- Мы с вами ни в чем не похожи, мадам Плонк, - довольно нелюбезно отрезала Отулисса. Глаукс милосердный, да есть ли на дереве две более разные совы, чем она и мадам Плонк? Тем не менее Отулисса видела, что знаменитая певица чем-то очень расстроена и чуть не плачет. - Что случилось, мадам Плонк? - гораздо более участливо спросила она, хотя ее так и подмывало добавить: "Хотя я очень сомневаюсь, что смогу хоть чем-то помочь в ваших проблемах!"
- Это все из-за моей чашки, - простонала мадам Плонк, и глаза ее наполнились слезами.
- Вашей чашки? - опешила Отулисса. "Это что еще за бред?" Глядя на то, как певица сокрушенно скребет себя когтем по груди, могло показаться, что чашка - это какой-то ее внутренний орган, вдруг вышедший из строя. - Мадам Плонк, боюсь, я не вполне вас понимаю. Что за чашка?
- Моя коронационная чашка! Она у меня уже столько лет, столько лет, - бурно зарыдав, мадам Плонк съежилась на жердочке, сразу став похожей на небольшой сугроб из белых перьев.
- Возьмите себя в когти, мадам Плонк! - пристыдила ее Отулисса. - Нельзя так распускать себя.
Подняв голову, полярная сова устремила на нее скорбный взгляд и спросила:
- Неужели вы не помните? Вы же сами помогли мне разобрать цифры и имя на чашке. Вы предположили, что цифры - это дата коронации, и с тех пор я стала называть свою чашку коронационной. Ах, душечка, я ведь не так умна, как вы и ваши товарищи.
"Куча погадок!" - воскликнула про себя Отулисса. Разумеется, вслух она этого не сказала, ведь это было очень грубое выражение, которое, впрочем, само собой слетало с клюва, стоит припомнить что-то забытое. Теперь Отулисса отчетливо вспомнила, о какой чашке идет речь. Очередная безделушка, купленная мадам Плонк у торговки Мэгз. На чашке была изображена королева Других с короной на голове и таким спокойным достоинством во всем облике, о котором бедная мадам Плонк не могла и мечтать. И еще там были написаны цифры. "Один-девять-пять-три. Да-да, теперь я точно вспомнила".
- Королева Е, вы помните, душечка?
- Да, мадам Плонк, я вспомнила. Правда, мне до сих пор не понятно, как может королевское имя состоять из одной буквы. Никогда не читала о такой традиции. Возможно, остальные буквы стерлись от времени? Хм-м, любопытная версия… Но в чем проблема, мадам Плонк?
Этот вопрос вызвал новую бурю рыданий. На этот раз мадам Плонк свалилась с жердочки и принялась патетически колотить крыльями по полу дупла. Возможно, она слегка переигрывала, упиваясь своими страданиями, но когда певица снова заговорила, желудок у Отулиссы сжался от самой настоящей жалости.
- Вы не представляете, как много она для меня значила! Ах, милая, вы только вообразите, какое это было чудо: каждое утро, после того как свет поглотит ночную тьму, я спою свою "Ночь пройдет" и все совы разлетятся спать по своим дуплам, я возвращалась к себе, садилась на ветку перед дуплом и пила молочниковый чай из своей любимой чашки. Этот маленький ежеутренний ритуал не только укреплял мой голос, но и поднимал настроение. Я видела и смотрела, как солнце медленно выползает из-за горизонта, и душа у меня пела.
"Великий Глаукс, сколько поэзии!"- растроганно подумала Отулисса, глядя, как мадам Плонк смахивает крылом слезу.
- А теперь - вы можете себе представить?
- Что представить, мадам Плонк? - мягко спросила Отулисса.
- Они хотят - нет, требуют! - отобрать у меня мою коронационную чашку!
Выкрикнув эти страшные слова, мадам Плонк снова зашлась в рыданиях. Отулисса растерянно смотрела на содрогающийся комок белых перьев. "Великий Глаукс в глауморе, что мне делать с… с этим?" Тихонько вздохнув, она ласково спросила:
- Кто именно хочет забрать вашу чашку? Мадам Плонк мгновенно перестала плакать и, вскинув голову, твердо отчеканила:
- Не просто чашку, а коронационную чашку королевы Е!
