* * *
Очнулась она на коленях, у столба. К столбу была прислонена икона. Богородица с младенцем, Владимирская. Надо же. Вроде не было её тут.
Девочка осторожно провела пальцами по срезу иконной доски, словно огладив его. Всё разломано, ободрано, опрокинуто, а икона - аккуратно к стеночке приставлена. В полном беспорядке разорённого собора это выглядело почти как чудо…
Она поднялась с колен, несколько раз глубоко вдохнула. Сомнений уже не было - ведь храме стоял сильный запах озона. Это - озоновый шлейф! И точно - не мой. Значит - не промахнулась! Мигом прошли тошнота и головокружение. Внутри всё так и запело, прямо симфонический оркестр зазвучал…
Упс-с. Она споткнулась обо что-то мягкое. Скрипки, истерически взвизгнув, смолкли.
Ай! Ужас! Мама, мамочка! - Уф, к счастью, это - не крыса.
"Тогда - кошка, что ли? Шапка!" - На полу валялась чёрная цигейковая шапка. С подвязанными кверху ушами и с якорьком на овальной золотой кокарде.
Луша подняла ушанку, отряхнула и порывисто прижала к себе… Какие ещё нужны доказательства? Он был здесь! Только, похоже, недолго…
За стенами собора были по-прежнему слышны отдалённый плач, и крики - чужие, высокие, злые. Лукерья мотнула головой, отгоняя тревожные звуки "басурманской" речи.
Домой! Одной здесь вообще не стоит задерживаться…
Шапку она поспешно сунула за пазуху. Перед отбытием оглянулась - так, на всякий случай, не оставила ли чего. Машинально хлопнула рукой по карманам. Там глухо брякнула мелочь - о пластиковую бирку. Ту, с номером. Из музейного гардероба.
Она улыбнулась, закрыла глаза и отчётливо представила себе покинутый полчаса назад Михайловский замок, раздевалку для посетителей, банкетку у стены, окно с видом на Садовую, зеркало, и - висящую на алюминиевом гардеробном крючке под номером 1410, чёрную с золотыми пуговицами, такую знакомую, такую родную шинель…
Вор поневоле
Порывистый ноябрьский ветер свистел в ушах, нахимовский гюйс задирался и бил в озябший, коротко остриженный затылок. Он сидел у на верхней ступеньке высокой каменной лестницы, у самого входа в музей. Тот самый, в котором они все вместе с утра уже были.
Обеими руками он держал икону, написанную на большой деревянной доске.
Без шинели, в одной фланке было зябко… Ух! Ну и погодка здесь. Зубы выбивали барабанную дробь. То ли от холода, то ли… Он содрогнулся всем телом. Нет, это вспоминать не хотелось.
* * *
- Глеб?! Нашёлся… Наконец-то! - в знакомом девчоночьем голосе слышались усталость и облегчение.
Лушка! Она стояла над ним с его шинелью под мышкой и шапкой в руке.
- Что это у тебя?
- Икона…
- Ого!!! С ума сойти! - Луша наклонилась, всматриваясь в изображение на массивной прямоугольной доске. - Может, конечно, у меня глюки, но по-моему я это где-то видела, и совсем недавно… И куда ты её потащил?
Глеб пожал плечами. Его била дрожь.
- Не знаю. Никуда… Она же не моя. Я взялся и раз… Это случайно вышло, сам не знаю как. - Глеб машинально провёл дрогнувшими пальцами по деревянному торцу, вскинул на Лушу свои длинные ресницы… - Что делать-то? - понизив голос, немного неуверенно спросил он. - Отдать ведь, наверное, надо? - И он - уже решительно - поднялся.
Луша схватила его за плечо:
- Стой. Отдать может и надо, но точно не в музей.
- Куда же? В милицию, что ли?
- Ещё чего! Они в этом вообще не понимают. Наверное надо просто вернуть туда, где взял…
В глазах Глеба мелькнул испуг. Лицо его, и без того какое-то измученное, совсем посерело. Он приоткрыл рот, но ничего не сказал, только посторонился, пропуская подтянувшуюся ко входу большую группу туристов.
