ЗВЕЗДА КОЗОДОЯ - Миядзава Кэндзи 5 стр.


Ветер крепчал, выдувая снег из-под ног. В мгновение ока вершину горы заволокло белой дымкой, а весь западный край закрыла темная серая пелена.

Глаза снежного ребенка вспыхнули недобрым огнем. Небо побелело, ветер хлестал с неистовой силой, неся сухой колючий снег. Этот серый-пресерый снег мгновенно заполонил собой весь мир. Даже не разобрать - где снег, а где тучи. Вокруг заскрипело, затрещало что-то… И город, и линия горизонта - все исчезло за клубами черной дымки. Только силуэт снежного ребенка по-прежнему смутно маячил во мгле. И тут вой и рев ветра донес до него отвратительный голос:

- У-у-у… Живее-живее! Мети, мети, мети, что есть мочи! Слышишь, что я говорю, снег? Закружи, засыпь все вокруг! Некогда мне тут с тобою валандаться! Зачем я тогда привела с собой этих троих бездельников? Я сказала, живее! У-у-у! У-у-у! Снежный ребенок подскочил, будто его ударило молнией. Да это, никак сама снежная ведьма пожаловала!

Свистнул кожаный хлыст - волки в воздух взвились. Повелел снежный ребенок, еще крепче сжал губы, даже шапка слетела прочь.

- У-у, еще наддайте! Нечего лодырничать! У-у! Слышали меня?! Сегодня четвертый день месяца нарциссов. Так что пошевелитесь! У-у-у!

Всклокоченные белые космы снежной ведьмы разметались среди снега и ветра. В просветах между черными тучами мелькали ее острые уши и сверкающие золотыми искрами глаза.

У троих снежных человечков, которых ведьма притащила из западных пределов, в лицах не было ни единой кровинки. Они молча кусали губы, размахивая кнутами. Ни зги не видно - где холм, где снежный вихрь, где небо… Только носится снежная ведьма. Только слышны ее вопли, свист кожаных хлыстов, да тяжелое дыхание девяти снежных волков, бегущих сквозь снег. И среди всего этого ужаса донесся вдруг тоненький плач мальчишки в красном одеяле. Ураган сбивал его с ног.

Глаза снежного ребенка вспыхнули странным огнем. Несколько минут он о чем-то размышлял, потом вдруг что было сил взмахнул своим кнутом и побежал. Однако ошибся дорогой и наткнулся на черную гору, поросшую с южной стороны соснами. Он снова зажал свой кожаный кнут подмышкой и навострил уши.

- У-у, хватит бездельничать! Сыпьте, сыпьте. У-у! Сегодня четвертый день месяца нарциссов! У-у-у-у!

Среди порывов яростного ветра и шелеста снега слышался жалобный плач. Снежный ребенок устремился на этот звук. Волосы снежной ведьмы хлестнули его по лицу. В этот момент мальчик с красным одеялом на плечах, не в силах вытащить увязшие в снегу ноги, покачнулся и упал. Упершись руками о землю, он плакал, тщетно пытаясь приподняться.

- Набрось на себя одеяло и ляг ничком! Набрось одеяло и ляг ничком! - крикнул на бегу снежный ребенок.

Однако мальчик услышал лишь свист ветра, а увидеть он и подавно ничего не мог.

- Ляг ничком. Не двигайся! Скоро метели конец. Накинь одеяло и не вставай! - вновь крикнул снежный ребенок, возвращаясь к мальчишке.

А тот все боролся с метелью, пытаясь встать.

- Ляг, у-у-у, я сказал, лежи ничком и молчи! Сегодня не так холодно, ты не замерзнешь! - закричал снежный ребенок, проносясь мимо.

Но мальчик упрямо сжал губы и с плачем опять попытался встать.

- Нельзя вставать! - Снежный ребенок толкнул мальчишку в спину - и тот рухнул, как подкошенный.

- У, еще, еще наддайте, хватит бездельничать! У-у!

