Я, сколько живу, так ещё не уставал. Сидел, упёршись спиной в ствол, разбросав руки и ноги. Не хотелось даже думать про поток, который всё ещё ревел неподалёку и через который надо будет перебраться. Да и с чего, собственно, нам через него брести? Разве нельзя подождать, пока спадёт вода? Пока он совсем не пересохнет?.. Ведь Жорка практически не умеет плавать - утопнет ещё! К тому же. от грозы не осталось и следа - небо снова чистое-чистое.
И солнце вон сияет… Непривычное тут солнце. Большое-большое, и какое-то размытое.
- Держи-дерево! - Тревожный вскрик Жорки звучит, как выстрел.
Я как раз задремал, и теперь аж подпрыгнул.
Тётя Павлина тоже поднялась на ноги: смотрит в ту сторону, куда показывает Жорка.
- Вон, в траве!..
Теперь вижу и я: оно надвигается прямо на нас, подминая под себя траву, тёмное и похожее на холмик.
Мы какое-то время стоим, онемев, а потом тётя Павлина резко хватает нас за руки:
- Быстро вниз!..
Кидаемся от скалы, откуда движется держи-дерево, но и там вырастает навстречу такой же тёмный холмик. Огромным полукругом, охватывающим берег потока, неумолимо подступает к нам, и мы снова отступаем под дерево. Я бросаю взгляд на поток: жёлтые пенистые валы так и бушуют, а берег аж дрожит под напором воды. Через него нам сейчас не перебраться ни за что, и держи-дерево, словно понимая это, не торопится: медленно и словно бы нехотя подступает к нам.
- Спасение одно: забраться на дерево, - говорит тётя Павлина. - Ну, Жора, выручай ещё раз!
Потому что на это дерево способен забраться только Жорка. И это ещё не факт: толстенный ствол словно отполирован, и самая нижняя ветка так высоко, что ни за что не достать. Но тётя Павлина уже что-то придумала: стала лицом к стволу, упёрлась руками в колени:
- Витя, залазь мне на плечи!
- Всё равно не достану, - мрачно отвечаю тёте.
- Залазь, говорю! - кричит она сердито, и я взбираюсь к ней на плечи.
- А теперь, Жора, ты!.. Лезь на Витю!.. Витя, прислонись к стволу, чтобы не упасть!
Прижимаюсь что есть сил к стволу. Жорка царапается, как кот, но я терплю.
- Ну как? - глухо спрашивает тётя.
- Достал!
Жоркины ноги, что топтались мне по плечам, исчезают.
- Не слазь! - кричит мне тётя. - Жора, тяни его к себе!
- Давай сюда руку! - Это уже Жорка.
Уткнувшись лицом в ствол, вслепую поднимаю руку. Жоркины пальцы обхватывают моё запястье, тащат наверх. Немного, ещё немного… Кто бы мог подумать, что Жорка такой сильный… Наконец!.. Обхватываю руками толстенную ветку, подтягиваюсь.
Ф-фу, аж спина взмокла.
А тётя Павлина внизу. И держи-дерево подступает к ней.
- Снимайте ремни и давайте сюда! Быстро!
Нас подгонять не нужно; сорвали ремни, кинули тёте. Она их связала вместе, добавила ещё и свой. С одной стороны сладила петлю, бросила нам.
- Обвяжите вокруг ветки! Только покрепче!
Мы, как могли, обвязали , тётя Павлина, подпрыгнув, ухватилась за кончик ремня, упёрлась ногами в дерево. Её лицо аж покраснело от натуги, она что есть сил вцепилась в ремень, подтягиваясь, ноги скользили по склизкому стволу, ища, за что зацепиться.
Вот она сорвалась, упала вниз.
Держи-дерево подступало всё ближе и ближе. Вот оно остановилось, стало расти вверх - сотни гибких, усеянных колючками плетей поднялись над тётей.
- Тётя, залазьте! - закричал я во всё горло.
- Ничего, Витя, ничего.
Тётя Павлина снова подпрыгнула, вцепилась в ремень, но ноги скользили по проклятому стволу, а держи-дерево было уже рядом: почти доставало её своими плетьми.