- Давай лучше поставим её к стенке лицом… - тихо проговорила Лукерья. - Ой, так она двусторонняя??? - на другой стороне иконы было тоже что-то изображено. - Идём-ка скорее отсюда, а то влипнем в… историю… - мрачно заметила она.
Впрочем, приходилось признать, что в историю они уже влипли… во всех смыслах…
* * *
- Возьми у меня наконец свою одежду… - Луша сунула шинель Глебу в руки, а шапку довольно бесцеремонно нахлобучила ему прямо на голову. Потом девочка стянула платок, в несколько слоёв обмотанный вокруг шеи, накинула на икону - прикрыла её, как смогла.
- Давай, застёгивайся скорее! И линяем, пока нас в милицию не забрали. Вы и так там переполох устроили. Весь музей на ушах… Ты чего?
Глеб, разинув рот, дотронулся до надетой на голову шапки и снова принялся шарить в рукаве, потому что в нём явно лежала… ещё одна шапка. Или нет?
- Что за ерунда, только что в руках держал и нет ничего… Упс-с! Рукав какой горячий! У батареи что-ли она висела, шинель-то?
Девочка изумлённо вскинула брови.
- Так значит ты её не в этот раз потерял? - Услышав про странности с шапкой, Лукерья заговорила загадками. - О, ну точно, - хлопнула она себя по лбу, - ты ж раздетый был, шинель и шапка в гардеробе висели. Ну-ну… Давно я догадывалась, что тебе - не впервой, - как бы между прочим проговорила она.
- Что - не впервой? - невольно насторожился Рублёв.
- По прошлому скакать не впервой.
- Откуда ты?.. Как это?..
- Ой, думаешь я нырка не отличу?
- Какого ещё нырка? - Глеб озадаченно потёр свой коротко остриженный затылок ладонью. Выходило, что он не одинок в своих странных блужданиях по времени?..
- Ну ладно, хронодайвера, если хочешь! Какой уж ты нырок, если сам всплывать умеешь.
- Хроно… э-э-э. кого?! - вылупился Глеб. - Как это - "всплывать"?!
- Ну ты ж вернулся из какого-то там века, или я с привидением разговариваю? Или… ты вообще, где нынче был-то? Шапку-то ты когда там оставил?
- Да не оставлял я шапку-то, без шапки я там… - Тут он слегка запнулся, прокашлялся и постарался как можно закончить увереннее: - Я без шапки был!
- Ой, так не твоя что-ли? - настала Лушина очередь удивляться.
Глеб сделал непонимающую гримасу, двумя руками снял с головы шапку, перевернул подкладом кверху.
- Моя! Подписана вон, Тоня мне подписала. - Он озадаченно уставился на Лушу. - Вот чудеса!
- Ого! - покачала головой Луша и опять произнесла непонятное: - Закольцевалась шапка!
Она насмешливо прищурилась, и забормотала что-то вроде: "Поноси, поноси пока, всё равно когда-нибудь потеряешь…"
- Чего? - Вконец растерявшийся Глеб схватился рукой за голову, качнулся, обалдело завёл глаза куда-то в небо…
Луша, не отвечая, пристально всмотрелась его в лицо. Выглядел Рублёв довольно бледно.
- Так, об этом потом, - махнула она рукой. - Давно не ел-то?
Вопрос был не праздный, хотя Луша, разумеется, твёрдо помнила, что утром они все вместе позавтракали.
Просто немалый опыт хронодайвинга говорил ей - трудно сказать, сколько времени провёл Глеб там - может в другом времени для него прошли сутки, а то и двое.
"Ну не полгода - точно", - усмехнулась Луша: шинель Глебу была по-прежнему впору… Хотя, может он растёт медленно, кто его знает, этого Рублёва…
- С утра…
- М-да? - Луша с сомнением вгляделась в его помятое серое лицо. - Обычно ты выглядишь гораздо …хм… лучше… Ладно, в любом случае пора бы нам уже пообедать, а потом все разговоры. А то они у нас длинные намечаются. Давай подальше отсюда отойдём, и я сразу Тоне позвоню, что ты нашёлся. И как там Руська ещё узнаем.
