Рейнальдо посовещался с Матушкой Пыль:
- Ты, скорее, читатель сердец, - объяснил он. - Ты же увидел все-таки что-то хорошее в Бентаме. Ты решил простить его.
- Простить? - переспросил я. - За что мне нужно его прощать?
Матушка Пыль поняла, что сказала слишком много, но было уже поздно что-либо умалчивать. Она зашептала Рейнальдо.
- За то, что он сделал с твоим дедом, - перевел тот.
Я повернулся к Эмме, но она казалась такой же озадаченной, как и я.
- А что он сделал с моим дедом?
- Я скажу им, - раздался голос от двери, и в кухню, хромая, вошел сам Бентам. - Это мой позор, и признаться в этом должен я сам.
Он проковылял мимо раковины, отодвинул от стола стул и сел напротив нас.
- Во время войны твой дед высоко ценился за свое особое умение обращаться с пустóтами. У нас был секретный проект, у меня и еще нескольких технологов, мы думали, что сможем скопировать его способность и передать ее другим странным. Сделать им прививку против пустóт, так сказать, вакцинировать. Если бы все мы могли видеть и чувствовать их, они перестали бы быть угрозой, и война против них была бы выиграна. Твой дед принес множество благородных жертв, но ни одна не была так велика, как эта: он согласился принять участие в эксперименте.
Лицо Эммы напряглось. Я видел по ней, что она никогда не слышала ни о чем подобном.
- Мы взяли совсем чуть-чуть, - продолжал Бентам. - Всего часть его второй души. Мы думали, что ее можно будет сохранить, и она со временем восстановится, как если бы у человека брали кровь.
- Вы взяли его душу? - переспросила Эмма дрожащим голосом.
Бентам сдвинул большой и указательный пальцы вместе примерно на сантиметр:
- Всего вот столько. Мы разделили ее и применили на нескольких подопытных. И хотя она дала ожидаемый эффект, он продлился недолго, а повторное вливание со временем стало лишать испытуемых их собственных способностей. Это был провал.
- А что насчет Эйба? - спросила Эмма. В ее голосе слышалась особая злость, которую она приберегала для тех, кто обижал тех, кого она любила. - Что вы сделали с ним?
- Он стал слабее, а его талант сильно разбавился, - ответил Бентам. - До процедуры он был очень похож на юного Джейкоба. Его способность контролировать пустóт была решающим фактором в нашей войне с тварями. После процедуры, однако, он обнаружил, что не может больше брать их под контроль, а его второе зрение затуманилось. Мне рассказали, что вскоре после этого он вообще покинул странный мир. Он беспокоился о том, что станет угрозой для своих собратьев странных, а не помощью. Чувствовал, что больше не способен защищать их.
Я посмотрел на Эмму. Она смотрела в пол, и я не мог сказать по ее лицу, что она чувствует.
- Не стоит сожалеть о неудавшемся эксперименте, - проговорил Бентам. - Так и творится научный прогресс. Но то, что случилось с твоим дедом - одно из главных сожалений в моей жизни.
- Вот почему он ушел, - произнесла Эмма, подняв лицо. - Вот почему он уехал в Америку.
Она повернулась ко мне. Она не выглядела злой, наоборот, ее лицо выражало облегчение.
- Ему было стыдно. Он как-то написал это в письме, но я так и не поняла, почему. Потому что он чувствовал стыд, и свою нестранность.
- Ее забрали у него, - добавил я. Теперь у меня был ответ и на другой вопрос: как пустóта смогла одолеть моего дедушку на его собственном заднем дворе. Он не был дряхлым, или даже особенно слабым. Но его защита от пустóт почти полностью исчезла, и причем уже давно.
- Тебе не об этом следует сожалеть, - раздался голос Шэрона, который стоял в дверях, скрестив руки. - Один человек не выиграл бы ту войну. Настоящий позор это то, что твари сделали с твоей технологией. Ты создал предшественник амброзии.
- Я старался вернуть свой долг, - ответил Бентам. - Разве я не помог тебе? И тебе? - он посмотрел на Шэрона, а потом на Матушку Пыль. Как и Шэрон она, похоже, тоже была амброзависимой.
- Многие годы я хотел извиниться, - повернулся он ко мне. - Пытался загладить свою вину. Вот почему я искал его все это время. Я надеялся, что он приедет, чтобы повидаться со мной, и я смогу придумать способ вернуть его талант.
Эмма горько рассмеялась:
- После всего, что вы с ним сделали, вы думали, он еще вернется?
- Я не считал это возможным, хотя и очень надеялся. К счастью, искупление приходит в разных формах. В этом случае, в обличие внука.
- Я здесь не для того, чтобы искупать ваши грехи, - откликнулся я.
