А через две ночи родили Фиолита и Розенфильда деток: Фиолита – девчушку курносую да розовощёкую, а Розенфильда – мальчишку ясноглазого да крепкого. Только порадоваться ни той, ни другой не пришлось. Схватила бабка кульки с новорождёнными и, пока матери в горячке бредили, в тёмную безлунную ночь унесла ребятишек подальше от отцовых-материных дома.
Тьма стояла непроглядная, пятернёй хоть у самых глаз тряси – не увидишь. Осторожно, но быстро-быстро, как только могла, бежала бабка со своей ношей. Оказалась в городе – только на ощупь и поняла, мостовую каменную под ногами почувствовала. Пробежала ещё вперёд и бросила первый кулёк на крыльцо – кому подбросила, знать не знала. А в кульке колечко оставила…
И снова вперёд заспешила. Ночь короткая, а ещё второго младенца пристроить надо. Снова бросила она, не ведая куда, спелёнатого ребёнка, а в придачу осколок камешка в простынку завернула. И в обратный путь пустилась – поспеть бы до рассвета. Ноги быстро шагали, вот уже мостовая сменилась на просёлочную дорогу, а там и на тропку – ту, что дом её с задней стороны огибала.
Уж как горевали наутро Розенфильда и Фиолита, даже сказать страшно. Ссоры между ними как не бывало, уж и пожалели, что из-за колечка так повздорили. Просили они просили, чтобы за восстановившийся мир между ними детушки пропавшие вернулись, только бабка-повитуха рот крепко-накрепко на замок закрыла и ни слова о своих ночных похождениях им не сказала. Ни к чему в деревне колдовские происки!
Прошли годы. Много. Семнадцать или даже восемнадцать.
Розенфильда и Фиолита жили-поживали, воспитывали каждая двух сыновей и двух дочерей, и о давней истории постарались забыть, но только в сердце у каждой мечта была – хоть разок пропавших сынка с дочуркой повидать.
А сынок Розенфильды тем временем жил в самом центре Филльвильдии, хоть и на самой его окраине – в бедной-пребедной семье.
Имя подкидышу много лет назад дали странное – Дим.
– Что за имя такое? – изумлялись соседи слева. – Где ж это видано, чтобы филльвильдцев Димами называли?
– Это они, видно, с дочери королевской пример взяли, – ехидничали соседи справа, – те свою крошку Идией назвали!
– Как назвали, так и назвали, – отмахивалась Корофета, мать большого бедного семейства, – на ум пришло!
А найти ответ, как ей такое в голову взбрело, не получается. И сама не понимала, просто стала вдруг чужого ребёнка Димом кликать. Так и повелось.
– Как прокормить ещё одного? – хватался за голову отец семейства, седобородый Галаферд.
– Что само к дому пришло, то гнать не положено! – отвечала Корофета, а сама ту же думу думала, что и муж.
– Мужичок ещё один в доме, – бодрилась она и в следующий год, и ещё через год, и на третий, и на четвёртый, – вырастет, подмога матери с отцом будет.
Говорила, а сама уж и не верила – годы шли, а сынок ни пахать, ни сеять, ни жать, ни дрова рубить, ни воды наносить не мог. Руками слаб, ножками хил. Тоненький, как хворостинка. Ни силы богатырской, ни ума богатого, ни сердца рыцарского.
– Что ж за беда нам, Галаферд? – говорила Корофета. – Отчего сынишка такой сирый вырос?
То, что Дим – подкидыш, они за всю жизнь ни разу не обмолвились.
– Ничего, жена, – отвечал Галаферд весело, – будут ещё у него ручищи, как вон те брёвна, а выносливости, как у тысячи быков!
Говорил, а сам тоже уже не верил.
Братья да сёстры посмеивались над неловким Димом, всё пытались ущипнуть да подножку поставить, и никакие родительские запреты их шалости остановить не могли.
Настал сегодня день совершеннолетия, а Дим как был чахлым да квёлым, так и остался – ни к труду не способен, ни к песням весёлым.
