Человечек сразу посерьезнел:
- Я состою на службе у его сиятельства Горного кота конюхом.
И в тот же момент налетел страшный ветер, трава полегла, а конюх припал к земле в почтительном поклоне.
Итиро удивленно обернулся. Глядь - а за его спиной стоит Горный кот. Глаза зеленые, круглые, на плечах что-то вроде походной накидки-хаори, вся золотом расшита. Уши у Горного кота острые и стоят торчком, подметил Итиро. Тут кот чинно поклонился. Итиро ответил таким же поклоном.
- Добрый день. Спасибо за вчерашнюю открытку.
Горный кот дернул себя за ус, выкатил животик и сказал.
- Здравствуйте. Добро пожаловать. Дело в том, что это ужасное судебное разбирательство длится с позавчерашнего Дня. Никак к решению не придем, вот и решил попросить совета у вас. Не стесняйтесь, будьте как дома. Отдохнете немного - а потом наберем желудей. Знаете, из года в год все одно и тоже, измучился я от этой тяжбы, - пожаловался Кот.
Он извлек из-за пазухи портсигар, вытащил сигаретку, а портсигар протянул Итиро.
- Не желаете угоститься?
Итиро удивился и покачал головой:
- Нет, благодарю вас спасибо.
Горный кот добродушно расхохотался.
- Ах, да. Вы же еще слишком юны.
Сам чиркнул спичкой, притворно насупился и выдохнул струйку синего дыма. Конюх горного кота стоял все в той же позе, но ему, видно, тоже так хотелось курить, что аж слезы по щекам покатились.
Тут Итиро услышал, как что-то хрустит под ногами, будто крупная соль. Он удивился, сел на корточки - и видит: в траве поблескивает что-то золотое и кругленькое. Пригляделся он повнимательнее. Ба, да это желуди! Все, как один, в красных штанах, и не меньше трех сотен. И все что-то галдят, а что - не разберешь.
- Ага, пожаловали. Вот так всегда, сползаются, ровно муравьи! Давай живее, звони в колокольчик, - приказал Кот конюху. - Коси траву прямо здесь, сюда сейчас как раз солнечные лучи падают!
Горный кот отшвырнул самокрутку. Конюх выхватил из-за пояса здоровенный серп - и, раз-два, раз-два, - скосил всю траву перед Горным котом. На освободившуюся площадку со всей поляны ринулись желуди, ярко блестя золотыми боками, и опять загалдели.
Конюх зазвонил в колокольчик. По пихтовой роще разнеслось громкое эхо - "динь-динь-динь", - и золотые желуди слегка поутихли. Глядь, а Горный кот уже успел облачиться длинную черную шелковую мантию и с ужасно важным видом уселся перед желудями. Итиро сразу вспомнились паломники в Нара, распростершиеся перед статуей Большого Будды. А конюх несколько раз со страшным свистом щелкнул в воздухе своим кожаным кнутом.
Небо было синим, без единого облачка, а желуди такими красивыми и блестящими.
- Сегодня третий день судебной тяжбы, предлагаю покончить на этом и примириться.
Сказал Горный кот с беспокойством в голосе, но при этом не теряя достоинства. Услышав его слова, желуди опять загалдели на разные голоса.
- Нет, нет, ни за что. Самый главный из нас - это тот, у кого самая острая шляпка. А самая острая шляпка у меня.
- Нет, нет, все не так. Самый главный из нас - это самый большой. Я - самый большой, и поэтому самый главный.
- Не правда это. Я гораздо больше. Разве вчера господин судья не так сказал?
- Нет, все не так. Самый высокий. Самый высокий - самый главный.
- Да нет же. Кто сильнее сможет толкнуть, тот и самый главный. Давайте потолкаемся и решим.
Каждый желудь талдычит своё, ничегошеньки не разобрать. Жужжат, ровно осы в разворошенном гнезде. Горный кот даже прикрикнул на них.
- А ну, угомонитесь все! Забыли, где находитесь! Тихо! Я требую тишины.
