Сел один лишь Хэрн. Остальные остались стоять, обеспокоенно глядя на происходящее. Танамил достал из-под накидки изящную красноватую свирель, сделанную из нескольких связанных вместе тростинок, и заиграл. После первых же нескольких нот Хэрн, который до этого с презрительным видом плел косички из тростника, зачарованно поднял голову. Это была печальная, плачущая мелодия, в которую каким-то образом вплетался отголосок смеха. Ноты скользили одна за другой, переплетались и плыли дальше. Утенок сидел, разинув рот. Робин словно впала в транс. Голос свирели звенел, словно колокольчик, и струился, словно вода. Мне чудилось, будто вдоль всей Реки просыпается весна, и деревья покрываются листвой - но в то же время это была грядущая весна, которой еще только предстояло одолеть печальную зиму. Мне хотелось, чтобы эта музыка никогда не заканчивалась, чтобы она струилась вечно, как сама Река.
Я посмотрела на красную фигурку Гулла, стоящую на тропе. Она порозовела, слегка съежилась, немного зашелушилась - и с каждым мгновением она становилась все тверже. Я готова была поклясться, что песня свирели выжимает воду из фигурки, и она словно высыхает и затвердевает с каждой нотой. Она становилась все розовее, меньше и тверже, и так продолжалось до тех пор, пока в ней, по всей видимости, не осталось ни капли влаги. Танамил все продолжал играть, глядя на фигурку. Он играл до тех пор, пока та не начала белеть. Тогда он завершил мелодию, да так плавно, что я сперва даже не поняла, что он уже умолк. Когда он перестал играть, вокруг не воцарилась тишина. С обоих сторон от нас плескались реки, и ветер шуршал в тростниках, и пели птицы на скалах. И все эти звуки словно впитали в себя музыку Танамила и сохранили ее.
А потом Робин громко охнула и вскрикнула:
- Гулл!..
Я взглянула в сторону лодки и увидела, что Гулл сделался прозрачным. Через него можно было разглядеть борт лодки и край одеяла, на котором он лежал. Я видела волосы у него на затылке, примявшиеся под тяжестью головы. Гулл таял прямо у меня на глазах. Казалось, будто он - отражение в лужице, а лужица высыхает. Она уменьшалась, и Гулл уменьшался вместе с ней, пока не осталось лишь небольшое пространство рядом с рулем.
Хэрн вскочил и занес ногу, чтобы пнуть земляную фигурку.
- Не прикасайся к ней! - гаркнул Танамил.
Хэрн поставил ногу обратно. И в этот самый миг Гулл-лужица окончательно высох. Лодка была пуста.
Мы стояли, побледнев, и смотрели на нее. Мы были слишком потрясены, и не могли вымолвить ни единого слова. Танамил отложил свирель, встал и осторожно поднял фигурку Гулла.
- Вот, - сказал он, держа Гулла в руках. - Теперь он в безопасности.
- Каким образом? - спросила Робин.
- Где он? - спросил Утенок.
- Что вы сделали? - спросила я. И только Хэрн ничего не сказал.
Танамил передал высохшего розового Гулла Робин, и она взяла фигурку, хотя видно было, что она совершенно сбита с толку.
- А что… что мне с этим делать? - спросила она.
- Хранить до тех пор, пока вы не доберетесь до вашего дедушки, - ответил Танамил.
- Но у нас нет дедушки! - сказал Утенок.
Танакви посмотрел на нас с таким видом, словно он не знал, что сказать.
- Я и не знал, до чего же мало вы понимаете, - сказал он в конце концов. Он задумался на мгновение, потом добавил: - У Гулла необычная душа. Если какой-нибудь враг сумеет заполучить ее, он сможет использовать ее в качестве трубы, через которую можно дотянуться до других душ, в том числе - до душ его предков. Я не знаю, было ли это известно человеку, который пытался завладеть душой Гулла, но я знаю, что ни в коем случае нельзя давать этому человеку возможность узнать об этом. То, что я сделал, защитит душу Гулла, а этот человек ничего не узнает. Если я поклянусь вашими Бессмертными, что теперь Гуллу ничего не угрожает, вы мне поверите?