- Очень хорошо, мадам. Итак, кто хочет отобрать у вас коронационную чашку королевы Е?
- Как кто? Служители алтаря!
- Енотий помет! - взорвалась Отулисса. - На что им сдалась ваша чашка?
- Они хотят ссыпать в нее священную золу угля.
- Глаукс, это уже переходит все границы! - в бешенстве воскликнула Отулисса. Похоже, так оно и было, если даже мадам Плонк, до сих пор с радостью принимавшая участие во всех этих варварских ритуалах, теперь была в таком возмущении. - Я не знаю, когда это идиотство закончится, но не сомневаюсь, что Примула с радостью вам поможет, - быстро заговорила Отулисса. - Она ведь тоже одна из служительниц?
- Да, но она… Она… Ах, просто не знаю, как это сказать… Вы не поверите, но ей все это нравится! Бедняжка Примула очень сильно изменилась, даже Эглантина это признает. Вы слышали, что она сейчас сочиняет пьесы?
- Да я слышала. Говорят, у нее неплохо получается.
- И это странно, вы не находите? Видите ли, в последнее время у нас у всех, если можно так выразиться, открылись новые возможности. Взять хотя бы меня - я никогда не могла брать самые высокие ноты в лунной кантате, но после того, как на острове появился уголь, у меня вдруг все получилось, - мадам Плонк помолчала, а потом ее желтые глаза вдруг стали злыми и непреклонными: - Все это, конечно, очень хорошо, но… НО Я НЕ ЖЕЛАЮ ОТДАВАТЬ ИМ СВОЮ КОРОНАЦИОННУЮ ЧАШКУ!
- Но что я могу сделать, мадам Плонк?
- Спрячьте ее, Отулисса! Умоляю вас! Никому и в голову не придет искать такую редкую и прекрасную вещь у вас, - мадам Плонк с плохо скрытой жалостью обвела глазами пустое дупло.
Впоследствии Отулисса никак не могла понять, что заставило ее согласиться. Возможно, она сделала это в знак протеста против всеобщего помешательства и творившихся на дереве безобразий. В самом деле, какое право имели эти чокнутые совы брать чужие вещи для своих идиотских ритуалов? Прислужники священного пепла! Глаукс, да неужели они не понимают, насколько это смешно? Просто не верится, что Примула, всегда считавшаяся умной совой и одной из самых ответственных спасательниц острова, могла купиться на такую ерунду! "Нужно будет серьезно поговорить с ней!" - решила Отулисса. Но, подумав хорошенько, она вынуждена была отказаться от этой мысли. Чашку можно спрятать, но однажды сказанные слова обратно в клюв не засунешь! Отулисса прожила на Великом Древе немало лет, но только в эпоху так называемого золотого века совы стали остерегаться сказать лишнее. Впервые за всю историю острова здесь перестали говорить то, что думают. Если так пойдет и дальше, то прославляемая эпоха величайшего процветания дерева может стать началом его гибели.
Отулисса отдала бы все на свете, чтобы вместо этой слащавой позолоты наступила настоящая пора белого дождя, когда ягоды приобретают цвет выбеленных солнцем костей, а облетевшее дерево, похожее на обугленный скелет, угрюмо и величественно вздымает голые ветви в серое зимнее небо.
Глава XIV
Что сказал кролик
Корин знаком велел стае остаться на ветке, на которую они только что опустились, а сам бесшумно слетел вниз и уселся рядом с кроликом, стоявшим в лужице лунного света. Тот даже ухом не повел в его сторону, продолжая пристально смотреть на паутину. Говоря откровенно, это был далеко не самый импозантный представитель кроличьего племени. Низенький, толстенький, с невзрачной буровато-сероватой шкуркой - иными словами, самый заурядный кролик, если, конечно, не считать белого пятнышка в виде полумесяца на лбу: Это была метка чтеца паутины, загадочного кролика, умеющего видеть в паучьих сетях фрагменты настоящего, прошлого и будущего. К сожалению, эта информация чаще всего оказывалась настолько смутной и непонятной, что кролику редко удавалось сложить воедино разрозненные кусочки головоломки.