Они ринулись через сквер, мимо рогатого памятника Петру, хрустя утрамбованной гранитной крошкой под ногами - с каждым шагом уходя всё дальше, дальше от замка.
В самом конце аллеи Луша сочла возможным остановиться.
- А где они? Где Тоня с Русей? - спросил запыхавшийся Глеб, прижимая к себе наполовину обёрнутую в платок тяжеленную икону.
Луша выудила из кармана телефон.
- На скорой уехали… - не отрываясь от мобильника, процедила она. - Руськину руку зашивать.
- Чего?! Чем вы тут занимались-то без меня?!!
- Мы занимались?! Это ты чем занимался?! - Луша аж задохнулась от возмущения. - Ладно, позже расскажешь. А мы… Короче, из-за твоего малопрофессионального нырка Руся теперь однорукий бандит… хм, временно. Или времени… Точно - временно однорукий бандит времени, - глядя в телефон и набирая номер указательным пальцем, бормотала Луша.
Донеслись громкие гудки, затем ответил взволнованный женский голос.
Луша отрубила громкую связь, и поднесла трубку к уху.
- Тонь, у нас всё в порядке. Мы нашлись. Как Руська? О-ох…У-у-у… Ну его домой-то отпустят? Да? Когда? Ждёшь? Ну ладно. Да, сами пообедаем. Ой, а можно не дома? Не, мы суп не хотим… Ну можно? Да второй-то ключ всё равно у Руси в кармане остался. Да, есть у меня с собой деньги. Да, хватит, хватит. Ну, если он не собирается съесть десяток порций, конечно, - и Луша строго покосилась на Глеба. - Больше чем на две пусть не рассчитывает. Руське привет… - Окинув с ног до головы Глеба, который всячески сигналил, что и от него тоже "привет", Луша сунула телефон в карман и воскликнула с большим воодушевлением:
- Идём в кафе! Сегодня обедаем по-взрослому!
Серьёзный разговор
- Где ж ты был-то тогда?
Глеб молча пожал плечами.
Они зашли в кафе, набрали блинов с разными начинками, греческий салат, и пару булочек, чай в чайничке, и ещё огромный стакан сока для Глеба, и пирожное буше для Луши, и…
- Ой, наверное, хватит, - сказала Луша, критически оглядывая свой поднос.
Устроились у самого окна. Окна здесь были от пола до потолка, как Глебу и нравилось. Там, за окном уже близились ранние осенние сумерки. Струились по проспекту потоки машин, сновали пешеходы. Глеб любил наблюдать это движение со стороны, никуда не торопясь, сидя в тепле за столиком.
Тоня знала это, и поэтому водила его в кафе иногда, по выходным, и они вместе ели мороженое. Странное дело, в кафе Глеб почему-то всегда чувствовал себя героем какого-нибудь кино. В кино, особенно в иностранном, все разговоры в кафе происходят. Ещё там часто ограбления случаются. Ну или любовь какая-нибудь, что менее интересно, конечно, хотя…
Глеб искоса посмотрел на Лушу. Она уверенно уничтожала блин с помощью ножа и вилки, словно всю жизнь так и обедала, совершенно не замечая заинтересованных взглядов с соседнего столика. Один из спортивного вида парней-старшеклассников, разглядев Глебову морскую форму, уважительно кивнул, опустил глаза в тарелку.
Глеб невольно выпрямился. Он пригубил апельсиновый сок из высокого узкого стакана, одобрительно улыбнулся своей спутнице, и тоже взялся за блины.
- Осень… - отодвинув тарелку и прижав сложенную салфетку к губам, Луша уставилась в заоконные сумерки, обрызганные мелким холодным дождём.
Прохожие поднимали воротники, надевали капюшоны, выстреливали автоматами ярких складных зонтов. Тротуар намок и потемнел. Витрины и окна покрылось тонким блестящим пунктиром. Огни светофора, что высился напротив, задрожали, потекли ручьями по мокрому стеклу - зелёный, красный, снова - зелёный…
Отложив в сторону салфетку, Луша зябко поёжилась, накинула на плечи куртку.
