Мы можем отметить также и такую особенность отечественного средневекового философствования, как ориентацию мыслителей на практическое воплощение своей идеи. Русская философия всегда стремилась стать жизнестроительным учением, причем как для отдельной личности, так и для всего государства. Одной из иллюстраций к данному тезису является процесс формирования и постепенного развития контекстов в культуре средневековой Руси, которые создавались философскими текстами. Исследование этой черты русской философии невозможно без обращения к вопросу о русской книжности и переводных текстах. Язык, на котором писались русские средневековые тексты, оставался почти неизменным на протяжении нескольких веков. И, что особенно важно, церковнославянский текст, произнесенный или написанный книжником, был понятен массе славянского населения средневековой Руси. Поэтому-то книжность как культурный феномен была способна к порождению социокультурного контекста на основе ее идей, так как пониманию между книжником и читателем могло препятствовать многое, но не слово, которое было единым и понятным.
Вопрос заимствования (усвоения, переписки, распространения) христианских текстов – это вопрос заимствования и христианского контекста, так как последний прививался культуре одновременно с усвоением самих текстов. На этом основании можно утверждать, что в культуре средневековой Руси происходило взаимопорождение текста и контекста, то есть через текст встраивался, внедрялся в культуру новый контекст, постепенно расчищая себе пространство среди доминирующего язычества. Поэтому становятся понятными устремления русских мыслителей не просто создать теорию, но и внедрить ее в действительность, сделать действительность и учение тождественными. Тенденция эта начинает проявляться в киевский период, но наиболее полное выражение получает в социальных утопиях Московского царства.
Русская философия XI–XVII вв. – это именно средневековая философия, ей присущи те черты, которые отличают средневековое философствование от других периодов, национальное же выразилось в приоритете и развитии указанных особенностей.
Источники, по которым возможно проследить развитие русской средневековой философии, отличаются значительным многообразием. Источники можно разделить на два больших комплекса, взаимосвязанных и дополняющих друг друга: вербальные и невербальные.
Первые, в свою очередь, могут быть представлены тремя группами текстов. Это, прежде всего, тексты с явно выраженной философской проблематикой. Например, "О философии внимай разумно, да не погрешишь" митрополита Даниила.
Ко второй группе источников относятся многочисленные произведения с морально-назидательной направленностью, сочинения публицистического характера, космологические, естественнонаучные, лексикографические и другие, непосредственно примыкающие к философской литературе и содержащие философскую проблематику. Например, "Повесть временных лет" Нестора Летописца, "Шестоднев" Афанасия Холмогорского. Будучи памятниками летописными, агиографическими, эпистолярными, они содержат философскую терминологию, излагают философские концепции прошлого и настоящего, что свидетельствует о распространении философских представлений в различных сферах сознания общества. Так, в "Повести временных лет" используется философская терминология, раскрываются своеобразная морально акцентированная философско-историческая концепция, учения философов прошлого (гностиков Симона и Менандра, неопифагорейца Аполлония Тианского и многих других). В сочинении Кирика Новгородца "Учение о числах" наряду с математическими, календарными, хронологическими сведениями содержатся различные философские теории.
К третьей группе источников относится литература, на первый взгляд далекая от философии, но игравшая значительную роль в передаче философских знаний и их популяризации. Это своды законов и другие подобные тексты. Примером может служить созданная в это время на основании византийских образцов "Кормчая", в которой, кроме изложения Синтагмы XIV титулов с номоканоном, "Русской Правды", содержатся обработка "Летописца вскоре" патриарха Никифора, а также тексты Кирика Новгородца, Кирилла Туровского.
Философские представления в средневековой Руси передавались и через невербальные тексты культуры, составляющие второй крупный комплекс источников по русской философии Средневековья. Это такие памятники русского искусства как София Киевская, София Новгородская, Московский Кремль, фрески Феофана Грека, "Троица" Андрея Рублева.
