- Ничего особенного, - ответил Фрэзер. - Переговоры по воссоединению Германии, похоже, продолжаются: в газетах полно сообщений об этом. Еще одна забастовка автомобилистов. Арабы подложили бомбу на Токийскую биржу, но ее удалось обезвредить. Аэрофлот начал свои рейсы в Нью-Йорк.
- Это новости всемирного значения, - прервал Ферди. - А вот новости из дома, из Америки: я могу рассказать тебе о погоде, внутренней политике и результатах футбольного чемпионата лучше, чем любой англичанин. Ты знаешь, что в Портленде, штат Мэн, женщина родила шестерых?
Пошел снег. Фрэзер посмотрел на часы:
- Нам нельзя опаздывать на самолет.
- Еще есть время выпить по рюмочке из каменной бутылки хозяина, - сказал Ферди.
- Каменной бутылки? - удивился Макгрегор.
- Иди сюда, волосатый ублюдок, ты же знаешь, о чем я говорю, - ответил Ферди.
Лицо Макгрегора не дрогнуло. Можно было бы подозревать, что он глубоко оскорблен, но Ферди знал его достаточно хорошо. Не сводя глаз с Ферди, Макгрегор достал из кармана пачку "Ротманса". Прикурил одну сигарету, а пачку бросил на стойку.
Макгрегор ушел в дальний конец бара, вернулся с кувшином и щедро разлил из него по кружкам.
- У вас хороший вкус для саксонца.
- После твоего виски заводское пить никто не станет, Мак, - сказал Ферди. Макгрегор и Фрэзер переглянулись.
- Да, вот этими руками я делаю кое-что стоящее.
- Прекращай, Мак, ты среди друзей, - остановил его Ферди. - Ты что думаешь, мы не нюхали ячменя и торфяного дыма?
На лице Макгрегора появилась тень улыбки, ничего, однако, не значащая. Ферди взял кружку с солодовым виски и осторожно пригубил.
- Ну как, не изменилось? - спросил Макгрегор.
- Лучше стало, - одобрил Ферди.
Фрэзер отошел от камина и сел у стойки. Макгрегор подвинул ему виски:
- Это поможет вам выстоять под жестоким западным ветром.
Он, должно быть, наделал много подобных напитков на этих голых склонах Грампианских гор. Заброшенное место: летом во время цветения вереск вырастает очень высоким, и туристу нужен хороший нож, чтобы прорубить себе дорогу в зарослях. Я немного повернул голову. Парни, сидевшие в углу, больше не разговаривали между собой. Они смотрели в окно на падающий снег, но у меня было чувство, что они изучают нас.
Макгрегор взял еще три крошечных стаканчика и с чрезмерной осторожностью наполнил каждый из них. Когда он делал это, я увидел, как Фрэзер потянулся за пачкой сигарет, оставленной хозяином на стойке. Фрэзер закурил. Обстановка располагала к подобной свободе действий.
- Могу я купить бутылку? - спросил Ферди.
- Не можете, - ответил Макгрегор.
Я отхлебнул из своего стакана. Виски имело мягкий привкус дыма, который чем больше вдыхаешь, тем более он приятен.
Фрэзер вылил виски в пиво и залпом выпил.
- Ты, чертов язычник, - возмутился хозяин. - А я еще угостил его виски двенадцатилетней выдержки.
- Все равно они в желудке перемешаются, мистер Макгрегор.
- Проклятый варвар, - прорычал хозяин, звук "р" резал ухо, - ты испортил и мой эль, и виски.
Я понял, что это шутка, которую они уже использовали раньше. Мне было известно, что лейтенант Фрэзер служил в управлении безопасности королевских ВМС. Интересно, не работает ли на них и наш хозяин? Бар - очень удобное место для наблюдения за чужаками, которые приезжают, чтобы "полюбоваться" стоянкой подводных лодок.
Позже я утвердился в своей догадке: Фрэзер взял пачку сигарет хозяина, из которой до этого угощался. Переход пачки к новому владельцу был осуществлен незаметно, и я был уверен, что кое-что еще, помимо сигарет, обрело нового хозяина.
