А вот через дядю Тумбу, по словам той самой блондиночки двух лет с фонтанчиком на голове, прыгалось легко, а уж он сам перелетал, похихикивал, будто тучка грохотала над головой, и все это запросто, как бывает между своими, когда встречаются в одном дворе. Так утверждала девочка, и я ей верю. Да я и сам, засидевшись на деревянной некрашеной скамеечке у него во дворике, где растут розы, вовсе переставал замечать несоразмерность мою и собеседника, который большой любитель поговорить, но еще больше он любит слушать, и этим, надо сказать, многие из его визитеров очень даже пользуются. Слушать он может часами, даже когда ты хотел у него что-то узнать, ты вдруг через какое-то время открываешь для себя, что все его советы ты сам себе успел изложить, и они даже очень неплохие, притом что дядя Тумба лишь слушал и кивал, но кивал так старательно, что и выходило, будто эти советы он сам и давал, а без него они никогда бы не родились. А у нас в городе жители, как я сказал, очень разговорчивые: хлебом их не корми, дай поговорить самим. Но если они все любят поговорить, то слушать, выходит, их вовсе некому, кроме, конечно, дяди Тумбы. Вот, помню, приходит к нему один лохматый человёк, поэт, и говорит, что он пишет замечательные стихи, хотя его никто не знает. Но все знают, что он пишет не очень замечательные стихи, а дядя Тумба этого не знает, он очень рад, что пришел такой человек, который пишет замечательные стихи, и когда поэт от него уходит, то доволен, потому что ему кажется, что его очень похвалили, и после этого он и вправду взял да написал однажды хороший стих.
Но вернемся к той самой встрече, когда я впервые познакомился с дядей Тумбой. Не успел я опомниться и прийти в себя (ведь не каждый день встречаешь таких необычных людей!), как низкий, но нисколько не пугающий голос, похожий на рокот далекого самолета из поднебесья, опустился сверху на меня:
- Чего изволите, сударь? - пророкотало надо мной, так что я невольно пригнулся. Но шляпу я снял.
И поскольку я продолжал молчать, немного стушевавшись и оробев, он повторил свой вопрос:
- Чем могу быть полезен, сударь?
Вот я упомянул, что голос дяди Тумбы прозвучал с неба, как звук самолета. Но он был похож на звук высоко летящего пассажирского самолета, это я говорю не случайно, потому что у некоторых продавцов голос может быть похож на звук реактивного, скажем, истребителя или вертолета, когда они грохочут над вашей головой. А это далеко не одно и то же, и очень важно для самочувствия покупающего человека, особенно если этот покупающий человек пришел впервые и робок по натуре.
Немного заикаясь и глядя почему-то на его парусиновые ботинки, а не вверх, где лицо, я попытался ему объяснить, что у меня, видите ли, дочка, которая попросила игрушку, которую я не могу нигде найти, которая…
Дядя Тумба выслушал мою путаную речь невозмутимо, он ни разу не перебил, как бывает со всеми моими приятелями, и не выразил никакого нетерпения. Можно было подумать, что ему даже доставляет удовольствие долгая и сбивчивая моя речь. Он вежливо кивал, как бы даже подбадривая или одобряя меня, и лишь в конце коротко поинтересовался.
- Будьте добры, имя?
- Мое имя? - удивился я.
- Нет, сударь, - сказал он ровно. - Меня интересует имя вашей дочки. Себя вы можете назвать потом, но можете и не называть, поскольку я всех родителей знаю по их детям. Так что вы теперь будете при дочке…
- Маша, - тихо подсказал я.
- Просто Маша?
- Да. Мы пишем так: Маша П.
- Ага, - сказал он значительно, - Маша Папина. Вот и хорошо, А Вы теперь для меня навсегда Машин папа. Папа, который, если не ошибаюсь, проживает на соседней улице и любит гулять со своей девочкой во дворике за булочным магазином.
Я подтвердил, что я и правда люблю гулять со своей дочкой у булочного магазина.
