- А моя мама в отряде Лесника работала связной. Хотя была она тогда девочкой.
И подумал Федос, что вот живет он с дядей Петрусем сколько времени под одной крышей, а не знает, что был дядя знаменитым партизанским командиром и что могилы его боевых товарищей разбросаны по полям и лесным опушкам.
"В чистом поле, под ракитой…"
В комнате темно. Светлыми пятнами выделяются окна. Сдержанно, глуховато звучит голос дяди Петруся.
- …Попал к нам Михась Шапеня не совсем обычным путем. С отрядом шел я на боевое задание. Остановились в маленькой хатке у самого леса. Решили дождаться ночи и двигаться дальше в темноте, чтобы не заметили нас фашисты. Я и мой начальник штаба развернули трофейную немецкую карту.
В это время и привел часовой коренастого крестьянского парня лет девятнадцати, в грубой домотканой рубахе.
- Кто такой? - спросил я его.
- Здешний я. Шапеня. Хата наша вон за теми дубами.
- Отец где?
- В Красной Армии.
- За что задержали? - спрашиваю часового.
- В отряд просится, товарищ командир. Говорит, что стрелять умеет.
- А из чего стрелять-то? - спрашиваю парня. - У нас оружия и так не хватает.
Парень растерялся сначала. Потом тряхнул головой, серыми глазами сверкнул:
- Оружие достану, товарищ командир.
- Вот когда достанешь, тогда и приходи. Поговорим.
- А где же я вас найду?
- Там, где вражья кровь водою льется, где фашист плачет, а не смеется…
- Ха! Здорово вы ему! - сказал Федос. И еще ближе придвинулся к дяде Петрусю.
- Иначе нельзя было. Не могли же мы каждому встречному свои планы выдавать. О них и в отряде-то не все знали. Да ты слушай. В следующее воскресенье утром в районный центр, где находился фашистский гарнизон, потянулись люди. Одни по вызову оккупационных властей, другие - обменять кое-что на соль. Районный центр окружен был полицейскими постами, дзотами, пулеметными точками. Усиленная охрана стояла у всех въездов в местечко.
У одного из дзотов дежурили два полицая в черных шинелях с серыми воротниками и нарукавниками. На головах пилотки черные. За такую форму да за дела черные прозвал их народ "Черными воронами".
На плече одного - винтовка. У ног другого - ручной пулемет. Каждого остановят, кое-кого обыщут.
Около полудня на дороге парень появился.
- Стой! - скомандовал полицай с винтовкой. - Куда лыжи навострил?
- Не видите, что ли? В партизаны.
Шутка понравилась. Засмеялись полицаи. Тот, который у пулемета стоял, привычно бросил:
- Документы давай.
Парень к полицаям вплотную приблизился, руку в карман засунул. Словно бумажку там ищет.
Полицаи ждут.
Но вместо документа выхватил парень из кармана молоток. Большой, как у печников бывает.
И вот уже один полицай рухнул на землю. Второй побледнел, отшатнулся, с плеча винтовку сорвал. Да выстрелить не успел. Парень бросился к нему, свалил и его.
Все это произошло в считанные секунды. Парень схватил пулемет и винтовку и помчался к кладбищу, которое виднелось на ближнем холме. Даже обыскать убитых, снять с них патроны времени не оставалось: рядом - караульное помещение. Там остальные полицаи.
Спрятавшись за ближайшим домом, чтобы перевести дыхание, смельчак оглянулся и увидел, что по дороге едут на подводах фашисты, пушку небольшую за собою тащат. Еще минута-другая - и подкатят они к дзоту, увидят убитых полицаев, поднимут тревогу. И ясное дело, оцепят округу.
Решение созрело мгновенно. Едва подводы с фашистами поравнялись с тем местом, где стоял парень, застучал пулемет. В упор. Передние солдаты падали, сраженные пулями. Остальные соскочили с подвод, залегли, открыли ответный огонь. Стреляли во все стороны, не разобравшись, откуда били по ним.