Конюх снова засвистел своим кнутом - "бах-бах" - пока желуди не утихли. Горный кот подергал себя за ус и сказал:
- Пошёл уже третий день вашей тяжбы, пора бы уже примирится!
А желуди опять за свое.
- Нет, нет, ни за что. Самый главный - это тот, у кого самая острая шляпка.
- Нет, нет. Самый главный - это самый круглый.
- Врешь! Самый большой.
Кричат желуди, надрываются, совсем ничего не разобрать.
Горный кот как гаркнет на них:
- А ну, всем замолчать! Совсем стыд потеряли, забыли, с кем разговариваете! Тихо, я сказал!
Конюх взмахнул в воздухе кнутом. Горный кот дернул себя за ус и снова заговорил.
- Повторяю. Сегодня третий день вашей тяжбы, неужели нельзя прийти к решению, наконец?
- Нет, нет, самая острая шляпка…
Словом, конца этому не было. Горный кот как взревет:
- Молчать! Надоели! Сейчас разберемся. Тихо, я сказал!
Конюх взмахнул кнутом, желуди приумолкли. Горный кот шепнул Итиро:
- Вот такие дела. Что прикажете делать?
Итиро рассмеялся.
- А давайте скажем им так. Лучшим желудем будет тот, кто самый глупый, самый некрасивый и самый вздорный. Я такую штуку как-то раз слышал на проповеди…
Горный кот радостно закивал, мол, лучше и не придумаешь. Затем напустил на себя важный вид, распахнул пошире атласную мантию, так чтобы была видна золотая накидка и произнес:
- Суд принял решение! Тишина! Отныне самым главным будет считаться самый глупый, самый невзрачный, самый вздорный желудь с треснутой шляпкой.
Желуди так и оторопели. Замерли на месте, никто и рта не раскроет.
Горный кот скинул атласную мантию, стер пот со лба и пожал руку Итиро. Конюх на радостях тоже раз пять посвистел в воздухе своим кнутом.
- Премного благодарю, - сказал Горный кот. - Такую сложную тяжбу за полторы минуты разрешили. Прошу быть у нас Почетным председателем. Не соизволите ли и впредь приходить сюда всякий раз, когда мы пошлем вам открытку? Разумеется, я щедро отблагодарю вас за труды.
- Да я и так согласен! И никакой благодарности мне не надо.
- Нет-нет, возьмите хоть что-нибудь. Это дело чести. А если мы будем писать так: "Уважаемому господину Итиро Канэта. Повестка на суд"? Не возражаете?
- Да не все ли равно, - ухмыльнулся Итиро.
Горный кот поразмыслил еще, потеребил ус, сверкнул глазами, и, наконец, решился:
- Пожалуй, позволю себе добавить следующее: "Вам надлежит завтра явиться в суд по срочному делу". Что скажете?
Итиро рассмеялся и ответил.
- Да нет, это как-то уж чересчур, пожалуй. Эту фразу писать не надо.
Горный кот задумался, будто не зная, что и сказать, с сожалением покрутил усы, опустил глаза и с печальным вздохом добавил.
- Ну, хорошо. Оставим текст таким, как был. Что же до платы за труды… Скажите, что вам больше по душе - один сё золотых желудей или голова соленой кеты?
- Мне больше нравятся золотые желуди.
Горный кот сделал знак конюху, явно довольный тем, что Итиро не предпочел соленую кету.
- Быстренько набери один сё желудей. Если не хватит золотых, добавь позолоченных. Да пошевеливайся!
Конюх нагреб желудей, ссыпал их в мерку.
- Ровно один сё! - крикнул он.
Накидка горного кота затрепетала на ветру. Кот потянулся, прикрыл глаза и с ленивым зевком сказал.
- Приготовь-ка мою повозку.
И тотчас же явилась повозка, сделанная из огромного белого гриба. В повозку была впряжена мышастая лошадь весьма диковинного вида.
- Доставим тебя до дома, - сказал Горный кот.
Они с Итиро забрались в повозку, а конюх еще засунул туда полную желудей мерку. Засвистел кнут. Раздался грохот.
