- Обыгрывают Брайена и Бриджит в покер, - отвечает Надж, как будто резаться в покер - самое нормальное дело на исследовательском судне в Антарктике.
Но у Мелани брови лезут вверх.
- А Ангел?
- Она уже тридцать баксов выиграла.
Прошу принять во внимание небольшую подсказочку: не стоит играть в покер с ребенком, который умеет читать мысли. Ничего, проиграют ей пару раз и быстро научатся.
- А ты здесь давно? - спрашиваю я Мелани от скуки.
Вообще-то, обычно я к людям с вопросами не особенно лезу, потому что а) не слишком им доверяю, б) мы обычно слишком быстро сматываемся, чтобы тратить время на расспросы и в) они чаще всего стараются нас укокошить. Так что чего с ними разговаривать? Единственные люди, которых я люблю, это моя мама и моя сводная сестра Элла.
- Пять лет. Я стала членом этой Антарктической команды пять лет назад. - Зажав маленькую пластиковую бутылку в железной клешне, Мелани опускает ее на веревке за борт. - Но только не постоянно. У нас частное финансирование. Случается, что деньги кончаются, и приходится выкручиваться.
Теперь ее очередь расспрашивать:
- А вы давно в бегах? Доктор Мартинез предупреждала, что надо быть особенно осторожными и следить за вашей безопасностью.
Решаю, что не будет особого греха, если я скажу ей всю правду:
- Мы живем сами по себе уже два года. А бегаем от преследования… где-то месяцев шесть… Не знаю точно, кажется, что уже сто лет.
Она сочувственно качает головой.
В этот момент на палубу вылезает Ангел, распихивая по карманам пачку купюр:
- Смотрите, киты!
37
- Чего?
Ангел кивает на океан:
- Киты! Мне всегда хотелось на них посмотреть.
Мелани достает образец воды:
- Ага, думаю, они тут могут скоро появиться. В этом регионе восемь различных разновидностей китов.
- Не скоро, а сейчас. Мы их сейчас увидим! - Ангел перевешивается через перила.
Мелани улыбается:
- Потерпи, они обязательно скоро появятся.
- Да нет же. Они уже здесь, - показывает Ангел на воду. - Им любопытно, что такое наш корабль. И еще они думают, что он ужасно воняет.
- Что… - не успевает спросить Мелани, как из воды выпрыгивает громадина, какой я в жизни не видала.
От неожиданности я ойкнула. Передо мной близко-близко, может, футов сорок от корабля, встала серо-черная кожистая стена, практически полностью закрывшая мне горизонт. Тело кита выросло из воды где-то на две трети и тут же плюхнулось обратно в океан со страшным плеском, чуть не перевернувшим нашу посудину.
Ангел улыбнулась.
- Это был горбатый кит. Горбатые киты - самые энергичные из китов. Они акробаты - ужасно любят попрыгать. Значит, ты думаешь, он любопытствует, кто мы такие?
- Это ОНА. - Ангел рассеянно поправляет Мелани. - ЕЙ любопытно. Но их там в глубине много.
Поль Карей сходит с капитанского мостика:
- Вокруг нас стая горбатых китов. Я только что засек их эхолотом.
Ангел с сожалением на него посмотрела, но промолчала.
- Как-то не верится, что они такие огромные. Сколько же их там? - спрашиваю я ее.
- Трудно сказать, - она задумалась. - Они все думают одновременно. Может быть, двадцать пять.
Мелани недоверчиво морщит лоб, а Поль только пожимает плечами.
- Там есть маленькие китята, - говорит Ангел. - Они хотят подплыть поближе, но их мамы не пускают. Взрослые киты знают, что кораблю здесь не место, потому что он сделанный, а не природный. Но они не сердятся. Им просто любопытно.
Поль посмотрел на Ангела:
- Ты любишь придумывать истории о том, что видишь? - Голос у него дружелюбный, и он совсем не пытается ее обидеть.
Ангел серьезно на него смотрит:
- Я ничего не придумываю. Ой! - Она поворачивается, и две секунды спустя еще один кит выпрыгивает из воды, даже выше и ближе предыдущего. И снова плюхается в воду. Смотреть на это ужасно интересно.
