Книга о приключениях (злоключениях) польского школьника, который, по стечению обстоятельств, попадает в разные невероятные ситуации. Добрая и смешная книга. Издание на русском Детгиз, 1962 год, другие данные не сохранились.
Содержание:
-
Как я познакомился с мальчиком Мареком Пегусом, которого на каждом шагу подстерегали приключения 1
-
Приключение первое, - или Страшные и невероятные события, из-за которых Марек Пегус не приготовил уроков 1
-
Приключение второе, - или Ужасные и невероятные злоключения Марека Пегуса в школе 5
-
Приключение ТРЕТЬЕ, самое главное, - или Роковые последствия обыкновенного прогула, или Исчезновение Марека Пегуса 8
-
Глава I 8
-
Глава II 10
-
Глава III 11
-
Глава IV 12
-
Глава V 15
-
Глава VI 17
-
Глава VII 18
-
Глава VIII 21
-
Глава IX 23
-
Глава X 24
-
Глава XI 26
-
Глава XII 27
-
Глава XIII 29
-
Глава XIV 31
-
-
ПРИМЕЧАНИЯ 31
Эдмунд Низюрский
Невероятные приключения Марека Пегуса
Как я познакомился с мальчиком Мареком Пегусом, которого на каждом шагу подстерегали приключения
На нашей улице живет тринадцатилетний гражданин. Знакомые ребята сказали, что зовут его Марек, а фамилия Пегус, что означает Конопатый. Учится он в шестом классе. Мальчика этого я уже давно заприметил. Может быть, потому, что физиономия его была сверх всякой меры усыпана веснушками, а может быть, потому, что он всегда имел озабоченный вид.
Сначала я решил, что у него какая-нибудь неприятность или серьезная неудача. Ведь даже у самых веселых мальчиков бывают неприятности. То, например, заболит зуб или живот или потеряется авторучка, а то вдруг окажется, что младшая сестра изорвала ему тетрадь, или он сам порвал штаны о гвоздь; может быть, на него накричала мать или отец и, вместо того чтобы купить сыну велосипед, купили ему длиннющее, как сутана, пальто с широченными рукавами-раструбами, да еще велят это пальто носить. Может, мальчик не получил денег на мяч, а получил двойку по арифметике, а может быть, змей, который он смастерил, не захотел вдруг взлететь и мальчишки подняли мастера на смех, а то бывает, что какой-нибудь задавака из старшего класса при всех вдруг рявкнет: "Эй, мелочь, катись отсюда!" А разве не обидно слышать такие слова мужчине, которому, как-никак, уже исполнилось тринадцать лет?
Сколько на свете огорчений, которые могут отравить человека, как стрихнин, и вывести его из равновесия па целый день или, скажем, на полдня!
Вот я и решил, что у Марека какая-то неудача… И его уныние вызвано одной из выше перечисленных житейских невзгод: пропажа, заусеница или тому подобная неприятность, вот он и ходит озабоченный и грустный. Но проходит день, второй, неделя, две недели, а у Марека тот же унылый вид. Сколько раз ни встречаю, все та же кислая мина и невообразимые, невероятные веснушки.
Тут я решил выяснить, в чем дело, и при первой же встрече спросил:
- Почему у тебя всегда такой вид?
Он как будто не понял:
- Какой вид?
- Унылый и озабоченный, мой мальчик.
Он пожал плечами:
- Вид как вид. Я всегда такой.
- Не говори, Марек, глупостей, - сказал я. - Мальчик в твоем возрасте не может быть вечно озабоченным. У тебя нет для этого оснований. У тебя все есть: и родители, и товарищи, и велосипед…
- Есть велосипед и родители, - согласился он.
- Может быть, тебя огорчают веснушки?
- Ну вот еще! К веснушкам я давно привык.
- Ты здоровый, сильный парень, я видел, как ты положил на обе лопатки боксера Бубу Первого, самого сильного мальчишку на нашей улице.
- Правда, видели? - глядя на меня исподлобья, спросил Марек.
- Видел.
- Я еще тогда был слабый: после гриппа, но вообще, конечно, я сильный, - хмыкнул он, но физиономия у него по-прежнему была мрачная.
- Кроме того, мне известно, - продолжал я, - что ты провел ряд удачных опытов, в результате которых тебе удалось устроить взрыв, на два часа отравивший всю атмосферу на нашей улице. Надеюсь, что, к нашему счастью, подобные случаи не повторятся?