- Когда привозят в магазин свежие булочки, вы, несмотря на запрет мамы, покупаете две штуки и угощаете дочку… не правда ли?
- Но откуда вы знаете? - спросил я испуганно.
- Все папы одинаковы, - уклончиво произнес дядя Тумба. - Но можете не волноваться, я никому не рассказываю таких секретов. Только имейте в виду… - Тут он наклонился ко мне, так что у меня от его дыхания зашевелились на голове волосы. - Имейте в виду, что сладкие булочки толстят, посмотрите на меня, и вы поймете, я просто обожаю покупать в булочной сладкие булочки… Да вот у меня с собой есть, не желаете ли?
Я деликатно отказался.
Дядя Тумба не настаивал. Он засунул руку куда-то глубоко под бороду, наверное, в тот самый заветный карман, о котором я уже был наслышан, и достал крошечную бордового цвета записную книжечку и такой же крошечный карандашик.
- Значит, ее зовут Маша П., - переспросил он, заглядывая в книжку.
- Да, но…
- Три года и три месяца? Не так ли? Сударь?
- Так, но…
- Живая девочка, подвижная, ничего не скажу. Спит прилично. Самостоятельно одевается. Капризничает, когда ей да ют кашу…
- Да. Она ее терпеть не может.
- Я тоже, - сознался дядя Тумба. - Думаю, я не люблю ее потому, что мен; слишком пичкали, прямо-таки заставляли есть силком, а я ее прятал за щекой..
- Она тоже прячет, - смущенно добавил я.
- Как хомячок, не правда ли?
- Да, мы так ее иногда называем.
- Господи, как все похоже! Ничего не изменилось за последние три тысячи лет! - воскликнул дядя Тумба и взмахнул непроизвольно руками, так что поднялась вокруг пыль. Но тут же опомнился, принял прежний вид и, заглядывая в книжечку, произнес со вздохом: - Машенька, конечно, нервна. Но это объяснимо, вы должны понимать, что с такими родителями, как вы, жить непросто, а у ребенка тоже нервы, не без того… Если вы без конца ее одергиваете, требуете, чтобы вас слушались, не кричали, не бегали, не ходили по лужам и не трогали кошек… Вы думаете, у ребенка от такой вашей жизни будет спокойствие? Впрочем… Современные родители, что с вас взять? - сказал он, покачав головой. Прежде-то были поспокойнее, вот как сейчас помню… Тоже времечко, скажу вам, неспокойное было. Конец света ожидали… Паника, затмение солнца, то да се… разное, в общем…
Он задумался, потирая подбородок.
- М-да, - сказал. - Детишкам во все времена, сударь, нелегко было терпеть все наши взрослые проказы. - Да вы же сами вспомните, чего мы творили…
Не сразу оторвавшись от воспоминаний, он спросил, меняясь при этом даже внешне:
- Так зачем изволили зайти? Я ведь вас правильно понял? Вы пришли, чтобы что-то купить?
- За барабаном, - выпалил я, немного застеснявшись. Мне почему-то казалось, что такой пустячок, как барабан, не заслуживает такого разговора, тем более что в старые времена, о которых шла речь, наверное, никто о барабанах не вспоминал.
Но дядя Тумба обрадованно спросил:
- Девочка Маша хочет иметь барабан?
- Да. Это, я понимаю, пустяк в сравнении…
- Но это замечательно! Это великолепно! Это просто здорово…
- Как вы сказали? - спросил я.
- Я говорю, что это здорово, что она хочет играть на барабане! Знаете ли, когда я впервые захотел барабан…
- И вы тоже?
- Да, все дети, сударь, все, все дети до одного, любят барабан! - вскричал дядя Тумба возбужденно. - А вы разве не хотели в детстве барабан?
- Хотел, - сознался я.
- Вот видите! Ну так говорите поскорей, а то малютка, небось, заждалась: какой ей нужен барабан?
- Какой? - переспросил я. - Ну, обыкновенный.
