Но Самба-рожденный-в-ночи взял повязку, украденную у старухи, и бросил ее в воды Великой реки. И воды тотчас расступились, и Самба-рожденный-в-ночи с семью братьями прошли между двух водных стен, которые снова сомкнулись за ними.
Они шли ночи и дни, дни и ночи. И наконец добрались до своей деревни и вошли на отцовский двор. Посреди двора рос стройный зеленый тамаринд.
- Когда же он успел вырасти? - спросил Самба-рожденный-в-ночи.
- На заре, - ответила Кумба-мать. - Он, как ты, рос на глазах.
- А, сегодня на заре?! - воскликнул Самба. - И рос, как я?
Он пошел за самым старым, тупым и зазубренным топором, который ржавел на мусорной куче и давно уже ни на что не был годен. Этим топором Самба с силой ударил по стволу тамаринда:
Ведьма, ты умрешь!
Листва затрепетала, ствол содрогнулся, корни затрещали.
Ведьма, ты умрешь!
И как только тамаринд с ужасным грохотом (этот грохот и поныне слышен в грозовые ночи) коснулся земли, все увидели скрюченный труп старой колдуньи, матери семи дочерей.
Бык гиены Буки
Седару Сенгору
(исполняется в сопровождении рити)
Буки не соизволил сказать, как ему достался великолепный бык, которого он вел на веревке. Встретив Лёка-зайца на тропе, где длинноухий сушил свою мокрую от росы спину, Буки попросту приказал ему:
- Ступай за мной. Скачи позади и отгоняй все, что будет садиться на моего быка и до чего не дотянется его длинный хвост - мух, ос, пчел, птиц. Я не желаю, чтобы к нему прикасались. Да и ты, обжора, поменьше на него посматривай! От твоих завидущих глаз может растаять жир на его дивных ляжках!
И Лёк-заяц рысцой побежал вслед за Буки и его четвероногим сокровищем. Он пел, свистел, кричал до хрипоты, отгоняя сопровождавшую быка крылатую свиту: птиц, ос, пчел, мух и москитов, что так и вились вокруг. Впрочем, москиты скоро отстали, ибо Йо-москит и его сородичи никогда надолго не удаляются от воды, а все болота, ручьи, речки и сама Великая река остались далеко позади на пути Буки-гиены, ее быка и охранявшего его Лёка.
Пчелы полетели на запах трав, деревьев и цветов - густой благоуханной волной поднимался он над саванной вместе с испарявшейся утренней росой.
Осы вернулись на земли, где созревали сладкие, сочные ягоды и плоды.
Птицы тщетно искали корм - клещей и других насекомых - на гладкой, блестящей шкуре холеного быка. К тому же их напугала песня Лёка, который скакал позади и целился в них из воображаемого ружья:
Фёр! Фёрре!
Фёр! Фёррам!
Н’Джаммаль Лёк нжав на!
Летите! Спасайтесь!
Улетайте скорей!
Ружье я достал!
Бью всех наповал!
И птицы поспешили возвратиться на поля риса и проса, откуда еще не убрали весь урожай.
Только мухи еще долго-долго вились над Лёком-зайцем, быком и Буки-гиеной. Но и они в свой черед, устав летать и гудеть впереди, позади, под и над путешественниками, наконец повернули обратно - на поиски добычи, которую не так усердно стерегут.
* * *
- Дядюшка Буки, - сказал Лёк-заяц, - солнце спешит на покой, между небом и землей не осталось ни единой маленькой мушки. И если это из-за них нам пришлось уйти так далеко…
- Пошли дальше! - отрезал Буки, дернув быка за веревку.
Солнце закатилось. Настала ночь, взошла луна.
Лёк-заяц, семенивший за быком, который шел за Буки-гиеной, вытащил из котомки, болтавшейся у него на левом боку, свою однострунную скрипку рити, извлек из нее смычком три низкие ноты и запел:
Буки Н’Джур о! Н’Джур!