Услышав стрельбу, высыпали из караульного помещения полицаи. Они увидели убитых часовых и с криком "Партизаны! Партизаны!" залезли в дзот и оттуда открыли шквальный огонь в ту сторону, откуда шла пальба, то есть по фашистам.
Фашисты в свою очередь развернули пушку и давай палить по дзоту.
К посту подошло подкрепление. В бой вступили минометы.
Только спустя полчаса обе стороны опомнились.
- А парень этот погиб, да? - спросил Федос.
- Нет. Пока фашисты со своими прихвостнями сражались, он до кладбища добрался. Оттуда ползком - до самого леса. До ночи бродил, а ночью на него мои разведчики наткнулись. Так мы с ним второй раз встретились. И уж теперь долго не расставались.
- Так это был…
- Конечно, он. Михась Шапеня… - Дядя Петрусь помолчал, закурил. Огонек сигареты то вспыхивал, когда лесник затягивался дымом, то капелькой крови еле-еле тлел в темноте. - Был у Шапени еще один талант. Оказался он гармонистом, да каким! В село, бывало, придем, агитаторы наши, если обстановка позволяет, народ соберут, сводку почитают. О том, как Советская Армия и партизаны фашистов бьют, расскажут. А потом Шапеня свою гармошку растянет да как заиграет "Широка страна моя родная", "Катюшу" или "Синий платочек"! Не поверишь, поди, а ведь плакали люди…
Дядя Петрусь последний раз затянулся, потушил окурок.
- Особенно нравилась всем песня "В чистом поле, под ракитой…".
Однажды нам сообщили, что в район прибыли каратели. Командование бригады выслало вперед наш отряд. Мы хотели устроить засаду, чтобы первыми ударить по врагу. Но он нас опередил - на войне всякое бывает.
В открытом бою партизанам долго сражаться не с руки. А тут еще к фашистам подкрепления прибывать стали. Мы увидели, что нас обходят, чтобы окружить. А с боеприпасами не очень-то у нас.
Решили: фашистов задержать, отряд сохранить.
Приказал ребятам отступить. Для прикрытия вызвал группу добровольцев. Многие захотели в нее войти. Отобрал шестерых. Михася Шапеню командиром назначил. Дали мы им побольше патронов, гранат.
Группа Шапени задержала врага. Отряд тем временем из ловушки выбрался.
Как рассказывали потом, Михась собрал своих ребят и сказал:
- Баста, братцы, выполнена задача. Наши, но всему видать, ушли. Пора и нам удочки сматывать. Только всем вместе не выйти. Давайте так: вы все - через ельник к болоту. Я прикрою. У меня два полных диска и лимонка.
- А сам?
- Выберусь. Не первый раз.
Партизаны умели отходить быстро и неслышно. Были и сплыли. Словно растаяли.
Через несколько минут фашисты перешли в атаку. Шапеня принял бой. Один.
О том, что было дальше, рассказывали потом пленные фашисты.
Шапеня перебрался на самую вершину холма, чтобы лучше видеть врагов. Те сперва не догадались, что он один, хотя чувствовали, что партизан немного. Пулемет Шапени время от времени вздрагивал, и два-три фашиста навечно зарывались носом в песок.
Но вот фашисты появились и со стороны леса. Шапеня понял: отступать некуда, он - в волчьем кольце. К тому же кончились патроны.
И фашисты перестали стрелять. Наступила зловещая тишина.
Тогда Михась снял с пояса лимонку. Вытащил из нее предохранитель, сжал гранату в руке. Встал в полный рост, вышел на дорогу.
Фашисты видели его. Могли пулями изрешетить с ног до головы. Но зачем? Теперь ведь можно этого проклятого пулеметчика взять живым.
Молча, с автоматами наготове смотрели эсэсовцы на Шапеню. Они ждали, что партизан заплачет, поднимет руки вверх или бросится на колени и станет просить у них пощады.