Это подлетела снежная ведьма. В ее будто разодранной пополам фиолетовой пасти торчали острющие зубы.

- Ого! Какой у нас тут хорошенький ребеночек! Ну, теперь он мой! Сегодня четвертый день месяца нарциссов, славненько будет заполучить человеченки!

- Притворись, что ты умер, - тихо сказал снежный ребенок и снова толкнул мальчишку. - Лежи. Нельзя двигаться. Нельзя двигаться.

Снежные волки крутились, как бешеные, черные лапы мелькали среди снежных туч.

- Да, да, вот так, хорошо. Насыпьте снега побольше! Не лениться! У-у-у, у-у! - Снежная ведьма снова пропала куда-то.

А мальчишка все пытался подняться. Снежный ребенок рассмеялся и еще раз толкнул его. Сгустились лиловые сумерки, хотя было не больше трех часов дня, казалось, что солнце зашло, и наступает ночь. Мальчишка совсем обессилел, он уже не пытался подняться. Снежный ребенок с улыбкой укутал его красным одеялом.

- Поспи пока. Я тебе еще одеял принесу. Ты не замерзнешь. Спи до утра - пусть тебе снятся сны про карамель.

Снежный ребенок пробежался вокруг мальчишки, и насыпал поверх него целый сугроб. Уже и красное одеяло исчезло под снегом, даже не скажешь, что тут лежит человек.

- У этого мальчишки была моя ветка омелы, - прошептал снежный ребенок и захныкал. Вот притворяшка-то!

- Сегодня будем работать до двух часов ночи. Четвертый День месяца нарциссов, нельзя спать. Сыпься снег! У-у-у! - Донесся сквозь ветер крик снежной ведьмы.

Ну, а потом солнце и в самом деле зашло - среди ветра, снега и взлохмаченных серых облаков, и всю ночь падал, и падал, и падал снег. Когда ночь была уже на исходе, снежная ведьма еще раз пролетела с юга на север.

- Ну что, можно передохнуть. Полечу-ка я теперь к морю, можете за мной не следовать. Отдохните, будьте готовы к новой работе. На славу потрудились! Отличное завершение четвертого дня месяца нарциссов!

Во тьме дико сверкнули ее глаза, иссохшие космы взметнулись в вихре, и она улетела на восток.

В долине и на окрестных холмах воцарилась тишина. Только снег сиял чистой незамутненной белизной. Небо совсем очистилось, и высоко в небе, синем, как цветы колокольчиков, замерцали звезды.

Снежные дети собрали своих волков и, наконец, обрели возможность поговорить друг с другом.

- Ну и кошмар.

- Да уж.

- Когда еще встретимся?

- В этом году еще пару раз непременно.

- Хочется поскорее на север.

- Да уж.

- Наверное, тот мальчик умер.

- Да нет, он живой. Спит себе. Завтра я там поставлю метку-

- Ну, пора возвращаться. До рассвета надо успеть.

- Хорошо. Но я никак не пойму. Видишь, три звезды созвездия Кассиопеи? Как они ярко горят. Почему же идет снег, если горит огонь?

- А это как с сахарной ватой. Крутится электрический круг - и сахар превращается в воздушную вату. Так что, чем жарче огонь, тем лучше для снега.

- А, вон оно что…

- Ну, бывайте.

- Прощайте.

Три снежных ребенка и девять снежных волков отправились на запад.

Вскоре небо на востоке замерцало, как желтая роза, засверкало янтарным цветом, запылало золотом. Холмы и равнина лежали под снегом.

Снежные волки рухнули на землю без сил. Снежный ребенок тоже уселся и рассмеялся. Его щечки снова алели как яблочки, а дыхание было как аромат лилий.

Яркое солнце величественно поднималось из-за горизонта. Утро было свежим и невыразимо прекрасным. Окрестности заливали лучи персикового цвета. Снежные волки поднялись, широко зевнули, и в открытых пастях затрепетали язычки лилового пламени.

- Следуйте за мной. Как только взойдет солнце, нам нужно разбудить мальчишку.

