Он пробрался к блиндажу. Разведчики готовились к заданию, перед ними лежала карта.
- Эх, если бы их шугнуть с тыла, - сказал один.
- Сейчас туда не проберешься.
- Ночью можно.
- Пробовали, сам знаешь. Прожекторами все высвечивают.
- Нам бы из окопчика кого-нибудь взять за язык.
- Ну да, сидит фриц, язык высунул, тебя ждет...
Тепло в блиндаже, накурено. Около людей всегда тепло, и рана не болит. Подживает. Теперь ясно, что делать. Вот только наступит ночь.
И ночь наступила, чернотой покрыла город, спрятала развалины. Изредка длинная пулеметная очередь разрывала темноту. Рустем шел по самой середине дороги. Немцы вдруг принимались бешено стрелять, точно всполошившись со сна. Рустем пережидал. Прожекторы раскатывали ленты света, обшаривали землю. Ракеты красными, белыми, зелеными звездами падали с неба.
Рассвет застал его на перекрестке дорог. Роса лежала на траве. Розово засвечивалось небо.
Около дерева, постелив на землю плащ, сидел немец. Ему не спалось в окопе. Он просто смотрел перед собой. Губная гармошка лежала рядом на плаще.
Рустем выстрелил. Из нагрудного кармана офицера достал карандаш и записную книжку. Крупно написал: "Я убил. Партизан Расад". Немного подождал - не проснулись ли в окопе. Нет, было тихо. Фашисты спали, уже привыкнув к выстрелам. Рустем в рост подошел к окопу, сказал громко:
- Вы дождались своего! - и выстрелил несколько раз. Что тут поднялось! Немцы били из автоматов в пустоту. Приняв офицера у дерева за партизана, стреляли по нему.
А Рустем, проникнув в самую гущу фашистов, награждал каждого пулей, повторяя:
- Это за дядю Фатыха! Это за дядю Якова! Это за всех!
Так продолжалось несколько дней. Каждое утро в немецких окопах находили короткую записку: "Я убил. Партизан Расад". Это имя стало символом грозного мстителя. И Рустем с удовольствием слышал, как гортанно и гневно выкрикивал какой-то толстый офицер:
- Ферфлюхте Расад!
Офицер успокоился, когда упал на землю. В глазах его застыл ужас.
А Рустем шел дальше. Ночью он наткнулся на немецкие машины со снарядами. Машины, наглухо закрытые брезентом, таили в себе смерть. Рустем два часа трудился подле колес, штыком убитого часового протыкал шины. Когда кончил, лицо было мокрым. И здесь оставил пометку: "Партизан Расад".
Утром прикатил полковник с красными глазами. Он размахивал руками, выстроив перепуганных часовых. Он грозил каждому расстрелом. Часовые стояли ни живы ни мертвы. Рустем поднял камень и ударил визгливого полковника по голове. Тот разом сел, вытаращив глаза. Пока кругом стреляли, Рустем поднес к глазам полковника записку: "Партизан Расад". Полковника от страха хватил удар. Последнее, что он успел сделать, - поднять руки.
Татарская песня
Рустем жил среди врагов. Они не знали, когда и откуда ждать нападения таинственного Расада. Уж не сам ли дьявол ходит по окопам? Что толку увеличивать посты? Он проберется везде.
А "дьявол" уплетал на свежем воздухе горбушку хлеба. Ему надоело слушать разговоры немцев. Услышать бы свою родную речь, хоть песню. Он прикрывал глаза, ложась на траву, вспоминал школу - шумные перемены с беготней по коридорам. Он вспоминал, как получил двойку и целый вечер прятал от матери глаза. Уже ложась спать, он, глядя в сторону, сказал: " - Я получил двойку..." Да, далеко теперь дом. Будь он там, ни одной двойки не стояло бы в дневнике.
...Вспоминая, Рустем смотрел в небо, где звездами копилась ночь. Рядом загалдели фрицы. Рустем запустил в них камнем. Как по приказу раздались выстрелы и установилась тишина.
- То-то... - проворчал Рустем.
Глубокой ночью он не выдержал и запел. Эта песня была тоской по родному языку.
Пусть шумит наша песня...