Но он неожиданно запел:
В чистом поле, поле под ракитой,
Где клубится по ночам туман,
Там лежит, сырой землей зарытый,
Там схоронен красный партизан…
И видать, страшно карателям стало. Потому что вскинули они автоматы. Офицер отрывистым, как лай, приказом остановил солдат.
Черные мундиры сдвинулись ближе друг к другу и, по-прежнему не произнося ни звука, пошли на нашего парня. А он, смело глядя смерти в глаза, снова запел:
На траву, да на траву степную
Он упал, простреленный в бою.
За народ свой, за страну родную
Отдал жизнь короткую свою.
Когда враги подошли к нему совсем близко, граната словно сама собою взлетела вверх. Раздался взрыв. Это была смерть Шапени. Но и смерть врагов!..
Дядя Петрусь умолк и опустил голову. Некоторое время молчали все.
- А дальше, дальше что было, дядя Петрусь?..
- Похоронили мы нашего Михася через два дня, когда на это место вернулись. Салюта не было: берегли патроны. Салют на следующую ночь дали - на железной дороге. Эшелон с танками и снарядами под откос шуганули. Там еще цистерны с бензином были. Вспыхнули они, да так, что стало светло как днем.
Телеграмма
Хорошая собака Дунай: красивая, спокойная. Одно плохо - яму каждый день роет рядом со своей конурой. Выроет яму, уляжется в нее на холодный песок и от удовольствия даже голову на лапы положит. А потом за ней приходится эти ямы зарывать. Делает это Федос не потому, что велено, а так, по собственному желанию.
Вот и сейчас засыпал Федос очередную яму, ногами утрамбовал. Приставил лопату к забору, по двору прошелся. А работа - сама навстречу: в заборе штакетина оторвалась. На земле валяется.
Взять в сенях молоток и два гвоздя - много ли на это времени нужно?
Тук-стук, тук-стук - и готово.
Отошел Федос на шаг, бросил взгляд: ровно ли прихватил. И тут увидел, что к калитке подъехал на велосипеде Сергей.
- Федос, тебе телеграмма!
- Где она?
- Сейчас получишь. Она ведь пешком идет.
- Кто? Телеграмма?
- Да нет! Почтальонша. Меня спрашивала, дома ли ты.
- А от кого телеграмма?
- Не знаю. Хочешь, я на почту, к сестре, слетаю, спрошу?
- Нет, ты лучше навстречу почтальонше езжай!
- Давай вместе! Садись!
Федос сел на раму, и Сергей что было мочи заработал ногами.
Почтальоншу с большой брезентовой сумкой, до отказа набитой газетами и журналами, увидели ребята еще издали. Подъехали. Федос расписался и получил телеграмму. В ней была наклеена всего-навсего одна строка: "Субботу приеду. Мама".
- Уедешь? Домой? - тихо спросил Сергей.
- Мама завтра приезжает.
- Скучно будет без тебя.
- А мне, думаешь, весело?
Комок земли несильно ударил Сергея в спину.
- Это кто там бросается, чих на него? - вскочил Сергей.
- Противник - там! - командирским голосом крикнул Федос. - Заходи, Сергей, с фланга, а я в лоб ударю. Атакуем!
- Ура-а-а!
Со двора - писк и смех. На улицу выскочила Лена.
- Не надо, мальчики! Сдаюсь.
- Дать бы тебе как следует, чтобы знала, как на людей нападать! - насупился Сергей.
- Ну ладно, и не больно совсем, не притворяйся, пожалуйста, - засмеялась Лена. - Мальчики, что это вы тут такое интересное читаете?
- Телеграмму, - Федос протянул листок Лене.
Она пробежала глазами текст. Схватила Федоса за пуговицу, заглянула в глаза:
- Как? Ты уедешь?