Глава 2
"Если во время игры не используется программа случайностей и в случае, если два противостоящие подразделения, равные по численности и имеющие одинаковые качественные характеристики, занимают один и тот же рубеж или объект, подразделение, первым занявшее рубеж или объект, имеет приоритет".
Правила ведения военных игр. Центр стратегических исследований. Лондон.
Рейс на Лондон задерживался. Ферди купил газету, а я, в четвертый раз, прочитал информацию на табло вылета. Затем мы продрейфовали через пропитанное парфюмерией воздушное облако, созданное зевающими девицами с часами от Картье и морскими офицерами с пластиковыми "дипломатами". Мы старались уловить мелодию в ритмах, которые были созданы специально без мелодии, пытались разобрать слова объявлений по трансляции и все это до тех пор, пока не произошло чудо и не был наконец объявлен наш вылет.
В салоне уверенный в себе голос представился по радио нашим капитаном, объяснил, что так как рейс задержали, провизии на борту нет, но мы можем купить зажигалки с рекламой авиакомпании, а слева по борту можно видеть Бирмингем, если он не затянут облаками.
Ранним вечером я прибыл в Лондон. Небо было угрожающе темно-синим, облака плыли не выше освещенных огнями небоскребов. Водители были взвинчены и непрерывно шел дождь.
Мы прибыли в Хэмпштед в Центр стратегических исследований как раз тогда, когда служащие уже заканчивали работу. Пленки отправили военным самолетом, и они меня уже ждали. Чемодан с пленками был опечатан, и мы выгружали их под неодобрительными взглядами охранников отдела оценки. Был соблазн воспользоваться услугами службы обеспечения Центра, работающей круглосуточно: здесь всегда можно принять горячий душ, на кухне тебя ждет горячая еда, но я спешил к Мэрджори. Я подал знак на окончание работы.
Я должен был проявить больше здравого смысла, а не ожидать, что после шести недель на открытом воздухе в условиях лондонской зимы моя машина заведется по первому моему желанию. Замерзшее масло и отсыревшие свечи сделали свое дело: автомобиль дернулся и заглох. Горестно застонав, я продолжал выжимать педаль газа, пока воздух не наполнился удушливыми выхлопными газами, потом считал до ста в надежде, что за это время свечи подсохнут. С третьей попытки двигатель завелся. Я резко вдавил педаль, и зазвучало стаккато древних свечей. Наконец они присоединились к общей "песне" двигателя, и я медленно вывел машину в вечерний автопоток Фрогнела.
Если бы поток двигался быстрее, я, возможно, добрался бы домой без проблем, но пробки на вечерних зимних магистралях Лондона добивают такие древние автомобили, как мой. Я был в квартале от бывшей своей квартиры на Ерлз Корт, когда машина заглохла. Я открыл капот, стараясь решить, куда приложить усилия, но все, что я увидел, это капли дождя, стекающие по горячим внутренностям двигателя. Вскоре и капли перестали шипеть, а я стал раздумывать, как бы скатить машину с дороги. В конце концов, так ничего и не решив, я влез обратно в салон и уставился на старую пачку сигарет: я бросил курить шесть недель назад и в этот раз решил, что навсегда. Застегнувшись на все пуговицы, выбрался из машины и направился к телефонной будке. Трубка аппарата оказалась срезанной. Полчаса я не мог найти свободную будку. Мне оставалось либо пройти остаток пути до своего дома пешком, либо лечь посреди дороги. И тут я вспомнил, что сохранил ключ от своей прежней квартиры.
Центр будет оплачивать аренду этой квартиры еще месяц. Возможно, и телефон еще не отключили. Квартира была в двух минутах ходьбы.
Я позвонил в дверь. Ответа не последовало. Я постоял еще пару минут, помня, как часто сам не слышал звонок, если находился на кухне. Затем открыл дверь своим ключом и вошел. Электричество не отключили. Мне всегда нравилась квартира номер восемнадцать. В некотором роде она мне более по вкусу, чем нынешняя клетка с масляным отоплением, подходящая для спекулянта с плохим вкусом, но я не из тех, кто из эстетических соображений стремится иметь синтетический шерстяной ковер на стене и двойные стекла георгианской эпохи.