- Не могу! - простонала тётя Павлина.
Она всё ещё висела на ремне, из последних сил сжимая пальцы.
Я, кажется, закричал, а Жорка быстро скинул один ботинок, потом другой, перелез через меня, обхватил ветвь ногами, повис вниз головой. Протянул длинные руки и ухватил тётю за воротник штормовки.
Ткань аж трещала, так он её тянул, а я вцепился в Жоркины ноги, прижал их что есть сил к ветви.
Выше!.. Ещё выше!.. Тётя Павлина последний раз перехватила руками связанные ремни, её разбухшее лицо посерело… Ещё, Жора, ещё!.. Вот тётина рука достала до ветви, вот другая впилась в дерево, и я, оставив Жоркины ноги, вцепился в тётины руки.
Когда тётя Павлина наконец оказалась на ветке, у нас не было сил даже радоваться.
Держи-дерево тем временем подползло к стволу. Тыкалось вслепую ветками, ища добычу, которая вдруг куда-то пропала.
- Оно долго тут будет? - шёпотом спросил я тётю: мне уже казалось, что держи-дерево может нас услышать.
- Не знаю, - ответила тётя. - Жаль, что у нас нет мачете. - Смотрела на держи-дерево так, что если бы была хоть малейшая возможность, спустилась бы вниз, чтобы отломать хоть веточку. - Интересно, где у него расположены органы чувств? Неужели в этих плетях?
- Оно что, видит? Или запахи чует?
- Скорее, оно вооружено органами, воспринимающими тепло. Как у наших гадюк… Ведь оно охотится только на теплокровных животных.
В это время держи-дерево, опустив колючие плети, замерло. Оно будто раздумывало, что делать дальше.
Потом зашевелилось снова: плети, цепляясь колючками за ствол, поползли вверх, а вся тёмно-зелёная переплетённая масса словно начала набухать.
- Оно лезет за нами, - испуганно прошептав Жорка.
Мы посмотрели наверх: над нами был отполированный ствол и лишь высоко-высоко снова начинались ветви.
А держи-дерево было почти рядом: оплело весь ствол, нащупывало плетьми нашё ветку. Вот оно снова замерло, словно принюхиваясь, а потом двинулось прямо на нас.
Прикипев к нему взглядом, мы начали отползать к краю ветки. Всё дальше и дальше, цепляясь на сучки, а держи-дерево неумолимо ползло за нами. Ветка становилась всё тоньше и тоньше, потрескивала, а внизу ревел бурный поток.
И когда отступать было уже некуда, тётя Павлина скомандовала:
- Витя, прыгай!
Я уже приготовился прыгать, но посмотрел на Жорку: прижавшись телом к ветке, он цеплялся за неё руками и ногами. Я сразу же вспомнил, что он почти не умеет плавать, и закричал ему:
- Прыгаем вместе!
Жорка зажмурил глаза, замотал головой.
- Отрывай! - закричала тётя Павлина: держи-дерево шевелилось уже у неё за спиной.
Наконец нам с тётей удалось оторвать обе Жоркины руки от ветки, и я что есть сил потянул его за ноги - Жорка истошно заорал, и мы клубком полетели в поток. Я ещё в воздухе выпустил Жоркины ноги и бултыхнулся головой в воду. Меня сразу же закрутило, потянуло на дно. Я обо что-то больно ударился, оттолкнулся руками изо всех сил, стал отчаянно выгребать наверх.
Откашливаясь, я высунул голову из воды как можно выше, оглянулся вокруг. Кругом кипела мутная вода, высокий берег стремительно проносился мимо, дерево, на котором мы только что сидело, осталось далеко позади, а впереди надвигалась сплошная стена джунглей. Недалеко от себя по левую руку я увидел тётю Павлину: рассекая руками поток, она плыла почему-то не к берегу, а вдоль течения. Я глянул туда и увидел Жоркину голову: она то скрывалась под водой, то выныривала. Жорка, должно быть, тонул.
- Жорка, держись! - закричал я и рванулся к нему.