- Если ты оторвешь ему все пуговицы, то он никуда не уедет! - сострил Сергей.
- Ох, прости, Федос… Так ты насовсем?..
- До следующего лета… Мне тоже не хочется уезжать.
- Верим.
- Знаете что, - Сергей достал из кармана носовой платок, - или плачьте, и я буду вам слезы вытирать, или будьте людьми, и побежали на бригадный двор новые машины смотреть. Недавно привезли.
- Какие машины?
- Одна срезает картофельную ботву, другая сама картошку выкапывает.
- Лучше уж на машины посмотреть, - вздохнул Федос. - Только сперва покажу нашим телеграмму.
- Я с тобой, - шагнула вперед Лена.
- А мне что, прикажете с поросятами под забором лежать, вас дожидаться? - Сергей прищурил глаза. - Вместе так вместе.
Велосипед пристроился на отдых во дворе возле дома Лены. А хозяин его вместе со своими друзьями помчался вдоль по улице. Все трое держались за руки.
Наследник партизана
Шли по обочине дороги, покрытой толстым слоем пыли. Где-то далеко позади осталась деревня, выгон с рыжими пятнами разостланного льна. Вот и холм, вот и дубы, а за ними - лесная опушка.
У самой могилы партизанского пулеметчика Михася Шапени остановились.
Лена отворила калитку ограды, положила к подножию серого камня букет красных георгин. Казалось, холодный камень потеплел: то ли от ярко-алого пламени цветов, то ли от горячих девочкиных рук.
Постояли молча.
- Сюда я через год приеду. Обязательно! - сказал Федос.
Слова его прозвучали как торжественное обещание.
- Теперь куда? - спросил Сергей.
- Мне хочется попрощаться с лесом. - Сказал это Федос и смутился. Схватил с земли сухую ветку и принялся стегать ею траву, сшибая головы поздних и без того готовых обсыпаться одуванчиков, переламывая стебли колючего осота, широкие, с полосами листы подорожника.
- Осторожно, рубака. Не сорняки - меня своей саблей искалечишь, - сказала Лена.
Вошли в лес. Молодые березки встретили редкой желтой листвой. Вообще повсюду заметны были уже не очень яркие, но все же довольно выразительные краски осени. Казалось, деревья начали было перекрашивать свое убранство, а потом спохватились: "А хорошо ли выйдет? Не будут ли над нами смеяться?" Да так и замерли. До поры. До норы до времени.
Словно флажки кто-то понавешал на вершины молодых осип: зажглась, запламенела молодая листва.
- Вы как хотите, а я в грибную нору по дороге не ходок, - и Сергей свернул в молодняк, где посреди пожухлой травы там и тут зеленели островки мха.
- Мы же не за грибами пришли, - возразила Лена. - Никто даже корзинки не взял.
- У меня шашка есть. А вы с Федосом в твою косынку собирайте.
- А совесть у тебя есть? - рассердилась Лена. - Федос завтра от нас уезжает, а ему, видите ли, грибочки искать приспичило!
- Ладно, - виновато усмехнулся Сергей, - поплетусь с вами. Если боровик увижу, глаза зажмурю и перешагну. Так и быть. - И он так комично вздохнул, что Федос не выдержал, засмеялся.
- Тогда у тебя, наверно, разрыв сердца получится. Давайте уж лучше пособираем грибы. Все вместе.
Лене собирать грибы не хотелось. Но она согласилась: не спорить же с Федосом накануне его отъезда.
Прошло больше часа. У Федоса и Лены была уже почти полная косынка подберезовиков и моховиков. Попалось и несколько боровиков. Собрали бы больше, но Лена поцарапала ногу о валявшийся на земле острый сук. Ходить по иголкам стало ей трудно. Прихрамывая, шла она по дороге. Федос тоже перестал охотиться за грибами и присоединился к ней.
А на Сергея никак не было угомону. Он снял рубашку и, связав рукава с воротником, соорудил что-то среднее между мешком и корзинкой, потому что шапка его давно уже была полна грибов.
