* * *
Г.А предупреждал их этим летом (когда некоторые норовили притащить из погружения какой-нибудь сувенир): есть предметы, не очень значительные для общего хода истории, и их исчезновение никак не сказывается на дальнейшем ходе событий. А есть - важные, пропажа которых может перевернуть мир…
- А вдруг это как раз такая икона? - Знать бы наверняка…
Руслан сунул мобильник с включённым фонариком в нагрудный карманчик трикотажной футболки. Из оттопыренного кармана тот светил тускло, еле-еле. Освободив руку, мальчик прикоснулся к краю иконной доски, ощущая её чуть шероховатое, приятное тепло, вглядываясь в едва уловимые в полутьме контуры двух слитых в единое целое фигур.
Вообще, чем дольше он вглядывался, тем сильнее становилось ощущение, что не столько он рассматривает икону, сколько на него устремлён из глубины иконной доски взыскующий, внимательный взгляд. Снова, как тогдашним утром в музее, его внезапно окутал ровный, слегка потрескивающий шум, похожий на звучание пустого радиоэфира.
Руся тряхнул головой и поднялся.
* * *
Попытка разбудить Лушу и допросить с пристрастием ни к чему не привела. Лукерья стонала во сне, но решительно не желала просыпаться, даром, что он светил ей телефонным фонариком прямо в лицо. Зато благодаря этой жёсткой мере он обнаружил на лбу сестры здоровенный синяк под откинувшейся со лба чёлкой. Ну дела! "Надеюсь, хотя бы, что тут без сотрясения мозга обошлось", - мрачно усмехнулся Руська, и выключил фонарик.
Ладно. Пусть спит, раз такое дело…
Пока было ясно одно - лично он не заснёт этой ночью, пока не выяснит, что это за икона.
Руськино досье
…Тимур полулежал на кошме в походном шатре, опираясь на локоть и вытянув ноющую хромую ногу. Неподалёку дымились развалины разгромленного Ельца. До Москвы было рукой подать…
Там уже знали и - в смятении, в страхе - готовились, как могли.
Начали рыть огромный ров. - Как скажет позже летописец: "И много убытка людям причинили: дома разметали, но ничего не сделали". - Поправляли стены - спешно, впопыхах, - завозили снедь, дрова и сено, предполагая долгую осаду.
Ручейками тянулись к Москве созываемые отовсюду дружины. Ратников отправляли к Коломне - стеречь переправы через Оку, оставляя на волю судеб и захватчиков Рязанское княжество.
…Тимур думал, смежив веки, слушая привычные звуки походного лагеря.
Кончался август. Близилась осень, за ней зима - как говорят, в здешнем краю необычайно суровая.
Непокорённый Крым, еще не разгромленные тумены Актау и Утурку на Северном Кавказе - мысли о них не давали покоя… К тому же, ему доносили о якобы неисчислимом русском воинстве. Вот и великий князь литовский Витовт собрал свои войска, повсеместно распустив слух, что "идёт на татар".
Тимур до конца не верил слухам, однако не мог не принимать их в расчёт.
Он создал огромную империю. Он мыслил завоевать мир. По-прежнему жадным огнём разгорались его жёлтые тигровые глаза, когда он думал об этом.
Но всё чаще он чувствовал, что устал…
После недавнего разгрома Тохтамыша на реке Терек, сохранившиеся части ордынских войск отступили в Крым и на Северный Кавказ. Появись во главе их дельный полководец, вроде Идигу, и Тимур, отрезанный от своих баз, попал бы в очень затруднительное положение. Рисковать новою войною не стоило…
* * *
…На плечо ему легла чья-то рука. Руся вздрогнул и поднял голову.
- Лушка? - Какое-то время он смотрел на неё в недоумении. - Ты чего? Ты что тут делаешь в такое время?
- Это ты - чего? Ты что, всю ночь за компом просидел?