С тех пор как я выехал, квартира изменилась. Я имею в виду, что на полу не валялись журналы "Прайвит ай" и "Роллинг стоун", а на них, в свою очередь, не высились переполненные мусорные корзины. Квартира выглядела так, как в дни уборки, которую три раза в неделю приходила делать соседка. Мебель была вполне приличной, я имею в виду, что ее все же еще можно было называть словом "мебель". Я сел в лучшее свое кресло и поднял телефонную трубку. Есть гудок. Набрал номер местной компании по ремонту автомобилей. Начались переговоры диспетчера с водителями: - Кто-нибудь едет по Глочестер Роуд к Фулхэму?… Кто-нибудь согласится на маршрут до Фулхэма за двадцать пять пенсов? В конце концов какой-то рыцарь дороги согласился проделать путь по Глочестер Роуд до Фулхэма за семьдесят пять пенсов, при условии что я подожду еще полчаса. Я знал, что это означает три четверти часа. Согласившись, я спросил себя, не начал бы я вновь курить, если бы положил ту пачку сигарет в карман.
Если бы я не был таким уставшим, я бы заметил изменения, как только вошел. Но я очень устал и с трудом удерживался от сна. Я просидел в кресле еще минут пять или больше, прежде чем заметил фотографию. Вначале не увидел в этом ничего странного, кроме того, как я ее мог оставить. Только заставив себя сосредоточиться, понял, что это не мое фото. Рамка была такая же, какую я купил на рождественской распродаже в Селфридже в 1967 году. В рамку была вставлена почти такая же фотография, что и тогда: я в твидовом пиджаке, брюках машинной стирки, несуразной шляпе и двутонных туфлях. Одна нога на хромированном "альфа-спайдере" с откидной крышей. Но на фотографии был не я. Все остальное было прежним, включая номера на автомобиле, но мужчина был старше и плотнее меня. Прошу учесть, я всматривался в фотографию с небольшого расстояния. И у него и у меня не было усов, бороды, бакенбардов, мы оба были не фотогеничны, но, клянусь, на этой фотографии был все-таки не я.
Меня это не встревожило. Вы знаете, какими нелепыми могут вначале казаться вещи, но затем приходит логическое, рациональное объяснение - которое обычно дает близкая вам женщина. Итак, я не ударился во внезапную панику, я просто стал заново внимательно изучать комнату. А потом я мог кричать и паниковать в своем расслабленном, не невротическом стиле.
Что этот ублюдок делал в такой же, как у меня, одежде? Разные размеры, некоторые легкие различия, но абсолютно весь мой гардероб. И фотография мистера Мэйсона, этого "грудного ребенка", который делает распечатки прогнозов погоды для военных игр. Теперь я забеспокоился. И так было со всем в квартире. Мои галстуки. Мой китайский фарфор. Мое виски "Гинесс". Мой музыкальный центр "Лик", пластинки фортепианных концертов Моцарта в исполнении Ингрид Хеблер. И около кровати, на которой было такое же, как у меня, темно-зеленое покрывало из универмага Уитни, фотография в серебряной рамке: мои отец и мать. Отец и мать в саду. Эту фотографию я сделал в день тридцать пятой годовщины их свадьбы.
Я заставил себя сесть на диван и стал разговаривать сам с собой. Послушай, сказал я себе, ты знаешь, что это такое, это одна из сложных шуточек, которые богатые люди проделывают друг над другом в телевизионных спектаклях, не имеющих финала. Но у меня не было друзей достаточно богатых и глупых, чтобы разыгрывать со мной подобную шутку только для того, чтобы поставить меня в тупик. Я имею в виду, что меня довольно легко поставить в тупик и не прибегая к подобным фокусам.
Я вошел в спальню и открыл шкаф, дабы еще раз пересмотреть одежду. Я говорил себе, что это не моя одежда, потому что она просто не может быть моей. Конечно, у меня не было таких вещей, о которых я мог с уверенностью сказать, что никто другой таких не имеет, но такого набора одежды фирм "Брукс бразерс", "Маркс", "Спаркс", "Тернболл и Ассерс" не могло быть больше ни у кого. Особенно если учесть, что все эти вещи уже пять лет как вышли из моды.