Майка, в которой остался Сергей, не оберегала его от острых хвойных иголок. Но мальчик словно не замечал уколов и ссадин. Позабыв обо всем, лазил и шнырял он по сосновой роще, копошился под елями, придирчиво рассматривал можжевельник.
Федос много раз уже звал друга, но тот не обращал на это внимания.
Наконец, Федос не выдержал.
- Если ты не оставишь хоть немного грибов белкам и не выйдешь к нам, то мы одни пойдем домой! - прокричал он.
Угроза подействовала.
Сергей высунулся из-за деревьев:
- Ладно, пускай по-вашему будет. Но только вы идите ко мне. Место здесь - о-хо-хо! Хоть посмотрите.
Подошли к Сергею. Уселись втроем под развесистой елью неподалеку от дороги. Хлеб и желтые помидоры, которые были у Лены, разделили на три части.
Завтрак подходил к концу, когда совсем рядом, на дороге, проходившей через лес, показалась автомашина.
- "ГАЗ-51", - уверенно определил Сергей.
Федос спорить не стал.
Грузовик замедлил ход.
Из кабины соскочили на землю двое. Они не заметили ребят.
- До вечера здесь оставим, - сказал один. - Место такое, что ни одна собака не пронюхает.
- В райцентре загоним. Кучу денег оторвем. Ни за что! Ха-ха!
- Море водки получится. Зерно-то колхозное, высшего сорта. Семенное!
- Колхоз не обеднеет.
- А если обеднеет - так что? Нам какое дело?
- Чтобы ну и не рвать, мешки таскаючи, разверни-ка драндулет и задним ходом к кустам подавай.
- Другой бы спорил.
Загудел мотор. Грузовик начал разворачиваться.
- Правее давай, правее! Вот так! Еще немного… Стой, стой, куда же ты на сухую елку лезешь!
Что-то громко треснуло. Машина остановилась.
- Что там? - послышался озабоченный голос водителя.
- Стоп-сигнал высадил.
- Куда же ты смотрел, дурак! Почему не сказал? Ослеп, да?
- Не скули. Новый ввернешь. Вечером с меня бутылка.
Лена не сразу поняла, что к чему, и уже намеревалась подойти к машине, чтобы попросить подвезти до дому. Но Федос крепко схватил ее за руку и сделал знак, чтобы она молчала и вообще не шумела.
- Вот какие! - сжал кулаки Сергей. - Семена украли в колхозе! Урожай.
В этот момент один из приехавших на машине зашагал в ту сторону, где стояли дети.
- Прячься! - скомандовал Сергей.
Все трое в мгновение ока бесшумно исчезли в кустах, прихватив с собой грибы.
На поляну вышел мужчина среднего роста, худой, с лицом хорька и маленькими глазками, которые бегали под кепкой со сломанным козырьком. Одет был этот человек в новый синий костюм, весь перепачканный какими-то серыми пятнами. На ногах - стоптанные сапоги.
- Дело сделано! - сказал он.
Лицо и даже голос этого человека показались Федосу знакомыми. Откуда?..
А тот настороженно огляделся, заметил возле ели и пнул носком сапога впопыхах забытую ребятами бумагу, в которую был завернут завтрак.
- Ты где там шляешься? - послышался голос оставшегося возле машины. - Помогай, не сачкуй. Калымик-то пополам!
- Смотрю, чтобы глаза лишнего не было. - И он вернулся к машине.
- Ну и что?
- Тихо, как в могиле. Да и чего там! Попадись кто - так нас-то двое!.. А лес - он спокон веку молчит и молчать будет.
- Страшный ты мужик, Адам.
- Какой уж есть. Подавай!
Ребята спрятались - рядом с грузовиком. Им было отчетливо видно каждое движение преступников, место, куда они начали таскать и скидывать один за другим огромные мешки.