- Не-е, - помотал головой Руслан, оторвавшись от монитора, и потирая ладонью покрасневшие веки… - Хотя… Светает уже, что ли? Ой, бежим скорее отсюда, сейчас Тоня на кухню придёт - ей сегодня с утра на работу…
- Забирай ноут с собой, в гостиную, а то он нагрелся, поди. - Луша дотронулась до компьютера рукой. - Ого! Жесть, какой горячий! Сразу можно догадаться, чем ты тут занимался.
- М-да? Ты тоже догадываешься? - спросил Руслан насмешливо, даже с вызовом, но подчинился. - А теперь послушай вот что… - переместив ноутбук на журнальный столик в гостиной, Руся открыл какую-то ссылку, щурясь, повозил мышью, пролистывая вверх-вниз длинный убористый текст, нашёл нужное место и принялся читать вслух: "…Однажды, когда он был еще молод и с голоду крадя кормился, украл он у кого-то овцу, но люди тотчас выследили его. Он пытался убежать, но был схвачен. И всего его избили нещадно, и перебили ему ногу в бедре пополам, и бросили как мёртвого, ибо решили, что умер, и оставили псам на съедение. Лишь только зажила у него эта смертельная рана, поднялся, оковал себе железом ногу свою перебитую; потому и прозван был Темир-Аксаком, ибо Темир означает железо, а Аксак - хромец."
- Это ты мне про Тамерлана читаешь? - блеснула познаниями Лушка.
- Про него, - подтвердил Руслан. - Ещё его Тимуром называют, а у нас звали Темир-Аксаком.
- Отлично! И зачем ты мне это рассказываешь? С утра пораньше? - Ты об этом всю ночь читал, что ли? - Я думала, ты играл во что-то…
- Игры кончились. Слушай дальше. В 1395 году Тамерлан с 400-тысячным войском вторгся в татарские степи, а потом и в рязанские земли. Тамерлан сровнял с землёй Елец, и двинулся на Москву. - Ну, взял он Москву или нет?
- Не помню… - растерялась Луша. - Ой, ну нет, наверное…
- "Нет наверное"! Так вот. Если вы с Рублёвым кое-что на место не вернёте, то очень может быть и - возьмёт! Или кто другой возьмёт… Я, короче, за прежний ход истории уже не ручаюсь…
Луша открыла рот, не зная, что ответить.
* * *
- Бамбини, вы проснулись? - заглянула к ним уже причёсанная и собранная Тоня. - Ранние пташки! - Луша, пойдём детка, я тебе расскажу, как и чем мальчиков кормить. А то я допоздна сегодня на работе буду.
Луша зыркнула на Русю (кормить некоторых ещё - после таких-то наездов), недовольно откинула назад волосы, и поплелась выслушивать Тонины инструкции.
* * *
- Ну, что там Тоня? Наставила тебя на путь истинный?
- Что-что… "Суп в холодильнике, картошка на плите, пока-пока, не скучайте…" Соскучишься тут с вами, как же.
- А-а. Ну, слушай дальше. "С тех пор как "железный хромец" повернул назад, на Москве считали, что Русь спасла знаменитая икона Богоматери Владимирской, некогда привезенная Андреем Боголюбским из Киева. Ее срочно доставили из Владимира в Москву, и как раз в тот же день Тимур повернул назад. Люди верили, что именно их отчаянная общая мольба отвратила приход страшного завоевателя на Русь", - Руся оторвался от монитора и, всем корпусом развернувшись к сестре, спросил с нажимом: - Ты живьём видела эту икону?
Трудно было не заметить, как у Луши моментально порозовели уши.
Руся, не давая ей опомниться, продолжил наступление:
- Где она сейчас, тебе известно?
- Мы не успели вчера рассказать тебе…
* * *
Выслушав сбивчивые Лушины объяснения, Руся здоровой рукой подхватил раскрытый ноутбук (вот ведь и на секунду с ним не расстанется, усмехнулась сестра) и потащился на кухню, видимо инспектировать холодильник - нет ли там чего, кроме супа… Компьютерная мышь била его по коленкам, болтаясь на распущенном проводе.