Но, если бы я не обыскал шкаф, я бы не заметил, что раму для галстуков передвигали. Я бы не увидел, что кто-то здесь плотничал, заменив заднюю стенку шкафа.
Я постучал по ней. Она оказалась полой. Тонкая фанерная пластина легко поддалась, за ней оказалась дверь.
Держалась дверь крепко. Я отодвинул одежду, это позволило навалиться на дверь с большей силой. Дверь поддалась, и сантиметров через пять дело пошло легче. Я ступил в комнату за стеной шкафа, как Алиса в Зазеркалье. Принюхался. В чистом воздухе стоял легкий запах дезинфекции. Я чиркнул спичкой. Комната оказалась без окон. С помощью спички нашел выключатель. Обстановка напоминала небольшой офис: стол, кресло, пишущая машинка, блестящий линолеум. Белые стены были свежевыкрашены. На стенах висели календарь в виде цветной иллюстрации воздушного термоскопа фон Герика, подаренный хозяину главой по производству медицинского оборудования в Мюнхене, далее дешевое зеркало, незаполненный настенный ежедневник, прикрепленный к стене хирургическим пластырем. В ящиках стола я обнаружил пачку белой бумаги, пакет бумажных бланков и две белые нейлоновые рубашки в пакетах из прачечной.
Дверь из офиса также отворилась легко. Теперь я оказался в соседней квартире. За холлом шла большая комната - соответствующая моей гостиной, - освещаемая полдюжиной ламп за матовым стеклом. Окна были оборудованы легкими плотными деревянными ставнями, похожими на те, что используют в фотоателье. Стены в этой комнате также были выкрашены в белый цвет. Все содержалось в строжайшей чистоте: стены, пол и потолок - блестящие, без пылинки. В одном из углов новая раковина из нержавеющей стали. В центре комнаты стоял стол, накрытый накрахмаленной хлопковой скатертью. Скатерть в свою очередь была покрыта прозрачной пластиковой клеенкой. С такой было бы удобно стирать брызги крови. Любопытный был стол: его высоту и наклон крышки можно было менять. Очень был похож на простейший операционный стол. Большой аппарат рядом со столом не напоминал мне ни один из известных медицинских приборов. Трубки, циферблаты, ремни - дорогое было устройство. Хотя я не мог его узнать, но был уверен, что уже видел подобное раньше, правда, никак не мог выловить его из глубин памяти.
Из этой комнаты вела еще одна дверь. Очень осторожно я взялся за ручку, но дверь оказалась заперта. Я наклонился к двери и услышал голоса. Придвинувшись еще ближе, я разобрал слова говорившего:
- …затем на следующей неделе ты сделаешь средний крен и так далее. Похоже, они не знают, когда все начнется.
Ответ - это был женский голос - был почти не слышен. Затем мужчина, находившийся ближе ко мне, сказал:
- Конечно, если начальство предпочитает один поворот, мы можем изменить вращение и сделать его постоянным.
Опять прозвучал неразборчивый женский голос, затем звук льющейся воды, как будто мыли руки.
Вновь мужской голос:
- Если тебя интересует мое мнение, то ты права, как проклятая служба безопасности. Родилась ли моя бабушка в Соединенном Королевстве? Какая дерзость. Я отвечаю "да" на все.
Когда я выключил свет, разговор внезапно оборвался. Я ждал, стоя в темноте без движения. Свет из крошечного офиса пробивался сюда. Если они откроют дверь, то, без сомнения, увидят меня. Послышался звук сушильного аппарата и затем кто-то чиркнул спичкой. Разговор возобновился, но на более далеком расстоянии. Очень медленно на цыпочках я пересек комнату, закрыл вторую дверь и, пролезая через шкаф, внимательно разглядел выполненные в нем перестройки. Фальшивая дверь за шкафом вызывала у меня больше вопросов, чем любопытный разговор, свидетелем которого я стал. Если кто-то строит потайное помещение, а это связано с трудностями сохранения аренды соседней квартиры, если он тайно разбирает кирпичную стену и сооружает дверь в задней стенке платяного шкафа, разве не пойдет этот человек до конца и не замаскирует тщательно вход? Эту же дверь мог при поверхностном осмотре обнаружить любой новичок таможенной службы. Эта дверь не имеет смысла.