- Такое впечатление, что теперь ему и с нашей стороны ничего не угрожает, - сказала Робин, и Танамил рассмеялся.
- Пойдем ко мне в укрытие и погреемся, - сказал он, - прежде чем вы отплывете.
Уж не знаю, как нас угораздило согласи на его предложение. Ведь Танамил был варваром. Он только что забрал от нас Гулла, а способ, которым он это проделал, свидетельствовал, что Танамил - могущественный волшебник. И все же мы ни об чем этом не подумали. Мы пошли следом за Танамилом по красной тропинке, вьющейся среди камышей. Робин несла Гулла.
Тропа выбралась на травянистый отрог за красным утесом. Отсюда видны были обе реки. Наша Река - мощная, быстрая, извилистая, желтая - уходила в высокую теснину. Вторая река - красная - уступала нашей в размерах, но была такой же быстрой. И в ней было какое-то веселье, которого я никогда не чувствовала в нашей Реке. Она текла меж красных скал и пела. Даже деревья, папоротники и тростники на ее берегах, и те казались зеленее. И все то время, что мы сидели у Танамила, вокруг пели птицы.
Всякий раз, вспоминая укрытие Танамила, я прихожу в замешательство. Я думала, что оно построено где-нибудь у подножия красного утеса, из красной земли и бревен, принесенных Рекой, и что нам придется пробираться через тростники, чтобы подобраться к нему. Но я готова поклясться, что мы вошли внутрь утеса. Нет, правда, - мы должны были находиться где-то внутри утеса, потому что я помню второй выход, ведущий к самому берегу второй реки; красная вода плескалась среди бахромчатых верхушек танакви. Солнечные лучи проходили через тростники и солнечное кружево трепетало на потолке.
Внутри обнаружилась довольно удобная комната, со столом, стульями и грудой покрывал, меховых и тканых. В очаге горел огонь. Ни одного Бессмертного у очага не стояло. Танамил и вправду был варваром. Робин осторожно поставила к очагу маленькую фигурку Гулла. Когда я увидела это, с меня словно спало владевшее мною заклятие - я до сих пор уверена, что это и вправду было какое-то заклятие. Я подскочила, воскликнув:
- Ох! Мы оставили наших Бессмертных в лодке!
Танамил улыбнулся мне своей располагающей улыбкой.
- Не волнуйся. Они берегут лодку для вас.
Я уселась обратно, и надолго забыла и про наше путешествие, и про подстерегающую нас опасность, и даже про Гулла. Вместо этого я просто жила. И все остальные тоже. Хотя Робин под конец это, кажется, не очень нравилось. Но я плохо помню, что там, собственно, происходило. Очень уж все смешалось у меня в голове. Но я долго думала и обсуждала это с Утенком, и понемногу смогла кое-что вспомнить - хотя я не уверена, что мы правильно восстановили последовательность событий.
- Что-то с тобой неладно, Танакви, - сказал мне Утенок. - Ты же всегда все раскладываешь по полочкам, по порядку. Ты еще хуже Хэрна.
Я решила, что Утенок прав, хотя раньше этого не понимала. Если у меня что-то не укладывается в голове на нужное место, то меня это раздражает - в точности как и какая-нибудь неудачная вытканная вещь, вроде той кошмарной синей юбки Робин. Потому-то мы с Хэрном, пока сидели у Танамила, боялись куда больше, чем Утенок.
@GLAVA = 6
Я помню, что мы ели, сидя у очага, и что еда была замечательной. О такой я прежде только слыхала. Тут были лобстеры, и чудесные белые лепешки, и оленина, и еще сушеный виноград. Дядя Кестрел рассказывал нам про виноград. Он растет в Черных горах, на вьющихся растениях, которые свисают с деревьев. Когда я впервые услышала о короле, папа сказал, что тот каждый день ест лобстеров и оленину. Я и не думала, что когда-нибудь попробую их сама. И еще мы пили вино, тоже в точности как король. Вино - это такая красивая розовая жидкость, а в ней пляшут искорки. Танамил сказал, что это вино с Черных гор. Робин плеснула немного вина из своей чашки к ногам фигурки Гулла. Танамил засмеялся, а Робин покраснела. Но Утенок говорит, что за ужином она сделала то же самое.
