РОСИНАНТ
У нас в пионерском лагере на хозяйственном дворе работал конь. Не очень старый, но очень тощий: все кости сосчитать можно. Этого коня нам подшефный колхоз на лето одолжил, потому что для тяжёлых работ он уже не годился. А в лагере на нём всякую лёгкую поклажу возили: постельное бельё, матрацы, койки, продукты и другую мелочь.
Заведовал конём комендант лагеря - дедушка Василий: он и ездил на нём, и кормил его. Звали коня Росинантом. Кто и когда ему такое прозвище дал - неизвестно, только он на него охотно откликался. Крикнешь несколько раз: "Росинант! Росинант!…"-покажешь ему хлебную корочку, и он сразу подойдёт… Я книгу про Дон-Кихота читал и знаю, что доблестный рыцарь ездил в походы на своём коне Росинанте, а его оруженосец Санчо Панса - на осле, таком же толстом, как он сам…
Городские ребята часто бегали на хозяйственный двор, чтобы посмотреть на Росинанта, подарить ему хлебную горбушку или пару морковок. В городе теперь редко лошадь увидишь, их автомобили вытеснили.
Прибежал я как-то с Пашкой Снегирёвым на хозяйственный двор, чтобы покормить Росинанта с руки сахаром. Я уж и не помню, где Пашка пять кусков сахара раздобыл. Прибежали. Смотрим, стоит Росинант, запряжённый в телегу, голову опустил, а дедушки Василия нету. Кладовщик бегает вокруг, хлопает себя руками по бёдрам и кричит:
- Вот чехарда! Вот чехарда! Василий заболел, некому в колхоз за картошкой ехать! У меня сейчас выдача продуктов, а на обед картошки нету… Беда, беда!…
Мы с Пашкой переглянулись и сказали кладовщику:
- Разрешите, мы поедем. Мы в колхоз каждую неделю ходим, дорогу знаем.
- Э-э-э, дорогу-то он и сам, без вас, знает,- сказал кладовщик и хлопнул Росинанта по костлявому крупу.- А вот вас-то кто из лагеря отпустит?
Тут как раз подошла наша старшая вожатая Рая. Мы ей всё подробно объяснили и сказали, что будем нести полную ответственность и за коня, и за картошку.
- Нужно ехать,- сказала Рая.- Без картошки оставаться нельзя. Только кто её вам в колхозе даст?
- Дадут, им дадут,- сказал кладовщик.- Я уже всё оформил, только получить осталось. Им и погрузят, не беспокойтесь…
- А я не за них беспокоюсь,- сказала Рая.- Они никуда не денутся. А вот сумеют ли с конём справиться? Успеют ли вернуться, чтобы картошка к обеду поспела?
Тут уж мы наперебой начали старшую вожатую уговаривать: "Справимся, не маленькие, только бы нам позволили…"
- Ладно, езжайте, но никуда с дороги не сворачивайте. Если за час картошки не привезёте - все без обеда останутся. Поняли?
Мы страшно обрадовались. Пашка спрятал сахар в карман и говорит:
- Пусть на потом будет, будем в дороге коня поощрять, чтоб лучше нас слушался.
Мы вскочили на телегу и вместе схватили вожжи.
- Я буду править! - заявил Пашка.
- Почему это ты?
- А потому что, во-первых, сахар мой, а, во-вторых, когда я у дедушки в деревне был - научился конём править… Вот если вожжи влево дёрнуть, он влево пойдёт, если - вправо, он вправо пойдёт.
Росинант посмотрел синим глазом на Пашку и утвердительно кивнул головой.
Мне пришлось согласиться.
- Но, но! - крикнул Пашка и хлопнул коня вожжами по спине.
И мы тронулись.
- Вот выедем за территорию, заставлю его рысцой бежать,- сказал Пашка.
- Слушай, Пашка,- спросил я,- а почему Росинант всё время голову опущенной держит?
- Кто его знает? Может, потому, что дедушка Василий заболел…
Как раз на этом слове Росинант остановился.
- Вот видишь? - говорит Пашка.- Всё понимает!
Мы потом четыре раза хором "но" кричали, пока снова не двинулись с места. Зато, когда выехали на дорогу, до самого колхоза ни разу не останавливались.