- Он перед нами воображает, - комментирует Ангел. - Настоящий подросток.
Мелани трогает ее за плечо:
- Похоже, мы чего-то не понимаем.
- Я не просто странная маленькая девочка, - говорит Ангел Полю, у которого слегка отвисла челюсть. - Вернее, я и есть странная девочка, но совсем не в том смысле, в котором вы думаете.
- Я не думаю, - начинает было Поль, но Ангел его останавливает.
- Вам должны были сказать или в каких-нибудь моих файлах должно было быть написано, что я слышу, что люди вокруг меня думают.
Ангел с сожалением похлопала себя по карману с выигранными в покер деньгами. Видимо, ей стало или совестно, или жалко, что больше покерный трюк с этой командой не пройдет.
- И не только люди, звери тоже. Я услышала, что думают киты, и вышла на них посмотреть.
Поль и Мелани потеряли дар речи.
Пора привыкать, с кем имеете дело, уважаемые коллеги.
38
Плыть три дня на "Венди К" из Аргентины в Антарктику было трудно. Сами на крыльях мы бы долетели часов за пять. Пару раз в день мы отправлялись в долгие полеты над океаном. Воздух был холодным, но не холоднее, чем на высоте в двадцать пять тысяч футов. Там тоже много ниже нуля. Оказалось, что холод в полете нам нипочем. А вот стоять на палубе - мороз до костей пробирает.
Тотал в конце концов сломался и согласился на маленькую пуховую куртку. Акела, когда была щенком, носила ее в холода ниже восьмидесяти градусов по Фаренгейту.
- Вижу землю! - вопит Газман с пятисотфутовой высоты. Там вдали, куда он показывает, виден как будто плывущий в океане белый остров.
Майкл Папа прищурился, вглядываясь за горизонт:
- Его скоро должно стать видно. Здесь воздух чистый и видимость отличная.
- Нам он уже и сейчас виден, - объясняю я ему. - У нас очень хорошее зрение, по-настоящему орлиное.
Он кивает, переваривая новую информацию, и я снова замечаю тот почти что завистливый взгляд, который время от времени бросают на нас все ученые. Раньше нашим способностям никто не завидовал. Оказывается, это даже приятно. Наверное, примерно так чувствует себя капитан победившей футбольной команды или королева красоты.
- Только почему-то мне кажется, что он серый. Странно, я думала, что все покрыто снегом? - спрашиваю я Майкла.
- Практически все. Но вдоль берега и на некоторых островах в океане есть тонкие полосы голых скал - там ледник оторвался от основной массы. А потом здесь ведь сейчас лето - в Южном полушарии все наоборот - поэтому льда и снега не так много, как обычно зимой.
- Я еще вижу красные дома.
- А я пока ничегошечки не вижу, - с сожалением качает головой Майкл. - Но ты права. Дома здесь обычно красят в красный или в ярко-зеленый цвет, чтобы они выделялись как можно больше.
- Чтобы их в снегопад, что ли, можно было заметить?
- Примерно так. Только снегопад здесь - это когда ураганный ветер носит по земле снег и лед. А новый снег здесь почти никогда не выпадает.
- Ужасно странно.
- Что странно? - спрашивает Клык, и я подпрыгиваю, неожиданно услышав его голос. Я обычно всегда слышу его шаги, а тут совсем не заметила, как он подошел. Последние два дня я его избегала. Держусь от него подальше и только со стороны наблюдаю, как он и Бриджит Двайер создают свое "общество взаимного восхищения". Если честно, она с ним не кокетничает, но они все время что-то делают вместе, и я только и вижу, как они то перед компьютером вместе усядутся, то над одной картой наклонились. И от этих идиллических картинок у меня в животе начинаются колики и сжимаются зубы и кулаки.
- Странно то, что здесь не идет снег, - спокойно отвечаю я ему, - и вообще мало осадков.
Клык кивает:
- Бриджит говорит, что здесь очень сухой воздух. Что практически нигде на земле суше не бывает.
