81
- Вот-вот. Давайте отчалим и тем отблагодарим за все, что она тут для нас делает, - бормочет Газман.
- Газзи, я же сказала тебе, если хочешь, можешь остаться. - Я что есть мочи стараюсь быть терпеливой и справедливой.
- У меня нет выбора. Я должен быть с вами, - его едва слышно. Он низко наклонился и завязывает шнурки новых, купленных Анной кроссовок.
- А мне вообще как-то в это не верится, - говорит Ангел, слегка подпрыгивая у меня на кровати.
- Это именно то, чего мы все ждали, - задумчиво говорит Надж. Она коротко взглядывает на Игги. - Я рада, Иг, что это случилось с тобой. Конечно, было бы хорошо, если бы так вышло с каждым из нас, но я очень рада, что ты первый. Я рада, что это было… - она остановилась, поняв, что сбилась с мысли.
- Спасибо. - Игги сидит с напряженной, прямой спиной, уже в ботинках и в пальто. Щеки его пылают нервным румянцем, а пальцы отбивают дробь по коленке.
Вчера за обедом мы, конечно, объелись вовсю. Но ночью, когда мы наконец смогли снова хоть немного дышать, мы с Клыком ошеломили ребят, рассказав, что, скорее всего, нашли Иггиных родителей.
- Хочешь их увидеть? - спрашиваю я Игги.
- Конечно, хочу, - выпалил он, но тут же его брови сошлись к переносице. - Не знаю. Я не уверен.
- Что? - Надж взвилась чуть ли не до потолка. - Как это ты не уверен?
- Мы уже говорили на эту тему. - От неуверенности в себе Игги сжался и даже как будто стал меньше ростом. - Я слепой. Да еще крылья. Они ничего похожего в жизни не видели. Может, они ищут сына такого, каким он родился. А что получат? Гибрида-мутанта.
Именно об этом и я неотрывно думаю. Для себя я уже почти стопроцентно решила: даже если найду информацию о своих родителях, торопиться звонить им в дверь не буду. Они, скорее всего, тоже не будут гореть желанием, чтобы я им на голову свалилась.
- Игги, мы понимаем. Как ты решишь, так и будет. Мы любое твое решение примем.
- Можно, я подумаю и вам утром скажу? Не напрасно же говорят, что утро вечера мудренее.
- Конечно, подумай. Какие проблемы!
Вот он и подумал. И решил попробовать. И теперь мы его провожаем.
Клык широко открыл окно в моей комнате. Надж вспрыгнула на подоконник и легко взлетела. Солнце осветило ее коричневые крылья, она поймала поток ветра и поднялась высоко в небо. Мы все, один за другим, последовали за ней. Я была замыкающей.
Летать средь бела дня нам непривычно. Но сегодня - день особенный. Сегодня мы летим на встречу с Иггиными родителями. Сегодня он увидит своих настоящих отца и маму.
Я понятия не имею, что из этого всего получится. Все может окончиться радостными объятиями, а может - слезами и разбитым сердцем. Но я точно знаю: даже если для Игги эта встреча - счастливое избавление от наших мытарств, нам придется навсегда с ним распрощаться. Для нас это будет непоправимая беда. Такую боль я даже представить себе не могу.
Предложение Анны нас усыновить мы даже не обсуждали. Спросить меня - тут и думать нечего. У младших, возможно, какое-то другое мнение. И рано или поздно они мне о нем сообщат. Скорее, рано…
Всего каких-то двадцать минут полета - и мы приземлились напротив дома, который мы с Клыком нашли несколько дней назад. Сегодня выходной - следующий день после Дня Благодарения. Надеюсь, что оба они дома.
- Ты готов? - я беру Игги за руку. Надо думать только о том, что происходит в настоящую минуту. Даже секунду. Представить себе общую картину последствий происходящего - подобно смерти.