– Кто ж тебя такого в мужья возьмёт? – сказала вдруг за столом старшая сестра, – ты ж ни со скотиной не управишься, ни с плугом, так всю жизнь на печи просидишь.
– А я женюсь! – вдруг горячо воскликнул Дим, – обязательно женюсь!
– На ком же? – засмеялась старшая сестра.
– На дочке королевской – принцессе Идии!
– Ишь ты, – присвистнули братья, – куда хватил! Принцессу ему подавай! Иди-ка лучше косу наточи, королевич!
А Дим разозлился так, что ничто его успокоить бы не смогло, кроме женитьбы на принцессе. Собрал он маленький узелок, несколько крошек хлеба смёл в тряпочку и пошёл скитаться по Филльвильдии. Хоть и жил он в центре страны, да всё ж это была самая его окраина, так что путь до Королевского дворца предстоял совсем не близкий. Ни еды, ни питья у Дима не было, только крошечное колечко с обломанным камешком при нём осталось, но толку от него мало. Мать, как ни старалась, а продать его не смогла. Не лежала душа у богатых покупателей к порченой вещице, а бедным она и даром не нужна была.
Походил Дим по базару, предлагая колечко то там, то сям. Никто не позарился на щербатый камешек в потускневшей от времени оправе. Так и ушёл бы Дим с базара без единой денежки, если бы не повстречался ему наш старый знакомый Колдун. Он как раз пришёл на Главный Филльвильдский базар за травами и кореньями, когда Дим в очередной раз свой нехитрый товар купцам предлагать стал. А купец вроде даже и цену назначил, и купить был готов. Только Колдун свой перстенёк издали сразу узнал. Как он ни пытался, не удалось ему за долгие годы обрести желанного богатства, а потому решил он свой заколдованный предмет обратно взять, а заодно и за мальчишкой приглядеть, не выведет ли тот его на дочку Фиолиты.
– Я покупаю! – перебил он новую цену купца, – за любые деньги!
Сторговались они с Димом, и только успел юнец зажать в руке монетки и поспешить к выходу с базара, как донёсся до него грозный рык Колдуна:
– Обманщик! Ты мне разломанный камень продал!
Растерялся Дим так, что чуть не заплакал. А Колдун поразмыслил немного, вспомнил, как Фиолита по камешку ногой топнула, и от досады чуть всё остальное кольцо не проглотил.
– Ладно, – сказал он, – всё равно себе оставлю. А куда ты путь держишь, юноша?
– В Королевский дворец, свататься к принцессе Идии. Мне обязательно нужно успеть туда до вечера, потому что Филльвильдия славится своими тёмными-претёмными ночами, и я боюсь заблудиться и попасть в логово диких зверей.
– Что ж, пожалуй, я могу тебе помочь, – сладким голосом заговорил Колдун, – я очень хорошо знаю дорогу в Королевский дворец, а чтобы нас вдвоём пропустили, ты у ворот меня представишь как своего отца.
Поразмыслил Дим и решил, что ничего дурного и нет в том, чтобы этого прохожего за отца выдать, к тому же с отцом свататься даже солиднее. И согласился.
Вёл его Колдун через город, через лес, то в горку, то под горку, то через луг, то через поляну, то по мостику через ручей, а то и вброд по студёной воде. И вот, когда солнце опустилось совсем низко, вывел его Колдун к широким воротам чудесного Дворца. Такого богатства Дим не видел ещё ни разу. Тут таких камешков, как у него в колечке, много-много, не сосчитать! И не расколотых, а целых! Они украшали всё: и ворота, и стены, и крыши. Искрились в лучах заходящего солнца, блестели так, что Дим зажмурился.
– Кто вы и зачем пожаловали? – сурово спросил привратник.
– Я бедный юноша Дим из центра Филльвильдии, правда, с самой его окраины! А это мой отец!
Колдун кивнул.
– Я пришёл свататься к принцессе Идии, – храбро завершил свою речь юноша.
Второй привратник отправился во дворец, чтобы доложить о странных гостях, а первый внимательно разглядывал путников, не желая их пустить даже на порог.