- пел Рустем вполголоса.
Обер-лейтенант Фогель не спал. Ему померещился кошмар. Он заткнул уши пальцами, но песня не смолкала. Песня звучала в офицерском блиндаже. Фогель отлично помнил: он лег последним, запер дверь на два засова. Что за чертовщина! Откуда взялась песня? Он поднял краешек одеяла, выглянул. Темнота и песня. Обер-лейтенанта бил мелкий озноб. Он вспомнил заповедь: "Единственно верный друг немецкого офицера - пистолет" и, дрожащей рукой вытащив из-под подушки пистолет, выстрелил в песню.
После выстрела полуодетые офицеры, как горох, высыпали из блиндажа. Едва ворочая языком, Фогель принялся рассказывать. Его подняли на смех.
- Тебе уже и во сне кажутся партизаны, - рявкнул офицер в кальсонах.
А Рустем лежал на полу, пуля пробила рукав, но руку не задела. Он рассердился:
- В песню стреляете, да? Убить ее хотите? Я вам покажу, как стрелять в песню.
Он выбрался из блиндажа. Неподалеку он спрятал в яме гранаты. Сейчас он их отыщет.
Обер-лейтенант Фогель теперь уже ничего не помнит. Но если бы ему случилось выйти из блиндажа сразу, он наверняка запомнил бы слова песни:
Пусть шумит наша песня...
А потом взрыв.
Смерть
За одного убитого фашиста немцы расстреливали десять ни в чем неповинных людей. Они приходили в деревню и расстреливали взрослых и детей. Им было все равно. Рустем видел, как били детей, его погодков, и ему тоже было больно. Он сжимал губы. Поднималась злость. После взрыва в блиндаже немцы кинулись в деревню. Они разыскивали Расада. О да, они были щедры - они не только били и истязали - за пойманного партизана Расада, они обещали в награду лошадь, корову и еще денег. А если Расад не будет найден - сгореть деревне дотла, не быть ни одной живой душе на пепелище.
Рустем увидел Фогеля. Того самого. Живуч оказался фашист. Обер-лейтенант важно расхаживал по улицам деревни. За ним по пятам шли молодчики с автоматами.
- Где партизан? - бесновался у каждого дома Фогель. - Ми вам покажет!
Он посещал деревню каждый день, высохший от злости и похудевший от тревоги.
- "Погоди же. Погоди, - думал Рустем. - Мало тебе? Сполна получишь..."
У входа в блиндаж стояла усиленная охрана. Рустем вошел в блиндаж. Фогель сидел за столом и кусал ногти. Он будто что-то собирался писать, но не притрагивался к чернилам. Рустем с отвращением смотрел на немецкого офицера... Убить его? Это просто, но тогда на другой же день сгорит деревня. Расселся здесь, как хозяин! Рустем пинком отшвырнул валявшееся полено. Фогель вздрогнул, как от удара по лицу.
Ввели пленного солдата в изодранной гимнастерке. Его видно сильно били, прежде чем привести на допрос. Со лба текла кровь, руки закручены сзади.
- Пришель! - завопил Фогель, оторвавшись от ногтей и выскочив на середину блиндажа. - Партизан?
- Я не партизан, - ответил русский солдат.
Он смотрел в бешеные глаза фашиста, спокойно и прямо. Изможденное лицо, заросшее рыжей щетиной, показалось Рустему очень знакомым. Подойдя поближе, Рустем чуть не вскрикнул: "Федор Громов!".
- Кто же ты есть? - допытывался Фогель.
- Солдат я. Солдат Красной армии.
- Воеваль?
- Своя земля, своя воля. Ты хочешь взять мою волю, а я тебе ее не отдам. Понял?
- Коммунист?
- Коммунист.
- Какая часть?
- Не скажу.
- Скажешь! - Обер-лейтенант, сжав кулак, ударил Громова по лицу. - Скажешь!
И будто сам испугавшись собственного крика, сел на место.
- Хоть убей, не скажу, - сказал Громов.
Фогель выхватил пистолет. Наклонив голову, пошел на Громова. Рустем дернул обер-лейтенанта за рукав и сказал тихо в самое ухо:
- Зитцен зи зих!