Пашка сидел, как заправский возчик, намотав вожжи на руку, а я, чтобы не было скучно, рассказывал ему о рыцарских подвигах Дон-Кихота. Рассказал ему, как он с мельницами воевал и как его одна мельница вместе с конём над землёй крутила.
- Дурак он, твой Дон-Кихот,- сказал Пашка.-Разве можно так с конём обращаться?
Тут мы как раз к балке подъехали, дорога вниз, под гору пошла, и Росинант побежал рысцой. Да он и не мог медленно идти, потому что телега всё время ему на задние ноги наезжала. Пашка толкнул меня локтем в бок и говорит:
- Видишь, всё слушал и всё понял. Я ведь обещал, что поближе к колхозу переведу его на рысь, а он не стал дожидаться команды - сам побежал.
Я хотел Пашке сказать, что вовсе не поэтому, но вдруг услышал, что у Росинанта внутри что-то ёкать стало: "ёк-ёк, ёк-ёк".
- Пашка,- говорю,- слышишь?
- Слышу.
- Чего у него там внутри болтается?
- Не знаю.
- Ты лучше Росинанта попридержи, а то оборвётся у него в животе какая-нибудь печёнка, тогда что будем делать?!
Пашка побледнел и начал на себя вожжи тянуть. Горка становилась всё круче, и Росинант перешёл на галоп. Так мы до самого низу и мчались, и ничего не случилось. Я всё боялся, что наш конь на части развалится, так его мотало в оглоблях.
Когда мы выехали на ровную дорогу и Росинант еле поплёлся, Пашка спросил меня:
- Ты что, испугался?
- Немножко,- говорю.
- А я ничуточки! Даже удовольствие получил,- говорит Пашка, а у самого лицо’ бледное и руки дрожат.- Хороший конь! Знаешь, Вовка, у меня такое подозрение, что эта лошадь когда-то в цирке выступала - здорово умная…
Разговор оборвался, потому что мы заехали на колхозный двор. С картошкой действительно всё очень просто получилось. Не прошло и десяти минут, как на нашу телегу нагрузили шесть мешков картошки и белокочанной капусты. Колхозник, который всё это нам погрузил, посмотрел на Росинанта, покачал головой и сказал:
- Вы, братцы, через горку не езжайте - конь не вытянет. Валяйте в объезд, это будет всего метров на двести больше.- И показал нам, по какой дороге ехать.
- Мы и сами через горку не поехали бы,- говорит Пашка.- Если ещё раз придётся под гору спускаться, у Росинанта всё внутри оборвётся.
- Чего, чего? - не понял колхозник.
- Ёкает у него всё время что-то в животе,- объяснил Пашка.- Ёк-ёк-ёк.
Тут дядюшка как расхохочется, как схватится руками за живот:
- Ох,- говорит,- уморили… Это же селезёнка у коня ёкает, это у каждого коня бывает…
Пашка ничего не сказал, посмотрел на меня и направил Росинанта к воротам.
Дорога проходила прямо через поле и была действительно ровная, без всяческих балок и горбов. Росинант тянул не спеша, ну, а мы, конечно, пешком шли и ласковыми словами подбадривали его: "Но, милый… ещё чуть-чуть…^Тяни, родименький, нажми". Мы ему даже целую головку капусты на ходу скормили.
Слева от дороги показались четыре лошади. Передние ноги у них были связаны. Лошади щипали траву, и никто дх не пас. Росинант увидел их, поднял голову, навострил уши и весело заржал, вроде крикнул: "Здорово, братцы, как поживаете?!"
- Знакомые, наверное,- сказал Пашка. - Приветствует их.
Лошади не обратили на Росинанта никакого внимания.
- Ему, наверное, тоже погулять охота, - пустился Пашка в рассуждения.
А я возьми да спроси:
- А ты, Пашка, распрягать и запрягать умеешь?
- А как же! Я сколько раз дедушке помогал… Хочешь - докажу?
И Пашка начал заворачивать Росинанта с дороги в открытое поле. Росинант удивлённо посмотрел на Пашку - как будто спросил: "Зачем это?" Но все-таки подчинился.
- Сейчас увидишь, как это делается, я не забыл… Вот, учись.- Пашка начал развязывать ремни, которые были к оглоблям привязаны. Потом снял сбрую, всю, вплоть до уздечки.
- Видал? Это ещё легко, а бывает сбруя посложней…
- Молодец,- неуверенно сказал я, потому что внутри у меня началось какое-то беспокойство. Пашка понял меня и говорит:
- Ты не волнуйся. Я и запрягу мигом, только пусть немного погуляет.