Они не стали обмениваться приветствиями, а кролик даже не подумал оторвать взгляд от паутины. Казалось, они вообще не расставались и продолжают вести когда-то начатый разговор.
- Черные перья, пепел, кости… Уже сейчас? Было тогда? Или только будет?
Корин знал, что лучше не задавать уточняющих вопросов, поскольку полученный ответ может еще больше все запутать, но все-таки не удержался:
- Это обо мне, да?
На этот раз кролик медленно обернулся и смерил его снисходительным взглядом.
- Обо мне! - передразнил он. - Только и слышишь от вас - я, мне, про меня! Молодежь, одно слово. Уж, кажись, королем стал, а все одно и то же - я, я, я…
Четыре совы слетели вниз и окружили кролика.
- Я бы очень хотел вам помочь, да не получается, - вздохнул паутинный прорицатель. - Вы ведь ее ищете, да? - Он не произнес имени Ниры, да в этом и не было необходимости. Совы дружно кивнули. - Я увидел только эти три картинки: черные перья, зола и кости. Надеюсь, Корин объяснил вам, что мне дано видеть только разрозненные фрагменты? Иногда мне удается составить целую картинку, но на этот раз задачка слишком сложная. Я вообще не уверен, настоящее это все или просто… видимость! - с досадой воскликнул кролик. - Можно сказать, что в паутине я вижу или клочки, или шепот.
- Ты видишь шепот? - изумленно ухнул Сумрак.
- Ш-ш-ш-ш, - шикнул на него Копуша. - Не надо все воспринимать так буквально!
- Вот именно, - кивнул кролик. - Клочки менее ценны, чем шепот, ведь они всего лишь обрывочные нити мечтаний или сновидений. А шепот может быть отголоском чего-то настоящего. Если видения можно образно назвать облаками сновидений, то шепот - это эхо.
- Разве у шепота есть эхо? - снова не удержался Сумрак.
- Я задавал себе этот вопрос. Всякий, имеющий разум, скажет, что у шепота эха не бывает. Верно? - Кролик уставился на сов, и они дружно закивали головами. - А если это шепот в пещере?
В тот же миг ослепительная вспышка озарила желудок Корина.
- Кости! Перья! Пепел! Пещера! Она в пещере!
- Пещер на свете много, Корин, - мягко напомнила Гильфи.
- Нет, ты не поняла. Она в той самой пещере!
Четверо сов недоверчиво переглянулись.
- В каньонах, в пещере, где состоялась Последняя церемония моего отца. Ей нужны его кости или хотя бы пепел, оставшийся после их сожжения!
- Великий Глаукс! - охнул Копуша. - Пепел, оставшийся после Последней церемонии! Крит тоже собирала пепел сов, сожженных на погребальных кострах. Она использовала его для самых ужасных опытов и могущественных заклинаний.
Сумрак вдруг стал очень серьезен. Он посмотрел на Корина, и серые перья на его голове вдруг засеребрились в лунном свете.
- Ты говоришь о той самой пещере, где я когда-то убил твоего отца, Клудда, и где Чистые провели церемонию Клеймления?
Клеймлением совином мире называли погребальную церемонию, во время которой тело погибшего вождя предавали огню.
- Да, - кивнул Корин. - Чистые день и ночь сторожили тело моего отца, чтобы оно не стадо добычей стервятников, а когда от Клудда остались только кости, они сожгли их.
- Все это очень странно, - заметил Сорен, - во время Последней церемонии принято сжигать тело целиком. Зачем дожидаться, пока от умершего останется один скелет?
И тут с Корином произошло нечто странное. Несколько мгновений он смотрел на дядю широко вытаращенными глазами, а потом моргнул. Сорен сразу понял, что племянник не изумлен вопросом, а потрясен невесть откуда взявшимся ответом, и похолодел от страха.
- Я уже говорил тебе, дядя, - медленно заговорил Корин, и каждое его слово куском льда падало в желудок Сорена, - что моя мать питала особую слабость к странным, жестоким и кровавым ритуалам, которые есть не что иное, как отголосок древних хагсмарских обычаев. Из легенд мы знаем, какой силой обладает пепел от сожженных костей…
- Но Нира не читала эти легенды! - перебила его Гильфи, и в голосе ее послышалось плохо скрытое отчаяние.