Рассказ о том, что причиной принятия русскими христианства явилось восхищение красотой константинопольского храма, песнопениями, отражает действительную логику событий. Но Русь не только принимала новую религию и философию через произведения искусства, она сама пыталась отражать свои искания и достижения в архитектуре, иконописи. "Мы находим в этих созданиях такую художественную глубину, такое прозрение в запредельные сферы религиозного сознания… что нельзя не присоединиться к кн. Е. Трубецкому, который характеризует эти иконы, как "умозрение в красках". В этом творчестве перед нами манифестация Логоса, – иконы насыщены богословскими интуициями". В связи с этим становится ясно, каким ценнейшим источником является построенный почти тысячу лет назад собор Софии Киевской, подобно собору Софии Константинопольской, по образцу которой он возводился. Собор Софии Киевской был воздвигнут Ярославом Мудрым как главный "Дом Премудрости" на Руси. Исполненный высокой духовности и красоты, воплотивший идею государственного и культурного единства русской народности, демонстрировавший мысль о всенародном "соборе", представлявший образ мироздания и действующую модель благоустроенного бытия – все это для современников объединяла в себе идея собора Софии Киевской. Собор Софии Киевской имел не только социально-политическое, идеологическое, но и онтологическое, гносеологическое и эстетическое содержание. Софийские соборы Киева, Новгорода, Полоцка отражали воззрения русских мыслителей на структуру мироздания, место в нем человека, проблему познания. Таково большинство произведений средневековой культуры Руси.
Рассуждая об источниках русской средневековой философии, необходимо уточнить вопрос о переводных текстах. Можно ли рассматривать как источники по истории русской средневековой философии наравне с оригинальными сочинениями переводы византийских авторов, выполненные русскими книжниками? Для ответа на этот вопрос следует уточнить некоторые особенности восприятия византийского наследия. К примеру – переводы Иоанна Дамаскина. Обратившись к многочисленным переводам сочинений этого популярного византийского философа и богослова, мы можем отметить, что, во-первых, стиль его мышления влиял на формирование и развитие мышления философов средневековой Руси, был многими воспринят как основа их собственной философии. Во-вторых, переводная литература, вследствие "ансамблевого характера" средневековой литературы (Д. С. Лихачев), постепенно входила в состав национальной.
Переводчики же зачастую выступали соавторами, дописывая переводимые тексты и корректируя их. Поэтому слово "написал" употреблялось по отношению и к авторскому тексту, и к переводу. Русские книжники, как полноправные представители средневековой культуры, высоко ценившие традицию, не стремились изобретать уже изобретенное, и тогда, когда их взгляды совпадали с хорошо известными концепциями византийцев, использовали их формулировки как свои собственные. Мыслители этого времени исходили из гносеологической установки: они воспринимали себя не творцами нового, а истолкователями "вневременной истины". Подобная установки вела к определенному "стиранию" грани между автором и переводчиком, автором и читателем. Для Средневековья было важно не столько авторство, сколько то, что идея высказывалась и поддерживалась мыслителями, воспринималась как их собственная и получала дальнейшее развитие. Поэтому некоторые сочинения были принципиально анонимны, а некоторые принципиально "получали" авторитетное авторство, которое должно было удостоверить значимость истин, излагаемых в сочинении. В-третьих, является показательным сам факт интереса русских книжников к конкретным произведениям, темам такого видного византийского мыслителя как Иоанн Дамаскин.
Рассматривая вопрос о переводных текстах и их месте в истории русской средневековой философской мысли, нам кажется правильным мнение, высказанное М. Н. Громовым: "Конечно же, византийский мыслитель никоим образом не может считаться древнерусским, а его тексты, написанные на языке оригинала, памятниками отечественной философии. Но славянский перевод "Источника знания" и других творений Дамаскина – уже явление общеславянской и древнерусской культуры, и потому многочисленные списки сочинений Дамаскина, их фрагменты, интерпретации, дополнения и реминисценции, содержащиеся в древнерусских рукописях, могут с полным основанием считаться источниками по истории отечественной философской мысли. Это справедливо и по отношению к другим переводным сочинениям".
