На следующий день подготовились они, как перед схваткой с Геоноаей, и в путь тронулись. Вдруг слышат такой рёв и шум, какого никогда до той поры и не слыхивали.
- Будь наготове, хозяин, - говорит Фэт-Фрумосу конь, - это приближается к нам Скорпия.
Мчится ведьма в ярости, изо рта пламя пышет. Примчалась она словно вихрь, но конь взвился над ней и опустился рядом. Фэт-Фрумос пустил стрелу и снёс ей одну голову. Как снёс он ей голову, заплакала ведьма, пощады запросила, обещала ничего худого ему не делать, а чтобы поверил он ей, расписалась в том своей кровью. Ещё лучше Скорпия богатыря принимала, чем Геоноая. Он ей отдал голову, которую стрелой снёс, и, как только её на место приставили, приросла она как прежде. Через три дня Фэт-Фрумос отправился дальше.
Проехал он владения Скорпии и - долго ли, коротко ли - доехал до цветущего луга, где царит вечная весна. Цветы там красоты невиданной, и аромат от них такой сладкий, такой приятный, что и рассказать нельзя. Нежный ветерок над тем лугом веет. Остановились они отдохнуть. Конь и говорит:
- Много мы с тобой, хозяин, трудностей преодолели, но самые большие впереди; ждут нас теперь великие опасности, и если с божьей помощью мы с ними справимся, - значит, мы с тобой и вправду богатыри. Неподалёку отсюда есть дворец, в нём-то и скрывается молодость без старости и жизнь без смерти. Окружён тот дворец высоким непроходимым лесом, день и ночь рыщут по тому лесу чудовища, страшнее которых на свете нет; тебе их никак не одолеть, пройти через лес невозможно, - ну да мы как-нибудь постараемся-понатужимся, авось через лес и перескочим.
Отдохнули они денёк-другой, опять к трудному делу приготовились. Конь весь напружинился и говорит:
- Хозяин, подтяни подпругу что есть мочи, сядь в седло покрепче, за гриву мою ухватись и ноги поплотнее к бокам моим прижми, чтобы лететь мне было легче.
Поднялся он и в один миг очутился возле леса.
- Хозяин, - говорит опять конь, - сейчас все чудовища собрались во дворе, где их кормят, - самое время нам через лес перелететь.
- Летим, - отвечает Фэт-Фрумос, - и да поможет нам бог.
Поднялись они выше леса стоячего, выше облака ходячего и увидели дворец. Сиял тот дворец ярче солнца красного. Пролетели они над лесом, и только собрался конь опуститься у дворцовой лестницы, как задел копытом за верхушку дерева. Тут сразу весь лес зашумел, закачался, а чудовища зарычали, да так, что у Фэт-Фрумоса волосы встали дыбом.
В один миг Фэт-Фрумос с конём внизу очутились, и кабы не хозяйка дворца, тут бы им и конец пришёл. А хозяйка была волшебница - она как раз в это время кормила своих ребят - так она этих чудовищ называла.
Очень хозяйка обрадовалась, потому что до тех пор никогда человека не видала. Успокоила она чудовищ и на место их отослала. Ох, и красавица же была хозяйка - высокая, стройная, пригожая. Как увидел её Фэт-Фрумос, так и замер на месте. А она ласково на него посмотрела и говорит:
- Добро пожаловать, добрый молодец! Чего тебе надобно?
- Ищу я, - отвечает ей Фэт-Фрумос, - молодость без старости и жизнь без смерти.
- Коли этого ты ищешь, - говорит ему хозяйка, - то нашёл, что искал.
Сошли они с лестницы и вошли во дворец. Здесь встретили их ещё две молодые женщины, и нельзя было сказать, которая из них моложе. Это были старшие сёстры красавицы. Поблагодарил волшебницу Фэт-Фрумос за то, что спасла она его жизнь. Все три красавицы, на радостях, приготовили ему отменный ужин и подали на золотой посуде. Коню они разрешили пастись где ему вздумается, а потом показали гостей всем чудовищам и крепко-накрепко наказали им царевича и коня не трогать, чтобы могли они спокойно ходить по всему лесу.