- Вы так думаете? - Марек в задумчивости вытер нос, но выражение его лица не изменилось.
- Так в чем же дело, Марек?
- Зачем спрашиваете? Вам все равно этого не понять, будете только удивляться.
- Ну-ну, посмотрим.
- Что я могу сказать? Опыты, велосипед… Бубу положил на обе лопатки. Все это лишь внешняя сторона явлений, так сказать, детали. А у меня на каждом шагу неудачи…
- В этом, дружок, ты сам, наверное, виноват…
- Честное слово, нет!
- Так в чем же дело?
- Вот именно, - пожал плечами Марек. - Просто я невезучий. Меня всегда преследует роковое стечение обстоятельств.
- Роковое стечение обстоятельств? На вид ты мальчик вполне культурный, а веришь в какие-то роковые обстоятельства.
- Вы этого не знаете. Вы даже не можете себе представить, какие у меня бывают жуткие приключения.
- И ты еще огорчаешься? Другие ребята только радовались бы приключениям!
- Вряд ли, - ответил Марек. - Это совсем не то, что вы думаете. У меня приключения страшные.
- Ну какие там у тебя страшные приключения? Насколько я знаю, на тигров в Бирме ты не охотишься и Антарктиду не осваиваешь.
- Вот в этом все и дело. Не осваиваю Антарктиду, не охочусь на тигров и вообще ничего особенного не делаю, а со мной все же постоянно происходит что-то невероятное. Страшные приключения подстерегают меня на каждом шагу.
- Ну, знаешь ли, очень трудно представить, чтобы в школе или дома тебя подстерегали страшные приключения.
Марек соболезнующе усмехнулся:
- Вам, конечно, трудно это представить. Но я же предупреждал, что такие приключения больше ни с кем не бывают, только со мной.
- Ну, например?
- Сейчас мне некогда объяснять… Спешу и школу, а потом… Вы все равно не поверите.
Я обиделся.
- Ну хорошо, когда-нибудь в другой раз. Только вы должны дать честное слово, что не будете ни смеяться, ни удивляться. И нотаций читать мне не станете. Даете честное слово?
- Честное слово!
- Ну, тогда до свиданья.
"Странный мальчик, - подумал я, - но, по-моему, совсем не глупый".
Приключение первое,
или Страшные и невероятные события, из-за которых Марек Пегус не приготовил уроков
Неделю спустя я неожиданно встретил Марека в Белянском парке, где ежедневно в двенадцать часов дня прогуливаюсь для успокоения нервов. Закутавшись в одеяло, Марек сидел на скамейке под фанерным слоном и ел яблоко.
- Здравствуй, Марек, - сказал я. - Ты по-прежнему ходишь с кислой физиономией?
- Как видите.
- Опять приключилось что-нибудь страшное?
- Конечно.
- Что же именно?
- Уроки готовил.
Я с недоверием посмотрел на него. Что это он, смеется надо мной?
- Уроки готовил? - повторил я. - Что же тут страшного?
- Хорошо, я вам расскажу, только помните уговор?
- Помню.
- Ну, тогда слушайте. Пока меня не нашел отец, у нас есть еще немного времени.
- ОТЕЦ?
- Ну да, отец. Вчера в восемь вечера я убежал из дому. Чесек Пайкерт дал мне одеяло, и я разбил лагерь на сцене летнего театра.
- Убежал из дому?
- Не беспокойтесь. Меня еще не скоро найдут.
- И тебя это ничуть не волнует?
- Нога у меня болит. И потом мне уже надоело убегать. Сначала я собирался уплыть на лодке по Висле, но утром встретил в парке Чесека Пайкерта с товарищем. Они учатся во второй смене и пришли потренироваться в прыжках с шестом. Ну, мы поупражнялись в прыжках, а потом поспорили. Он сказал, что мне слабо спрыгнуть с крыши театра. Я спрыгнул и подвернул ногу. Из-за этого пришлось склониться к переговорам: Чесек Пайкерт побежал разведать обстановку в школе и дома. Все оказалось в полном порядке. Дома обо мне страшно беспокоились. Мальчику, который сообщит, что со мной случилось, отец даже назначил вознаграждение. И написал такое объявление:
Ну, Чесек еще спросил, встретят ли меня с распростертыми объятиями, если я вернусь домой, и не начнут ли перевоспитывать. Отец обещал, что встретит с распростертыми объятиями и перевоспитывать не будет. Чесек прибежал рассказать мне об этом и спросил, вести ли дальнейшие переговоры. Я сказал, что да. Вот Чесек и побежал сказать, что я в Белянском парке под фанерным слоном, и посоветовал им захватить с собой тележку, велосипед или носилки, потому что я подвернул ногу. А кроме того, он должен получить сто злотых.