Указанные факты дают возможность переведенные и широко распространенные на Руси сочинения византийских мыслителей включать в исследования по истории развития русской средневековой философии.
Русской средневековой философской мысли были присущи черты, отличающие средневековый тип философствования от античного или философии Нового времени. Примером тому может быть вопрос о комментарии и комментировании в средневековой философии. Истина, заключенная в Священном Писании, предполагала необходимость ее комментирования как пути понимания. Комментарий в данном случае понимается как речевая встреча смыслов откровения Бога и понимания человека. При этом в любом понятии видится два смысла: один направлен на сакральное, другой – на мирское. Как пишет С. С. Неретина: "…образуется новая оптика. Человеческий взор, направленный на Бога, совершенствуется в Его видении. Божественный, направленный на человека, высвечивает его смертность, конечность". И часто философствование, по представлению средневековых мыслителей, осуществляется именно в момент чтения текста, будь то Библия или сочинение авторитетного мыслителя.
Характер отношения к переводному тексту, к комментированию авторитетного сочинения позволяет рассматривать в группе источников по русской средневековой философии не только оригинальные сочинения, но и переводные, конечно же, с определенными уточнениями.
Характер источников, особенности философствования во многом определялись пониманием философии русскими средневековыми мыслителями.
Самое раннее из известных определений философии относится к кирилло-мефодиевской традиции. Оно отражено в Житии Константина-Кирилла, которое было составлено его братом Мефодием. Философия понималась как "…знание вещей божественных и человеческих, насколько может человек приблизиться к Богу, что учит человека делами своими быть по образу и подобию сотворившего его". Мы видим, что данное определение, по сути своей, соединяет в одно целое богословие, философию и мирскую мудрость, которые не противопоставляются друг другу, а взаимно дополняются и объединяются с единой целью – выработать нравственный идеал и следовать ему.
И нам кажется, прав В. В. Мильков, утверждающий, что "…в этом определении философии просматривается синтез установки стоиков на знание вещей божественных и человеческих с платоновским учением, обосновавшим стремление человека к Богу. В нем так же нашел отражение аристотелевский принцип разделения философии на теоретическую и практическую, причем последнее исследует правильное "богоугодное поведение", в основе которого лежит не слепое и смиренное исполнение требований религиозной доктрины, а свободное волевое действие, базирующееся на знаниях".
В средневековой Руси было распространено понимание философии как просветительства. Например, в знаменитом "Молении Даниила Заточника" мы можем прочитать такой текст: "…бых аки пчела падая по разным цветом купляя медвены сот мудрость; Тако и азъ, по многамъ книгамъ исбирая сладость словесную и разумъ, и съвокупих аки в мьх воды морскиа". В данном высказывании Даниила Заточника философ предстает "пчелой", собирающей мудрость книжную, а затем несущей ее людям. Большой популярностью пользовалось определение философии, данное Иоанном Дамаскиным. Философия трактовалась этим авторитетным византийским мыслителем как: 1). единство теоретического и практического знания; 2). практическое воплощение идеала; 3). жизнестроительное учение; 4). всеохватывающая мудрость; 5). умение выражать в произведениях искусства значимые для человека вопросы бытия.
Определения философии Иоанна Дамаскина были дополнены московским митрополитом Даниилом в XVI столетии. Развитие идей Иоанна Дамаскина митрополитом Даниилом достаточно показательно. В своем сочинении "О философии внимай разумно, да не погрешишь" митрополит Даниил пишет: "Философия есть любовь к Богу и человеком и безпристрастие к земным и ко всем тленным и мимо грядущим века сего, и о Бозе упражнение и безмолвие, и молитва несмутна умом и мыслию, Богови приношаема, от сего разум благ и Святаго Духа пришествие, из Него же слово благо и высокое любомудрие Премудрости истекает, и иже благословити и глубины Божия испытовати и словеса блага сокровенных словес Духа разрешати, и отсюду предзрети, и предглаголати будущая, и зрения и откровения, и во сне и яве, и возшествие духом ума к Богу, и смотрения сокровенныя доброты царствия небеснаго, и таинств Божиих откровении, и приити ко Христу, и с вышними силами пребывати, и обещания Христова, яже обеща и уготова любящим Его, получити…".