- Ох уж эти мне родители! - Дядя Тумба даже застонал и схватился за голову. - Большой? Маленький? Звучный или не очень? С колокольчиком, а может, с украшением или горном в придачу?
- Нет. Горна, пожалуйста, не надо, - сразу сказал я.
- Но почему не надо горна? - поинтересовался он деликатно.
- Понимаете ли… - я замялся. - Была у нее, понимаете, дудка…
- Не понимаю. Мешала?
- Угу.
- Тогда объяснитесь, сударь. Как может дудка мешать? Ну, ребенку ваша газета, которую вы берете после обеда вместо книжки про Буратино, и вправду мешает, но он же терпит, он же не требует не давать вам газет? - Дядя Тумба со вздохом полез куда-то под бороду, в свой дальний карман, и достал коробку с барабаном. - Вот, это барабан для вашей дочки, - произнес он как бы чуть-чуть с обидой. С обидой, как я понимал, за нашу дочку. Это хороший барабан, новый и недорогой.
- Да что вы, - смутился я, задетый таким его тоном. - Дело вовсе не в деньгах!
- Конечно, дело не в деньгах, - произнес он в сердцах. - Дело в звуке! Я нашел для вас такой специальный барабан, чтобы у него не было звука! Хотя, если бы от меня зависело…
И тут он, нахмурясь, громко засопел носом…
- Но разве так бывает? - спросил, почему-то заикаясь, я. - Чтобы у барабана не было звука?
- Наверное, бывает, - пожал он плечами. - Я почему-то подумал, что вам так будет жить спокойнее, у вас же крошечная комнатка, не правда ли?
- Правда, - только и ответил я.
- И поэтому вы хотите, чтобы было немного потише…
- Да.
- И притом соседи… Они по-прежнему недовольны?
Я замялся. Он всё понял и на прощание кивнул:
- Если дудка или там гармошка… То, пожалуйста, всегда буду рад…
- Но для нас… Для наших условий…
- Что вы, что вы, сударь! - воскликнул он. - Для вас ни звука! И для соседей слышат только дети! У нас же настоящий магазин! И для настоящих детей! - добавил он раскланиваясь. И, провожая меня до ворот, почему-то спросил: - А у них, у этих… Ну, которые в соседях, что же, и собачки никакой нет?
- Какая собачка!
- А кошечки?
- Что вы, что вы, они блюдут чистоту.
- Но цветы! - воскликнул дядя Тумба. - У них должны быть цветы!
- Есть, - отвечал я. - Кактус… Один…
- Только кактус! Не может быть!
- У Макса и Эльвиры один кактус, я сам видел на подоконнике, когда на цыпочках проходил мимо.
- Ах, это Макс и Эльвира, - пробормотал он себе под нос и даже достал свою бордовую книжицу, чтобы проверить. - Как же, такие были приличные дети. Неужто все забыли? Да, а почему на цыпочках?
- Они не любят, когда под окном громко смеются дети, и мы все ходим лишь на цыпочках! - Тут я почему-то перешел на шепот, хотя я был уверен, что, кроме дяди Тумбы, меня никто не сможет услышать. - Понимаете, они даже гостей не приглашают. От гостей ведь тоже бывает шум.
- Вот как, - огорченно произнес дядя Тумба и даже задумался. - Я знаю, как вам помочь, - решительно сказал он. - У меня есть цветы… Ну, такие, что не пахнут… Не хотите, случайно? И птички еще… Соловей! Ах, чудо соловей, и совсем без голоса! А еще кошка и собака, живые, разумеется, но их как бы и не слышно, они не мяукают и не лают… Их даже можно полоскать в стиральной машине, а потом сушить на веревочке!
- Нет, нет, - поторопился отказаться я и стал полегоньку продвигаться к калитке, пятясь задом. Я боялся, что в конце концов он меня на что-нибудь уговорит.
- Напрасно, сударь! Я даже могу достать из питомника деревья, которые не шумят от ветра! Живые, но не шумят! Или вот детишки, которым в горлышко можно вставлять сахарный клубочек… Правда, этот сахар несладкий, и они перестают, представьте себе, громко смеяться. Это так славно! Так славно!