- Марек! - возмущенно воскликнул я. - Неужели вы хотите выманить у отца сто злотых?
Марек обиженно посмотрел на меня:
- Ну, знаете! Награда нам принадлежит законно. И потом, мы вовсе не собираемся сами ею воспользоваться. Чесек хочет передать деньги родительскому комитету с тем, чтобы на них купили двадцать обедов для самых дохлых девчонок из нашего класса и накормили их дополнительно, сверхпрограммно и принудительно.
- Почему же только для девчонок? - удивился я.
- Видите ли, обеды эти не очень вкусные, а наши девчонки такие противные, что вполне заслужили, чтобы их накормили дополнительно.
- Стало быть, вы хотите досадить девчонкам? Коварный же вы народ!
- Но ведь девчонки ничего на этом не теряют. Разве плохо, что мы хотим их накормить? Это даже можно считать добрым поступком.
- Но вы-то исходите не из добрых намерений!
- Должны же мы как-то бороться с девчонками, - вздохнул Марек. - А потом, вы обещали не читать мне нравоучений.
- Хвалить за такие поступки я тоже не могу.
- Зачем хвалить, можно и ругать, только, пожалуйста, про себя. А то, как же я вам дальше буду рассказывать?
- Ну хорошо, может быть, ты мне наконец объяснишь, почему убежал из дому?
- У нас дома были такие страшные происшествия… Я не мог там оставаться.
- Страшные?
- Но ведь я вам говорил.
- Говорить-то говорил, но, признаться, я не совсем понимаю… при чем тут приготовление уроков?
- Вы только послушайте… Но, может, я расскажу вам сначала, как у нас дома обстоят дела. А дома у нас вот что делается. В комнате, где сплю я, спят еще пан Фанфара - он выступает в ресторане - и мой двоюродный брат Алек, спортсмен, и комната наша выглядит очень чудно. В одном углу висит мешок для тренировки в бокс и перчатки Алека. Вся стена над его кроватью заклеена фотографиями соревнований, а в другом - саксофон и виолончель и на стуле развешан ковбойский костюм, в котором пан Фанфара выступает в ресторане.
- Обстановка, конечно, не совсем обычная, но разве ты не можешь готовить уроки в другой комнате?
- Нет. Правда, у нас есть другая комната, но там еще хуже: там готовят уроки Ядзя и Криська, а я с девчонками не могу. Пищат, ссорятся, у меня от них сразу начинает голова болеть. Отец сказал, чтобы я занимался у себя в комнате, там все же спокойнее. Днем, после двенадцати, Алек тренируется в клубе, а пан Фанфара надевает наушники и ложится спать, и отец говорит, что я могу спокойно готовить уроки. Но это все же не так просто, честное слово! Особенно для человека, которого преследует злой рок.
- Что ты болтаешь?
- Ну, не рок, так всякая ерунда. Другие ребята тоже готовят уроки где придется. У некоторых вообще нет своей комнаты, но уроки готовят… а со мной сразу должно что-нибудь случиться, хоть плачь! Взять хотя бы Корнишона, тому вообще некуда податься. Так он к товарищам ходит уроки готовить, а то сядет в автобус и ездит взад-вперед - у него месячный билет - и в автобусе зубрит.
- Как же это, Марек… а школьный красный уголок? Разве там нельзя заниматься?
- Раньше можно было, а теперь нельзя. В красном уголке после занятий пожарники учат ребят играть на трубах. Они взяли над ними шефство и, чтобы ребята от скуки не начали хулиганить, учат их играть на тромбонах.
- Это очень мило с их стороны.
- Все так говорят, но уроки в красном уголке все же готовить нельзя. Ребята, ничего, справляются, даже Гнипковский. У них в квартире четверо малышей… Ух и вредные! Целый день только и делают, что дерутся, да еще жилец-цыган. Благо бы сидел и ничего не делал, так нет же, мастерит сковородки, и с утра до вечера стоит стук и звон. Но Гнипковский все же как-то готовит уроки, а у меня дома как будто бы спокойно, нет ни малышей, ни цыгана, но стоит мне сесть за уроки, как сразу и начинается всякая ерунда. А вот вчера со мной такое приключилось, что я не выдержал. Сейчас расскажу все по порядку.