Кэй ма лакассаль ла!
Йов далл! ман далл вай!
Тжи дигумандинг ми!
Буки сразу остановился и дернул за веревку, а она дернула за морду испуганного быка.
- Ну-ка, повтори свою песню, - попросил Буки, приплясывая.
И смычок из конского волоса снова забегал по калебасу, обтянутому шкурой ящерицы.
Буки Н’Джур о! Н’Джур!
Привяжи скорей быка!
Мы одни среди саванны,
Ты и я.
- Пожалуй, ты прав, - прогнусавил Буки, - мы сейчас здесь совсем одни. Ну-ка, привяжи быка к тому дереву, а я пойду за хворостом. Не смей ни на шаг отходить от дерева! Отгоняй всех мух! Да продолжай петь и играть, чтоб я слышал тебя издалека!
И Буки побежал собирать хворост.
Лёк-заяц с минутку попиликал на рити, потом привязал к левой лапе веревку - и тронулся вместе с быком на запад (а Буки ушел на восток).
Ёк-бык был доверчив и глуп, как новорожденный младенец. Он спокойно шагал под песню Лёка, который теперь семенил перед ним, по-прежнему играя на скрипке и дергая привязанную к лапе веревку.
Устав идти, Лёк-заяц вскарабкался на спину Ёка-быка, подбадривая его музыкой и песней:
Коль не знать куда идешь,
Непременно пропадешь!
Посмотри - твой волос сед,
Но тебя глупее нет!
Долго-долго шли они под любопытным взглядом луны - та все гадала, куда направляется эта парочка и что делает далеко позади Буки-гиена с большой вязанкой хвороста, которая бьет ее по впалым бокам.
Но вот Лёк-заяц услышал - сначала издалека, затем ближе - вой гиены. Буки, задыхаясь, встревоженно кричал:
- Лёк! Ау! Лёк, куда ты запропастился с моим добром?
Вот голос Буки послышался совсем близко:
- Да где ты прячешься, сын зла?
Тогда Лёк-заяц остановил быка, соскочил на землю и привязал Ёка к дереву.
Тут подбежал Буки, сбросил вязанку и спросил:
- Почему ты не остался там, где я тебе велел?
- Как это не остался?
Посмотри сюда, о дядя! Посмотри сюда!
Видишь, дерево стоит,
Видишь, бык лежит,
Видишь в небесах луна -
И не двинулась она!
- Ты прав, - прогнусавил Буки. - Я отошел дальше, чем рассчитывал. Жди меня здесь и не спускай глаз с быка. А я пойду поищу посудину пошире да поглубже, чтоб сварить его целиком с головой и ногами. Да пой погромче, потому что я плохо слышал тебя.
- Ты просто отошел очень далеко - ты же сам это сказал, дядюшка.
- Возможно, - проворчал Буки, удаляясь. А Лёк-заяц снова запиликал на скрипке и затянул свою песню:
Буки Н’Джур из рода Н’Джур!
Привяжи скорей быка!
Йов далл! ман далл вай!
Тжи дигумандинг ми!
Потом Лёк отвязал Ёка-быка, который жевал под его музыку, и вскочил к нему на спину. Они сделали добрый крюк и вышли на дорогу, ведущую к дому Лёка.
Долго-долго шагал еще Ёк-бык.
И вот услыхали они вдалеке вой Буки, который вопрошал:
- Лёк, а Лёк! Где же ты с моим быком, сын зла?
Лёк слез с быка, и они ждали в тени дерева, пока не прибежал Буки - сильно рассерженный, с большущим котлом на спине.
- Почему ты не остался там, где я тебе велел?
- Как? - удивился Лёк-заяц. - Разве я не там, где ты нас оставил?
Посмотри сюда, о дядя! Посмотри сюда!
Видишь, дерево стоит,
Видишь, бык лежит,
Видишь в небесах луна -
Разве двинулась она?