Луша понуро поплелась следом.
Что? Где? Когда?
Глеб как убитый проспал почти до полудня. Проснулся зверски голодным. Умывшись, точнее, наскоро плеснув в лицо водой, явился на кухню.
Близнецы были там. Судя по всему, они с самого утра сидели за ноутбуком - и уже "нагуглились" до ряби в глазах. Глеб глянул в строчку поисковика. Ну, так и есть - "Владимирская икона Божией Матери"…
Руслан коротко кивнул ему и снова углубился в чтение.
Луша, увидев Глеба, разулыбалась, сдвинула ноут на край стола - Руся, ухватив пряник и не отрываясь от экрана, потянулся следом, как приклеенный.
Лукерья тем временем поставила перед Рублёвым чайную чашку.
- С молоком?
Глеб кивнул.
- Лу, мне тоже налей, а? - попросил Руслан. В ответ услышал ворчание:
- Ты лучше оторвись от компа и сам себе налей, чего хочешь. А то у тебя глаза как у кролика стали.
- Ну даёшь! - воззрился Раевский на сестру. - Ты у нас вместо Тони теперь будешь?
- Я и так у вас сегодня вместо Тони, - хмыкнула Луша и демонстративно бахнула на стол вторую чашку.
Потом они пили чай - буднично, как ни в чём не бывало. Словно перед экзаменом, скрывая волнение и стараясь не думать ни о чём, кроме простых, незамысловатых вещей вроде дождя за окном, незаряженного телефона, пряников, хлеба с маслом и неведомого им различия между джемом и конфитюром.
А важное… оно было впереди, словно ждало их прямо у порога, и внутри сжималось что-то, и холодный ком где-то под ложечкой не таял, не распускался даже от второй чашки налитого Лушей крепкого горячего чая.
Но вот чашки вымыты, стол вытерт, а джем с конфитюром отправлены в холодильник.
Оттягивать больше некуда.
* * *
Луша стояла, привалившись плечом к пластиковой дверке кухонного пенала. Рядом топтался Глеб, рассеянно ковыряя пальцем сотню раз перекрашенный, старый как сам дом, дверной косяк.
- Понимаешь, история изменится! - с жаром говорил Руслан, и его взволнованный голос с каждой фразой звучал всё громче и громче.
- Тише, Руська! Не ори ты так! - Луша шикала на брата, хмурясь, и искоса озабоченно поглядывала на Глеба.
- Эта икона имела значение для многих людей. Для очень многих. А теперь она выпала из прошлого!
- Руся, давай без крика и пафоса! Мы всё понимаем.
- Ты понимаешь, а Глеб, может, пока не очень.
- Я понимаю, - хрипло сказал Глеб, - хотя не очень. По-моему, я её спас. Пусть она лучше будет тут, в настоящем. Тоня говорит, от древних икон обычно до нас доходят только малюсенькие фрагменты. Всё остальное - поновления.
- Чего? - вскинул брови Руська.
- То, что написано позже, поверх. Мелкий ремонт, так сказать. Ну, поздние слои. Они не такие ценные… А эту я сюда притащил - в отличной сохранности, никому из искусствоведов даже не снилось такая удача… - и Глеб, явно ища поддержки, повернулся к Луше.
- Нет, Глеб… - тяжело вздохнула она. - Понимаешь, её место - там, в прошлом. На неё надеялись, она людей объединяла. Общей надеждой, понимаешь?.. Г.А говорит - общей надеждой мир меняется. Ну, он ведь и вправду менялся…
- С чего ты взяла?
- Я почитала про Владимирскую… ну, в Инете посмотрела, сколько успела. Ой, Глеб, не смотри на меня так…
* * *
Руслан постучал карандашом по столу.
- Итак, что мы имеем. В кладовке стоит древняя икона. Предположительно - Владимирская икона Божьей Матери.