* * *
Вчера пан Фанфара кончил свои упражнения немного позже, чем обычно. Был уже шестой час, когда он отставил саксофон, разделся, надел наушники и лег в постель. Я сел за стол и принялся за уроки. Тут пришел отец. Он, видно, собирался куда-то и на ходу застегивал пальто. Вошел и сразу задал свой любимый вопрос:
- Марек, ты приготовил уроки?
- Какие тут занятия, - разозлился я, - когда пан Фанфара все время трубит над ухом? Неужели ты думаешь, что в таком шуме можно заниматься!
- Нужно было заткнуть уши ватой.
- От ваты свербит в ушах, и я не могу сосредоточиться. Даже пан Фанфара никогда не затыкает ушей ватой, а надевает наушники.
- Значит, нужно было попросить у пана Фанфары наушники, - сказал отец, - у него, наверное, есть запасные.
Я покачал головой:
- Пан Фанфара никогда никому ничего не одалживает - ни наушников, ни виолончели. Сколько раз приходил к нему знакомый музыкант и просил одолжить виолончель, но пан Фанфара всегда говорил, что она испорчена. А сегодня он сказал, что если пан Цедур опять придет за виолончелью, чтобы я как-нибудь его спровадил. Ну, наврал бы, что пан Фанфара заболел тифом и что… - Я хотел рассказывать дальше, но отец рассердился.
- Хорошо, хорошо. Принимайся лучше за уроки. Я вернусь к восьми и все проверю. С сегодняшнего дня буду проверять каждый вечер. Матери, конечно, это не под силу, но я за тебя, дорогой мой, возьмусь! Надоело краснеть перед учителями. Четыре двойки за четверть! Это уж ты хватил через край. Из-за тебя мать заболела, и ее пришлось отправить в санаторий.
Тут я не выдержал:
- И вовсе не из-за меня, а из-за тети Доры. Мама сама говорила, что во всем виноваты пилюли тети Доры.
Отец смущенно кашлянул:
- Какое это имеет значение? Все равно я тебя приберу к рукам. Хватит бездельничать. Понял?
- Понял, папа.
- Ну и отлично, - грозно сказал отец.
Пробило шесть. Не знаю почему, но мне захотелось спать. Я зевнул и с тоской принялся листать учебники. Но тут раздался звонок, и я услышал громкие шаги и смех за дверью. В комнату ворвались четверо ребят с мячом.
- Привет, Марек! - крикнули они. - Почему ты не идешь на футбол? Собирайся скорей!
- Никуда я не пойду: надо готовить уроки.
- Вот ненормальный, он собирается готовить уроки! - загалдели они, стараясь перекричать друг друга.
До чего же они громко орали!
- Тише вы, - зашипел я, - разбудите пана Фанфару, он вам покажет.
Только теперь они заметили, что в комнате кто-то спит, и на цыпочках подошли к пану Фанфаре.
- А что это за тип на койке? - спросил Длинный Янек.
- Это пан Фанфара, наш новый жилец.
- А почему он днем спит? - спрашивает Янек.
- А когда ему спать? - говорю я. - Ночью он выступает в ресторане, а утром упражняется на виолончели.
- Он что, артист?
- Артист.
- А это что за щетки? - захихикал Длинный Янек и двумя пальцами взял с кресла усы пана Фанфары.
Я сердито вырвал их у него из рук:
- Никакие это не щетки, это усы пана Фанфары.
- Усы? - удивленно переглянулись они.
- Пан Фанфара выступает в ресторане как мексиканец, ему необходимы черные усы…
- И такая шляпа? - Длинный Янек надел сомбреро пана Фанфары и принялся рассматривать себя в зеркале.
- Да, - сказал я, стараясь сохранять спокойствие, - это называется сомбреро. Такая шляпа с широкими полями защищает лицо от южного солнца, а "сомбра" по-испански значит "тень".
- Ага, - хмыкнул Длинный Янек, - шляпа что надо! Я видел такую в одном фильме. Эй, Марек, а почему твой Фанфара спит в наушниках, или это тоже по-испански?
- Дурак! Он спит в наушниках, чтобы ничего не слышать. Иначе он не смог бы уснуть.
- Он такой чувствительный?
- Да, он очень чувствительный, - вздохнул я. - А теперь уходите.
В ответ разбойник Янек схватил саксофон и пронзительно затрубил над ухом пана Фанфары. Пан Фанфара привскочил на постели, обвел всех непонимающим взглядом и, как колода, снова повалился на подушки.