Снежный ребенок побежал туда, где накануне засыпал мальчишку снегом.

- Ройте здесь.

Снежные волки тут же принялись рыть снег задними лапами. Ветер уносил снежную пыль, словно дым.

Из деревни спешил человек в снегоступах и меховой накидке.

- Довольно! - приказал снежный ребенок, когда из-под снега показался краешек красного одеяла. - Твой папа пришел. Просыпайся! - крикнул он, взлетая на дальний склон, и поднял облако снежной пыли.

Мальчишка зашевелился. А к нему уже что было сил бежал человек в меховой накидке.

АПРЕЛЬ ГОРНОГО ЛЕШЕГО

В кипарисовой роще на горе Нисинэ охотился горный леший. Выгнув спину, как кошка, и выпучив огромные, словно блюдца, золотые глаза, он выслеживал зайцев.

С зайцами нынче не повезло, зато удалось изловить фазана. Потревоженный фазан попытался было взлететь, но леший, сжавшись в пружину и прижав к себе руки, метнулся вперед и упал на фазана, расплющив того в лепешку.

Обрадовался леший, аж покраснел весь, растянул в ухмылке пасть от уха до уха. Небрежно помахивая добычей, он вышел из рощи. Выйдя на южную сторону, сплошь залитую солнцем, он вдруг бросил фазана в сухую траву, поскреб ногтями в красных волосах, свернулся калачиком - и сладко заснул.

Где-то неподалеку распевала свои песенки малая птаха - фюить-фюить - а в сухой траве покачивались только что распустившиеся нежно-лиловые "змеиные язычки".

Горный леший перевернулся на спину и уставился в синее-синее небо. Пестрое, как горная груша, солнце отливало червонным золотом, в воздухе растекался сладкий аромат сухой травы, а на вершинах гор, вздымавшихся прямо за спиною, ярко светились окруженные ореолом белые шапки снега.

"Ох и вкусная, наверное, штука эти солнечные конфеты… - подумал горный леший. - Уж сколько их делает Солнечная госпожа - и не счесть… А мне так ни одной и не досталось…". По синему чистому небу бесцельно плыли на восток легкие влажные облака.

Леший заурчал и лениво подумал:

"Вот ведь, возьмем облака… Летают они по небу по воле ветра - то появляются, то исчезают… Отлично устроились. Верно, это и называется - жить, как "перекати поле"".

И тут его ноги и голова сделались легкими-легкими, лешему даже почудилось, что он повис в воздухе вверх тормашками. И полетел он куда-то, покачиваясь, сам не зная куда. Ни дать, ни взять - "перекати-поле"… А может, и впрямь его несло ветром.

"Сейчас я над Семилесьем. Да, точно, здесь семь лесов. Иные зелеными соснами заросли, а есть совсем лысые, желтые, как одеяние монаха. Раз уж забрался в такую даль, пожалуй, что и до города доберусь, тут рукой подать. Только нужно принять другое обличье, а то в таком виде и насмерть забить могут!" - бормотал себе под нос леший. Раз-два, и готово - вместо лешего появился дровосек. А город был уже совсем близко. Голова у лешего по-прежнему была легкая-прелегкая, как воздушный шарик, да и руки-ноги слушались довольно плохо, а потому он медленно и осторожно вошел в город.

У городских ворот с давних пор стояла рыбная лавка. На прилавке были навалены грязные соломенные мешки с соленой кетой и сплющенные головы иваси. Под навесом крыши болтались красновато-черные щупальца пяти вареных осьминогов. Горный леший внимательно осмотрел их всех.

"Какие прекрасные щупальца! - восхитился он. - Все в бородавках, а как лихо закручены. Это куда красивее, чем штаны для верховой езды у господина помощника инженера из уездной управы. Представляю, как они великолепны, эти могучие осьминоги, когда они ползают в синей мгле по дну морскому!

От восхищения леший даже палец невольно в рот засунул. И тут к нему подошел китаец в светло-голубом платье, с огромным тюком за плечами. Он было уже прошел мимо, как вдруг остановился и похлопал лешего по спине.