- И, тем не менее, я твой слуга. Если я могу хоть что-нибудь сделать, тебе стоит только попросить.
- Просто помогите нам вернуть наших друзей и вашу сестру.
- С радостью, - ответил он, видимо, чувствуя облегчение от того, что я не попросил больше, или не вскочил и не наорал на него. Я все еще мог это сделать… моя голова кружилась, и я еще не до конца разобрался, как должен реагировать.
- Итак, - начал он, - вот как мы будем действовать дальше…
- Можно нам выйти на минуточку, - перебила его Эмма. - Только мне и Джейкобу?
Мы вышли в коридор, чтобы поговорить с глазу на глаз, я выпустил пустóту из поля видимости, но совсем на немного.
- Давай составим список всех ужасных вещей, за которые ответственен этот человек, - начала Эмма.
- Ладно, - согласился я. - Первое: он создал пустóт. Хотя и сам того не желая.
- Но он их создал. И он создал амброзию, и забрал силу Эйба, или большую ее часть.
"Сам того не желая", чуть было не сказал я снова. Но речь шла не о намерениях Бентама. Я понимал, к чему она клонит: после всех этих откровений я уже не был так уверен, стоит ли доверять наши судьбы и судьбы наших друзей Бентаму, или его планам. У него возможно и благие намерения, но уж очень дурной послужной список.
- Можем ли мы доверять ему? - спросила Эмма.
- А у нас есть выбор?
- Я спрашивала не об этом?
Я раздумывал некоторое время:
- Я думаю, можем, - ответил я. - Я только надеюсь, что он израсходовал все свое невезение.
* * *
- СКОРЕЙ СЮДА! ОНО ПРОСЫПАЕТСЯ!!!
Крики доносились из кухни. Мы с Эммой бросились туда и увидели, что остальные жмутся в углу, напуганные полусонной пустóтой, которая пытается сесть прямо, но все что ей пока удалось - это перевалить верхнюю часть тела через край раковины. Только я мог видеть ее открытый рот и языки, безвольно валяющиеся на полу.
- Закрой рот, - велел я на языке пустóт.
Со звуком, словно она всасывала спагетти, пустóта втянула их обратно в свои челюсти.
- Сядь.
Пустóта не смогла сама толком сделать это, так что я взял ее за плечи и помог принять сидячее положение. Правда восстанавливалась она с поразительной скоростью и уже через несколько минут набралась достаточно сил, чтобы, следуя моим командам, выбраться из раковины и встать на ноги. Она больше не хромала. Все что осталось от раны на ее шее, это тонкая белая линия, почти как те, что быстро исчезали с моего собственного лица. Когда я озвучил все это, Бентам не мог скрыть своего недовольства тем, что Матушка Пыль так основательно вылечила пустóту.
- Что я могу поделать, если моя пыльца такая действенная? - ответила Матушка Пыль через Рейнальдо.
Измотанные, они отправились поискать себе постели. Мы с Эммой тоже устали, близился рассвет, а мы еще не спали, но результаты, которых мы добились, взбудоражили нас, а надежда придала нам второе дыхание.
Бентам повернулся к нам с горящими глазами:
- Момент истины, друзья. Ну что, посмотрим, сможем ли мы заставить мою старушку снова работать?
Под этими словами он подразумевал свою машину, и нас можно было и не спрашивать.
- Давайте не будем терять ни секунды, - откликнулась Эмма.
Бентам позвал своего медведя, а я приготовил свою пустóту. Пи-Ти появился в дверях, подхватил хозяина, и вместе они повели нас по дому. Мы явили бы собой странное зрелище, вздумай кто-нибудь наблюдать за нами: элегантно одетый джентльмен, покачивающийся в лапах медведя; Шэрон в своем развевающемся черном плаще; Эмма, подавляющая зевки дымящейся рукой; и всего лишь старый добрый я, бормочущий команды своей заляпанной белой краской пустóте, которая даже здоровая продолжала шаркать, словно ее кости не совсем помещались в теле.
По коридорам и вниз по лестницам шли мы, в недра дома: через комнаты, заполненные щелкающими механизмами, каждая последующая из которых была меньше предыдущей, пока не подошли к двери, в которую не мог пройти медведь. Мы остановились. Пи-Ти опустил своего хозяина.
- Вот оно, - объявил Бентам, сияя, как гордый отец. - Сердце моего Панпитликума.
Бентам открыл дверь. Пи-Ти остался ждать снаружи, а все остальные вошли следом за ним.
Всю маленькую комнату занимал чудовищный механизм из железа и стали. Его внутренности тянулись от стены к стене загадочной массой маховиков, поршней и вентилей, блестевших маслом. Он выглядел как механизм, способный производить адский грохот, но сейчас он был неподвижным и тихим. Перепачканный маслом мужчина стоял между двумя гигантским шестернями, закручивая что-то гаечным ключом.