- Ты прав, - согласился Буки, - она не двинулась. Подожди меня здесь и не спускай глаз с быка. Я пойду поищу огня.
Буки пошел за огнем, чтоб сварить Ёка-быка, которого он украл неизвестно у кого и где.
А Лёк-заяц, распевая и наигрывая на скрипке, снова влез на быка:
Коль не знать, куда идешь,
Далеко не отойдешь!
Посмотри - твой волос сед,
Но тебя глупее нет!
И они ушли еще дальше, почти добрались до места, где испокон веков живут зайцы. И вот сперва где-то очень далеко, а потом ближе завыла гиена:
- Лёк, а Лёк! Куда запропал ты с моим добром, сын зла?
- Я все время здесь на старом месте, дядюшка, - крикнул Лёк-заяц и, спрыгнув с быка, сел у подножия дерева.
- Почему ты не остался там, где я тебе велел?
- Да ты нас здесь и оставил…
- Гм! Гм! - хмыкнул Буки.
- Но это правда! - настаивал заяц.
Посмотри сюда, о дядя! Посмотри сюда!
Видишь, дерево стоит,
Видишь, бык лежит,
Видишь, светит нам лупа,
И не двинулась она!
- Действительно, - согласился Буки, - она все время торчит над нашими головами. Ишь какая любопытная! И чего она сует нос в мои дела!
Буки положил меж трех камней горящие уголья, которые принес в глиняном черепке, бросил сверху охапку хвороста и начал раздувать огонь, поставив котел на камни. Огонь занялся, и пламя взметнулось выше котла.
- Отгоняй мух, если их увидишь, - приказал Буки.
- Да их нет ни одной, дядюшка. В этих краях мухи не летают по ночам, - пояснил Лёк-заяц.
- Это хорошо, племянничек, это хорошо! Ну, спасибо за то, что так усердно стерег мое добро. Теперь можешь идти. Я достаточно опытен и силен, чтобы самому управиться с ним.
И, взяв большую палку, он принялся колотить ею по котлу, распевая:
Манна ко рей ман кен!
Манна ко фесе ман кен!
Манна ко тинки ман кен!
Манна ко регёль мап кен!
Я убью его сам!
Обдеру его сам!
И разделаю сам!
И сварю его сам!
- Как, дядюшка? - удивился Лёк-заяц. - Ты меня гонишь после всего, что я сделал для тебя? Я тебя проводил сюда, я так хорошо охранял твоего быка - ты же сам это сказал - и чем только еще не помогал тебе!..
- Что это ты выдумываешь, грубиян? А ну, убирайся живо!
- Ах, дядюшка! - умолял Лёк-заяц, - ты же знаешь, я буду доволен, если разрешишь хотя бы посмотреть, как горит огонь, да понюхать запах, который пойдет из котла…
- Да ведь тебе покажется мало смотреть на мой огонь своими завидущими глазами да нюхать дым из котла! Дыма мне не жалко, но ты-то знаешь, что тут есть кое-что повкуснее, хитрец! А ну, убирайся отсюда.
- Но я же могу заблудиться ночью!
- А ты спроси дорогу у Вер-луны, она светит всем и постарше нас с тобой.
И палка опять застучала по котлу в такт песне Буки:
Я съем его сам!
Манна ко лекк ман кен! -
а потом угрожающе поднялась, и заяц поспешил скрыться…
* * *
Лёку не надо было идти далеко - он был рядом с заячьим логовом, где собратья его, испуганные воем гиены, искавшей свое добро, забились в самую глубину нор.
Лёк-заяц провел смычком по однострунной рити и начал жаловаться в лад скрипке:
Буки накна Лёк сен!
Буки дакна Лёк сен!
Гайи сенен Джокк лен!
Обманул зайца Буки,
Прогнал меня!
Братья-зайцы, выручайте!