Если до сих пор у меня и был какой-то страх, то он тут же исчез: каждый раз, как Жоркина голова ныряла под воду, мне казалось, что он уже не выплывет. Я даже обогнал тётю Павлину и первый добрался до товарища.
- Руку давай!.. Руку!..
Но Жорка, похоже, уже ничего не соображал: он лишь кашлял, выплёвывая воду. Тогда я ухватил его под локоть, потому что он снова собрался уйти под воду.
И в этот момент подплыла тётя Павлина.
- Давайте на дерево!
Мне сперва почудилось, что она кричит "Держи-дерево". Что оно плывёт следом за нами. От страха я чуть не выпустил Жорку. Глянул вверх по течению: догоняя нас, следом за нами плыло дерево. Гигантский ствол был почти весь погружён в воду, только ветви торчали над водой. Когда дерево поравнялось с нами, мы с тётей Павлиной схватились за ветки и, таща за собой Жорку, выбрались на ствол. Жорка весь аж трясся. Он сразу уцепился за ветку, прирос к ней.
Поток быстро нёс нас вперёд. Вот мы нырнули в джунгли: огромные деревья поднимались над нами, смыкаясь кронами, зелёные сумерки охватили нас со всех сторон, мы мчались словно с туннеле и не думали оставлять дерево, которое так вовремя нам подвернулось. К тому же тётя Павлина сказала, что нам нечего делать в джунглях, а поток рано или поздно куда-нибудь нас вынесет: или в реку, или в озеро, а может быть, и на берег моря.
Через какое-то время скорость потока словно бы увеличилась. Сквозь шум воды, сквозь плеск волн начал прорываться какой-то необычный звук: словно где-то далеко-далеко гудели самолёты. Тётино лицо стало напряжённым и встревоженным.
- Что это? - спросил я у неё.
Тётя Павлина даже не обернулась: наоборот, подалась вперёд, к чему-то прислушиваясь. А звук всё нарастал и нарастал: что-то гудело и ревело впереди, ненасытно, непрерывно и жутко.
Берега, до сих пор довольно далёкие, постепенно сходились, и теперь это была уже не глина, в скала. Закрученный жгутом и вспененный, чёрный густой поток бешено мчал нас вперёд. Тётя обернулась к нам, закричала:
- Водопад!
- Я глянул вперёд и увидел острую скалу, треугольником торчавшую из потока. Сразу же за скалой, по обе стороны от неё, поток обрывался и с гулом и рёвом падал вниз. Вода с такой силой била в камень, что аж вспучивалась, и огромная шапка жёлтой пены всё время плясала на этом месте, а дальше плыло марево, и в нём всё плясало и тряслось: и скала, и берег.
Нас понесло ещё быстрее; огромное дерево, на котором мы плыли, внезапно развернулось и с треском врезалось в скалу. Меня резко тряхнуло, но я удержался. Чувствовал, как вибрирует под ногами могучий древесный ствол, сопротивляясь бешеному потоку, а потом нас снова развернуло, и дерево, зацепившись одним концом за скалу, а другим - за берег, стало поперёк течения. Огромная волна накрыла нас с головой, пытаясь оторвать от ствола, швырнуть прочь…
Тётя Павлина что-то кричала, но я ничего не мог разобрать, так страшно ревела вода. Тогда она показала рукой в сторону берега.
Я глянул туда: наше дерево, зацепившись ветвями за берег, медленно сползало вниз. Ещё несколько минут - и течение снова подхватит его, бросит в водопад. А впереди, перепрыгивая с ветки на ветку, пробиралась к берегу тёмная фигура Жорки.
Я ещё раз оглянулся на тётю: цепляясь за ветки, она пробиралась ко мне. Тогда я тоже двинулся в сторону берега.
Вода перекатывалась через ствол, всё время пытаясь нас смыть. Дерево сползало всё ниже и ниже: вот-вот оно совсем оторвётся, и тогда нас уже ничто не спасёт…
Наконец добрался до берега, сразу же упал. У меня всё противно тряслось, перед глазами плыло. Меня затошнило. Я лежал, боясь оглянуться назад, на поток: а что, если тётя Павлина исчезла в водопаде?
- Живой?
Тётя Павлина! Отжимает волосы, отряхивается от воды.