Зазвонил телефон и я поднял трубку.
- Ваша машина у подъезда, сэр.
Не часто сегодня услышишь слово "сэр" из уст таксиста. Это должно было вызвать у меня подозрения, но я очень устал.
Я спустился вниз. На первом этаже у квартиры консьержа стояли двое мужчин.
- Извините, сэр, - обратился ко мне один из них. Вначале я подумал, что они ждут консьержа, но когда хотел пройти мимо, они заступили мне дорогу. Обратившийся ко мне продолжал: - В последнее время здесь совершено много квартирных краж, сэр.
- Ну и что?
- Мы из сыскного бюро, которое занимается охраной этого квартала, - объяснил тот, что повыше. На нем было короткое замшевое пальто с овчинной подкладкой. Тот тип пальто, что необходим человеку, который много времени проводит, дежуря в подворотнях.
- Вы здешний жилец? - спросил он.
- Да.
Высокий застегнул воротник пальто. Это казалось поводом, чтобы держать руки около моего горла.
- Вы не могли бы показать какие-нибудь документы, сэр?
Я начал считать до десяти, но, едва я мысленно произнес "пять", тот, что пониже, нажал кнопку в квартире консьержа.
- Что там еще? - раздался из-за двери голос.
- Это ваш жилец? - спросил высокий.
- Я из восемнадцатой квартиры, - подсказал я.
- Никогда его не видел, - заявил показавшийся на пороге консьерж.
- Вы не консьерж, - сказал я, - здесь консьержем Чарли Шорт.
- Чарли Шорт иногда приходит сюда подменять меня на час-другой…
- Только вот этого не надо. Чарли - консьерж, а вас я никогда здесь не видел.
- Каков наглец! - заявил лжеконсьерж.
- Я прожил здесь пять лет, - запротестовал я.
- Замолчи, - оборвал он меня. - Никогда его не видел. - Он улыбнулся, как будто был очарован моей наглостью. - Джентльмен из восемнадцатой прожил здесь пять лет, но он значительно старше этого нахала - выше, крупнее, - этот мог бы сойти за него где-нибудь в толпе, но не здесь при ярком свете.
- Я не знаю, о чем вы… - начал я. - Я могу доказать…
Неоправданно моя злость сконцентрировалась на человеке, выдававшем себя за консьержа. Один из сыщиков взял меня за руку:
- Ну, сэр, мы же не хотим драки, правда?
- Меня ждет "Война и мир", - заявил лжеконсьерж и захлопнул дверь с такой силой, которая не располагала к дальнейшим спорам.
- Никогда не думал, что Альберт так много читает, - сказал высокий.
- Он имел в виду телефильм, - пояснил второй. - Итак, - он повернулся ко мне, - вам лучше пройти с нами и назвать себя.
- Но это не консьерж, - сказал я.
- Боюсь, вы ошибаетесь, сэр.
- Я не ошибаюсь.
- Это займет не более десяти минут, сэр.
Я спустился к выходу. У входа стояло мое такси. Пошли они… Я открыл дверцу и приготовился сесть в машину, когда заметил третьего. Он сидел на заднем сиденье в углу. Я замер.
- Давайте, садитесь, сэр, - пригласил он. Меня должна была ждать малолитражка, а это была большая машина-такси. Не нравилось мне все это.
Одну руку я держал в кармане. Я отступил и изобразил пальцем через пальто ствол пистолета.
- Выходи, - сказал я с намеком на угрозу в голосе. - Выходи очень медленно.
Он не шевельнулся.
- Не надо глупостей, сэр. Мы знаем, что вы не вооружены.
Я вытянул свободную руку и щелкнул пальцами, подзывая его. Он вздохнул:
- Нас здесь трое, сэр. Или мы все сядем в машину спокойно, или со скандалом, но в любом случае мы сядем в машину все.
Я посмотрел по сторонам. За дверью стоял еще один. Водитель не двигался.
- Мы вас долго не задержим, сэр, - сказал мужчина на заднем сиденье.
Я забрался в машину.
- Что все это значит?