Росинант встряхнулся, как после купания, фыркнул и вышел из оглобель. Сначала он понюхал траву возле телеги, а потом пошёл туда, где четыре связанных коня паслись. Подошёл к ним, заржал и вдруг хлоп на землю и давай на спине кататься и стонать. Я испугался и крикнул Пашке:
- Ой, Пашка, у Росинанта припадок!
- Чудак ты, - говорит Пашка. - Это он так гуляет. Все животные так развлекаются, собаки и кошки. Ему тут весело.
Росинант поднял голову и вопросительно глянул на Пашку.
- Гуляй, гуляй ещё немного, у нас ещё целых полчаса в запасе.
Росинант снова начал кататься, а потом кряхтя встал на ноги и даже пробежал один круг рысцой вокруг коней.
- Хватит ему гулять! - говорю я.- А то в кухне картошку ожидают.
- Сейчас,- отвечает Пашка.- Сейчас его запрягу, вот только в оглобли загоню,- и побежал за конём. Пашка к нему подходит, а конь от него, Пашка со стороны морды заходит, а он - отворачивается. Тогда Пашка подобрал с земли какую-то палку и хотел хлестнуть Росинанта, на тот сразу отбежал.
- Вовка, на помощь! - закричал Пашка.
Я подбежал с другой стороны и как заору:.
- А ну, марш в оглобли!
Росинант испугался и в галоп. Мы за ним, а он - от нас. По всему полю бегаем, а к телеге подогнать не можем. Пашка несколько раз вплотную к нему подбегал, да ухватить не за что было, он ведь и уздечку-то снял.
Рассердился Пашка, показал Росинанту палку и кричит ему:
- Ах ты, скотина дурная! Да ты же нам обед сорвёшь!
И как бы вы думали, что сделал Росинант? Он оскалил
зубы, задрал верхнюю губу и начал над Пашкой смеяться: ну, словом, как человек! Пашка аж побелел от злости. Тут я вспомнил, что у него в кармане сахар лежит, и говорю тихонько, чтоб Росинант не слышал:
- Пашка, доставай сахар. Он за сахаром куда хочешь пойдёт.
Пашка моментально вынул из кармана один кусочек сахару и показал Росинанту. Тот с места не сдвинулся, но зато позволил Пашке к себе подойти. Сожрал сахар и смотрит. Пашка другой кусочек достаёт, только уже отступает к телеге. Росинант пошёл. До телеги Пашка ему три куска скормил, а последние два положил на передок, где кучер сидит. Росинант вошёл в оглобли, подобрал губами сахар - только хруст раздался.
- Ну, теперь всё в порядке,- говорит Пашка.
- Какой же это порядок? - спрашиваю. - Ты что, хвостом вперёд запрягать будешь?
- Э-э, дело пустяк,- отвечает Пашка.- Теперь только развернуть осталось… Но, но! Да поворачивайся скорее! - И толкает Росинанта в грудь, а тот возьми да и переступи через оглоблю.
- Вовка, скорей уздечку мне подавай! - кричит Пашка.- А то ухватить не за что.
Я тут же ему уздечку подал. Он хотел её накинуть на Росинанта, а тот, как увидел уздечку, замотал головой и ушёл в поле.
Ну, что поделаешь? Пришлось нам снова за ним гоняться.
Но разве за конём угонишься?… Устали мы, сели на землю, Пашка говорит:
- Конечно, я один во всём виноват. Я так и скажу, если из-за нас обеда в лагере не будет…
- Нет, это мы вместе виноваты,- сказал я.- Это я же спросил, умеешь ли ты распрягать… А вообще-то виноват, конечно, сам Росинант. Потому что у него никакого конского образования нет.
- Ладно, что же нам теперь делать? - спрашивает Пашка.
- Не знаю,- говорю,- мы вдвоём телегу не утащим, хотя лагерь отсюда близко и дорога ровная… Вот если бы ещё…- Тут я не закончил своей мысли, потому что увидел на дороге наших ребят - весь пятый отряд.
Оказывается, они с биологом, Марией Дмитриевной, шли с водоёма.
- Пашка, мы спасены! - сказал я.- Картошка будет в лагере!
- Ты что, думаешь, Мария Дмитриевна может Росинанта запрячь?