Странно - я помню только одну трапезу. Но мы должны были поесть и во второй раз, потому что там и заночевали. На самом деле, я помню, как сидела у подножия утеса, грелась на солнышке, глядела на две реки и ела - и все это происходило несколько раз, а не один. Однако же, как я ни стараюсь, я помню только одну трапезу у очага.
Хэрн с Утенком веселились вовсю. Они кувыркались, возились и боролись на груде покрывал. Наверное, я тоже возилась вместе с ними, но не все время. Я смотрела, как Робин танцует. В Шеллинге Робин часто танцевала, если у нее выдавалась свободная минутка, но она никогда не танцевала так, как в тот раз, когда Танамил играл для нее на свирели. Я помню, как она танцевала в комнате, а по потолку над ней скользили солнечные пятна, и как она плясала на траве. Кажется, я даже помню ее на утесе на другой стороне реки, но это уже наверняка полная чушь. Зато я точно помню, что она несколько раз брала Танамила за руку и требовала, чтобы он играл еще. Это совершенно не похоже на Робин. Она очень робкая, и держится всегда очень чопорно. Но я точно помню, что она брала его за руку. А Танамил улыбался и играл еще, и музыка была чистая и прекрасная - сон о музыке. А Робин все танцевала и танцевала.
Утенок тоже захотел научиться играть на свирели. Мы с Хэрном взвыли. Если бы вы слышали, как Утенок поет, вы бы нас поняли! Но Танамил послушно пошел и нарезал для Утенка тростника. Я помню, как летали его пальцы, когда он прорезал дырочки в стеблях тростника и связывал тростинки вместе. Он сделал мундштуки из тех кусочков стебля, где соединятся коленца - там сердцевина твердая. Потом он поставил пальцы Утенка на дырочки и велел тому дуть. Утенок подул. Ничего не произошло.
- Тишина! Слава богам! - воскликнул Хэрн.
- Попробуй сказать в свирель вот так вот: птехвх, - предложил Танамил.
- Птехвх! - сказал Утенок. Физиономия у него сделалась вся красная. А свирель издала всеми дудками одновременно помесь визга с лаем, как будто стадо свиней столкнулось со стаей собак. Мы просто попадали от смеха. Утенок сердито сверкнул на нас глазами и вышел через вторую дверь, ту, которая вела к красной реке. И вскоре мы услышали доносящиеся из тростников коротенькие, неуверенные мелодии.
Хэрн приподнял бровь и взглянул на меня.
- Вот это да! Я и не думал, что он знает хоть один мотив.
Танамил и Хэрна чему-то учил. Я помню, как они сидели на корточках, и Танамил что-то рисовал палочкой в пыли, а Хэрн кивал. А то они еще напрыгивали друг на друга и принимались бороться. Мне нравилось на это смотреть. Я дернула Танамила за руку, прямо как Робин, и сказала:
- Покажи и мне!
И он показал. Кое-что я просто не могла сделать, потому что я не такая сильная, как Хэрн, но зато Танамил показал мне, как использовать силу другого человека против него же. Наверное, если бы в тот момент туда вошел какой-нибудь взрослый враг - например, Звитт, - я могла бы швырнуть его на землю, а может, даже и и убить. Но я не уверена, что мне следует пользоваться этими знаниями. Я думаю о том, кто учил меня.
Зато Танамил научил меня двум вещам, которыми я пользуюсь. Я не помню, с чего вдруг речь зашла об этом, но я ему пожаловалась, что про многие слова не знаю, как их ткать. А Танамил сказал, что нет ничего дурного в том, чтобы составлять собственные узоры - только тогда обязательно надо объяснить другим, что они значат. Но еще он сказал:
- Ты всегда должна использовать правильный узор для обозначения Реки. Это важно.
И он показал мне этот узор, переплетя стебли тростника. Еще он показал мне более выразительный способ сучить пряжу. Он заставлял меня упражняться на тростинках, пока у меня не получилось, как надо. Танамил сказал:
- Используй такую пряжу для самых важных мест твоей истории. Тогда эти фразы станут более выпуклыми и будут выделяться на ткани.