Игги быстро кивает. Его слепые глаза пристально устремлены вперед, как будто, если очень напрячься, он вот-вот увидит дом своих родителей. Он наклоняется к моему уху и шепчет:
- Я боюсь…
Сжимаю покрепче его руку:
- На твоем месте только круглый дурак не боялся бы. Или полный псих. А ты у нас нормальный. И не дурак вовсе. Но бояться - это одно, а делать - другое. Спроси меня, и я тебе скажу, что ты всю жизнь будешь жалеть, если этого не сделаешь.
- Я знаю, я должен, но…
Ему ничего больше не надо мне говорить. И так все понятно. Четырнадцать лет назад его родители потеряли нормального здорового малыша. Теперь Игги - "генетический гибрид", почти метр девяносто ростом и вдобавок слеп…
Он потряс головой и расправил плечи:
- Все, не будем тянуть резину.
Мы все вместе переходим улицу.
Дует холодный ветер, а небо слегка затянуло облаками. Я подняла Ангелу воротник и поправила шарф. Она смотрит на меня большими грустными голубыми глазами, в которых написаны тот же страх и та же надежда, которые переполняют всех нас.
Подходим к двери. Звоню в звонок. Звук его, как звук оглушительного гонга, отдается в наших ушах. Проходит минута, и дверь открывается. На нас смотрит та самая женщина, которой мы с Клыком "продавали подписку". Она слегка прищуривается, как будто припоминает мое лицо, но где меня видела, понять не может.
- М-м-м… Здравствуйте, мэдам, - стараюсь особо не запинаться и вложить в слова всю вежливость, на какую только способна. - Я видела вас по телевизору. Вы говорили, что потеряли сына.
На ее лицо снова ложится горькая тень:
- Да…
Я отступаю на шаг, чтобы Игги оказался прямо перед ней:
- Я думаю, это он.
Прямо скажем, деликатные экивоки мне не удались.
С секунду она хмурится, готовая рассердиться на то, что снова всколыхнули ее боль. Но тут она смотрит на Игги, и гнев на ее лице сменяется недоумением.
Теперь, когда они оба стоят рядом, сходство их еще более поразительно. Тот же цвет глаз и волос, одинаковая бледность, фигура, тип лица, скулы, подбородок, они - точно слепок друг с друга. Женщина часто-часто моргает, рот у нее открывается, рука ложится на сердце. Но она не в состоянии произнести ни слова и только молча смотрит на Игги. Я снова сжимаю его руку. Он понятия не имеет, что происходит. И ждет в болезненном напряжении.
К двери подходит мужчина. Жена отступает и без слов показывает ему на Игги. Хотя Иг и похож на нее как две капли воды, в нем проглядывают и какие-то черты этого человека. Нос, рисунок рта. Мужчина разглядывает Игги, а потом переводит глаза на нас.
- Что… - только и успевает выдавить он из себя.
- Мы видели вас по телевизору, - снова объясняю я. - Мы думаем, вот этот мальчик может оказаться тем самым ребенком, которого вы потеряли четырнадцать лет назад.
Кладу руку на плечо Игги и слегка подталкиваю его вперед:
- Мы зовем его Игги. Но, насколько нам известно, его настоящая фамилия Гриффитц. Как ваша.
Игги заливается краской и опускает голову. Я практически чувствую, как бьется его сердце.
- Джеймс? - шепчет женщина, протягивая руки к Игги. Потом оборачивается к мужу и растерянно спрашивает:
- Том, это Джеймс?
Мужчина переводит дыхание:
- Заходите. Все входите, пожалуйста.
Я уже готова отказаться. Мы никогда не ходим в незнакомые места. Там опасно, и нас легко можно поймать. Но понимаю, что здесь Игги может остаться навсегда. Если это ловушка, надо проверить это на месте. И я решаюсь:
- Спасибо.
Мы входим в дом, а я внимательно наблюдаю за Ангелом. Вдруг она что-то просечет, вдруг что-то ее озаботит или напугает. Тогда надо делать ноги. Но она спокойно идет по коридору, и я с тяжелым сердцем прохожу за ней.