И при звуках этой жалобной песни и рыдающей скрипки отовсюду стали выглядывать головы длинноухих, которые еще не совсем успокоились.
- Тащите большие там-тамы, - приказал Лёк-заяц. И зайцы приволокли большие там-тамы. По их туго натянутой коже Лёк велел бегать и прыгать самым молодым из заячьего племени и зайцам постарше.
Зайчата ну скакать во всю прыть! Поднялся глухой, но сильный шум, похожий на отдаленный топот огромного стада.
Лёк оставил зайчат бегать по там-тамам, а старым зайцам велел хлопать длинными ушами. Можно было подумать, что это бесчисленные стада спускаются к Великой реке, как в страшные годы засухи, когда земля в один день выпивала воду из всех рек, ручейков, болот и колодцев.
Лёк спрятался за дерево неподалеку от Буки-гиены, от ее костра и котла, где варился ободранный и разделанный бык.
Буки помешивал огонь и вдыхал чудесный запах варева, как вдруг услышал глухой и далекий шум, а рядом, совсем близко, звуки скрипки и песню:
Буки Н’Джур, берегись.
С востока идут быки!
А с ними пастух,
Храбрый Патэ!
Кто мог назвать его полным именем - Буки Н’Джур? Кто предупреждал об опасности?
Топот слышен был все отчетливее и - "кляп-кляп" - все громче, все ближе шлепали сандалии пастухов.
Буки навострил уши.
Буки Н’Джур, берегись!
Буки выпрямился.
- Мне кажется, это твой голос, дядюшка Лёк, и сладкие звуки твоей веселой рити, - протянул он.
А рити, однострунная скрипка, твердила свое:
Уже близко быки,
А с ними идут пастухи!
Буки подбежал к дереву, из-за которого слышались песня и звуки скрипки.
- Вернись, дядюшка Лёк! Вернись, почтенный, пригляди за огнем, за котлом и мясом. Мне надо уйти ненадолго. Нужно сходить за солью вверх по верблюжьей тропе. Иди отведай мяса, оно очень невкусно, как холодная собачья печенка. Ему не хватает соли…
И Буки исчез. Он удрал далеко на запад, опасаясь пастуха Патэ Дьямбара, у которого он так ловко украл быка, когда тот пас свое стадо на юге, на берегах Великой реки.
Лёк-заяц и все заячье племя играли, плясали и пели всю ночь до позднего утра, пока солнце не высушило росу на тропинках. Они играли, плясали и пели вокруг огня, котла и мяса Ёка-быка, которые они отняли у гиены, чтоб наказать ее за жадность и коварство.
Два зятя
Лёк-заяц взялся сладить две свадьбы.
Старая Кудья, давно овдовевшая, никак не хотела расстаться с одной из двух дочерей, желая выдать их обеих замуж одновременно, в одну и ту же пятницу.
Гаинде-лев был еще силен и бодр, но вдов и покинут своими детьми, дочерьми и сыновьями, которые жили в других краях, в отведенных им владениях. До глубокой старости лев не может жить один, без подруги, и потому Гаинде искал жену, чтоб не быть одиноким, чтоб было кому почесывать ему голову в знойные полуденные часы отдыха.
И Буки тоже хотел найти себе новую жену. Он бросил семью уже много лун назад, так как трудно было их всех прокормить: Пуло-пастух слишком усердно, с копьем в руке охранял свое стадо, а Малал Лаобе, продавец ступ и калебасов, не отлучался от своих ослов и ходил всегда с тяжелой дубинкой на плече.
Кроме Гаинде и Буки, все остальные звери в этом краю, по доброй воле или по необходимости, жили семьями.
Лёку-зайцу это было известно - ведь он знал все на свете. Знал и то, что дочерям старой Кудьи не терпелось выйти замуж.
И вот Лёк-заяц пошел к старой женщине.
- Бабушка, я могу найти мужей твоим дочерям и даже в один и тот же день, если ты непременно так хочешь.