Повозка взвилась в воздух. Деревья и кусты закачались, стали призрачными, как дым. Итиро любовался золотыми желудями, а Горный кот с рассеянным видом смотрел куда-то вдаль.
Пока они летели, желуди теряли свой золотой блеск. И через несколько мгновений, когда повозка коснулась земли, в мерке уже лежали самые обычные желуди. Золотая накидка Горного кота, и конюх, и повозка из гриба в мгновенье ока растаяли в воздухе, и Итиро оказался перед крыльцом собственного дома, и в руках у него была полная мерка коричневых желудей.
Больше Итиро посланий от Горного кота не получал. Иногда он даже жалел, что не согласился на формулировку: "По срочному делу надлежит явиться в суд".
ВОЛЧИЙ ЛЕС, ЛЕС БАМБУКОВОЙ КОРЗИНЫ И ВОРОВСКОЙ ЛЕС
К северу от пастбища Коиваи находятся целых четыре сосновых бора. Сосны там черные-пречерные. Самый южный именуется "Оиномори" - "Волчий лес", еще один - "Дзарумори" - "Лес бамбуковой корзины", за ним следует "Куросакамори" - "Бор на Черном холме" и, наконец, самый северный бор - "Нусутомори" - "Воровской лес".
Когда выросли эти леса, и отчего у них такие причудливые названия, знаю лишь я, да огромная скала, что стоит посреди Куросакамори. Она-то и поведала мне эту историю.
Когда-то, давным-давно, вулкан на горе Иватэ несколько раз извергал огненную лаву. Всю округу засыпало пеплом. Черная скала рассказывала, что ее тогда как раз выбросило из жерла вулкана, и она рухнула на то самое место, где лежит и поныне.
Когда вулкан успокоился, на полях и холмах стали прорастать травы, с колосками, и без колосков, пока не покрыли всю землю, потом зазеленели дубы и сосны. Так и появились четыре бора. В то время у них еще не было названий, каждый бор был сам по себе, а про соседей и ведать не ведал. Как-то раз в осенний день, прохладный и прозрачный, как вода, ветер шелестел сухой листвой дубов, а по серебряному венцу горы Иватэ бежали четкие черные тени облаков.
Четверо крестьян в накидках из коры смоковницы, крепко прижимая к себе топорики, кирки и мотыги, а также кое-какое оружие, которое всегда сгодится в горах и на равнине, перевалили через гребень кремниевой горы, а затем широким шагом вышли на небольшую равнину, зажатую между четырьмя борами. Тут они обнажили свои большие тесаки.
Шедший впереди указал на окрестные горы, черно-белые, как картинки в волшебном фонаре:
- Что скажете? Похоже, неплохое местечко. Для поля подходящее, и лес рядом, и вода чистая. Да и солнца полно. Решено, остановимся здесь!
На это другой крестьянин заметил:
- Только годится ли почва? - Он сел на корточки, выдернул стебель мисканта, землю с корней стряхнул на ладонь, помял пальцами, лизнул языком и заключил:
- Ну что ж… Не сказать, что превосходна, но и не дурна.
Третий крестьянин огляделся вокруг с таким видом, будто вернулся в родные края, и сказал.
- Ну, стало быть, здесь и останемся?
- На том и порешим, - кивнул четвертый, который до этого и рта не раскрыл.
Все возликовали, сбросили со спины поклажу, обернулись назад и громко закричали.
- Эй, эй, сюда! Скорее все сюда!
И тут из зарослей вышли три раскрасневшиеся женщины с большими свертками за спинами. А за ними с радостными воплями на поляну высыпали ребятишки лет пяти - шести. Девять человек.
Тогда мужчины, повернувшись в разные стороны, дружно закричали.
- Эй-эй! Можно ли нам распахать здесь поля?
- Можно, - ответили хором четыре бора.
- А можно дома здесь построить?
- Да, - ответили хором леса.
- А можно огонь здесь разжечь?
- Можно, - ответили хором леса.