Я так и сделала в нескольких местах этой накидки. И меня вовсе не смущает, что этому меня научил Танамил. Главное, что оно работает.
Я спрашивала у Хэрна, что там такое Танамил ему объяснял, когда писал палочкой в пыли, но Хэрн мне не ответил.
Еще я помню, как Танамил пришел к нам, когда огонь плясал в очаге и его отсветы смешивались на потолке с пятнами солнечного света.
- У каждого из вас должен быть ко мне вопрос, - сказал Танамил. - Спрашивайте.
Сперва мы никак не могли придумать, что же такое спросить. Мне вспомнилось, как тетя Зара любила говорить: "Танакви, тебе следовало бы сказать мне одно словечко. Какое?" Я, конечно же, никогда не могла понять, что она имеет в виду, потому ничего и не говорила, и тетя Зара называла меня грубиянкой. Если бы она хоть раз сказала по-человечески: "Танакви, ты забыла сказать "пожалуйста"", - я бы сразу все поняла и сказала. Вот и с Танамилом получилось что-то в этом роде. Он хотел, чтобы мы сказали что-то определенное, и ему было совершенно ясно, что именно надо сказать. А вот нам не было ясно.
Первым заговорил Хэрн.
- Вы называете себя волшебником?
- В некотором смысле я действительно волшебник, - сказал Танамил, - но я себя так не именую.
И он повернулся к Утенку.
- Вы верите в Бессмертных? - спросил Утенок. Он очень старался, и видно было, что Утенок считает, будто он задал очень умный вопрос.
Танамила его вопрос позабавил. Он запрокинул голову и расхохотался.
- Не так, как вы, - ответил он. - Но они существуют.
Потом он, все еще посмеиваясь, повернулся ко мне.
На мгновение мне показалось, будто я знаю, какой вопрос он хочет услышать от меня, но потом это ощущение ушло.
- Нет-нет! - произнес Танамил. - Ты должна спросить о том, о чем тебе хочется спросить.
Это было ужасно похоже на слова тети Зары о том, что я должна говорить "пожалуйста" потому, что мне этого хочется. А кому этого хочется?
- Пожалуйста, - сказала я на всякий случай, но это было, конечно же, не то. И тогда я спросила: - Откуда вы?
Это был неправильный вопрос. Танамил снова рассмеялся.
- Полагаю, вы бы сказали, что я пришел с Черных гор.
Я окончательно перестала соображать, что к чему. Я же знала, что варвары пришли с моря. Пока я пыталсь хоть что-то сообразить, Танамил повернулся к Робин. И я не знаю, о чем его спросила Робин. Я знаю, что какой-то вопрос она задала, и я думаю, что это был правильный вопрос, и Танамил на него ответил, но я совершенно не помню, о чем у них шла речь. Утенок говорит, что я этого не помню потому, что Робин в этот момент там не было. Он говорит, что Танамил ходил и спрашивал каждого отдельно, и еще говорит, что я все перепутала, потому что это произошло в самом начале, как только мы туда пришли. Но я точно помню, что это было почти в самом конце, и так я и тку эту историю.
То, что случилось еще, случилось уже ночью, и я знаю, что это на самом деле было в конце. Мы все спали на груде одеял, у очага. Нам еще ни разу с тех пор, как мы уплыли из дома, не было так тепло и удобно, так что я не знаю, отчего я вдруг проснулась. Ну, если только Робин и Танамил забылись и повысили голоса во время спора. Я услышала лишь отдельные отрывки из него. Я то засыпала, то просыпалась снова, а они все спорили. Я запишу здесь то, что расслышала.
- Но они должны идти, - говорил Танамил. - Они все связаны друг с другом, и я не могу оставить их здесь навсегда.
- В таком случае, - сказала Робин, - я тоже должна идти.
- Но ты никогда себя не связывала, - сказал Танамил. - Зачем же ты пойдешь?
- Пойду, и все, - сказала Робин. - Я еще давным давно пообещала маме…
- Если бы твоя мама знала, о чем я прошу, - быстро сказал Танамил, - она велела бы тебе сделать, как я говорю.