Попросили красавицы Фэт-Фрумоса у них остаться: скучно им было жить одним. Он не заставил себя упрашивать, поблагодарил, согласился и сказал, что ни о чём лучшем и мечтать не мог.
Мало-помалу попривыкли они друг к другу, рассказал им Фэт-Фрумос обо всём, что он испытай, пока до них добрался. А через некоторое время женился он на младшей сестре. После свадьбы разрешили ему сёстры гулять всюду где ему захочется. Но одну долину показали они ему лишь издали и сказали, что называется она Долиной Слёз, и запретили туда ходить, - от неё, мол, будет ему большое горе.
Прожил он там немало времени, но даже и не заметил, потому что оставался таким же молодым, каким пришёл. Гулял он по лесу, не знал никаких забот, жил-поживал себе счастливо в золотых хоромах, в мире и согласии с женой и свояченицами, радовался ярким цветам и свежему, чистому воздуху.
Часто ходил Фэт-Фрумос на охоту, и вот однажды увидел он зайца, пустил в него стрелу - мимо, пустил другую - не попал; рассердился Фэт-Фрумос, погнался за зайцем, пустил третью стрелу и убил его. Но не заметил, несчастный, что, гоняясь за зайцем, попал он в Долину Слёз. Взял он зайца, вернулся домой, но, что бы вы думали?! Вдруг взяла его тоска по отцу с матерью. Не осмелился он признаться в этом хозяйкам дворца, но они, видя его грусть и печаль, сами обо всём догадались. Очень они тогда встревожились.
- Ах ты, несчастный, - говорят они ему, - ты зашёл в Долину Слёз.
- Да, дорогие мои, зашел, хоть и не нарочно. А теперь вот гложет меня тоска по родителям, но и вас я не в силах покинуть. Столько времени я с вами живу, а не могу ни на что пожаловаться. Пойду я, взгляну ещё разок на родителей, а потом назад к вам вернусь и больше уж вас никогда не покину.
- Не уходи от нас, любимый! - говорят ему они. - Уж сотни лет, как твоих родителей и в живых-то пет. Боимся мы, что если ты отсюда уйдёшь, то никогда уж больше мы тебя не увидим. Не уходи от нас, потому чуем мы беду неминучую.
Но сколько ни уговаривали Фэт-Фрумоса жена, и сёстры, и конь, не смогли они унять его тоску по родителям. Вконец иссушила она Фэт-Фрумоса. Наконец конь и говорит:
- Раз не хочешь ты меня послушать, хозяин, то теперь, что бы с тобой ни случилось, пеняй на себя. Я тебя предупредил, а теперь, если согласишься на моё условие, отвезу я тебя обратно.
- Соглашусь, - отвечает Фэт-Фрумос с радостью. - Говори, какое твоё условие.
- Как приедем мы во дворец твоего батюшки, то, если захочешь ты хоть часок там побыть, я тебя дожидаться не стану, а сразу же вернусь назад.
- Ладно, - говорит Фэт-Фрумос.
Приготовился он к отъезду. Обнялся с женой и её сёстрами, попрощался с ними и пустился в путь. Остались они одни, опечалились, плачут, убиваются.
Доехал Фэт-Фрумос до того места, где прежде были владения ведьмы Скорпии, а там - города возвышаются. Где прежде леса стояли, там теперь поля расстилаются. Поспрошал он одного-другого о ведьме и о её доме, а те ему в ответ, что только деды слыхали от прадедов такие небылицы.
- Как же так? - говорит им Фэт-Фрумос. - Я ведь здесь на днях проезжал.
Рассказал он им всё, как было. Только посмеялись люди над Фэт-Фрумосом, словно он бредил или грезил наяву, а он, удручённый, поехал дальше, не заметив даже, что волосы и борода у него за ото время поседели.
Доехал Фэт-Фрумос до владений Геоноаи, расспросил о ней и получил такие же ответы.
Никак не мог он понять, как же могло всё так сильно перемениться за несколько дней. Ещё сильней Фэт-Фрумос опечалился и поехал дальше. Седая борода отросла у него уже до пояса, а ноги под ним подгибались. Достиг, наконец, он царства своего отца. Здесь тоже - другие люди, другие города, а старые так изменились, что и не узнать. Наконец, доехал он до того дворца, где родился. Слез с коня, конь руку ему поцеловал и говорит;
- Прощай, хозяин, я возвращаюсь обратно. Коли хочешь ехать со мной, садись в седло и немедля в путь.