- А как вам понравится предложение сойти с корабля? - спрашивает вдруг Майкл. - Рады, наверно, будете? Те красные дома - это станция Лусир. Мы там собираемся сделать остановку. К ним даже туристы каждый год приезжают.
- Я не знала, что нам еще с кем-то придется встречаться. - Не скажу, что совсем расслабилась на "Венди К" с нашими учеными, но я уже к ним привыкла. Думаю, что более спокойно я ни с кем и нигде себя чувствовать не буду. Поэтому начинать все по новой с какими-то новыми людьми мне совершенно не хочется. Особенно после взрывной пиццы в Вашингтоне.
- На Лусире постоянно живут и работают двенадцать семей, - успокаивает меня Майкл. - Всего сорок человек.
Мы с Клыком переглядываемся. Пора снова быть настороже.
39
Стихотворение, написанное Максимум Райд
Белый цвет - цвет маленьких кроликов
с розовыми носами;
Белый - цвет облаков в голубом небе;
Белый цвет - цвет мороженого в вафельной трубочке
И цвет ангельских крыльев и крыльев Ангела.
Белый цвет - цвет новых носков,
никем никогда не надеванных,
Только что вынутых из упаковки;
Белый - цвет хрустящих простынь в дорогущем отеле.
Белый цвет - цвет всего, что только видит глаз
на необъятные мили вокруг,
Если ты оказался случайно в Антарктике, спасая мир,
но не уверен, что справишься с этим.
Потому что, если увидеть еще хоть что-нибудь белое -
даже белый хлеб или чужое белье на веревке,
или даже счастливую белозубую улыбку,
то совершенно лишишься рассудка и начнешь
вечно толкать по Нью-Йорку тележку из супермаркета,
полную пустых консервных банок,
тихо что-то себе под нос напевая.
Это мое первое в жизни стихотворение.
Не Шекспир, конечно, но лично мне нравится.
Мы причалили на станции Лусир рядом с несколькими другими кораблями и буксирами. Прямо перед пристанью красные металлические здания на сваях.
- Они нас ждут, - говорит Сью-Энн, показывая на ближайшую конструкцию. - Пошли, познакомимся, и они покажут нам гостевые комнаты.
- Ладно, пошли, - я скрипнула зубами, и хлынувший в кровь адреналин запускает в душе и теле боевую готовность.
Здесь никакой зелени: ни деревьев, ни кустов, ни травы, ни сорняков. Здесь нет ни тротуаров, ни мусора, ни небоскребов, никаких машин. Этот населенный пункт совершенно не такой, как те людские поселения, которые мы видели когда-либо прежде. Внезапно выражение "полярная противоположность" обретает новый смысл.
- Здесь все равно что на Луне, - восхищенно говорит Надж. - Так чисто, просто стерильно.
- Мы исследователи! Мы увидим то, чего никто никогда не видел!
Что приводит Газзи в такой восторг, и что он надеется здесь увидеть - ума не приложу.
Гляжу на свою стаю. Все они немножко нервничают и сильно возбуждены. На корабле с командой ученых они чувствуют, что в их жизни есть настоящая цель. Важнее и нужнее, чем убирать свою комнату, нести дозор или добывать пропитание. И не важно, сочинили ученые эту цель, чтобы посеять у населения ненужную панику, или нет. Мои ребята считали, что они могут помочь человечеству. Совершенно очевидно, им необходимо навсегда забыть, что еще три недели назад мы сражались за свои жизни. Не понимаю, почему дети хотят ТАКОЕ забыть?
И вот еще, что меня беспокоит: если им здесь так хорошо, очень-очень хорошо, пойдут они снова за мной, когда придет время улетать? Потому что, что бы здесь ни происходило, как бы мы ни были здесь полезны, нам, в конце концов, все равно придется улетать. Мы всегда отовсюду улетаем.
Такой вот, дорогой читатель, у Макс трезвый взгляд на мир. Нравится тебе он или не нравится, это другое дело.