- Да я тебя, Лёк, всю жизнь благословлять буду! - ответила старая Кудья.
- Только скажу тебе наперед: твои два зятя (если дочери их захотят) - это ночь и день. Один - сама храбрость и чистосердечие; другой - плут и трусишка, да еще кой-что похуже, и ты это знаешь лучше, ибо ты старше меня. Я говорю про Гаинде-льва и Буки-гиену.
- Ну, решать-то будут не дочери, я сама им выберу мужей. А характер и поведение мужа жена должна исправлять или покорно сносить. В моем доме дочери видели достаточно, чтобы понять, что женщина создает семью, воспитывает или перевоспитывает мужа и учит уму-разуму детей.
Лёк-заяц пошел к Гаинде-льву, который томился в одиночестве.
- Дядюшка лев, я подыскал тебе жену.
- Правда, Лёк? Жену?
- Да, дядюшка. Это дочь старой Кудьи.
- Вай, вай! Да продлятся твои дни, сын мой!
- Аминь, - смиренно и скромно вставил Лёк-длинные-уши. - Только, дядюшка, дело не сладится так просто, ибо не одного тебя оно касается. В своей великой мудрости ты отлично знаешь, что, и не ввязываясь в драку, можно быть избитым. У твоей будущей жены есть сестра, и надо, чтобы они вышли замуж одновременно, в одну и ту же пятницу, - так хочет их мать.
- Ну и что? - спросил лев.
- А то, что во всей округе не женат только Буки, он и будет твоим свояком.
- Буки? - ахнул Гаинде-лев.
- Да, Буки Н’Джур, гиена.
- Ну ладно, - согласился Гаинде, которому очень хотелось снова видеть свое жилище в порядке и вовремя получать вкусный и сытный обед. - Пусть будет так. Но ты скажи Буки: если по его подлости хоть тень бесчестия падет когда-нибудь на нашу семью, ему не собрать костей.
Лёк побежал искать Буки, а тот как раз бранился со своим потомством, которое наконец напало на его след.
- Пошли все прочь! - фыркал Буки. - Убирайтесь!
- А куда мы пойдем? - плакались дети. - Мать умерла, и мы таскаемся по всей бруссо! У нас больше нет никого!
- У вас есть ноги, и в них ваше спасение! Пошли прочь!
И маленькие Буки ушли. Но не очень далеко.
- Что тебе, Лёк, сын мой? Зачем пожаловал? Что еще узнали твои длинные уши, которые слышат все новости на свете? - спросил Буки, обращаясь к Лёку-зайцу.
- Дядюшка Буки, я подыскал тебе жену.
- Ты что, вздумал надо мной посмеяться?
- Нет, дядюшка, я не вру! Я нашел тебе жену и мать твоим бедным сироткам.
- Не заботься об этих сиротках. Я ищу не мать для них, а жену, женщину для себя самого. Пусть эти сиротки выпутываются сами, как и я в их годы. У них длинные зубы и здоровые желудки… Жену, говоришь?
- Да, дядюшка. Только вот что: у твоей жены - если ты возьмешь ее - сестра будет замужем за Гаинде-львом.
- За Гаинде-львом? - взволновался Буки. - Объясни, как же это?
И Лёк-заяц объяснил Буки, что старая Кудья не выдаст дочерей одну без другой и что Гаинде-лев уже дал согласие.
- А я знал, что ты много лун ищешь жену, и вот подумал о тебе. Но Гаинде-лев предупреждает тебя, что он не потерпит, чтобы его свояк запятнал честь его семьи.
- Его семьи? Подумаешь! - возмутился Буки. - Я надеюсь, что каждый останется в своем доме и никто из нас не будет нести ношу другого. Не дождется он, чтобы я пошел к нему хотя бы за угольком на растопку или моя жена - к его жене за щепоткой соли! - бахвалился Буки.