- А там - жарища была…
* * *
Там… Глеб, только что довольно бодро оторвавший зубами кусок треугольником свёрнутого блина, так и не дожевав, застыл над тарелкой…
Янтарная лужица меда, блестящая на кружевном блинном крае, спортсмены в олимпийках за соседним столиком, плывущие за окном троллейбусы и мельтешащие пешеходы, яркий пластик столешницы - всё отодвинулось.
* * *
…Застучали копыта, зазвенели сбруи. Всхрапывали, вставали на дыбы кони. Взлетали под самый купол собора, к скорбному тонкому лику Спаса Вседержителя высокие, резкие выкрики ордынцев.
В нос шибанул исходящий от чужаков тяжёлый звериный запах немытого тела.
Сверху застучало, загрохотало. Глеб знал - это кривоногие, будто хромые на обе ноги всадники, спешившись, уже заползли на кровлю, прожорливыми чёрными муравьями облепили соборные башни и, отчаянно переругиваясь, полуослепшие от полуденного сияния, жадно обдирают золото с полыхающих под июльским солнцем высоких куполов.
Несло гарью.
Снаружи, где-то вдалеке, всё бился, бился на одной ноте бесконечный, пронзительный, исступлённый женский плач…
* * *
- Эй! Бога ради, не стекленей!
Рублёв очнулся, чувствуя, что кто-то бесцеремонно схватил его за нос. Луша? Глеб какое-то время ошалело смотрел на неё, не совсем понимая, где он.
Меж тем вид у Лукерьи был донельзя возмущённый.
- Мы в XXI веке, - нагнувшись через столик, сердито шипела она прямо в лицо Рублёву, - ясно тебе? И я намереваюсь в ближайшее время здесь и задержаться! Да-да! А не рыскать по прошлому в поисках одного нахимовца, который не умеет держать себя в руках…
В висках стучало. Глеб поморщился, крепко потёр лицо руками, словно желая как следует проснуться.
- Нырять прямо из кафе - неприлично! Что люди скажут! - всё не унималась Лукерья.
Рублёв молчал. Он сидел, уставившись в тарелку, обхватив голову руками. Наконец, взглянул на неё исподлобья, выдохнул кратко:
- Рассказывай.
Пожалуй, это прозвучало как приказ. Луша запнулась и смолкла. Она плюхнулась на место, поёрзала, поправила чёлку, вздохнула глубоко.
Глеб ждал.
Луша, покашливая, рассеянно водила пальцем по ободку пустой чайной чашки. Подобрать нужные слова было не так-то просто.
Наконец, решительно накрыв чашку ладонью, она начала свой рассказ.
* * *
Сначала - про музей рассказала. Про переполох, про разбитую витрину и сработавшую сигнализацию. Про Руськину руку. Про то, как волновалась Тоня. Про то, что его, Глеба, искали и не нашли…
Потом… Потом нужно было окончательно раскрыть карты. В смысле, уже про хронодайверов рассказать - всё как есть, без утайки. Что есть такие люди - ныряльщики во времени, и что они с Русей из их числа. Наверное, сумбурно получилось. Но он слушал, не перебивал.
- Руська сегодня утром в музее сразу понял, что происходит. Что ты вот-вот нырнёшь, - объясняла она. - Он, наверно, тебя удержать хотел, да не получилось. И следом нырнуть не успел - поранился… Когда больно, попробуй сконцентрируйся. А он… Короче, он и так весь паркет в музее кровью залил.
Луша невесело усмехнулась. Провела рукой по лицу, помолчала немного.
- И вот что. Нельзя же на глазах у всех исчезать! Хотя, если потом точно в нужный момент вернуться, чтоб секунда в секунду, мало кто поймёт, что случилось. Но это - большое искусство. Мы так пока не умеем… - вздохнула она с сожалением.
Луша нацедила из остывшего чайничка остатки полупрозрачного зелёного чая, сделала глоток, задумчиво отставила в сторону чашку.
- Я тебя искала в прошлом, и вроде куда нужно угодила. Только вместо Глеба Рублёва нашла его шапку… Наверное мы разминулись на какие-то мгновения… - Лукерья задумчиво накрутила прядку на палец. - Скажи-ка, давно с тобой такое происходит?