- Да что предположительно. Это точно - она!
- Она, - согласился Руслан. - Икона знаменитая, считается чудотворной, и по меньшей мере дважды упоминается в учебниках истории. - Мы точно знаем место, в которое нужно вернуть икону. В город Владимир! Глеб, так?
Глеб кивнул.
- Во Владимирский Успенский собор?
- Да.
- Это всё, что мы знаем наверняка. - Руся закусил зубами карандаш, задумался. - Ещё мы знаем, что в это самое время как раз случился набег на город. Но в каком году произошёл набег, свидетелем которого стал Глеб? В те времена набегов много было. - Если б ты, Глеб, рассказал нам что-нибудь, что видел! А то - молчишь, как рыба… - закончил Руслан с досадой.
Глеб потупился.
- Он рассказывал, - вступилась Луша. - Он первый раз туда попал, когда собор только расписывать собирались. И знаменитый Андрей Рублёв там был, между прочим! Я посмотрела - это в 1408 году скорее всего было. А когда Глеб второй раз туда попал и с иконой вернулся - храм уже полностью расписан был. И тоже - лето было. Ведь так, Глеб?
- Лето.
- Ага, - Руська нахмурился, почеркался на клочке бумаги, что-то подсчитывая, рассеянно сунул в рот карандаш. - То ли в 1411-м, то ли в 1410-м был набег, не пойму… Летом, однако…
- Ладно, слушайте дальше: "В тот же год преосвященный Фотий митрополит пошёл с Москвы во Владимир.
И вот князь Даниил Борисович Нижнего Новгорода, укрывшись тайно от всех, привёл к себе султана Талыча и послал спешно к Владимиру боярина своего Семена Карамышева, а с ним 350 татар, а руси 350 же.
И пришли к Владимиру лесом внезапно из-за реки Клязьмы в полдень июня третьего дня, а града тогда не было, и наместника Юрия Васильевича Щеки не было же тогда.
А преосвященный Фотий митрополит после вечерни пошёл в свою митрополитову волость в Сенеж месяца июля второму дня под конец.
Татары ж придя, град взяв, ограбили и сожгли, а людей всех избили и пленили…"
- Так дело было? - оторвался от монитора Руслан, обращаясь к Рублёву.
- Похоже… - понуро ответил тот.
Руся кивнул и продолжил чтение: "Митрополит же был на Святом озере своем у церкви святого Преображения Господня.
И пришла из Владимира весть к Фотию митрополиту: "Вот пришёл во Владимир султан Талыч со многою ратью, да с ним воевода князя Даниила Борисовича Семен Карамышев после твоего ухода на другой день и скоро придут за тобой".
И Фотий отошёл в леса на озера свои Сенежские в крепкие места.
Татары же не застигли митрополита, и возвратились, и много людей повсюду секли без милости, и стадо градское взяли, и пожгли, и людей побили без числа много, и богатство их взяли…"
Часть шестая. Обратная перспектива
Набег
Тем страшным июльским днём конники подошли к разомлевшему, сонному от жары городу тайно, лесными дорогами.
Первыми - с посвистом, с гиканьем - выскочили из леса на заливной луг Талычевы люди. Владимирское городское стадо, пасущееся за Клязьмой, спешили прежде всего захватить.
Тучные пёстрые коровы, испуганно кося глазом и надрывно мыча, сбились кучей. Пастух - немолодой рябой мужик - только завидел верховых, мигом сорвался, погнал коня к реке. Метил - вплавь, через Клязьму, к речным воротам: опередить татар, предупредить своих владимирских. Не успел. Снял его один из ордынцев - прицелился издалека, хладнокровно и уверенно спустил тугую тетиву.