- Ну, теперь проживём тысячу лет!.. Пошли посмотрим.
Я не успел спросить куда, а тётя уже взбиралась на скалу. И мы, хочешь - не хочешь, полезли за ней.
Стояли на скале и со страхом смотрели под ноги. Срываясь со стометрового порога, гигантская масса воды с рёвом падала вниз. Там бурлила, вздымалась, пенилась, и там же уже было наше дерево. Его крутило, швыряло, как щепку - вот оно совсем нырнуло под воду и исчезло.
Потом мы обернулись в сторону джунглей. Отсюда, с этой высокой скалы, было видно, какие они бескрайние: сплошное зелёное море, только на самом горизонте краснеют горы.
- Далеко же нас занесло, - сказала тётя Павлина. - Ну, ничего: если хорошо будем идти, то завтра доберёмся до места… Как, ребятки, согласны?
Мы хмуро ответили, что согласны. А что ещё сделаешь? Не оставаться же на этой скале, пока с голоду не помрём!
Мне сразу же захотелось есть. Так захотелось, что хоть камни грызи.
И зачем я полетел за этим держи-деревом? Оно мне нужно было?
- Пошли! - скомандовала тётя Павлина. - Пока не начало смеркаться, надо пройти хотя бы десять километров.
Легко сказать "пройти". Только мы спустились со скалы, только углубились в джунгли, как под ногами зачавкало болото. Вода ту, должно быть, не высыхала никогда, ноги всё время разъезжались в сырой глине, куда ни кинь взгляд - огромные стволы деревьев, поросшие мхом, обвитые лианами, в высоко наверху - сплошной полог, почти не пропускающий света. Душно, влажно, как в бане, воздух какой-то липкий, пропитанный гнилью. Я бреду и бреду, еле переставляя ноги, и всё у меня будто рыхлое: и голова, и руки, и грудь.
Жорке достаётся ещё больше. Он гораздо ниже меня ростом и часто бредёт в болоте по пояс.
А в животе аж бурчит - так хочется есть…
И чего я полетел на эту проклятую Венеру? Сидел бы сейчас за чистым столом, а Джек подавал бы обед…
При мысли о Джеке у меня аж слёзы на глаза навернулись - так стало себя жалко! И на Джека злость: сидит сейчас, небось, в чистой квартире, а ты тут меси болото.
- Привал! - объявляет тётя Павлина. - Пять километров уже одолели…
Ха, пять километров! Откуда она знает, что пять километров?
Смотрю на тётю Павлину уже со злостью: мне кажется, что она нарочно нас сюда затащила. Чтобы мы тут от голода мучились.
Тётя Павлина тем временем вытирает корень, который торчит из болота, приглашает:
- Садитесь, ребятки! Тут посуше.
- Не хочу! - мрачно отвечаю я.
Упрямо стою, хотя ноги просто подламываются.
- Не хочешь, как хочешь. А мы с Жорой посидим.
Теперь я уже злюсь на Жорку. Он сразу же примостился на корне. Глаза б мои на них не смотрели!..
- Ну, дальше двинули, - немного отдохнув, сказала тётя. - Уже недалеко.
"Ага, недалеко! Целых пять километров! Вам хорошо идти: вы посидели!.."
Понуро бреду за ними. И уже ничего вокруг не вижу. Появись сейчас держи-дерево - не обратил бы на него никакого внимания: попёр бы прямо на него.
- Поляна! - воскликнула тётя Павлина. - Ребятки, поляна!
Впереди и правда светлеет. И под ногами больше нет болота. Только мох и перепрелые веточки.
Высоко поднимая ноги, Жорка бежит на этот свет. Он всегда такой: только увидит что-то интересное, сразу забывает про усталость. Мы и дойти не успели, а он уже взобрался на дерево, растущее посреди поляны.
- Витька, лови! - И швыряет вниз длиннющие зелёные колбасы.
- Похоже на бананы, - говорит тётя Павлина. Поднимает метровую колбасу, нюхает, пробует сколупнуть твёрдую лоснящуюся шкурку. - Жора, их есть можно?
- Можно!