Внутри дом уютный и удобный. Но не такой большой и не такой навороченный, как у Анны. Я осматриваюсь и думаю: "Вот здесь мы навсегда оставляем Игги. Он будет здесь жить, есть за этим столом, слушать этот телевизор". Похоже, что мы, как Алиса, провалились в кроличью нору. Картинка "Игги, нашедшего свою семью" ничуть не менее странная, чем картинка жизни антиподов. От нее так же легко съезжает крыша.
- Садитесь, - приглашает женщина, неотрывно глядя на Игги.
Он продолжает стоять, пока не чувствует, что я опускаюсь на диван. И только тогда садится рядом со мной.
- Я даже не знаю, с чего начать. - Она сидит по другую сторону от Игги и, кажется, наконец замечает, что он не озирается вокруг и не поднимает на нее глаз.
- Я э-э-э… слепой, - говорит он, нервно пощипывая свитер. - Они э-э-э… ну, в общем, я больше не вижу…
- Боже мой! - женщина явно расстроена. Ее муж сидит от нас напротив, и я вижу, как лицо его болезненно передернулось.
- Мы не знаем, как это случилось, - говорит он, наклоняясь вперед. - Вашего… Нашего сына забрали из этого самого дома четырнадцать лет назад. Тебе было… Ему было всего четыре месяца. Он исчез без следа. Я нанял частных детективов. Мы… - Он остановился на полуслове, не в силах больше продолжать эти воспоминания.
Наступает моя очередь:
- Это долгая и странная история. И мы не уверены на все сто процентов. Но очень, очень вероятно, что Игги - ваш сын.
Женщина кивает и берет Игги за руку:
- Я чувствую, что это наш Джеймс. Вы, может, и не уверены, но я знаю, сердце меня не обманывает. Я точно знаю - это мой мальчик.
Я не верю своим глазам. Вот именно такую сцену мы представляли себе долгие годы. И теперь все это случилось с Игги наяву.
- Должен признаться, жена права. - Мужчина откашлялся. - Как ни нелепо это звучит, но он выглядит совершенно так же, как когда был ребенком.
В любой другой ситуации Клык и Газман не упустили бы такого потрясающего случая и насмерть бы задразнили Игги его младенческим видом. Но сейчас они оба сидят с каменными лицами.
До сих пор встреча с родителями была теорией, воздушной мечтой. До нас всех только теперь начинает доходить, что же именно происходит на наших глазах и что вот-вот в любую минуту за этим последует.
- Я знаю, - неожиданно вскричала миссис Гриффитц. - У Джеймса на боку, ближе к спине, была родинка. Я, помню, спрашивала об этом доктора, но он сказал, что это ничего страшного.
- И у Игги есть родинка, - медленно, как по складам, говорю я.
Я ее тысячу раз видела. Игги молча поднимает рубашку на левом боку. При виде его родинки миссис Грифитц покачнулась и прикрыла рот рукой. По щекам у нее потекли слезы:
- Боже мой, Боже мой, это Джеймс, мой Джеймс. И она притянула Игги к себе и накрепко обхватила его руками, точно боясь, что его кто-то снова у нее отнимет. Закрыв глаза, она прижалась лицом к его волосам. - Джеймс, Джеймс, мой мальчик!
У меня пересохло во рту. Посмотрев на Ангела и Надж, вижу, как обе они с трудом сдерживают слезы. Вот ужас. Сейчас начнется соревнование по пролитию слез, и я собираюсь с силами:
- Вот и хорошо. Значит, вы думаете, что это ваш пропавший сын Джеймс?
С полными слез глазами мужчина кивает:
- Это мой сын… - И голос у него прерывается.
Терпеть не могу подобных сцен - одни сплошные сантименты. Смотреть тошно.
Наконец женщина оторвалась от Игги и, слегка его от себя отодвинув, любуется его лицом. А мистер Гриффитц вопросительно смотрит на нас:
- А… а вы кто? - спрашивает он.
- Мы все друзья. Нас тоже всех детьми украли, и мы все теперь ищем родителей. А вас нашли первыми.
Господи, что же это со мной творится? Я же всегда держу язык за зубами. Что же это я вдруг разоткровенничалась? Я совершенно не собиралась ничего этого им выкладывать.
Теперь мистер и миссис Гриффитц выглядят еще более озабоченными и удивленными.
- И что мы теперь будем делать? - спрашиваю я коротко, вытирая о джинсы вспотевшие ладони.
Двое взрослых бросают друг на друга быстрые взгляды. Мистер Гриффитц чуть заметно кивает жене, и она поворачивается ко мне:
- Джеймс должен остаться с нами, - твердо говорит она. - Я думала, он потерян навсегда. Теперь, когда он нашелся, я ни за что не дам ему уйти. Вы слышите меня?
Она с каждым словом расходится все больше и больше, и я поднимаю руки, точно защищаясь от ее неожиданной агрессии:
- Никто и не собирается его у вас отнимать. Мы тоже думаем, что это Джеймс. Но подумайте хорошенько, он ведь слепой.
- Какая разница! - она с любовью смотрит на Игги. - Даже если у него еще миллион проблем. Они не имеют никакого значения. Мы со всем справимся. Главное, что он снова с нами.
Миллион проблем? Крылья сразу в список включать будем или только на второе место поставим?
- Игги, а что ТЫ на это скажешь?
Он снова краснеет. Он еще не до конца поверил своему счастью, но под его сдержанностью я чувствую, как оно уже захлестнуло его с головой. Сердце у меня опускается, и я с горечью думаю: "Я его теряю".
Игги медленно кивает:
- Здесь мои корни…
Я ласково похлопала его по плечу.
- Конечно…
- У тебя вещи с собой? - спрашивает миссис Гриффитц. - Мы поставим большую кровать в твою комнату. Я там ничего не меняла. На всякий случай, а вдруг ты вернешься. - Она нежно дотронулась до его лица. - Это просто чудо! Настоящее чудо. Если это сон, я ни за что не хочу просыпаться.
Игги слабо улыбается:
- У меня нет особенных вещей, - он показывает на небольшой рюкзачок, в который мы у Анны дома затолкали предметы первой необходимости.
- Ну и ладно. Мы сами купим тебе все, что тебе будет нужно.
И голос миссис Гриффитц уже звучит, как голос настоящей матери, заботливо и озабоченно.
82
Вот так один из нас и нашел настоящих родителей. Не буду утомлять тебя, дорогой читатель, живописанием сцены трогательного прощания. Достаточно сказать, что все мы пролили немало слез. А в детали вдаваться да нюни разводить нечего.
Ты, поди, и сам поймешь, каково нам было. Мы выросли вместе. Я Игги знаю всю его короткую и ужасную жизнь. Я знала его тогда, когда он еще мог видеть. Помогала ему учиться летать. Он не такой вредный, как Клык, и не такой суетливый, как Надж. И готовит лучше нас, всех вместе взятых. Он лучший друг Газзи. Конечно, друзья уходят. Это грустно, но потом привыкаешь. Но у меня-то на всем белом свете только и есть, что всего пятеро людей, которых я люблю и которым доверяю. И одного из них я только что потеряла. Я уходила, зная, что Игги стоит в дверях, точно смотрит нам вслед, точно видит, как мы навсегда оставляем его здесь одного.
Сердце мое растерзано в клочки. Как будто по нему пробежалась команда футболистов и каждый потоптался на нем своими шиповками.
Но хватит. Достаточно тебе жалостных излияний, дорогой читатель. Я же сказала, что не хочу на эту тему распространяться.
83
Анна ударилась в панику, как потерявшая цыпленка курица. Тем более что мы молчим, словно набрали в рот воды.
Все выходные она куда-то звонила в истерике и неотступно приставала к нам, то со слезами упрашивая и умоляя ей все рассказать, то угрожая тысячью небесных и земных кар за молчание. Но мы только сказали ей, что он ушел по собственному желанию, что ему ничто не угрожает и что он в полной безопасности. На этом наши объяснения закончились.