Беглец дёрнулся, соскользнул с лошади, упал в воду с коротким всплеском, да так и остался лежать лицом вниз на Клязьминской отмели с ордынской стрелой в спине, омываемый тихой речной волной…
Босоногие подпаски рванули врассыпную. Старшие - махом перепрыгивая через колдобины, испуганно окликая друг друга срывающимися голосами, младшие - с отчаянным рёвом, кто придерживая ручонками сползающие на бегу портки, кто путаясь в долгополой, на вырост, свитке… Все-все попадали на бегу, - не миновали и юнцов безжалостные татарские стрелы…
Всадники тем временем быстро переправились на другой берег, и словно лавина обрушилась на Владимирский посад. Нападавшие секли и рубили налево и направо, оставляя позади горы трупов. Запалили кровли. По такой-то жаре в считанные минуты занялся посад, целиком выгорел, дотла…
Короткая потасовка у речных ворот, и налётчики уже ворвались в город.
Талыч с Карамышевым мчались на митрополичий двор, гнали во весь опор - скорее, скорее, взять Фотия тёпленьким. Как делить его будут не сговорились заранее, поэтому оба поторапливались.
К досаде своей владыку там не обнаружили: отбыл из Владимира, с вечера уехал в свои угодья на Святом озере.
Разъярённый Талыч, упустив митрополита, которого уже считал своим пленником, глаза совсем сузил, зашипел от злости, хлестанул сообщившего подробности мосластого владимирского мужичка по лицу плёткой, с заплетённым в неё куском свинца. Тот охнул, согнулся пополам, упал на колени, завыл от боли, зажимая ладонью выбитый глаз.
Талыч отвернулся, скрипнул зубами, потом заорал на своих, заругался.
Карамышев невозмутимо выслушал поток ордынской ругани, а когда брань поутихла, присоветовал, процедил сквозь зубы: догонять надо! Попробуй, царевич, авось повезёт.
Отрядили за митрополитом погоню из ордынских.
Карамышев не поехал, и людей своих не послал. Пусть татары сами ищут. А только там места крепкие, непроходимые. Уйдёт, верхом, без поклажи - как пить дать, уйдёт. Есть у митрополита и проводники, и охранники. Спрячут так, что не найдёшь!
Вернее в городе грабежом поживиться…
Более всего и люди Талыча, и головорезы Карамышева рассчитывали на добычу в храмах. Особенно - в Успенском.
Где, как не во Владимирском главном соборе хранятся сокровища. Тонкой работы церковные сосуды, шитые золотом и жемчугом пелены, серебряные, щедро усыпанные каменьями оклады здешних икон. Это вам не посад грабить…
Собор, однако, был заперт изнутри.
Всадники спешились, и всем гуртом принялись долбить ворота длинным бревном, как тараном.
Когда выбили, наконец, окованные железом дубовые створы и, готовые рубить направо и налево, ворвались внутрь, оказалось, в соборе - ни души. Только худой высокий священник, видом гречин - видно из тех, что недавно привёз с собой новый митрополит из Византии - творил одинокую молитву глубине храма.
Смерть иерея
Отец Патрикий словно не слышал ни гулко отдававшиеся шаги, ни цокот копыт - а это сам Талыч, не церемонясь, въехал в храм прямо на коне, уже покрытом, словно попоной, свежим трофеем - священнической ризой из ценной золотой парчи.
Патрикий стоял на коленях перед здешней святыней, древней иконой Божией матери, несколько веков назад привезённой во Владимир князем Андреем Боголюбским и почитавшуюся чудотворной . Налётчики немедля сбили её наземь, принялись в алчном угаре обдирать тяжёлый - едва ли не в полпуда весом! - золотой оклад. Иерей только простёр к ней руки, но не двинулся с места. Опустил голову на просительно сложенные лодочкой узкие ладони, тихо, по-гречески повторяя слова молитв.
Его хлестанули плетью, раз, другой, пинками сбили наземь. Сорвали с пояса связку ключей в надежде хорошо поживиться церковным добром.
Он был спокоен - самое дорогое спрятано надёжно. Они допытывались, где церковные сокровища. Он молчал.