- Китайские ткани… Продаю китайские ткани! - пропел он. - Покупайте "рокусинган", очень десево, больсяя тяська!

Леший удивленно обернулся.

- Не надо! - оглушительно рявкнул он, но заметив, что на его странный голос в изумлении обернулись хозяин рыбной лавки с багром в руках и другие деревенские жители в накидках из коры липы поспешно замахал руками и прошептал.

- Ладно, ладно. Куплю.

На что китаец сказал:

- Мозесь не покупать, только смотли. - И свалил мешок со спины прямо посреди дороги.

А горного лешего при виде красноватых, влажных, как у ящерицы, глаз китайца почему-то мороз пробрал по коже.

Между тем торговец быстро распустил на тюке желтый плетеный шнур, развернул платок-фуросики, откинул крышку сундучка и выудил из него лежавшую прямо сверху маленькую красную бутылочку со снадобьем.

"Ух!! Какие тонкие пальцы. А ногти-то, ногти какие острые! Как-то мне все страшней и страшней… - подумал леший.

А китаец тем временем достал два малюсеньких стаканчика размером с мизинец и всучил один лешему.

- Мозьно пить, мозьно пить… Не яд, не яд! Пей-пей. Смотли! Я пельвый пить! Я пиво пить, тяй пить, яд - не пить! Это вольсебное следство, дольго-дольго зить будись! Пей! - И китаец опрокинул в рот свой стаканчик.

"Может и, правда, выпить?" - подумал леший. Огляделся по сторонам - и видит: стоят они с китайцем не на городской улице, а в чистом поле, синем, как небо, - и кроме них вокруг ни единой живой души. Только он, да красноглазый китаец. И стоят по разные стороны от тюка. А на траве лежат их черные-пречерные тени.

- Пей-пей! Дольго зить будись! Ну зе, пей! - Китаец все ближе и ближе тянул к лешему свои острые ногти.

Леший совсем растерялся. "Выпью - и убегу", - решил он и залпом проглотил китайское снадобье. Но тут… Тут с ним стало твориться нечто невероятное. Тело его вдруг утратило все углы и изгибы, стало плоским и стремительно уменьшилось в размерах. Не успел он и глазом моргнуть, как превратился в лежащую на траве коробочку.

"Обманул, сукин сын, обвел-таки вокруг пальца! - с тоской подумал леший. - Видел же я, видел, какие у него острые когти! До чего все ловко подстроил, скотина!"

Увы! - возмущайся, не возмущайся, а дело сделано. Превратился леший в малюсенькую коробочку с лекарством…

А китаец аж запрыгал от радости. То одну ногу поднимет, то другую, еще и ладонью по ступне постучит. И этот стук разносился по всей равнине, как барабанный бой.

А затем прямо под носом у лешего появилась огромная рука китайца, подняла горемыку высоко-высоко и бросила в сундучок к остальным коробочкам. Крышка тут же захлопнулась, но солнечный свет все-таки просачивался сквозь щели в сундучке.

- Заточили, заточили меня в темницу, - запричитал леший. - А солнышко все равно светит…

Уж так захотелось ему хоть немного утешить себя. И тут стало еще темнее.

- А, он еще и фуросики на сундук набросил! Чем дальше, тем хуже. Теперь поедем в темноте, - прошептал леший, стараясь не поддаваться страху.

Вдруг откуда-то сбоку послышался голос. Леший едва не подпрыгнул от неожиданности.

- Откуда будете?

Леший поначалу дара речи лишился, но тут его осенило: "Верно, все эти коробочки с "рокусинган" - это бывшие люди, хитрый китаец обманул их, как и меня!" - и рявкнул:

- Меня заколдовали рядом с рыбной лавкой!

Торговец даже зубами от злости заскрежетал, да как гаркнет:

- Слиськом гломко клитись! Ну-ка, потисе говолить!

Поначалу леший не собирался дразнить китайца, но тут вдруг озлился.