Мне это показалось нечестным приемом. Танамил никак не мог знать, что сказала бы мама. Но Робин вечно повторяет, что мама хотела бы того, или что ей не понравилось бы то, и я уверена, что Танамил знал об этой привычке Робин. Робин заплакала.
- Я прошу лишь одного: чтобы ты осталась со мной, - сказал Танамил.
Ну ничего себе скромная просьба! Он еще будет запугивать Робин! Я совсем уже собралась сесть и сказать Танамилу пару ласковых, но вместо этого уснула.
Я проснулась оттого, что Робин закричала:
- Я сказала - нет!
- Но почему? - крикнул в ответ Танамил. - Почему, почему, почему?!
- Потому, что ты тот, кто ты есть, - сказала Робин. Она опять плакала - или так и продолжала плакать еще с того момента. - Это будет неправильно.
Мне захотелось дать ей пинка. Она же все равно что напрямую сказала Танамилу, что мы не варвары!
- Что ты имеешь в виду под этим "неправильно"? - нетерпеливо спросил Танамил. - Чем мы друг от друга отличаемся?
- Ну, для начала, возрастом, - сказала Робин.
- Глупая отговорка! - заявил Танамил. В голосе у него звучало негодование, в точности как иногда у Хэрна. Но я обрадовалась, потому что поняла, что Робин пытается исправить свою ошибку.
- Нет ли у тебя каких-нибудь отговорок поумнее? - спросил Танамил.
- Это не отговорки, а причины, - холодно отозвалась Робин.
- Я был несправедлив. Прошу прощения, - сказал Танамил.
Я подумала, что Робин, несмотря на свои ошибки, управляется с ним куда лучше, чем это получилось бы у меня. Наверное, с этой мыслью я уснула опять. Когда я проснулась в следующий раз, Робин дошла до самого худшего.
- Я не понимаю, откуда ты можешь это знать! - еле слышно проблеяла она.
- Знаю, и все, - сказал Танамил. - Ты рискуешь сильнее всех - после Гулла. Я говорю это не просто для того, чтобы убедить тебя…
- А для чего же ты еще это говоришь? - перебила его Робин.
- Ну, уела, - согласился Танамил. - Робин, я не могу заглядывать далеко в будущее, но то, что я вижу, мне не нравится. Останься здесь и позволь остальным уйти. Они унаследовали его упорство. А ты - нет.
Эта его реплика дала Робин моральное преимущество. И Робин не замедлила им воспользоваться.
- А что ты обо мне подумаешь, если я отступлю только потому, что уродилась слабой? - спросила она.
Должно быть, этим она и поставила точку. Когда я проснулась снова, Танамила в комнате не было, а Робин спала рядом со мной. На этот раз меня разбудил Утенок. Он наклонился надо мной; с одной стороны он казался розоватым из-за отсветов пламени в очаге, а с другой стороны его усеивало кружево лунного света, отражавшегося от реки.
- Танакви, - прошептал он, - я кое-что вспомнил. Помнишь ту лодку, в которой было полно народу? Танамил еще сказал, что там варвары.
- Помню, - отозвалась я. Меня вдруг охватил приступ недоверия к Танамилу. Он забрал у нас Гулла, а теперь пытался забрать еще и Робин. Что это мы, свихнулись, что ли, что согласились остановиться у него? Я поняла, что он наверняка наложил на нас какое-то заклятие, и перепугалась, как полная дура.
- А что такое с этой лодкой? - спросила я. - Это же были не варвары, а наши люди, разве не так?
- Нет, - все так же, шепотом сказал Утенок. - Тут такая странная штука - это взаправду были варвары. У них были такие же волосы, как у нас, и коричневые лица - как у него, - и странная одежда, и железные шапки. Почему же он назвал их варварами?
Тут оказалось, что Хэрн, спавший у другого края очага, тоже сидит.
- А ты точно уверен? - шепотом спросил он.
- Совершенно точно. Я их видел, - сказал Утенок.
Мы дружно уставились на маленькую бледную фигурку Гулла, стоящую у очага.
- Значит, он с самого начала знал, кто мы такие, - сказал Хэрн. - Мы…