- Прощай, - отвечает ему Фэт-Фрумос, - надеюсь, что и я вернусь в скором времени.
Конь умчался как вихрь.
Увидел Фэт-Фрумос, что отцовский дворец разрушился и зарос бурьяном. Вздохнул он, глаза его слезами затуманились. Стал он вспоминать, каким был когда-то этот дворец и как прошло здесь его детство. Обошёл он дворец два-три раза, осмотрел каждую комнату, каждый уголок, напоминавший ему о прошлом, потом вышел и на конный двор, где себе коня выбрал. Спустился он в погреб, вход был завален всяким мусором. Стал Фэт-Фрумос шарить по всем углам, а борода у него до колен доросла, веки приходится приподымать руками, а ноги еле двигаются. Нашёл он только сундук ветхий, там в особом коробке хранились прежде драгоценности, - ничего в нём теперь не было. Поднял Фэт-Фрумос крышку коробка, и вдруг чей-то слабый голос сказал ему:
- Добро пожаловать, Фэт-Фрумос, если бы ты запоздал ещё немножко, пришёл бы мне конец.
А это, оказывается, была его Смерть. Совсем она иссохла, так долго пришлось сидеть ей скрючившись в коробке. Дала она Фэт-Фрумосу пощёчину, упал он на землю мёртвым и тут же обратился в прах.
А я на коня сел верхом
И рассказал вам обо всём.
Сказка о волшебном волке и Иляне-Косынзяне
Перевод А. Садецкого
Давным-давно, в некоем царстве-государстве, жил царь и были у него три сына. Но так случилось, что царица тяжело заболела. Как её ни лечили, как ни врачевали всеми зельями и снадобьями что на белом свете есть, излечить её так и не удалось - скончалась бедная царица. Загоревал царь, дённо и нощно по царице слёзы горючие проливал, чуть не выплакал оба глаза. Еле-еле видел сейчас, как сквозь пелену густую.
Ещё худшая печаль овладела теперь всем царским двором. Мало того, что умерла царица, новая беда свалилась на горемычного царя - вот-вот ослепнет. По всем концам света искали гонцы чудодейственные лекарства, ничего не нашли.
Как-то ночью приснилось царю, что ежели доставят ему перо золотого голубя и смажут этим пером глаза, то он тут же излечится, снова прозреет уг будет видеть лучше, чем семилетний ребёнок. А ежели не раздобудут это перо, то ничего ему не поможет. На другое утро встал он, рассказал о своём вещем сне сыновьям и решил оповестить весь народ, что отдаст сразу же половину царства и в придачу завещаем царские хоромы тому, кто доставит перо золотого голубя, и смажет ему глаза.
Услышали это старшие сыновья и сказали отцу:
- Ты, батюшка, лучше не оповещай весь народ о твоей беде. Мы не теряем надежду, что сами сподобимся и достанем тебе заветное перо. Не хотим дожить до того часа, когда чужой люд царские хоромы унаследует.
- Хорошо, дети мои… будь по-вашему. Правильно вы говорите. Только бы сумели свершить то, что надумали.
Эти два старших сына царских весь день-деньской баклуши били - либо на охоте пропадали, либо другими столь же пустыми занятиями забавлялись. А меньшой царевич - Александру, с утра до вечера не отходил от отца - то воды ему поднесёт, то накормит, то волосы расчешет. Сердце не позволяло ему отойти от отца, любил и берёг он его, как зеницу ока.
Сейчас, когда старшие братья надумали пойти за волшебным пером, Александру их попросил:
- Братья, родные, берите и меня с собой.
- Тебя-то? Ишь чего выдумал! Да на что ты годен? Кто с тобой в путь пустится, дурачина ты, простофиля? Не гож ты для такой трудной дороги, ты только и умеешь, что дома сидеть и за отцом прибирать, голову ему чесать. Нам такой никчемушный как ты без надобности.