По щекам офицера пошли красные пятна, он разом побледнел и обмяк, опустившись на табуретку. Попробовал себя ущипнуть - уж не сходит ли он действительно с ума? Поглядел на стол. Там лежало неначатое письмо, но странно - на листе появились слова:
"Фогель! Я твоя смерть. Я все знаю. Перед тобой стоит Федор Громов. Если не веришь, спроси сам. Я все знаю, что будет завтра с тобой. Ты понял? Теперь ты будешь выполнять мой приказ: не тронешь никого в деревне, а тех, кого схватил, выпустишь. Федора Громова проводишь до конца деревни и отпустишь. Я твоя смерть. Советую не забывать об этом.
Расад".
Фогель окончательно лишился ума. Он глядел на лист бумаги, не отваживаясь обернуться.
- Чего встали? Убирайтесь! - гаркнул он на конвоиров и повернулся к пленному,
- Как зовут - Федор?
- Да, Федор.
- Фамилия?
- Громов...
Обер-лейтенант немного знал русский язык, но ужасно картавил. И задавая сейчас вопросы Громову, он страшно боялся исказить русские слова. Кого он боялся прогневать? За спиной никто не стоял, по крайней мере там была пустота. Офицер достал сигарету и зажег спичку. Она погасла. Зажег еще одну, - и она погасла. "Смерть моя тушит", - горестно подумал Фогель и смял сигарету.
Все требования Расада он выполнил.
А вечером писал обер-лейтенант письмо домой:
"...Милая Матильда, зачем мы пришли сюда? Кто я теперь? Во мне сейчас не осталось ни ума, ни воли. Постоянно по пятам за мной ходит страх. Я ничего не могу поделать. Мы убиваем людей и сжигаем дома. Нам мстят партизаны. Они невидимы. Я даже ночью думаю о смерти. Она стоит рядом. Наверное, больше не увидимся..."
Рустем сунул в карман Громова письмо в Казань, а сам отправился в лес искать партизан. Они должны быть в лесу.
В загадочном доме
Наш маленький храбрый герой не хотел отдыхать, но усталость давала о себе знать. Выпадали холодные дни, и тогда в своей ватной одежде он не знал, куда спрятаться. Брюки прохудились, на рубашке осталась одна пуговица, подошвы на ботинках стерлись. Да и в бане он давно не был. Однажды, когда ударили холодные дожди и Рустем вымок, ничего не осталось, как зайти обогреться в избу. Он накинул чужой пиджак и, забывшись, вышел на улицу.
- Глянь, пиджак идет! - закричали деревенские ребятишки. - Сам идет!
Пришлось тут же сбросить пиджак. Ребятишки еще долго шептались над упавшим пиджаком. У них все замирало в груди от происшедшего - надо же, пустой пиджак шагал по улице.
В лесу можно обжиться в новой одежде. Там никто не увидит. Шалаш спрячет от холодов. Как, наверно, хорошо после бани надеть чистое белье.
Но не так-то просто найти в большом лесу партизан. Броди себе, хрусти сухими ветками, обрывай паутину. Устал, отдохни на старом пне. Немцы боятся заходить в лес.
Ночь Рустем проспал, свернувшись на валежнике. Оттого ли, что намаялся за день, сон был крепок. Над головой стояла светлым кругом луна.
Утром на озере выстирал рубашку и трусы. Сам помылся. А потом, пока сушилось белье, грелся на солнышке. Он словно вернулся назад в беззаботное детство.
Но так продолжалось недолго. Он услышал шаги и увидел мальчишку. Рустем удивился, как тяжело тот шел. Схватив в охапку непросохшее белье кинулся вдогонку. Мальчик шел тяжело, но быстро. Шел прямо, никуда не сворачивая.
Уже и рубашка просохла, а они все шли друг за другом. Куда он идет? И почему один? Может быть, он разведчик и идет к партизанам?
Мальчишка шагал настороженно, время от времени приостанавливаясь и слушая лес. Вот шорох раздался в чаще, и он отпрыгнул в сторону. Сколько ему лет? Четырнадцать? Лицо бледное, а ресницы длинные и черные.