А крестьяне не унимались:
- А можно деревья срубить?
- Можно, - ответили хором леса.
Крестьяне радостно хлопнули в ладоши, женщины чуть ли не в пляс пустились, а дети загалдели, принялись озорничать, за что женщины их хорошенько отшлепали.
Не успел еще и вечер спуститься, как уже был готов первый маленький домик из бревен, с крышей, крытой мискантом. Дети веселились, прыгали и бегали вокруг него. Со следующего утра мужчины уже трудились, не покладая рук, выкорчевывая мотыгами траву на поле. Женщины собирали плоды каштанов, которые еще не успели растащить белки и полевые мыши, рубили сосновые ветки, заготавливали хворост. Не успели и оглянуться, как грянула зима.
Всю зиму леса старательно защищали людей от снеговеев, вьюг и буранов. Однако дети все равно мерзли, прикладывала красные распухшие ручонки к шейкам и плакали: "Как холоде но, как холодно".
Когда настала весна, домов было уже два.
Крестьяне посеяли гречиху и просо. На гречихе расцвел белые цветы, а просо выбросило черные колосья. Осенью урожай выдался на славу, мужчины распахали еще одно поле, домов стало уже три. Все были так рады, что даже взрослы скакали, как дети.
Как-то раз грянул утренний заморозок, земля промерзла. Тут выяснилось, что из девяти детишек ночью пропало четверо. Родители искали их и там, и сям, однако детишек и след простыл.
Тогда мужчины, повернувшись в разные стороны, закричали все разом.
- Кто знает, где наши дети?
- Мы не знаем, - ответили хором четыре бора.
- Тогда мы идем искать, - закричали крестьяне.
- Приходите, - ответили им леса.
Крестьяне, прихватив с собой мотыги и косы, направились сначала в Волчий лес, самый ближний. В лесу они сразу ж ощутили влажный прохладный ветер и запах прелой листвы. Но они пошли дальше.
И тут откуда-то из чащобы послышался треск, словно костер горит.
Крестьяне бросились туда - и впрямь костер, ярко-розового цвета. А вокруг кружатся, прыгают и танцуют девять волков.
Подойдя ближе, крестьяне увидели и пропавших детей. Он сидели возле огня и уплетали жареные каштаны и рыжики.
А волки пели свои волчьи песни и водили хоровод вокруг огня:
В самом центре Волчьего леса
Огонь горит, ветки хрусть - хрусть
Огонь горит, ветки хрусть - хрусть
И каштаны шкварчат, хрусть-хрусть
И каштаны шкварчат, хрусть-хрусть.
Крестьяне ка-ак закричат:
- Волки, волки, верните наших детей!
Волки даже оторопели, оборвали песню, морды скривили, на крестьян смотрят.
Сразу огонь погас, воздух стал стылым и синим, наступила мертвая тишина, а дети, сидевшие подле огня, заплакали.
Волки зыркнули влево, вправо - а потом разом пустились наутек, вглубь леса.
Крестьяне, взяв детей за руки, побрели прочь из леса. И вдруг из чащи донеслись голоса волков:
- Не подумайте чего плохого - мы просто ваших детишек каштанами и грибами угощали!
Вернувшись домой, крестьяне приготовили просяные "моти" и в благодарность отнесли их в Волчий лес.
Настала весна. К этому времени детишек было уже одиннадцать. Крестьяне завели лошадей. Поля удобрили прошлогодней травой, перегнившими листьями, да лошадиным навозом, поэтому урожай получился на славу. Да и плодов собрали немало. К концу осени все ликовали и веселились без меры.
Однако как-то раз снова пал заморозок, земля так промерзла, что ледяные иглы на ней появились.
В том году крестьяне распахали новые земли, поэтому утром собрались было работать, но глядь - а в домах пусто. Ни топоров, ни мотыг - ничего!
Искали-искали. Все впустую. Снова пришлось повернуться в разные стороны, и дружно крикнуть.
- Не знает ли кто, где инструменты?
- Не знаем, - ответили хором леса.