Опечалился и расстроился Александру из-за того, что братья ни во что его не ставили и не захотели с собой взять. А коли говорить по правде, хотя они его обзывали дурачиной и простофилей, на самом деле ума ему не занимать, второго такого не сыщешь. А лицо - светлое и пригожее.
Узнал царь чем опечален его младший сын и приказал старшим захватить брата с собой, ведь на спине тащить его не придётся. Обмозговали царевичи всё как следует, взяли деньги на дорогу, смену одежды, коней, оружие и приготовились в путь.
А царь очень затосковал из-за скорой разлуки, особенно болело у него сердце по Александру, любимого сына.
- Ну, сыночек дорогой, в добрый путь, бог тебе в помощь. Только на тебя у меня вся надежда.
- Оставайся здоровым, батюшка!
Пустились царевичи в дальнюю дорогу и ехали все вместе, пока не добрались до распутья. Привал устроили, отдохнули малость и дальше путь держат, а в полдень очутились в густом большом лесу. Пробирались они тем лесом, пока не выехали на красивую поляну, а по середине поляны увидели колодец с мраморным срубом. Вокруг колодца кружки серебряные стояли, прикованные за ушки серебряными цепями. Все прохожие, когда сюда добирались, здесь привал делали, а ежели пить хотели, то воды студёной напивались вволю. Никому и в голову не приходило хоть одну кружку с собой унести. А коли бы и захотел кто, то всё равно ничего сделать не мог - ведь были они прикованы серебряными цепями.
У колодца сделали царевичи ещё один привал, на этот раз подольше, поели, попили и отдохнули как следует.
- Слышь, братья, - сказал затем Александру, - пришла мне мысль…
- Какая мысль?
- Подумал я, какой нам прок в том, чтобы идти всем вместе, по одной и той же дороге? Давайте разъедемся в разные стороны, ведь неведомо кому какое счастье выпадет. Ежели будем скопом идти, то никакой пользы не будет. Лучше разойдёмся, поищем своё счастье, каждый в отдельности, а позже встретимся здесь, на этом самом месте.
- Ишь, чего выдумал! Хочешь, чтобы мы с братом разлучились. Ну уж нет, не быть по-твоему!
- А как же нам дальше быть?
- Не дело ты говоришь, Александру! - упёрся старший. - Я нашего среднего брата от себя никуда не отпущу, мы с ним с самого детства неразлучны. Ты же иди себе сам, куда глаза глядят. А перед тем как разойтись, оставим свои перстни здесь, под колодезным срубом.
Вот и разъехались они: старшие двинулись в ту сторону куда солнце закатывается, а младший - туда, откуда оно восходит.
Старшие царевичи всех птиц, что на своём пути встречали, тут же слёту сбивали, перья им выщипывали и в перемётные сумы клали. Надеялись они, что среди такого множества перьев окажется и то перо чудодейственное, что их отца от слепоты исцелит.
А у Александру сердце было доброе и жалостливое, не подымалась у него рука убить хоть какое-нибудь живое существо. Ехал он ехал, пока не попал в другой большой лес. Где-то, по середине леса, стал на его пути глубокий и широченный овраг. Никак через него не перебраться. Остановился царевич у обрыва, спешился и решил поесть. Так и сделал, а когда собрался встать, вдруг увидел как с долины, прямо на него по краю оврага, волк бежит, да не простой, а с дом величиной. Стало царевичу не по себе, даже испугался малость. Взялся он за лук, и тетиву уж натянул, как волк ему говорит человечьим голосом:
- Не убивай меня, Александру, молодой царевич, я тебе пригожусь там, куда ты идёшь. Я знаю, что ты царский сын и пустился в путь-дорогу за пером золотого голубя, чтобы излечить своего батюшку, который почти ослеп. Но в тех краях, куда ты идёшь, без моей помощи, ничего сделать не сможешь.
Побратались они и Александру спросил:
- Значит ты, волк, согласен со мною пойти?
- Сними седло с коня, приладь его на меня, садись верхом и держись крепче.
Александру так и сделал. Привязал своего коня к дереву, и оседлал волка. А волк взвился в воздух, вмиг перемахнул на ту сторону оврага и сказал царевичу:
- Дело нам предстоит трудное, но ежели ты, Александру, будешь меня слушать, то надеюсь я, что доведём мы его до благополучного конца.