- Этой мой ассистент, Ким, - представил его Бентам.
Я узнал его: это был тот самый человек, который гнался за нами в комнате Сибири.
- Я - Джейкоб, - представился я. - Мы столкнулись с вами там, в снегу, вчера.
- А что вы там делали? - спросила Эмма.
- Замерзал до смерти, - сердито отозвался мужчина и продолжил работать ключом.
- Ким все это время помогал мне искать путь в Панпитликум моего брата, - объяснил Бентам. - Если такая дверь и существует в комнате Сибири, то она, скорее всего, находится на дне одной из расселин. Я уверен, Ким будет благодарен, если вашей пустóте удастся включить некоторые и другие наши комнаты, где наверняка будут двери в более доступных местах.
Ким что-то проворчал, скептически оглядев нас с ног до головы. Мне стало любопытно, сколько лет он уже провел, борясь с обморожением и прочесывая расселины.
Бентам взялся за дело. Он отдал краткие указания своему ассистенту, который повернул пару рукояток и потянул за длинный рычаг. Шестерни машины издали шипение и треск, затем слегка сдвинулись.
- Приведи существо, - глухим голосом велел Бентам.
Пустóта ждал снаружи, и я позвал его. Он проковылял через дверь и издал низкий сиплый рык, словно знал, что с ним должно произойти что-то неприятное.
Ассистент выронил гаечный ключ, но тут же быстро поднял его.
- Вот здесь батарейный отсек, - Бентам обратил наше внимание на большой ящик в углу. - Ты должен завести существо туда, и там мы его обездвижим.
Отсек напоминал чугунную телефонную будку без окон. Целый пучок трубок вырастал из него сверху и соединялся с трубами, что шли вдоль потолка. Бентам ухватился за ручку и с пронзительным скрежетом открыл тяжелую дверь отсека. Я заглянул внутрь. Стены были из гладкого серого металла с маленькими дырочками, будто внутренности духовки. На задней стенке висел набор толстых кожаных ремней.
- Ему не будет больно? - спросил я.
Я удивил сам себя этим вопросом, Бентама тоже.
- А какое это имеет значение? - спросил он.
- Лучше бы не было. Если у нас есть выбор.
- Выбора нет, - ответил Бентам, - но оно не почувствует боли. Отсек наполняется анестезирующим усыпляющим газом, до того, как происходит что-нибудь еще.
- А потом что? - спросил я.
Он улыбнулся и похлопал меня по руке:
- Это слишком технологично. Достаточно сказать, что твое существо покинет отсек живым, и более или менее в том же состоянии, в котором войдет туда. Теперь, будь так любезен, вели ему зайти внутрь.
Я не был уверен в том, что поверил ему, как и в том, почему это для меня имеет значение. Пустóты заставили нас пройти через ад и казались настолько обделенными чувствами, что причинить им боль было бы одним удовольствием. Но не было. Я хотел убить пустóту не больше, чем хотел бы убить странное животное. В течение того времени, что я держал это существо в подчинении, я был достаточно близко, чтобы понять, что в нем нечто большее, чем вакуум. Там была крошечная искра, маленькая жемчужина души на дне глубокого омута. Оно не было пустым… не совсем.
- Подойди, - велел я ей, и пустóта, которая застенчиво притаилась в углу, обошла Бентама и встала перед будкой.
- Внутрь.
Я чувствовал, как она колеблется. Она сейчас была вылеченной и сильной, и если бы моя хватка хоть на мгновение ослабла, я знал, что она могла бы сделать. Но я был сильнее, и исход битвы между нашими желаниями был бы предрешен. Она колебалась, я думаю, потому что колебался я.
- Прости, - сказал я ей.
Пустóта не шевельнулась; "прости" было командой, с которой она не знала что делать. Мне просто нужно было сказать это.
- Внутрь, - снова велел я, и в этот раз пустóта послушалась и вошла в отсек.
Поскольку никто не прикоснулся бы к ней, с этого момента Бентам говорил мне, что делать. Следуя его инструкциям, я толкнул пустóту к задней стенке, перекинул кожаные ремни через ее ноги, руки и грудь и крепко затянул пряжки. Они явно были предназначены для того, чтобы удерживать человеческое существо, что вызвало у меня вопросы, на которые я не хотел получить ответы прямо сейчас. Все, что было важно, это двигаться дальше в соответствии с планом.
Я вышел, чувствуя панику и напряжение от тех нескольких минут, что я провел внутри.
- Закрой дверь, - велел Бентам.
Когда я замешкался, его ассистент направился ко мне, чтобы сделать это, но я встал у него на пути:
- Это моя пустóта, - заявил я. - Я это сделаю.