Второй привратник вернулся и сурово, совсем как первый, сообщил:
– Его Величество, Король Озилай Менито Власкас Второй, в приёме вам отказал. Её Величество, Королева Венесита Буруади Филльвильдская, в приёме вам отказала. Её Высочество Принцесса Идия разрешила войти в её покои, но в мужья она согласится Вас взять только при одном условии, о котором сама и расскажет.
Дим обрадовался, Колдун подмигнул ему. И они вошли в Королевский Дворец.
Прежде чем узнать условия принцессы Идии, мы немножко расскажем о ней самой.
Девушкой она росла своевольной и на грубое слово не скупилась. Помыкала слугами, ни в грош не ставила ни отца, ни мать, а те будто и не замечали, таяли от каждого звука её грубостей, ведь они всегда мечтали о крошке-дочурке, а детишек у них не было до того утра, когда самый тёмный из всех мраков – Филльвильдский – рассеялся и немолодой Король Озилай Менито Власкас Второй увидел у ворот дворца шевелящийся кулёк.
Девочку, даже не сговариваясь, Король и Её Величество Королева Венесита Буруади Филльвильдская стали звать Идией. А спроси их кто-нибудь, что это за имя такое и откуда они его выискали – объяснить ни он, ни она не сумели б.
Так и росла Идия в полном достатке, в неслыханной роскоши, задирой и грубиянкой. Никого не слушала, учиться не желала, от манер хороших отворачивалась, как от жаб и ужей.
– Любой жених от такой барышни откажется, – пугали няньки.
– А мне любой ни к чему! – бойко отвечала им Идия, – мне только один подойдёт, который моё условие выполнит!
А ещё была у Идии маленькая тайна. Когда ей было пять лет, она услышала, как Её Величество сказала Его Величеству, или попросту, как мама сказала папе:
– Что ты всё хранишь этот осколок совершенно непонятного камешка? Отдай слугам и прикажи выбросить!
Служанка положила осколок в карман своей рабочей формы, а хитрая Идия вытащила его и спрятала в коробочку.
И с тех пор она мечтала, что обязательно найдёт, откуда этот странный осколок отломился.
И вот зашёл Дим в покои принцессы Идии, огляделся. Сколько же здесь было игрушек, сладостей, всевозможных одёжек – одна другой ярче и красочнее, фруктов диковинных, цветов в вазах столько, что хватило бы засадить весь маленький участок возле убогой родительской лачужки.
Дим вдруг заскучал по братьям и сёстрам, по отцу и матери, но тут же вспомнил, что у него серьёзное дело – он свататься пришёл!
Капризная девчонка сидела на красивом резном троне и на голову нацепила расписную корону.
"Тоже мне принцесса, – подумал Дим, – даже не старше меня. Я тоже принцем могу быть!"
И откуда только решимость взялась в его щуплом тельце?
А Идия осмотрела кандидата в женихи придирчиво, прошла величественно мимо и с усмешкой спросила:
– Это ты ко мне свататься пришёл?
– Я, – не смутился Дим. Колдун кивнул, изображая почтительность, а сам по сторонам глядел – если уж колдовством богатство не удалось получить, так может хоть воровством попробовать?
– Что ж, – Идия снова села на трон и поправила оборки пышного платья, – выполнишь моё условие, пойду за тебя замуж.
– Говори! – нетерпеливо воскликнул тот.
– А условие моё такое, – принцесса коснулась короны кончиками пальцев, чтобы этот мальчишка не забыл, с кем имеет дело! – Всё, чего рука коснётся или голосом споётся, пусть в один короткий миг в драгоценность обернётся. Ясно?
– Ясно! – с готовностью выкрикнул Дим. Хотя ни слова не понял из повеления принцессы. Сама Идия тоже не могла бы рассказать, откуда у неё в голове всё детство вертелся этот стишок. Может, мама читала? Или кто-то из слуг пел его во время уборки?
Зато Колдуну всё стало ясно в тот же миг! Глаза его засверкали, а все мысли заполнило одно желание – получить здесь и сейчас заветный осколок, вставить его в оправу, тогда уж наверняка заклинание будет действовать, как написано в книге, а потом схватить девчонку, украсть прямо из дворца! Спрятать её, чтобы никто и никогда не нашёл, он сумеет.