Помчались они дальше, добрый кусок прошли и очутились на пригожем лугу в молодой роще. Спешился царевич и спать улёгся, а волку наказал, чтобы тот ему голову почёсывал, как он сам бывало раньше делал, чтобы отца усыпить.
Волку куда деться? Принялся он полегоньку его лапой по волосам гладить. Царевич в дороге очень устал и сразу же уснул. А волку есть страсть как хотелось. Как только увидел он, что Александру уснул, посмотрел назад и тотчас же вспомнил о коне царевича. Не долго думая, в три скачка домчался он до оврага, перемахнул через него, подлетел к коню и вмиг проглотил его.
Когда волк убежал, Александру тут же проснулся. Оглянулся он, посмотрел направо, посмотрел налево, никого рядом нет.
"Вот и остался я в дураках, - подумал он. - Убил бы я раньше зверя, был бы у меня сейчас конь, и припасы были бы, и всё что в пути надобно. А так нет у меня ни волка, ни коня, ничего, остался я гол как сокол".
Сидел он и кручинился, как вдруг увидел, волк к нему со всех ног мчится. Если раньше он был с дом величиной, то сейчас, после того как съел коня, вверь стал ещё огромнее.
- Ну, коли накинется на меня, - сказал сам себе Александру, - тотчас же проглотит.
Но волк об этом даже не помышлял. У него одна забота была: как лучше помочь царевичу. Подскочил он поближе и тут Александру увидел, что волк довольно облизывается. Сказал царевич:
- Эх, волчище, по всему видать, что ты съел моего коня.
- Твоя правда, Александру, только ты не печалься. Я набрал сил, а конь твой всё равно никуда не годился. Так и застрял бы ты с ним у оврага.
- Может, ты и прав. А не пора ли нам дальше двигаться?
- Двинемся, брат! Оседлай меня и пустимся в путь.
Миновали они лес, очутились в ровном поле и увидели, что вдалеке какой-то огонь полыхает. Присмотрелся волк получше и спросил:
- Видишь, там огонь полыхает?
- Вижу.
- Ну, коли видишь, так знай, что вокруг того костра сидят двенадцать воров. Добежим мы до них и еды раздобудем. - Александру всё жаловался на то, что проголодался. - Я так устрою, что разбойнички эти разбегутся кто куда, и двенадцать лет не будут ничего друг о друге знать. А сейчас держись как следует!
Припустил волк вперёд, да тан, что пулей его не догнать. К ночи домчались они. Неподалёку от костра, волк остановился и сказал:
- Ты, Александру, оставайся здесь около седла, а я к ним подойду, пусть приготовят нам поесть.
Сказал он это, перекинулся через голову и обернулся статным парнем, с сумкой на бедре и с ружьём на плече, вылитый атаман разбойничий, да не простой, а самый лихой. Принял он человечий облик и зашагал прямиком к ворам..
А они, все двенадцать, сидели, пригорюнившись, вокруг костра. Волк-оборотень подошёл и поздоровался.
- Тебе чего здесь надо, парень?
- Как чего? Того же что и вам.
- Ну, коли так, присаживайся рядом, может, развеселишь нас немного.
- А по какой причине вы такие печальные?
- Как же нам не печалиться, коли уже целых двенадцать лет стараемся увести овец из загона, что здесь поблизости, и ничего у нас не выходит. Что бы мы ни делали, как ни пытались, чабаны и их собаки тут же пронюхивают, даже подойти близко к загону не дают.
- Слышь, а у вас поесть найдётся чего, а то у меня от голода в животе свело?
- Нет ничего, дружище, сидим мы здесь и горе мыкаем.
- Раз уж так получилось, что вы, все двенадцать, не в силах справиться, то пойду на промысел я один-одинёшенек и, обязательно, принесу вам сейчас баранинки.
- Впрямь пойдёшь?
- Пойду!
Волк не стал больше лясы с ними точить, сразу увидел, что воры эти глупые и ни к чему не пригодные.
Пошёл он прямо к загону. Там перекинулся через голову, обернулся мухой, притаился в шерсти одного барана и закричал человечьим голосом:
- Караул, чабан! Вставай быстрее, пришли воры за твоими овцами!