- Нет! - говорю.- Гляди, сколько ребят. Если мы все вместе возьмёмся - как игрушку, телегу покатим.
Подошла Мария Дмитриевна с отрядом. Мы ей всё, как было, честно рассказали. Она рассмеялась и говорит:
- Выходит, вам дикого коня, мустанга, дали. А как же его теперь в лагерь загнать?
- Никак,- сказал Пашка.- Я его здесь посторожу, пока дедушка Василий или кладовщик не придут.
Когда пятый отряд узнал, что будет телегу с картошкой в лагерь тащить - крик поднялся неимоверный. Все начали впрягаться в телегу. На каждую оглоблю по десять человек получилось и ещё десять сзади. Как потянули вперёд, телега не поехала, а полетела.
Пашка остался в поле. Не успела телега отъехать и двести метров, как послышалось победное ржание и топот. Это вдогонку за телегой бежал Росинант. Он и не собирался оставаться в поле, потому что не был диким конём-мустангом. Он трусил позади телеги и коротко ржал, как будто сам подгонял ребят: "Но, веселей, братцы!… Давай, давай! Походите-ка в моей шкуре…"
За Росинантом бежал Пашка, ну, а Мария Дмитриевна, конечно, шла последней.
Картошка в лагерь была доставлена вовремя, график питания не был нарушен.
Пашкина слава пронеслась по всем отрядам. Как его только ни называли: и Дон-Кихотом, и укротителем мустангов, и цирковым наездником.
А вот мне почему-то грустно стало, обидно за лошадей. Сколько веков они честно, безропотно тащили телеги, а теперь их машины заменяют…
Куда же лошади денутся?
БЕСПРИЗОРНИК
В марте Вовка переехал в новую квартиру, в большой шестиэтажный дом. А в мае у Вовы появилась сестрёнка Наташа. Отсюда всё и началось. В доме будто переворот произошёл. Шум, гам, никто себе места не находит. Днём все спят, а ночью жгут свет, кормят Наташку, бегают на кухню за пелёнками. Бабушка - так та прямо запуталась в пелёнках и клеёнках.
Каждый вечер приходят гости и приносят подарки. Они поздравляют маму и папу, разглядывают красное, как помидорина, Наташкино лицо и восхищаются: "Ах, какая красавица! Ах, какая прелесть!…"
"Там и смотреть-то не на что,- думает Вовка.- Тоже событие! Вон у Толи Мазина отец голубую "Волгу" купил, и то меньше шума было. А здесь только и знают: "Натуленька!… Наташенька!… Натусенька!…" - будто кроме неё никого на свете нет".
Вова нарочно зубы перестал чистить. Четвёртый день не чистит - никто не замечает. Бабушка в тетрадки и не заглядывает. Отец только и знает, что кричит: "Не путайся под ногами".
Ходит Вова по комнатам, опустив голову, и думает: "Никому я теперь не нужен. Никто меня теперь не любит, не жалеет. Вот возьму и уйду. Они и не заметят, что человека не хватает…"
Вова остановился перед зеркалом, посмотрел на свой растрёпанный чуб, на чернильное пятно под носом и решил пойти в безпризорники. Бабушка о них ему много рассказывала. Она когда-то была комсомолкой и боролась с детской беспризорностью. Беспризорники были раздетые, грязные, голодные. Все их жалели. Сам Феликс Эдмундович Дзержинский заботился о них: строил для них детские дома и колонии.
"Уйду насовсем! Пусть меня тоже все жалеют. Тогда дома небось забегают! Даже про Наташку забудут…"
У Вовы, который стоял в зеркале, покраснели глаза, нос задёргался, как плохо пришитая пуговица, и весь он стал каким-то жалким, несчастным.
"Уйду и всё! - окончательно решил Вова.- Пусть знают!"
Ночью он долго не мог уснуть, а когда уснул - приснилось ему, что он уже беспризорник; бродит по улицам, холодный, голодный. Люди его очень жалеют: качают головами, разводят руками и у всех слёзы на глазах.
Потом неизвестно откуда на красной машине приехали Дзержинский и бабушка с комсомольским значком на старой вязаной кофточке. Феликс Эдмундович строго, как на портрете, смотрел на людей, а бабушка сидела рядом и держала в руках пелёнки. Она всё время вертела головой и делала вид, что не замечает Вовы. Потом показала Дзержинскому на часы и сказала: "Мне пора идти пеленать Наташу". Сказала и исчезла. А Феликс Эдмундович взял его в свою машину, и они поехали.