- Ей не нужно было их читать. Она их чувствовала, - просто ответил Корин.
- Ну вот, - пробормотал кролик, вновь поворачиваясь к своей паутине. - Значит, это был не клочок, а все-таки шепоток. Так я и думал.
- Это была правда? - буркнул Сумрак. - Ну что, полетели?
Когда пятеро сов вновь поднялись в зимнюю мочь, Сумрак мрачно подумал про себя: "Я убил его один раз и убью во второй, если она надумает его оживить. И ее убью тоже!"
А в это самое время в далекой пещере в глубине каньонов одинокая сова сидела над страницами старой-престарой книги. Ночь выдалась почти безлунной, лишь тонкая серебряная пушинка висела в черном небе, но если бы кто-нибудь в этот час заглянул под своды пещеры, ему показалось бы, будто луна сошла с небес и спряталась под землей. В кромешной темноте огромное лицо совы казалось огромным сияющим шаром, испещренным трещинами и кратерами боевых шрамов.
- Я еще не проиграла борьбу за уголь, Страйкер, - негромко сказала Нира своему верному лейтенанту. - Я появилась на свет в ночь лунного затмения, как и мой сын Нирок, - продолжала она, а про себя добавила: "Никогда в жизни я не назову его Корином!" Последние годы не прошли для Ниры бесследно. Сейчас в ней было нелегко узнать прежнюю величавую красавицу, некогда считавшуюся прекраснейшим экземпляром Тито Альба и прелестнейшей из всех когда-либо живших под луной сипух. Ее черные глаза утратили свой блеск, а старый шрам, наискось пересекавший лицо, превратился в уродливый красный рубец. Но самые заметные изменения произошли с огромным белым лицом Ниры. Всем известно, как гордятся сипухи своим уникальным лицевым диском в форме сердечка, а лицо Ниры когда-то славилось особым изяществом. Но теперь короткие золотисто-рыжие перышки, еще недавно ровной каймой очерчивавшие ее лицевой диск, приобрели грязно-бурый оттенок и некрасиво торчали во все стороны, а в некоторых местах перья совсем поредели, обнажая безобразные проплешины.
Нира пристально смотрела на Страйкера, ожидая его ответа.
- Да, мать-генеральша знаю. Я ведь, так сказать, лично присутствовал - конечно, не когда вы изволили вылупиться, а когда на свет появился ваш сынок, Нирок. Мне ли не помнить то затмение!
- А знаешь ли ты, что значит родиться в ночь лунного затмения?
Никто не назвал бы Страйкера титаном мысли, однако он был гением выживания и за долгие годы службы научился безукоризненно подыгрывать своенравной матери-генеральше. Вот и сейчас он сразу почувствовал, что Нира готова поделиться с ним крупицей бесценного знания. С тех пор как Страйкер раздобыл для нее эту ветхую книгу, Нира просиживала над ней целыми днями, позабыв о сне и отдыхе.
- Не знаешь? Так я тебе расскажу! - со счастливым вздохом воскликнула Нира. Впервые за долгое время Страйкер видел ее такой довольной. Да и то сказать, в последнее время поводов для радости было маловато. Большая часть Чистых погибла, остальные разлетелись кто куда. Многие улетели в Северные царства, надеясь затеряться среди льда и бескрайних заснеженных просторов, часть укрылась в Дали, а остальные просто решили начать новую жизнь, навсегда забыв само слово "Чистые". Таким образом, из всей огромной армии Чистых теперь осталось только пятеро: Нира, Зверобой, Страйкер, Спайк и Бормотун.
Кроме того, у них появились два новобранца оба немолодые, не сипухи и не из Южных царств, а с далекого севера. Короче говоря, во времена господства Чистых Нира с ними и разговаривать бы не стала. Это были дряхлый старик из семейства пятнистых совок и сопровождавший его кильский змей, который оказался весьма умен, если только не заливал глаза морошниковым вином. Старую совку звали Ифгар, и он назвался родным братом легендарного Эзилриба. Оба они - и сова и змея - были стары, как время. Ифгар едва мог летать и все больше сидел, погрузившись в полудрему. Однако оба новобранца отлично разбирались в военном деле, были сведущи в стратегии и тактике войны, а главное, знали толк в ледяном оружии. Всем известно, что Ночные стражи выиграли битву в каньонах, а также великую битву Огня и Льда благодаря ледяному оружию и своевременно подоспевшему подкреплению из Северных царств. С тех пор совы Великого Древа многократно усовершенствовали свои воинские навыки и каждый год посылали экспедиции на сбор нового ледяного вооружения. Страйкер рассчитывал, что старик и змей помогут им овладеть этим хитрым искусством.