Митрополит Даниил пишет о том, что путь к философскому знанию лежит через совершенствование. Человек должен быть внутренне готов к познанию, к восприятию высших истин: "В пост и в жажди, и в воздержании, и в чистоте, и в целомудрии, и в упразднении, и в безмолвии, и болезньми, и труды, и молитвами, и слезами, и с страхом Божиим начало положим. Философиа любомудрие по словеньскому тлъкуется языку. Философиа Божие дело есть и мысль непрестанная к Богу… Уча иже ся философии и философствуаи да съблюдает тверде и добре православную веру Христову и божественныа Его заповеди, и всегда угоднаа Ему да творит. Пребываа выну в чистоте душевнеи и телеснеи… Истиннии же духовнии философи не плотскаа мудрьствуют, и не по плоти ходят, но по духу, яко же рече апостол: сущии бо по плоти, плотскаа мудрьствуют, а иже по духу, духовнаа. Мудрость бо плотскаа – смерть, а мудрость духовнаа – живот и мир. Зане мудрость плотскаа – вражда на Бога, закону бо Божию не повинуется, ни может бо, а сущии в плоти Богу угодити не могут. Духовнии же Божии философи не суть в плоти, но в духе, понеже дух Божии живет в них".
Митрополит Даниил неоднократно подчеркивает, что философия не есть абстрактное знание, ее цель практическая – привести человека к самопознанию и единению с Богом: "И начало премудрости страх Господень, и страх Господень чист пребываа в век века, и блажен муж боаися Господа, и несть лишениа боящимся Его… И де же смиреномудриа глубина, тамо и съкровенное съкровище премудрости и разума Божиа. Всячески потщимся духовно жити и духовно любопремудрьствовати, и душеполезнаа и спасенаа творити, и глаголати, и съветование, и въспоминати, и прилично и в подобное время, в мнозе смиреномудрии и умилении, к душевнеи ползе и спасению, сиа есть истинаа философиа".
Митрополит Даниил, опираясь на определения философии, данные Иоанном Дамаскиным, вносит свои коррективы в понимании сути философского знания. В его мировоззрении философия во многом перенацеливалась с размышлений о жизни на жизнь в истине. Философия начинает трактоваться как устремление ума к Богу, твердое следование православной вере и христианским заповедям. Комментируя определения философии, данные митрополитом Даниилом, В. В. Мильков пишет, что "…это был род сугубо практической философии, которая, согласно аристотелевской классификации, противостояла философии теоретической. Если первая нацеливала на осмысление бытия как самоценного освоения действительности, то вторая всецело фокусировалась на размышлениях о нравственно-совершенном поведении… Данная религиозная традиция не содержала установок на обретение новых знаний. Вся философия сводилась к непогрешимому поведению, открывавшему путь к достижению высшей мудрости". В данном комментарии содержится точная характеристика устремленности интеллектуального поиска митрополита Даниила, хотя, как нам кажется, несколько преувеличенно заявление, что указанная традиция не содержала установок на получение новой информации, так как достижение высшей мудрости все же предполагало освоение новых знаний.
Практическая направленность философского знания указывается и Максимом Греком. В своем письме боярину Федору Карпову, Максим Грек восхваляет философию как науку весьма достойную, предназначенную для "доброго украшения нрава" и установления порядка в обществе. В связи с этим, значение философа, по мнению Максима Грека, выше царского.
Максим Грек разделяет философию на "внутреннюю" и "внешнюю". Первая есть христианская мудрость, вторая – знания языческих мудрецов. Польза второй заключается в том, что с помощью нее совершенствуется мышление человека.