Рустем немного отстал, заправляя рубашку в брюки, а когда поднял голову, мальчика не было. Рустем бросился вперед и сразу же наткнулся на пещеру. Вот те раз! Он скользнул в темноту и пошел по узкому ходу, ведя рукой по стене. Неожиданно широкой полосой вспыхнул свет - мальчик открыл дверь.
Большая, чистая, светлая комната распахнулась перед Рустемом. У стола стояла женщина. Она обняла мальчика, радость осветила ее лицо.
- Что так долго, Женечка?
- Сейчас расскажу.
Он прошел в глубь комнаты и только сейчас, следя за ним глазами, Рустем заметил три койки, стоящие будто в тени. Три парня привстали навстречу Жене.
- Как дела? - по-взрослому спросил тот.
- Отлично. Как твои? Что на белом свете слышно?
Женю засыпали вопросами. Он улыбался.
- Кого надо, видел. Вот лекарство и бинты. Немцы еще не отступают, но трусят страшно. Отряд партизана Расада объявился. Ух, и работают. Никого из них поймать не могут фашисты. Народ только и говорит об этом.
Крикнуть бы им: "Здесь я! Это я Расад. Здорово им от меня досталось. И еще достанется..." Рустем сел на пол. Сейчас, наверно, его глаза светились в пустоте и смеялись. Среди этих людей было легко. Война осталась где-то далеко за темным коридором пещеры, за лесом.
Из того, что Рустем услышал, он понял следующее: Женя с матерью и сестрой убежали из деревни в лес, начали рыть пещеру, чтоб спрятаться от немцев и холодов. Рыть было трудно, но однажды вечером к ним на помощь пришли два советских солдата, бежавших из плена, еще трое лежали в кустах раненые. Теперь остались только эти трое. Они ждали, когда подживут раны.
Пока Женя ел, Рустем старался не смотреть в его сторону. Хоть кусок хлеба пожевать...
- Надька! - вдруг закричал Женя.
- А я ждала тебя. Ты же знаешь, как я переживаю.
Надя села рядышком с Женей и стала смотреть, как он ест.
- Ешь, ешь, - приговаривала она. - Скоро грибы будут.
- Целое ведро наберем, - сказал Женя. - Как Манечка?
- По тебе скучает.
- Пошли к ней, я уже поел.
Рустем вышел следом. Манечка - пятнистая корова, жевала траву и грустно глядела на деревья, точно на своих телят.
- Маня! Ма-аа-ня, - позвал Женя.
Корова перестала жевать и обернулась на голос.
- Ночью погуляем с тобой немного. Хватит тебе стоять на одном месте. Понятливая ты у нас, - Женя гладил Маню рукою, и она, словно ласкаясь, опускала к ладоням Нади большую голову.
А Рустем раздумывал, обняв дерево. Остаться здесь? Нет, им самим трудно: шесть человек и одна корова. А куда идти? Может быть, заговорить с Женей, он, кажется, смекалистый парень и лес хорошо знает. Мог бы провести к партизанам. Но это значит открыть секрет. А умеет ли Женя молчать?
Разговор с пустотой
Надя ушла в пещеру. Женя остался один. Он сел на траву возле коровы и подгреб к голове сено. Небо спокойно набирало сумерки. Они тихо опускались на вершины деревьев. Женя заснул.
Рустем забрался на дерево и позвал оттуда.
- Же-ее-ня-яаа!
Открыв глаза, Женя прислушался.
- Приснилось, - пробормотал он и снова закрыл глаза.
"Только бы не пришла Надя", - думал Рустем.
- Же-ее-ня-аа!- позвал он снова. - Не бойся.
Вскочив, Женя огляделся. Никто не подкрадывался к нему, лес притих к ночи.
- Я хочу с тобой поговорить, - раздался голос. - Не бойся меня. Ты можешь мне помочь.
- Кто ты? - хрипло спросил Женя.
Что ответить? Рустем растерялся.
- Мне трудно тебе объяснить. Меня невозможно увидеть. Выслушай мою просьбу. Мне нужны партизаны. Ты меня смог бы провести к ним?
- Я не знаю, где они. Поищи сам. Найдешь.