Игги с Клыком отвернулись от станции и смотрят на бесконечное белое пространство. На фоне белого снега Клык похож на статую, высеченную из черного мрамора. Он поворачивается и подзывает меня кивком головы.
- Господи, все совсем белое, куда ни глянь, - я прыгаю на месте, стараясь согреться.
- Ага, - откликается Игги странным голосом.
- Твоя слепота, Иг, здесь большого значения не имеет, - говорю я ему. - Здесь смотреть все равно не на что. Все белое - сплошные острые белые зубцы.
Клык дотронулся до моей руки, я гляжу на него, а он кивает на Игги.
- Я знаю, - говорит Игги. - Я вижу.
40
Смотрите, у меня есть теория. Может, это, конечно, абсолютная ерунда, но мне кажется, что полное отсутствие цвета имеет какое-то отношение к тому, что слепой парень вдруг стал видеть.
То, что он видит, это точно. Я помахала рукой у него перед носом, и он заморгал и дернулся назад.
- Ты что, спятила? - накинулся он на меня.
Челюсть у меня отвисла. Я недоуменно перевожу глаза с него на Клыка и обратно - с Клыка на него. Потом вижу, как Иг улыбается как никогда широко, от уха до уха. Мне хочется запрыгать от радости, взвиться в воздух и закружиться балериной, чего - уверяю тебя, дорогой читатель, - я никогда не делаю.
- Что происходит? Какие новости? - к нам подруливает Газзи.
- Игги видит, - говорю я, сама не веря своим словам.
Игги радостно поворачивается посмотреть на Газмана, мгновенно нахмурившись, замирает и как сумасшедший начинает тереть глаза.
- Прошло… Ушло… - признается он упавшим голосом.
- Что?
- Ты мог видеть? - спрашивает Газ.
С низко опущенной головой Игги отворачивается. Тяжело вздыхает и тут же выпрямляется:
- Нет! Я опять вижу! Я снова вижу белые горы!
Вот и получается, что Игги может видеть БЕЛИЗНУ. Очертания утесов и льдин, редкие серые скалы, торчащие из-под снега. Линию горизонта, где белая земля сливается с небом. А когда он поворачивается к серому океану и скалистому берегу - все разом исчезает.
Так мы стоим и глазеем, как Игги смотрит на белое пространство. В конце концов я совершенно окоченела:
- Мне холодно. Пошли внутрь.
Станция Лусир - это примерно пятнадцать металлических строений на стальных сваях. Некоторые из них, те, что один за другим взбираются на прибрежный холм, соединены друг с другом, как ступени гигантской лестницы. Другие поодиночке стоят на отшибе. Почти под каждым припаркованы мотосани и снегоходы.
Взбираемся по лестнице, и Игги снова приходится держаться за край моей куртки и сосредоточенно прислушиваться к звуку шагов и малейшему шороху вокруг. Я спиной чувствую его разочарование.
Входная дверь этого строения ведет в предбанник, или сени. Там мы снимаем куртки и только тогда проходим дальше в следующие двери, ведущие в саму станцию.
Знакомимся с новыми учеными, которые здесь живут и работают. На их любопытные взгляды и немые вопросы стараемся не обращать никакого внимания.
Нам показали гостевое помещение. Оно в отдельном строении. Маленьком, но удобном и уютном. В одной комнате сплошные койки в четыре этажа, крошечная гостиная, кухня, еще меньше, и ванна.
- Эй, - Бриджит стучит в нашу дверь. - Хотите посмотреть на пингвинов?
- Мы-то, конечно, хотим, - с горечью откликается Игги. - Только скажи им, пусть встанут на белом фоне.
Мы с Клыком переглядываемся. У нас почти у всех недавно проявились новые способности. Может, настала очередь Игги? Может, вернувшееся зрение будет его новой способностью?
И еще один вопросик: Когда начнется наше хваленое спасение мира?
41
Ассистент Обер-директора отрывается от компьютерного монитора:
- Мутанты прибыли на станцию. Все идет по плану.
Обер-директор кивнуть не может - вместо этого он моргает:
- Они все вместе? Вы уверены, что никто из них не остался на корабле?