- Тогда мы идем искать, - вновь закричали крестьяне.
- Приходите, - ответили хором леса.
И снова крестьяне отправились в лес, уже с пустыми руками. Сначала они пошли в самый ближний лес - Волчий.
Навстречу им тотчас же выбежали девять волков. Они замахали лапами и сказали.
- У нас нет ваших вещей, точно нет! Если не найдете в другом месте, заходите к нам на огонек!
"Похоже, не врут", - решили крестьяне и направились на запад в Лес бамбуковой корзины. Зайдя в самую чащу, они увидели на ветвях старого дуба огромную бамбуковую корзину.
- Подозрительно все это как-то… Ясное дело, раз лес называется Лесом бамбуковой корзины, то и корзина тут непременно должна быть. Вот только что там, внутри? Давайте откроем, - сказали крестьяне. Открыли - и видят, что все пропавшие инструменты аккуратно сложены вместе.
Но там оказались не одни инструменты. В корзине еще сидел красномордый леший с золотыми глазами.
Детишки в ужасе закричали и хотели броситься наутек, а взрослые и бровью не повели.
- Леший, оставь свои проказы. Очень тебя просим. Больше так не делай! - Попросили они. Леший ужасно смутился, даже голову опустил. Крестьяне собрали свои мотыги да тяпки и уже собрались было идти восвояси, а леший как закричит:
- Тогда и мне принесите просяных моти!
Отвернулся, закрыл голову руками и бросился в чащу.
Засмеялись крестьяне и пошли по домам. А затем приготовили просяных моти и отнесли в Волчий лес и в Лес бамбуковой корзины.
Наступило новое лето. Уже на всех окрестных террасах зеленели поля. К домам пристроили деревянные сараи, а также возвели большой амбар. К тому времени у крестьян уже было три лошади. Радости крестьян не было предела, когда они собирали урожай. Зерна было столько, что хватило бы на сколько угодно моти.
Однако тут опять вышла ужасная неприятность.
Как-то утром, когда землю покрыла изморозь, из амбара пропало все просо. Люди просто покой потеряли, обшарили все, - но, увы! - ни единого зернышка.
Расстроились крестьяне вконец, развернулись в разные стороны и закричали.
- Не знаете, где наше просо?
- Не знаем, - ответили хором леса.
- Тогда мы идем искать, - вновь закричали крестьяне.
- Приходите, - ответили хором леса.
Схватив, что попалось под руку, все направились в ближайший Волчий лес.
Их уже поджидали все девять волков. Увидев крестьян, они рассмеялись и сказали.
- А нам опять хочется моти. Но здесь вашего проса нет, нет, точно вам говорим! Если не найдете в другом месте, заходите к нам на огонек!
"Похоже, не врут", - подумали крестьяне, оставили это место и пошли дальше в Лес бамбуковой корзины.
А там леший с красным лесом уже поджидает их на опушке:
- Просяные моти. Хочу просяных моти. Но проса я не брал. За просом нужно идти дальше, на север. - И засмеялся.
"Дело говорит", - подумали крестьяне, и пошли к опушке северного Бора на Черном холме, того самого, в котором я и услышал эту историю.
- Верните нам просо! Верните просо!
А Бор на Черном холме, не приняв никакой формы, ответил лишь одним голосом.
- Я видел, как на закате чьи-то огромные черные ноги пронеслись по небу на север. Вот и вы направляйтесь чуть севернее.
А после этого ничего не добавил бесплотный голос, никаких моти не попросил. Уверен, что все было именно так. А потому, когда Бор поведал мне эту историю, я вытащил из кошелька семь сэнов медными монетами, - все деньги, что были при мне - и хотел вручить ему в знак благодарности, однако он так и не взял ни монеты. Вот такой у него скромный нрав.
Все решили, что Бор на Черном холме не врет, и пошли дальше на север.
Вот там-то они и набрели на черный Воровской лес.
- Судя по названию, воришка здесь, - сказали крестьяне, входя в лес. - Верни нам просо, верни просо! - закричали они.