- Что? Чего мелешь, ворюга! Как только войдем в город, сразу шум подниму. Все узнают, что ты жулик! Как тебе это понравится?

Торговец молчал. Какое-то время стояла тишина. Леший сразу представил себе картину: китаец плачет, прижав руки к груди. Наверное, ему и раньше кто-то говорил то же самое. Пожалел его леший, и только хотел сказать, что передумал, как раздался скрипучий голос китайца.

- Бедный я, бедный… Совсем не идет толговля. Дазе на лис не хватать. Вляд ли мне повезет и в длугом розьдении…

Леший даже посочувствовал китайцу. В самом деле, продав его тело, китаец сможет выручить аж шестьдесят сэн, пойдет на постоялый двор и наестся селедочных голов с супом из зелени:

- Ну, будет вам причитать, господин китаец. Не плачьте так горько. Не стану я кричать в городе. Успокойтесь.

Тут же последовал облегченный вздох китайца, а затем звук шагов "шлеп-шлеп". Китаец взвалил поклажу на спину, отчего бумажные коробочки с лекарствами стукнулись друг о друга боками.

- Эй, кто тут? Кто тут со мной разговаривал? - спросил леший и тут же услышал ответ.

- Это я с тобой говорил. Продолжим же нашу беседу. Раз ты попался у рыбной лавки, то, наверное, знаешь, почем нынче одна тушка окуня, сколько плавников акулы можно купить на десять таэлей.

- Такого товара в лавке не было. Зато там были осьминоги. Какие красивые у них щупальца!

- Осьминоги, говоришь. Я тоже очень люблю осьминогов.

- Думаю, нет человека, который не любил бы осьминогов. А те, кто не любит их, все сплошь негодяи!

- Верно говоришь. Потому что осьминоги - самые прекрасные создания в целом свете!

- Согласен. А ты откуда будешь?

- Я-то? Из Шанхая.

- Выходит, ты тоже китаец? Вот незадача… Выходит, из китайцев тоже делают лекарство, и китайцы же им и торгуют! Вот негодяи!

- Это не так. Только бродяги, вроде нашего Чина скверные люди, а вообще китайцы - очень достойный народ. Мы же потомки великого Учителя - Конфуция.

- Так ты говоришь, нашего подонка зовут Чин?

- Ну да. Ох, как жарко, хоть бы крышку открыл!

- Да уж. Эй, Чин-сан! Душно нам. Дайте хоть чуть-чуть воздуха глотнуть!

- Подозьдете, - ответил снаружи Чин.

- Если не откроете крышку, мы тут совсем спаримся. Вам же убыток будет.

- Дальсе легсе будет, потельпите, - нервно откликнулся Чин.

- Не можем мы больше терпеть, мы же не для собственного удовольствия здесь преем! Сам прей, если хочешь! Давай, открывай крышку, да поживее!

- Ну, есё двадцать минут.

- Ну ладно. Топай тогда поживее! Что с тобой сделаешь… Ты там один?

- Нет, здесь много людей. И все плачут.

- Жалко их. Чин - дрянь-человек. Теперь нас, поди, уже и не расколдовать обратно?

- Почему же? Тебя-то еще можно. Ты ведь пока не до конца превратились в "рокусинган". Если проглотишь пилюлю, снова станешь тем, кем был. Там, рядом с тобой, лежит бутылочка с черными пилюлями.

- Отлично! Сейчас выпью, нечего откладывать! Ну, а вы что же?

- Нам уже поздно. Ты сначала выпей и верни себе прежний облик. А потом не забудь и про нас. Нас нужно положить в воду и хорошенько помять, потереть. Тогда и мы сможем выпить пилюли и тоже станем людьми!

- Положитесь на меня. Я всех вас спасу. Ага, вот они, пилюли! А вот бутылочка с жидкостью, от которой человек превращается в "рокусинган". Но Чин-то пил вместе со мной. Почему же он не превратился в "рокусинган"?

- Потому что принял пилюлю.

Назад Дальше