- Сейчас я расскажу тебе о знамении лунного затмения, - проговорила Нира. Склонив голову набок, она заговорила деловито и сухо, как настоящая ученая: - Видишь ли, дорогой Страйкер, если сова появляется на свет в ночь лунного затмения, то над ней можно произнести особое заклятие, дающее новорожденной невиданное могущество. Именно в такую ночь родились Хуул, которого многие считают первым великим королем, я и мой сын Нирок. Скоро наступит очередное лунное затмение, и с помощью этой книги, которую ты столь любезно раздобыл для меня, я смогу сотворить нечто особенное!
- Украсть уголь? - выпалил Страйкер.
- Нет, дурак! При чем тут уголь? В эту ночь я смогу преобразовать уже рожденное существо. На этот раз я сделаю его лучше… гораздо лучше, чем он был раньше.
Тусклые глаза Ниры еле заметно заблестели, как будто в них снова вспыхнула маленькая, давно погасшая искра.
Глава XV
Первая заключенная
Отулисса смотрела сквозь зарешеченное отверстие дупла. Может быть, ей это снится? Тюрьма на Великом Древе! И она, Отулисса - первая заключенная!
Она посмотрела через прутья на зимнее небо. Лиловые сумерки уже спустились на остров, и Отулисса с трудом разглядела вдалеке четыре точки - одну большую и три поменьше. Это же Пелли и три ее Бэшки - Баша, Блайз и Белл! Как она могла забыть, ведь у малышек сегодня церемония Первого полета! Странно только, почему Пелли подняла дочек в небо до наступления темноты, в лиловые сумерки? Конечно, на острове можно не бояться нападения ворон, ведь эти трусливые и слабые птицы редко осмеливаются перелетать через море Хуулмере. Подобно древним хагсмарам, вороны боятся соленой воды и избегают мочить перья. Внезапно Отулиссу осенило. Ну конечно, как она могла забыть! Согласно новому правилу, церемонии Первого, полета отныне проводились в Храмовом дупле, где совята должны были летать вокруг алтаря с углем и пеплом. "Они совершенно обезумели! Первый полет должен проходить в звездном небе, а не в тесном дупле над идиотским алтарем с потухшей золой!" - вздохнула Отулисса. Теперь она всерьез тревожилась за Пелли и ее деток. "Надеюсь, она понимает, что делает? Как бы у нее не было неприятностей от новых властей!"
Совсем недавно Элван и Гемма провозгласили, что отныне определенные слова и действия будут считаться "святохульством", то есть тяжелейшим оскорблением священной природы угля. По мнению Отулиссы, это их поведение было самым настоящим святохульством! Великий Глаукс, да они устроили на Великом Древе тюрьму - разве это не святохульство по отношению ко всему, во что верили совы на протяжении долгих веков? Что может быть более тяжким оскорблением самой природы Великого Древа, чем превращение его дупла в узилище? Это было возмутительно, немыслимо, преступно! Но невероятнее всего было то, что все это случилось из-за дурацкой коронационной чашки, которую Отулисса спрятала в своем дупле по просьбе мадам Плонк! Крепко зажмурившись, узница вспомнила кошмарные обстоятельства своего ареста.
Сначала к ней заявилась Гемма. Вид у нее был самый внушительный, а когда она заговорила, то ее редкие надбровные кисточки затряслись в такт словам, словно хотели дополнительно подчеркнуть их смысл.
- У нас есть сведения, что вы незаконно храните у себя предмет, реквизированный для проведения великой вигилии пепла.
Отулисса слыхом не слыхивала ни о каких идиотских вигилиях, но вслух говорить этого не стала, а лишь вежливо спросила:
- Что за предмет?