Я уперся ногами и схватился за ручку, а затем, хотя я и пытался не делать этого, взглянул в лицо пустóте. Ее крупные черные глаза были большими и испуганными, совершенно непропорциональными телу, которое было маленьким и сморщенным, словно гроздь фиг. Она оставалась и останется отвратительным существом, но выглядела так жалко, что непостижимым образом я почувствовал себя ужасно, словно я собираюсь усыпить собаку, которая не понимает, за что ее наказывают.
"Все пустóты должны умереть", - сказал я себе. Я знал, что я был прав, но от этого мне не стало легче.
Я потянул на себя дверь, и она закрылась с пронзительным скрипом. Ассистент Бентама продел через ее ручки огромный навесной замок, вернулся к пульту управления и принялся вертеть рукоятки.
- Ты все сделал правильно, - прошептала Эмма мне на ухо.
Шестерни начали вращаться, поршни качаться, а сама машина ритмично дребезжать, отчего задрожала вся комната. Бентам хлопал в ладоши и улыбался во весь рот, счастливый как школьник. А затем из отсека раздался пронзительный крик, подобного которому я не слышал никогда.
- Вы сказали, что ему не будет больно!!! - закричал я на Бентама.
Он повернулся к ассистенту и крикнул:
- Газ! Ты забыл про анестезию!
Ассистент пробрался к какому-то рычагу и потянул его. Послышался громкий свист сжатого воздуха. Струйки белого дыма поползли из щелей в двери отсека. Крики пустóты постепенно начали стихать.
- Ну вот, - сообщил Бентам. - Теперь оно ничего не чувствует.
На какое-то мгновение мне захотелось, чтобы Бентам был в том отсеке, а не моя пустóта.
Ожили остальные части машины. Послышался плеск жидкости, разливающейся по трубам над нашими головами. Несколько маленьких вентилей под потолком зазвенели как колокольчики. Черная субстанция начала капать по внутренностям машины. Это было не масло, а что-то более темное и едкое: жидкость, которую пустóта производила почти постоянно, что сочилась из ее глаз и капала с ее зубов. Ее кровь.
Я насмотрелся достаточно и вышел из комнаты, чувствуя нарастающую тошноту. Эмма вышла следом за мной.
- Ты в порядке?
Я не ожидал, что она поймет мою реакцию. Я и сам с трудом понимал ее.
- Я сейчас приду в себя, - откликнулся я. - Мы сделали все правильно.
- Мы сделали единственно возможное, - ответила она. - И мы уже так близко.
Бентам, прихрамывая, вышел из комнаты.
- Пи-Ти, наверх! - скомандовал он и опустился в ожидающие его лапы медведя.
- Она работает? - спросила Эмма.
- Сейчас узнаем, - ответил Бентам.
Мой пустóта был обездвижен, усыплен и заперт внутри железного ящика, вряд ли было опасно оставлять его здесь… и все же я задержался у двери.
- Спи, - сказал я. - Спи и не просыпайся, пока все это не закончится.
Я прошел вслед за остальными через комнаты с механизмами и поднялся на несколько лестничных пролетов. Мы вошли в длинный, застеленный ковром коридор, с расположенными вдоль него комнатами с экзотическими названиями. Стены энергично гудели; весь дом казался живым.
Пи-Ти опустил Бентама на ковер.
- Момент истины! - воскликнул он.
Он шагнул к ближайшей двери и распахнул ее.
В коридор ворвался влажный бриз.
Я подошел ближе и заглянул внутрь. От того, что я увидел, у меня побежали мурашки. Как и комната Сибири это был портал в другое время и другое место. Все простая обстановка комнаты: кровать, шкаф, прикроватный столик, были облеплены песком. Дальняя стена отсутствовала. За ней была извилистая полоска утыканного пальмами пляжа.
- Представляю вашему вниманию Раротонгу, 1752-й год! - гордо провозгласил Бентам. - Привет, Сэмми! Давно не виделись!
Неподалеку сидел на корточках человечек и чистил рыбу. Он посмотрел на нас с легким удивлением, потом поднял рыбу и помахал ею.
- Давненько! - согласился он.
- Это ведь хорошо? - спросила Эмма у Бентама. - Вы ведь этого хотели?
- Хотел, мечтал…, - смеялся Бентам, спеша распахнуть другую дверь. Внутри зияло заросшее лесом глубокое ущелье, через которое был перекинут узкий подвесной мост.
- Британская Колумбия, 1929-й! - возликовал он.
Он умчался по коридору, к этому времени уже мы догоняли его, чтобы открыть третью дверь, за которой я увидел массивные каменные колонны - покрытые пылью руины какого-то древнего города.
- Пальмира! - крикнул он, хлопая ладонью по стене. - Ура!!! Это чертова штуковина работает!!!