Сначала машина быстро мчалась по улицам, а затем полетела в небо, прямо в облака, мягкие и тёплые, как перина. Феликс Эдмундович ласково смотрел на беспризорного Вовку, гладил по голове, а потом похлопал по плечу и… поцеловал. У Вовы от радости так застучало сердце, что он проснулся. Оказывается, он сидел не в машине, а на перине, а вместо Дзержинского рядом сидела мама с Наташкой на руках. Мама целовала его, ласково тормошила и приговаривала:
- Вставай, лодырь! Вставай! Посмотри хоть на свою сестричку. Она у нас такая умненькая, красивенькая, мы её за это все любим! - и положила рядом Наташку. Вова отвернулся и натянул одеяло поверх головы.
А мама продолжала:
- Ух, какие мы стали сердитые! Наташенька на нас будет обижаться…
- Ещё я и виноват! - загудело под одеялом…
Когда мама унесла Наташку в другую комнату, Вова вскочил с постели и начал рыться в корзине со старой одеждой. Сперва он достал свои рваные штаны, которые даже бабушка не смогла починить, потом рубаху с двумя заплатами: одной на спине, другой на лотке. Натянув всё это на себя, он закрылся в умывальнике и пустил шумную струю воды, но умываться не стал. За столом он ел всё, что ни давали. И даже макароны ел с хлебом. Две тарелки их съел. Это на всякий случай, если день-два голодать придётся.
- Куда это ты так вырядился? - спросила бабушка, разглядывая его странный костюм.- Не иначе, как с мальчишками на рыбалку собрался…- Больше она ничего не сказала, потому что в руках держала горячий утюг, а в кухне её ожидали пелёнки.
Вова встал из-за стола, схватил новую кепку, но, подумав, зашвырнул её на шкаф. Потом подбежал к двери и тут почему-то остановился. Тоска защемила сердце. Стало страшно, даже в животе похолодело. "Неужели больше сюда не вернусь?" Однако тут же отмахнулся от этой мысли и объявил неизвестно кому: "Сказал - значит всё!"
По лестнице он скатился почти кубарем, но посреди двора снова остановился и стукнул себя кулаком по лбу: "Эх, размазня я, размазня, а ещё в беспризорники лезу! Вышел чистенький, как из бани, и думаю, что поверят. Бабушка же говорила, что они с ног до головы в саже были… Нужно немедленно сажи раздобыть!"
Вова оглядел двор, но вокруг всё было чисто. Дом был новый, а строительный мусор давно вывезли. Вдруг он услышал позади себя чей-то бас:
- Старшему Шубину привет!
"Почему старшему?" - подумал Вова и обернулся.
Перед ним стоял дворник, дядя Петро, и улыбался в усы.
- Стало быть, с младшенькой сестрицей поздравить можно?
"И он про Наташку!" - зло подумал Вова и резанул напрямик:
- Где тут у вас сажа находится?
- Сажа, говоришь? - понимающе подмигнул дворник.- Э-э, считай, мил человек, что сажи у нас не было, нет и не будет, поскольку я ответственный за санитарное состояние объекта. А если тебе красочка какая-нибудь нужна, то беги в седьмой подъезд, там маляры работу кончают, у них и разживёшься.
В седьмом подъезде действительно работали маляры. Под лестницей Вова увидел три ящика с краской: там был жёлтый, красный и тёмно-зелёный порошок. "Вот чёрт, хоть бы серая была,- подумал он.- Придётся тёмно-зелёной мазаться". И, став спиной к малярам, сперва натёр зелёным порошком руки, а потом щёки и нос. Теперь он был похож на карикатуру из "Мурзилки", но зеркала под руками не было, и он решил, что в таком виде может сойти за беспризорника.
Прикрыв ладонями лицо, Вова вышел на улицу. Сперва было как-то неловко, и он шагал вдоль стен, делая вид, что разглядывает их. Люди спешили по своим делам, и никто не собирался его жалеть, даже внимания не обращали.
"Так дело не пойдёт,- решил Вова.- Нужно ходить посреди тротуара, против движения". И пошёл. Целых два квартала прошагал он зря. Но вот возле магазина "Динамо", на витрину которого он загляделся, маленькая девочка з бантом на голове закричала: