Недоуменно размышляя, Степка возвращался домой. У дома номер двадцать он вдруг остановился. На противоположной стороне, на тротуаре стоял барон - седой высокий турист-иностранец. Он стоял и смотрел на окна дома, где жил Вовка Пончик. Его лицо было сосредоточенно и могло даже показаться сердитым. Он смотрел и хмурился и, казалось, о чем-то думал с неудовольствием. Может быть, он жалел, что не умеет говорить по-русски и не может спросить, что это за старинное здание с колоннами? И Степка - в какой уж раз! - пожалел, что не знает как следует немецкого языка. Можно было бы сейчас подойти к этому иностранному гостю и рассказать ему, что этот дом когда-то принадлежал его земляку - немцу фон Гольцу, который удрал из Советской страны давным-давно, в 1917 году. Впрочем, это могло бы и не понравиться туристу. Нет, лучше уж рассказать, какие подвалы и подземные коридоры тянутся под этим домом, рассказать, что в этих подвалах будто бы зарыт драгоценный клад. Только никто не знает где…
Между тем иностранец заметил Степку, стоявшего и глазевшего на него. Наверно, он забыл, что видел его утром у церкви, потому что, еще больше нахмурившись, он вдруг круто повернулся и зашагал прочь. Очевидно, ему было неприятно, что на него уставились, будто на какую-нибудь диковинку. Степке стало неловко. Вот взял да и смутил человека, не дал ему полюбоваться старинным особняком.
Домой Степка прибежал, распираемый от нетерпения поделиться с отцом и матерью впечатлениями этого необыкновенного дня. И мальчишка с Почтовой, Саня, которому чуть было не дали по шее и который оказался таким интересным - настоящим ботаником; и иностранцы с их автобусом; и исполком; и то, что Гриша теперь будет работать на заводе…
Обжигаясь горячими макаронами, Степка тараторил без умолку, хотя мать несколько раз покрикивала на него за то, что он болтает за едой. Но когда мать пошла на кухню за чаем, Степка все же успел рассказать отцу, что Гриша собирается пойти работать на завод и что у него в мастерской сегодня утром были три человека - рабочие с завода - Андрей Голубев и еще какие-то двое.
- Что были - я знаю, - кивнул отец. - Андрей, Василий Кузьмич, мастер наш, ну, и я.
- Ты?
- Ну да. Что ж тут такого? Давно уж пора ему бросить свои кастрюли. Ведь у него руки золотые. А он их к настоящему делу приложить не может.
…Утром, придя в красный уголок, Степка застал там одного только Женьку.
- Нате, пожалуйста! - сердито воскликнул Треневич, - Я дежурить согласился, думал, Лешка придет, а его нет!
- А ребята где? - спросил Степка, заглядывая в отрядную комнату.
- На разведку побежали, по дворам.
- Может, и Лешка с ними?
- Как это с ними? А газету кто будет делать? Мы еще вчера уговорились.
- Надо к Андрею сбегать, - решил Степка. - Наверно, Лешка спит еще.
Он побежал домой к командиру, но Хворина там не было.
Вернувшись в красный уголок, Степка всего на какие-нибудь секунды опередил Вовку и Мишку. Они влетели следом за начальником штаба, запыхавшиеся и красные.
- В доме пять, во дворе, опять шлак насыпали, - сообщил Вовка, - Третий день лежит.
- Нам девчонка сказала, - добавил Кутырин, - Она там в мячик играла.
Вернулся из разведки Кузя Парамонов.
- В девятом доме в подъезде лампочка перегорела, - доложил он.
Один за другим приходили разведчики. В большинстве дворов на Садовой никаких беспорядков никто не заметил.
- Лешку не видел? - обращался Женька к каждому.
Но Хворина, оказывается, в это утро никто не видел.
Часов в десять пришел Саня с Почтовой. И вслед за ним в красном уголке появился сияющий Лешка.
- Ты где пропадаешь? - накинулся на него Женька.
- Всё, ребята! - вместо ответа воскликнул Лешка. - С осени в ремесленное иду. И общежитие будет.
- Какое общежитие?
И тут Лешка с волнением рассказал, что утром вместе с Андреем он ходил на завод, в комитет комсомола.
- Сам секретарь со мной говорил. Все расспрашивал. Ну, а потом говорит: устроим тебя в ремесленное и место в общежитии дадим.
- Вот здорово. Лешка! - воскликнул Степка. - Только ты… Только ты, - добавил он, - как в ремесленное поступишь, так и наш отряд забудешь?…
- Сказал тоже - забуду!
Всем своим видом Лешка выразил невероятное возмущение. Он, должно быть, хотел возмутиться еще больше, как вдруг дверь отворилась, и ребята увидели на пороге красного уголка человека в милицейской форме.
Это было до того неожиданно, что все замолчали и уставились на странного посетителя. А немолодой полный майор милиции, остановившись в дверях, медленно оглядывал стены, столики, скамейки. Наконец он взглянул на ребят.
- Так это здесь помещается особый пионерский отряд? - спросил он, переступая через порог.
- Здесь, - настороженно ответил Степка.
- Стало быть, я по адресу попал? - сказал майор и, сняв фуражку, вытер платком вспотевший лоб, - Уф, ну и жара! С утра шпарит, как в Африке.
Это было сказано с таким веселым добродушием, что ребята, оторопевшие при появлении работника милиции, сразу пришли в себя.
Майор положил фуражку на столик, спрятал платок в карман и сел отдуваясь. Голова у него была круглая, а волосы коротко подстрижены.
- А меня ваш участковый уполномоченный старший лейтенант Винокуров сюда направил, - сказал он, - Давайте знакомиться. Моя фамилия Коржиков. Зовут меня Степан Игнатьевич. Я из городского отдела.
Он обошел всех, подавая руку, и, дойдя до Степки, когда тот назвал свое имя, обрадовался.
- Тезка, значит. Добро, добро… - Снова усевшись, он спросил: - А кто же у вас самый главный здесь?
- У нас командир Андрей Голубев из этого дома, - объяснил Кузя, - А начальник штаба - вот Степа Данилов.
- Ага! - развеселился майор. - Ты, Степан, стало быть, не только мой тезка, но еще и начальство. Ну, а я - заместитель начальника ОРУДа - отдела регулирования уличного движения.
В красный уголок стали заглядывать жильцы. Степка вспомнил, что из конторы домоуправления никто еще не принес ни свежих газет, ни журналов.
- Шурик, сбегай к Серафиме Ивановне! - воскликнул он, - За газетами.
Веденеев мгновенно вскочил и, сказав "есть!", бросился вон из красного уголка. Наверно, он нарочно, специально для майора Коржикова отчеканил по-военному "есть!". И милиционеру это понравилось.
- Ну, я вижу, у вас тут дисциплина крепкая, - сказал он. - Стало быть, мы договоримся.
Чтобы не мешать старичкам пенсионерам читать газеты, майор предложил для "серьезного разговора" перейти в соседнюю комнату. В отрядной, расположившись на одном из починенных стульев, он снова положил перед собой на столик фуражку и принялся объяснять цель своего визита.
- Так вот, стало быть, дело какое. Вы правила уличного движения знаете?
- Знаем, - заверил Женька. - Переходить улицу надо при зеленом свете светофора… Переходить только по пешеходным дорожкам. Переходя улицу, надо посмотреть сначала налево, а потом направо.
- Верно, верно, - закивал майор. - Вот если бы все так знали правила, как ты. А то ведь что получается! Нехорошо, стало быть. Движение у нас в городе увеличивается. Транспорта все больше становится. За прошлую неделю четыре новых автобусных маршрута пустили. И на днях еще пустят - тридцать шестой номер по вашей Садовой.
- А к-куда он будет ходить? - спросил Павлик.
- Длинный у него будет маршрут, - сказал майор. - От консервного завода, стало быть, до конца Садовой, потом на Почтовую. Там переулком на Ленинскую. По Ленинской два квартала - от горсовета до гостиницы…
- А н-на Советскую? - допытывался Павлик.
- И на Советскую, - кивнул Коржиков. - К кондитерской фабрике.
- Теперь вам с Шуркой здорово ездить будет! - обрадованно воскликнул Степка.
- Вот я и говорю, - продолжал майор, - Движение увеличивается, а публики несознательной еще много. Под машины лезут. На красный свет будто нарочно бегут. И пешеходных дорожек для них точно не существует.
- А в Москве, - вспомнил Степка Танин рассказ, - для пешеходов прямо под улицей делают тоннели…
- То в Москве. У нас движение не такое. Но все же несчастья случаются из-за несознательности. Вот позавчера гражданка под автобус попала. Перелом нижней конечности. На всю жизнь, стало быть, калека. И, главное, дети играют на мостовой, на транспорт внимания не обращают. Далеко ли тут до беды?
Степка, кажется, начинал понимать, для чего пожаловал к ним этот майор Коржиков, который так смешно, кстати и некстати, вставлял почта в каждую фразу свое "стало быть". Он, наверно, думает, что ребята из отряда тоже станут играть на мостовой. А по Садовой скоро будет ходить автобус!
- Мы на мостовой не играем, - сказал он, - У нас вот двор есть. И красный уголок. И наша отрядная комната…
- А я разве что говорю? - удивился майор, - Я к вам и пришел как к сознательной, стало быть, молодежи. Пришел попросить помочь нам, отделу регулирования уличного движения.
- Как помочь? В чем? Когда? - посыпались вопросы.
- А так. Дело-то какое? Кадров у нас маловато. Милиционер-регулировщик за всем один на улице не уследит. А были бы у него помощники… Вот такие, как вы… - Коржиков прищурился и наклонил голову. - Товарищ Винокуров, старший лейтенант, говорил, будто вы со всякими беспорядками боретесь. А это разве порядок, когда люди под машины попадают и калеками становятся?
- Непорядок, - подтвердил Саня.
- Вот и помогите нам, ОРУДу! - воскликнул майор, - Подежурьте на улице. Отдадим вам в полную собственность всю Ленинскую.
- А что мы делать будем? - весело спросил Женька. - Штрафовать, да?
- Если понадобится, то и штрафовать, - кивнул майор. - Но больше надо разъяснять. Правила разъяснять. Понятно?
- Понятно, - кивнул Степка.
Вовка спросил:
- А свистки нам дадут?
- Дадут, дадут! И свистки и красные повязки. Будете, стало быть, настоящими пионерскими патрулями.
- И целый день дежурить надо? - спросила Оля.
- Нет, не целый день. Самое ответственное время - это половина восьмого утра и пять - половина шестого вечера. Когда народ на работу спешит и с работы возвращается. Вот в это-то время и надо выставлять усиленные посты.
- Я буду дежурить! - воскликнул Пончик.
- Почему это ты? - пробасил Мишка. - Я тоже хочу.
- И я! Меня запишите! И меня! - зазвенело вокруг.
- Ну, вижу, что вы согласны! - обрадовался майор, - Заходите к нам в ОРУД. Прямо хоть сегодня, не откладывая. Часов в пять, - Коржиков подмигнул ребятам и сказал: - Не обманул меня, стало быть, участковый уполномоченный. Так и уверил - ребята помогут. Дружный, говорит, у них отряд. А я теперь и сам вижу - дружный.
Глава одиннадцатая
Дежурить на Ленинской нравилось всем. С красными повязками на рукавах, со свистками, надетыми веревочной петлей на кисть руки, ребята важно расхаживали по тротуарам, и по всей Ленинской - самой длинной и широкой улице города - с утра переливался резкий предупреждающий свист.
Женька прятался в подъездах и подворотнях. Его очень потешало, когда какой-нибудь торопливый пешеход, перебегая улицу в недозволенном месте, слышал свисток, оглядывался в изумлении, не понимая, кто свистит, и, никого не увидя, продолжал свой путь. И тогда Женька выскакивал из засады.
- Гражданин, вы нарушили правила уличного движения! - строго говорил он, совсем как старшина Комаров, постовой, у которого ребята были помощниками.
Впрочем, за эту Женькину игру "в прятки" ему здорово влетело от майора Коржикова.
- Это что же получается? - распекал майор сконфузившегося Женьку, - В игрушки, стало быть, играем? Пешехода надо предупреждать, когда он только с тротуара на мостовую ступил. А если на твоем участке из-за этой игры несчастье произойдет? Если из-за поворота машина выскочит? Тут уж, стало быть, свиста не свисти, а будет беда.
Очень доволен майор остался Костей, Кузей и Саней. Костя зорко следил за теми, кто намеревался пересечь улицу, минуя пешеходную дорожку. И не успевал еще пешеход сойти с тротуара, как короткий требовательный свисток заставлял его остановиться. Если же нарушитель правил уличного движения не обращал внимания на сигнал, Костя, настигнув нарушителя, сурово спрашивал:
- Гражданин, вы разве не слышите? Я вам свистел. Улицу надо перейти по пешеходной дорожке.
Кузе достался пост на перекрестке, над которым висел светофор. Светофор был автоматический. Зеленый свет сменялся желтым, желтый - красным, затем - снова желтый и зеленый. Но пешеходы большей частью не обращали внимания на эти сигналы. Спеша по своим делам, они иногда целой толпой мчались на красный свет. Кузя решительно преграждал дорогу пешеходам, поднимая руку с красной повязкой повыше локтя, а свистком давал короткий предупреждающий сигнал.
Саня с Почтовой оказался быстроног и зорок. Спуску нарушителям не давал. Но зато если какая-нибудь старушка, не решаясь перейти улицу, в растерянности топталась на тротуаре, он немедленно мчался к ней и помогал перейти на другую сторону.
Мишка Кутырин то и дело забывал, что у него есть свисток. Завидев пешехода, который переходил улицу в недозволенном месте, он махал руками и кричал:
- Эй! Куда лезете?
В первый же день дежурства на Ленинской Пончика обидели до глубины души. Вовка решил, что самое главное в их дежурстве - это брать с прохожих штраф.
- Здесь переходить нельзя! - закричал он, догнав пешехода, длинного худого человека с авоськой, наполненной пивными бутылками. - Платите штраф.
- Чего? - переспросил пешеход, - Штраф? А квитанции у тебя есть?
- Нету, - растерянно ответил Вовка.
- Так какой же может быть штраф? Я тебе заплачу, а ты на эти деньга, может, папиросы купишь… А?
- Я их в милицию отнесу и сдам, - покраснев, сказал Вовка.
- А я почем знаю, куда ты их денешь! - проговорил длинный, звякая пустыми бутылками, - Документа никакого у тебя нет. А красный лоскуток и я могу нацепить. И свистки вон в универмаге продают. Так что, парень, не задерживай-ка ты трудового человека.
С этими словами "трудовой человек" преспокойно пошел дальше.
Около половины пятого ребята снова вышли на свои посты. Степка расхаживал по тротуару недалеко от гостиницы. Здесь был самый оживленный участок: самые большие магазины, гостиница, несколько учреждений да еще перекресток со светофором-автоматом. Приходилось все время быть настороже. То и дело надо было пускать в ход свисток. Вот опять пешеход двинулся через улицу. Идет и не видит, разиня, что прямо на него мчится поток машин. Степка собрался было засвистеть и вдруг узнал в пешеходе Гришу.
Глухонемой мастер шел спокойно, не глядя по сторонам. Улица для него была беззвучна. К тому же он совсем недавно стал выбираться из своей каморки днем и, очевидно, привык к тому, что на вечерней улице ему ничего не угрожало.
Свистеть было бесполезно. Но Степка все-таки засвистел. Он свистел не Грише. Бросившись с тротуара наперерез машинам, он пронзительной трелью предупреждал шоферов. Если бы у него в руках был полосатый жезл, как у старшины Комарова!.. Один только взмах, и завизжали бы тормоза легковых, зашипели - у грузовиков-самосвалов…
Машины приближались. Прохожие останавливались на тротуарах, глядя на спокойно пересекавшего улицу человека и мальчика с красной повязкой на рукаве, бегущего к нему и оглашающего улицу тревожным милицейским свистом.
- Да что он, оглох, что ли? - вскрикнула какая-то женщина. И тут Степка сорвал с рукава красную повязку и замахал ею, продолжая свистеть. Перед ним круто затормозил громадный самосвал с барельефом могучего зубра на капоте. С визгом остановились легковые "Победы" и "Москвичи". Из кабинок высовывались негодующие водители.
- Растяпа! - кричали они Грише. - Слепой, что ли?
- Он не слепой, - объяснил Степка. - Он глухонемой… Он не слышит.
Только теперь Гриша заметил Степку, автомобили, шоферов и понял, что произошло.
Так и стояли они рядом, посреди улицы, пропуская поток двинувшихся дальше машин. Один бледный, с испариной, выступившей на лбу, другой - запыхавшийся, в рубашке, прилипшей к спине от пота.
К месту происшествия уже спешил старшина Комаров. Степка, волнуясь, объяснил милиционеру, что Гришу не надо ни ругать, ни наказывать.
- Он ведь глухонемой! Он не слышит. И по улице он ходит только вечером, когда машин почти нет…
Автомобили проехали, и Степка довел Гришу до тротуара.
- Обязательно надо по сторонам смотреть, - знаками объяснял он мастеру по дороге. - Чуть-чуть под машину не попали!
Горячо жестикулируя, Степка вдруг заметал, что мастер смотрит не на его руки, а куда-то в сторону. И Степка, проследив за его взглядом, увидел неподалеку иностранного туриста-барона, который стоял в подъезде гостиницы и тоже смотрел на Гришу пристально и удивленно.
Казалось, Гриша не мог оторвать взгляда от седого иностранца. Он совершенно впился в него глазами, стискивал Степкино плечо. А немец не отворачивался и не уходил, как в тот раз, когда Степка глазел на него возле двадцатого дома. Он тоже как будто не в силах был отвести взгляда от глухонемого мастера.
Вдруг, резко повернувшись, Гриша быстро зашагал прочь. Седой иностранец нахмурился и неожиданно зашагал за ним следом. Степка видел, как барон, привставая на цыпочках, вытягивал шею и задирал голову, чтобы не потерять Гришу в толпе. Он явно не хотел упустить мастера из виду, и в каждом движении его, в каждом взгляде Степке чудилось что-то недоброе.
Добежать до соседнего поста, где дежурил Олег Треневич, было делом нескольких секунд.
- Олежка, очень прошу… - зашептал Степка, - Мне надо уйти. Останься за меня.
- Куда ты? - успел только спросить изумленный Олег, а Степка уже несся по улице в ту сторону, куда ушли барон и Гриша.
Вскоре он увидел их. Гриша шагал торопливо, не оглядываясь, а иностранец не отставал от него, стараясь скрыться за спинами прохожих. Вот они свернули в переулок - сначала Гриша, а за ним иностранный турист; вот немец почта нагнал глухонемого мастера, но, увидев идущего навстречу человека, шагнул в какой-то подъезд. Степка тоже спрятался в соседнюю подворотню. Он видел, как барон вышел из подъезда, огляделся и опять поспешно зашагал за Гришей, который успел уйти довольно далеко.
В конце переулка иностранец догнал Гришу. Степка увидел, как мастер обернулся, отпрянул назад и сделал какой-то жест. Но Степка не разглядел, что этот жест означал. Ему только стало вдруг ясно, что Гриша и этот заграничный гость хорошо знают друг друга. Эх, жаль, что у Степки не было с собой бинокля! В бинокль можно было бы издали, незаметно наблюдать за этим приезжим бароном! В бинокль можно было бы различить каждый жест, каждое движение пальцев…
Сердце у Степки стучало и билось частыми торопливыми ударами. Оно словно подгоняло мысли, которые суетливо прыгали и метались, опережая одна другую. Если они сейчас свернут направо, то, значит, пойдут на Садовую. Тогда можно успеть забежать в отрядную комнату и взять бинокль… Если же налево… Но налево - Почтовая, большая людная улица, а этот барон, кажется, не хочет, чтобы его видели с Гришей…