- Никто, сэр. - Ассистент показывает на экран и нажимает кнопку. На мониторе тут же появляется несколько мутное изображение шестерых крылатых детей, гуськом марширующих по ледяной равнине к домикам станции Лусир. Потом экран разделяется пополам и на второй половине возникает фотография, снятая в камбузе "Венди К". Ассистент быстро увеличивает изображение детей, идущих к станции, и сравнивает их с лицами на фотографии. Совпадение стопроцентное.
- Все шестеро на месте, сэр.
- Прекрасно, - говорит Обер-директор. - Пошлите сообщение нашему резиденту, чтобы действовал согласно существующим указаниям.
- Слушаюсь, сэр. Будет исполнено. - Ассистент поворачивается обратно к компьютеру.
Обер-директор посылает мысленный приказ, и мгновение спустя открывается дверь. В кабинет вваливается колоссальное существо, чуть ли не семи футов ростом и трехсот пудов весом.
- Это ты, Гозен? - спрашивает Обер-директор.
Ассистент в своем кресле одеревенел от страха. Если от присутствия солдат его просто мутило, то этот монстр неизменно приводит его в содрогание. Он не только нечеловечески огромен, его человеческое лицо приляпано на тело Франкенштейна. Сияющая изогнутая металлическая пластина покрывает верхушку голого черепа там, где не удалось нарастить кожу. Одна рука на фут длиннее другой, а в пальцы на ней вставлены стальные шипы. Другая рука, серо-зелено-синяя, как будто в нее никогда как следует не поступала кровь, неимоверно жилистая и мускулистая - результат введения гормона человеческого роста прямо в мышечную ткань.
Лицо у него вполне человеческое, но стоит только этому чудищу заговорить, как на челюстях под кожей четко проступают винты и болты. Всего пару дней назад ассистент видел, как Гозен схватил на лету птицу, свернул ей шею, просто так, от нечего делать, и отбросил прочь легкое, пестрое тельце. Совершенно непонятно, есть ли у него какое-нибудь, пусть хоть слабое, понятие о добре и зле. Кажется, единственное, чем он наделен, это неимоверной силой. Больше ничего в него не заложили и не запрограммировали.
- Гозен, - чудовище подходит к креслу, внимательно и почтительно внимает словам Обер-директора. - Пора готовить твои отряды. Подходит время начинать операцию захвата.
- Есть, мой повелитель, - откликается Гозен, не двигаясь с места, голосом диктофона, у которого садятся батарейки.
Ассистента бросает в холод.
42
Как выяснилось, спасение мира началось сразу на следующий день.
Если ты, дорогой читатель, сомневаешься, что игра с пингвинами может иметь какое-то отношение к предотвращению апокалипсиса, нестрашно. Я тебе сейчас все объясню.
- Смотрите, смотрите! Я пингвин, - кричит Ангел. Валится на живот и стремительно несется вниз по крутому снежному склону. Внизу ее поджидают двадцать хлопающих крыльями императорских пингвинов.
- Теперь я! - Газзи не дожидается, когда Ангел отойдет в сторону, и с безумным кудахтаньем бросается съезжать с горы. Врезается в Ангела, Ангел врезается в пингвинов, которым, конечно же, следовало бы быть повнимательнее. Две большие тяжелые птицы валятся как подкошенные, и одна из них наваливается прямо на Газзи. Из него мигом вышибает дух - мне слышно это даже там, где я делаю записи моих научных наблюдений.
Приведу здесь, к слову, образец моего вклада в науку.
Место: Станция Лусир, Антарктика.
Дата: Напомните мне заполнить эту графу позже.
Время: Трудно сказать. Здесь сейчас полярный день, солнце не заходит, а свои часы я сто лет назад отдала в заклад.
Объект наблюдения: императорские пингвины.
Количество: Двадцать семь взрослых птиц. Самцов от самок на глаз не отличишь, а брюшные складки у них рассматривать я не полезу. Двенадцать здоровых активных птенцов. Пять детей породы Авиан-Американ.