Хотелось бы сказать: был положен "конец дискуссии". Но это понятие срабатывает только в том случае, если ваш собеседник и сам, в конце концов, затыкается. Анна "конца дискуссии" не понимает, и ее не остановить.
К утру понедельника наше терпение иссякло. Точнее - мое.
Мне казалось, что с уходом Игги у меня отрезали левую руку. Я дважды находила Надж рыдающей в подушку. Газ чуть не катается по полу из-за отсутствия любимого сообщника. Ангел даже не пытается скрыть свое горе. Она то и дело залезает ко мне на колени и начинает всхлипывать. Не обходится и без Тотала, который жалобно ей подвывает.
Нас не так-то легко заставить плакать, но утрата Игги - слишком серьезная причина. И вот все эти слезы, моя головная боль и потом еще Анна, насевшая на меня и выпытывающая об Игги "всю правду", - все это привело к тому, что к утру понедельника я готова была взорваться.
Я за него счастлива. Очень счастлива. Но мне горько за нас. К тому же я прекрасно отдаю себе отчет в том, что вся эта эпопея сызнова может повториться с любым из нас. И от этого чувствую себя Титаником, прямиком направляющимся к роковому айсбергу.
- Я вынуждена сообщить в школу, что Джеф пропал, - оповещает нас Анна уже в машине по дороге в школу.
- Давай, действуй, - устало соглашаюсь я, зная, что это ни к чему не приведет.
- Я позвоню в полицию, - она многозначительно смотрит на меня в зеркало заднего вида.
- Да делай ты, что хочешь! - взрываюсь я. - Почему бы тебе не отослать его фотографию, чтоб ее на пакете для молока напечатали - "Дети в поиске"?! Этих пропавших детей здесь полно. Он же, в конце концов, только один из этих "пропавших". Не так ли?
Вижу в зеркале ее ошарашенное лицо. Даже, можно сказать, испуганное.
Любопытно, что после "молока" она заткнулась. Что бы это значило?
84
- Итак, у каждого свое задание, понятно? - хрипло пролаял Ари, поводя плечами под кожаным пальто. Он сидит на пассажирском месте. Рядом ирейзер-водила, и еще двенадцать ирейзеров теснятся в кузове вэна.
- Входим внутрь, хватаем мутантов и исчезаем. От каждого требуется точность, как в аптеке. Понятно?
- Понятно, - отозвались сразу несколько голосов.
- Мутантов брать живыми. И запомните, Макс никому не трогать. Она за мной!
Он подождал, не подаст ли кто-нибудь голос, но никому никаких дополнительных разъяснений не понадобилось.
Он радостно потирает руки в счастливом предвкушении, как обрушит на голову Макс свои здоровенные кулачищи. Отец, конечно, велел привести ее живой. Он-де еще что-то хочет в ней изучить. Но единственное, что его, Ари, в ней интересует, это какого размера потребуется для нее гроб. Он уже даже продумал, как он все это представит: один из его команды не подчинился приказу, слетел с катушек и принялся убивать всех, кто ни попадет под руку. Прежде чем Ари успел его остановить, он разорвал Макс горло. Джеб за это убьет ирейзера. Макс будет мертва, а он, Ари, добившись своего, выйдет сухим из воды.
У его сценария не было минусов.
Но с другой стороны… что если Макс исчезнет? Что если он украдет ее и спрячет там, где ее никому не найти. И откуда ей ни за что не сбежать. Он даже знает такое местечко. Если у нее нет надежды на свободу, если он - единственное живое существо в ее жизни, да еще если это он ее кормит и поит, она ведь наверняка к нему привыкнет. Есть в этом логика? Есть!
Она даже будет ему благодарна. Они заживут вдвоем, и никто будет им не указ. Они подружатся. Он ей понравится. Они будут резаться в карты. Пусть она даже книжки ему читает. Они будут играть…
Вот это идея! Лучшая за последний год. Место, где можно ее спрятать, он знает. Оттуда ей никогда не сбежать. Тем более, когда он отрежет ей крылья.