Глеб не сразу ответил.
- Не очень. - Он прижал ладонь к виску, поморщился - сильно болела голова. - Сначала я думал, мне такие сны снятся… Потому что под утро я просыпался в своей постели…
- Ничего себе! Удивительный ты человек, Рублёв! - Луша смотрела на него с нескрываемым изумлением - первый раз ей встречался нырок, который так легко умел возвращаться.
Глеб смутился, пожал плечами.
- Знаешь… Две недели назад, если по нашему времени считать, я там надолго задержался, - признался он наконец.
- Почему? Ведь ты же умеешь возвращаться?
Глеб молчал, машинально сгибая и разгибая красную бумажную салфетку. Салфетка незаметно превращалась в бумажный самолётик.
- Раньше у меня это само собой получалось. А тут… Может, оттого, что думал - возвращаться особо не зачем. Теперь-то понял, что дурак был. - Глеб посмотрел Луше прямо в глаза, устало улыбнулся. - И рад, что вернулся…
- Ты больше не делай, как сегодня. Никто из хронодайверов не исчезает открыто, у всех на виду… Это производит на людей не слишком благоприятное впечатление.
- Да я никуда и не собирался. Я просто вдруг подумал… Ладно, неважно. Если честно, я вообще не знаю, как это у меня выходит. Я не умею, вот как ты - захотела и - раз!
Глеб прицелился бумажным самолётиком в сахарницу. Самолётик ткнулся в её выпуклый белый фаянсовый бок и вяло шмякнулся на стол, распластав мягкие салфеточные крылья.
- Ну-ну, - хмыкнула Луша, вспомнив, как влепилась сегодня в церковный столб и сосредоточенно потёрла надо лбом ладонью, ощущая, что там, под волосами, образовался никому не видный, однако нехилый синяк. - Не думай, я не сразу научилась. И у меня был хороший учитель. Но скажи, зачем тебе туда понадобилось?
- Само как-то получилось… - уклончиво ответил он сначала, но потом всё-таки признался: - Я не ожидал её здесь увидеть… Понимаешь - смотрю, та самая икона… Я её ни с какой другой не перепутаю. Андрей её писал, понимаешь?…
- Андрей? Рублёв, что ли?!!
Глеб с усилием кивнул, облизал пересохшие губы.
- Он список делал - вот с этой, с древней, с Владимирской. - Глеб обернулся на прислонённую к стене позади диванчика, прикрытую платком икону. - Это я уже в другой раз видел, - пояснил он, - был у него в мастерской, за плечом стоял. Он ещё спросил меня так странно: "Ты никак помер, Глебушко?" Принял меня за видение, что ли? Я даже растерялся. "Нет говорю ему, жив пока…" Помнишь, вечеринка была с фокусами? Ну вот тогда…
- Так эта не та, что на выставке висит?
- Нет, Луша, - мотнул головой Глеб, и тут же пожалел об этом - на мгновение перед глазами всё поплыло. Он подождал немного, пока медленное вращение прекратится. - Это та, древняя, которую в 12 веке из Византии привезли, с неё первые списки и делали.
- Ты уверен?
- Да. У рублёвской - у неё, понимаешь, руки - как крылья, ну знаешь, как у журавля, что ли… И смотрит… так смотрит! И слёзы в глазах! А мне так грустно было после звонка этого, так погано… Туда снова захотелось.
А там, во Владимире - снова лето. Жаркое, прям как в тот раз. Думал, туда и вернулся. Только нет, другое оказалось лето, годом или двумя позже… Я только огляделся, сразу это понял - собор-то уже весь расписанный! А потом эти! Им всё по барабану, лишь бы награбить побольше… С неё, - Глеб кивнул в сторону скромно прислонённой к спинке диванчика иконы, - оклад содрали! Им же серебро да золото нужно, икона ни к чему. Бросили наземь, да и всё… И грека одного, священника тамошнего, - Глеб вдруг умолк, сглотнул судорожно, смял, скомкал в кулаке красный самолётик из салфетки. - Замучили, верно… до смерти замучили… А он, а его…
И, не договорив, как маленький, заплакал.