- Ты не доверяешь мне. Но поверь, Женя, партизаны - мои друзья. С Расадом я уже знаком. Вот и с тобой познакомились. Я все про тебя знаю. Ведь ты самый маленький партизан?
Женя покраснел от удовольствия.
- У тебя есть еще сестра Надя. Маму твою я тоже видел, - Рустем перешел на шепот. - Трое раненых у вас в пещере.
- Где же ты прячешься? - спросил Женя.
- Не ищи меня. Не найдешь.
- Но кто же ты?
- Об этом я расскажу тебе как-нибудь потом. Сейчас у меня мало времени. Если ты мне поможешь, после войны я к тебе приеду. Я знаю немецкий язык, русский и татарский.
Женя достал из кармана лист бумаги, спросил:
- Вас ист дас?
- Дас ист дас папиер.
- Зна-аа-ешь, - протянул Женя.
- Вот сейчас я напишу тебе записку.
- Пиши.
Ждать пришлось недолго. Напрасно Женя пытался разглядеть карандаш и бумагу. Он слышал только слабый шорох, но то мог быть ветер. С дерева, как сухой лист, слетел клочок бумаги. Женя прочитал:
"Я думал, ты умный мальчик. Но ты боишься меня. Я хочу есть. Принеси мне молока и хлеба. Но только никому не говори обо мне. Ладно?
Твой друг".
Женя поднял голову.
- Сколько принести?
- Не очень много. Столько, сколько самому тебе надо. Хлеб у вас есть?
- Есть. Я быстренько сбегаю. Ты подожди.
Вернулся Женя скоро.
- Ты здесь? - спросил он. - Я принес.
- Положи на траву. Только сам отвернись. Я не могу есть, когда смотрят.
Представь, мой маленький читатель, что это не Женя, а ты стоишь под деревом и разговариваешь с таинственным незнакомцем. Удержался бы ты, чтобы не подсмотреть? А вот Женя, оставив на траве хлеб и молоко, отвернулся и зажмурился, чтоб даже нечаянно не увидеть, как тот будет есть. А то еще обидится и исчезнет.
- Я поел, - послышался голос.
- Уже? - удивился Женя, оглядев пустую чашку.
- У вашей Мани вкусное молоко. Знаешь, мне нужны брюки и пиджак, чтобы теплее одеться.
- Я принесу, - обрадовался Женя. - У меня есть.
- Только, когда темно будет.
- Я тебя увижу?
- Нет. Нельзя. А если ты мне отдашь одежду, тебе самому останется?
- Останется. Не думай, пожалуйста, об этом. Мы ничего не оставили немцам.
- Очень хорошо.
Поверив таинственному голосу, Женя в конце концов рассказал и о партизанах. Партизаны стоят за кривым оврагом, и идти к ним надо через лес.
- Ты найдешь?
- Найду. Спасибо тебе.
Чуть свет Рустем переоделся. Сначала надел то, что принес Женя, потом сверху натянул свои брюки и отправился к партизанам.
А Женя спал спокойно. Он все жалел о том, что не договорил с незнакомцем до конца. Не сказал ему, как разыскать после войны село, куда вернутся они с матерью и Надей. Ведь не оставаться же в пещере... "Теперь уже дела не поправишь", - думал он сквозь сон.
У партизан
Здесь были и учителя, и рабочие, и научные работники. Они ушли в лес, чтобы мстить. Мирная жизнь осталась далеко.
Взлетали в воздух эшелоны. Рушились мосты. Проселочные дороги поднимали немецкие машины в воздух, оставляя только дым да щепки.
Партизанский отряд был беспощаден. Состоял он всего из пятидесяти человек. Но какой был это отряд!
Каждый взвод располагался в избе-блиндаже. И Рустем долго раздумывал: к какому блиндажу пристать. К лазарету? Но там скучно и пахнет лекарствами. К кухне? Там всегда тепло, но какой партизан будет жить около котла с кашей? Рустем выбрал поменьше избу, где жил Иван Владимирович. Его все звали "дядя Эфир". Но "дядя Эфир" был не только радистом, а еще и сапожником, и пулеметчиком. И в его избе всегда звучало радио.