Примостившись на ветке, Жорка уплетает, только шкурки вниз летят.
- Ну, если можно есть… - И тётя решительно впивается в банан зубами.
А у меня сразу же - полный рот слюны. И спазмы в животе.
- Витя, а ты чего?
Поднимаю одну из колбас - ого, какая тяжеленная!
Бананы я уже не раз пробовал: на Земле, дома. Папа их очень любит, а мама терпеть не может: говорит, сырая картофелина и то вкуснее. Я же к бананам был просто равнодушен. А сейчас показалась, что ничего вкуснее не ел. Как ананас, только намного душистее. Мякоть нежная-нежная, так и тает во рту.
Умял почти всю "колбасу". А Жорка снова кричит сверху:
- Витька, лови ещё!
- Не хочу!
Я уже на них пересердился: и на Жорку, и на тётю Павлину. Они оба хорошие, это я просто так…
- Здесь и заночуем, - решает тётя Павлина.
Собрала все бананы, сложила в кучку под деревом.
- Рвите траву, ребятки!
Мы с Жоркой, который уже спустился с дерева, быстро нарвали травы, наносили целыми охапками. Тётя Павлина утоптала, получилась постель - лучше не бывает.
Улеглись рядком. Только сейчас почувствовал как сильно устал. Тело болит, мышцы сводит. Хочется спать, а заснуть не могу. Только глаза закрою, так вижу то болото, то воду. Тот бешеный поток.
Крутился, вертелся - лёг на спину.
Небо высокое-высокое и всё словно из серебра. Сияет - звёзд не видно. Я уже привык к нему, а поначалу было как-то не по себе. Гигантские деревья обступают поляну со всех сторон - нигде ни шороха. Всё вокруг словно вымерло. Да и кто в этих болотах жить станет?
Хотел спросить тётю Павлину, долго ли нам ещё выбираться, да и не почувствовал, как заснул.
Проснулся от того, что приснился пожар. Будто бы загорелся дом, тот, в котором живём на Земле. Выбежал на лоджию - огонь аж ревёт вокруг. Метнулся за махолётом, а он тоже в огне. Я от страха и проснулся.
Лежу с закрытыми глазами, а в веки вспышки так и бьют.
Неужели лес загорелся?
Сел, открыл глаза: лес не горит. Зато всё небо переливается огнями. Белые, красные, синие, жёлтые, зелёные - огни катились гигантскими волнами от края до края. Но вот волны словно бы осели, и на серебристом фоне появились ослепительные огненные столбы. Словно включил кто-то огромные прожектора. Столбы полыхали всё ярче и ярче, они то скрещивались, сливаясь, то снова расходились, и, наконец, пропали, и небо снова задёрнулось серебряным занавесом. Я уже подумал, что всё закончилось, когда из-за горизонта одна за другой поднялись огромные ярко освещённые шары. Медленно вращаясь, переливаясь всеми цветами радуги, они поднимались всё выше и выше, и я, не выдержав, разбудил тётю Павлину.
- Сияние, - сказала тётя Павлина: она восхищённо уставилась в небо. - Ради одного этого стоило забраться в джунгли.
- Посмотрите на деревья! - воскликнул Жорка, который тоже проснулся.
Неподвижные до тех пор деревья враз ожили, зашелестели листьями. Ветви медленно поднимались вверх. Деревья словно протягивали зелёные руки к небу, к светящимся шарам, которые плыли и плыли без остановки. Вот шары пропали, по небу снова покатились волны, и тогда весь лес, все деревья вокруг стали ритмично покачиваться: в одну сторону - в другую, в одну - в другую. Беззвучно и таинственно, лишь слышно было, как ритмично потрескивают ветви.
- Танец леса, - потрясённо прошептала тётя Павлина. - Я слышала про такое, но до сих пор не верила.
Наконец, волны снова начали опадать и бледнеть. Вот они совсем растаяли, и небо снова стало спокойным и серебристым. Деревья, покачавшись ещё немного, словно в трансе, опустили ветви. Сомкнулись кронами, застыли. А мы всё ещё сидели переполненные впечатлениями от только что увиденного; сидели, и молчали.