле источника. - Пойду, попытаю счастья. Может, пробьюсь к воде.
Он побрел к толпе, а остальные разошлась, оставив Гарольда и Дункана наедине. Молодые люди вспоминали дом, общих друзьях и знакомых, беседовали о войне и политике. Оба не сомневались в победе северян.
- Наша победа уже не за горами, - сказал Гарри. - Вот увидишь, к следующему лету война закончится. Надеюсь, нам с тобой удастся отсюда убежать.
- Возможно, тебе и удастся, - печально возразил Аллизон, - но мое последнее сражение, боюсь, уже позади.
- Сейчас ты обессилел, но на воле быстро придешь в себя, - бодро ответил Гарри. - Как только мы доберемся до своих, ты почувствуешь себя другим человеком.
Когда Гарольд остался один, солнце уже склонилось к западу. Стало немного прохладнее. Он опустил голову на руки, размышляя и молясь. Гарольд просил Господа, чтобы Тот помог ему простить Джексона - негодяя, который хотел убить Элси.
Наконец, когда на лагерь уже опустился вечер, Аллизон поднял бледное, измученное лицо и, встав с земли, медленно побрел к месту, где ничком лежал Джексон, то жалобно стенающий, то плачущий, словно ребенок.
Сев рядом с этим жалким существом, Гарольд обратился к нему мягким, успокаивающим тоном:
- Ты здесь давно?
- Дольше, чем я живу! Но мне осталось уже недолго, - и Джексон грязно выругался.
- Ты ожидаешь, что тебя обменяют?
- Обменяют! Держи карман шире! Разве кого-нибудь в Вашингтоне заботит наша жизнь? Они будут откладывать обмен до тех пор, пока мы все не передохнем, как сотни и тысячи до нас, - и Джексон опять разразился ругательствами и проклятиями в адрес военачальников, Конгресса, президента и Самого Господа Бога.