– Я буду ждать ровно до полуночи! – властно объявила принцесса.
Времени оставалось совсем немного. А как исполнить нелепую просьбу?
– Постой, – лукаво улыбнулась Идия, – я тебе перед твоим уходом один секрет покажу!
И она поманила Дима пальцем, чтобы он подошёл и заглянул в маленькую коробочку.
Хоть и склонились две юношеские головы низко-низко над коробочкой, всё равно Колдун увидел, как блеснул на дне заветный осколок камешка! Схватил тогда без промедления Колдун коробочку, махнул чёрным плащом над принцессой и обернулся вороном, а принцесса в его лапах стала маленькой, ростом со спичку. Едва и успела вскрикнуть, как чёрный ворон уже уносил её далеко-далеко, а на лапе его блестел перстенёк с целым камешком.
На крик Её Высочества прибежала стража. Схватила Дима и спрятала в подземелье. Ни король, ни королева, ни начальник охраны не поверили в его рассказ про обманщика-колдуна, тем более что он сам его отцом своим называл.
Бросили Дима одного в темнице. Света в ней не было, только высоко над головой через прутья решётки пробивались лучи закатного солнца. Скоро наступит кромешная тьма, а за это время Колдун унесёт Идию так далеко, что и не догнать.
Откуда уж взялась в его темнице корзина с овечьей шерстью, никто не ответит. Может, от прежнего узника осталась. Руки Дима сами к корзине потянулись и ловко, быстро стали скручивать шерсть в прочную нить. В считанные минуты в его руках оказался целый клубок – откуда только умение в руках взялось? Обмотал он ниткой тяжёлый камешек, забросил в окошко так, чтобы нить вокруг прутьев обмоталась, поднялся по ней, с невиданной прежде силой разогнул прутья и был таков.
Идёт по темнеющим улицам, прошёл мимо домика, а у домика крыша прохудилась.
– Почини мне крышу, тогда скажу, куда ворон полетел, – потребовала хозяйка вместо ответа на его вопрос.
И опять руки Дима без спросу за дело взялись. Сделали всё чётко, ладно, словно всю жизнь он только и делал, что латал крыши.
Поспешил, куда хозяйка в благодарность указала. А через некоторое время снова с пути сбился. Ищет, у кого бы спросить.
– Покорми моего поросёнка, скажу, куда ворон полетел, – пообещала ещё одна жительница Филльвильдии.
Справился с задачей Дим споро и ловко. Времени совсем мало осталось до темноты. Потеряет во тьме чёрную птицу – не видать ему больше принцессы. У ворона глаза зоркие, ему ночь нипочём.
– Не видал ли ворона? – снова обратился он с вопросом к прохожему.
– А ты ружьишко у меня дома начисть да смажь! – назначил цену своему ответу прохожий.
Пришлось снова за труд приниматься.
Совсем стемнело, едва-едва видна дорога.
– Вон он, твой ворон, на соседском участке зерно клюёт.
Посмотрел Дим – и правда, притомился в дороге, подкрепляется ворон, а Идию крепко в лапе держит и колечком посверкивает. Взял Дим ружьишко только что начищенное, зарядил, к плечу вскинул и пошёл смело на ворона.
Ворон каркнул, посмеялся над Димом. Где уж ему, юнцу, в птицу на лету да впотьмах попасть? Глаз не тот, хоть и руки золотыми стали! Хотел ворон взлететь, да тут вдруг на него сеть упала – это сосед пришёл птицу ловить, которая его посевы уничтожить решила. Забился ворон в сети, крыльями замахал, каркал во всю мощь, а Идия тем временем к Диму спешила. Он поднял её на ладонь.
– Что это у тебя? – спросила она, присаживаясь на его руке.
Дим посмотрел на свои руки, а на них живого места не было после починки крыши да другой работы – сплошь ссадины да мозоли.
Пошептала Идия над его ладонями, и всё зажило на глазах.
Посадил Дим Идию в карман, а сам с вороном пошёл разбираться.
Грозил ему, ружьём в воздухе потрясал, велел немедленно расколдовать принцессу и все злодеяния свои прекратить. А ворон всё каркал в насмешку, не боялся ни ружья, ни угроз, через несколько минут в городе такая тьма будет, что перед носом пролетишь – никто и не заметит!
Выползла Идия из кармана, спустилась по руке Дима до самого воронова крыла и зашептала ему что-то. И вдруг даже в густых Филльвильдских сумерках стало видно, как чёрный ворон обернулся в белого голубя.
Спасли его из сетей, обернулся он снова человеком, расколдовал принцессу и покаялся перед Идией и Димом, рассказал, как стал причиной раздора между их матерями и зачем сегодня принцессу украл. Стал он отныне добрым волшебником. А кольцо подарил юноше и девушке, которые теперь ни на миг друг от друга не отлучались.
После того, как камень в кольце стал целым, руки Дима налились силой и ловкостью, а речи Идии стали нести исцеление. Так и сбылось заговорённое на камне заклинание: руки и голос всё превращают в драгоценности. А ДИМИДИЯ, как выяснилось, на одном из языков означает ПОЛОВИНА. Как искал и нашёл камешек свою половинку, так и Дим искал и нашёл свою Идию.
Вернулись молодые во дворец, созвали в гости всю Филльвильдию, а на самых почётных местах сидели Корофета и Галаферд, все названные братья и сёстры Дима, Розенфильда и Фиолита. Больше никто и никогда из родных Дима не нуждался, а его самого никто не называл неумехой, а от Идии никто больше не слышал никогда грубого слова.
Нэт Энсен
Мир бумаг
– Настоящий договор устанавливает условия передачи недвижимого имущества, а именно дома № 4 по улице Кипарисовой, принадлежащего господину А. Бравербургу, в собственность мистера Т. Гришейма. Прошу стороны ознакомиться с договором и, если вы согласны со всеми указанными условиями, подписать, – лощёный нотариус вынул из кожаной папки два экземпляра документа.
Т. Гришейм, цветущий мужчина под сорок, принялся внимательнейшим образом вчитываться в договор, неоднократно обсуждённый и исправленный. Уже почти бывший владелец дома номер четыре, представлявший собой полную противоположность будущего хозяина, лишь мельком взглянул на ровные строчки и, отыскав нужное место, размашисто подписал.
– Мистер Бравербург? – нотариус недоумённо посмотрел на него, уязвлённый таким пренебрежением к своему шедевру. – Неужели вы не собираетесь прочесть договор ещё раз?!
– Нет, – устало ответил бледный человек. – Я предпочитаю устные договорённости бумажной волоките.
– Но как же так?! – возмутился нотариус. – Неужели вы не понимаете, что в наше время нельзя верить на слово?! Лишь документально заверенные обязательства и свидетельства имеют законную силу!
– Не всегда, не всегда, – покачал головой мужчина. – Нити судьбы слишком хрупки, а будущее нигде не записано. Оно не терпит, когда его пытаются загнать на бумагу. Нити судьбы лопаются, и будущее отматывается назад, становясь прошлым. И никакие бумаги уже не имеют прежней цены – ведь они остались в прошлом, – Бравербург смотрел перед собой пустыми глазами и, казалось, говорил для самого себя.
– Я чужд философии, – ответил Гришейм, подписывая договор и возвращая его нотариусу. – Но верю в силу документов. А согласно им, дом теперь принадлежит мне.
– А философом быть и не надо, – ответил Бравербург, поднимаясь со своего места. – Все эти письменные договоры и обязательства – не более чем тщательно продуманное бумагомарательство. Устные же обещания – обещания самого сердца. Вот их-то и нужно выполнять в первую очередь… – он вдруг встряхнулся от своей сонности и заговорил уже энергичнее, – Что ж, мистер Гришейм… позвольте поздравить вас с приобретением, – Бравербург протянул руку.
– Благодарю. Это чудесный дом, – от улыбки усики Гришейма топорщились, придавая ему неимоверно довольный вид.
Он пожал руку Бравербурга, а тот вдруг вцепился в собеседника так, что побелели костяшки.