- Спасибо, - поблагодарил я гостеприимного хозяина, который, судя по всему, очень хотел мне угодить. - Но барабан, надеюсь…
- В лучшем виде! - вскричал он жизнерадостно. - Вы же видели! Загляденье, а не барабан! Будьте счастливы, и мой нижайший поклон моей любимой подружке Маше П.!
Он проводил меня до калитки и кланялся, будто легкий ветерок проходил по моим волосам.
Мы расстались довольные друг другом.
МАЛЬЧИК, КОТОРЫЙ ПОТЕРЯЛСЯ В КАРМАНЕ
А ТЕПЕРЬ я расскажу о том самом малыше, который однажды залез в карман к дяде Тумбе, он же дядя Шкаф, он же дядя Дом, дядя Гора и тому подобное, и, представьте, исчез. Так исчез, что его искали и не могли найти. Искали его, конечно, родители, искала полиция и даже пожарные, искал детский сад, куда он должен был ходить, да практически его искал весь наш городок, а в нем, не много и не мало, целых триста сорок три жителя.
Искал его и сам дядя Тумба, которому вовсе не безразлично, куда мог подеваться такой замечательно хулиганистый - это его слова, а значит, и просто замечательный малыш.
Так рассказывали, но не всё, отмечу, тут правда, а кое-что вовсе неправда, и потому я хочу поведать, как оно было на самом деле.
А уж как оно было на самом деле, я знаю от самого дяди Тумбы, который знает все.
Но прежде о самом герое. Его звали Сандрик, и у него случилось такое несчастье: выпал зуб. Именно выпал, прошу запомнить, потому что некоторые утверждали, что зуб ему выбили в драке соседские мальчишки и оттого, мол, стало ясно, что он такой хулиганистый. Так вот, сейчас известно, что зуб выпал сам, с вечера чуть расшатался, а наутро взял и выпал, и вместо него впереди обнаружилась непривычно большая щель.
Когда теряются зубы у взрослых тёть и дядь, это тоже не совсем хорошо. Но взрослые тети и дяди заходят к врачу и быстро вставляют новый зуб, но если даже и не вставляют, то бегут по своим делам и о зубе не плачут, у них много других зубов. Им во всяком случае хватает. Когда же они стареют, они приобретают себе сразу новенькую челюсть и так ловко начинают ею жевать, что сразу понимаешь, они в этой жизни без зуба или даже нескольких зубов не пропадут.
У нашего же малыша зуб выпал в первый раз в жизни, и это ощущалось как большая потеря, да и жить стало как-то совсем неуютно, дырка впереди мешала. И жевать мешала, и улыбаться, и говорить тоже, буквы начинали невероятно свистеть, а слова выходили несуразные такие, что лучше бы их совсем не произносить. Ну, что вы скажете, если вместо обыкновенного приветствия, которым обмениваются люди: "Здравствуй, куда ты идешь?" - выходило примерно такое: "с-с-а-с-т-у-й к-у-са с-ы и-с-ё-ш". Люди, услышав такое, могли подумать, что ты хочешь сказать: "оса кусается и еж" или другую подобную глупость.
В общем, малыш по имени Сандрик так огорчился, что перестал вообще говорить, ему ничего не оставалось делать, как слоняться по городку в одиночку и отворачиваться при виде знакомых, особенно девочек.
Так и произошло, что он ходил, ходил и увидел объявление на воротах дяди Тумбы, такое зеленое-презеленое объявление о том, что здесь продают то, что кому требуется. Малышу требовался зуб, и он зашел, и прямо от ворот увидел престранное зрелище: посреди двора стоял сам дядя Тумба и пускал мыльные пузыри. Пускал, судя по всему, для собственного удовольствия, а еще для удовольствия двух сухоньких старушек, этаких божьих одуванчиков, которые зашли что-то купить, но что именно по дороге забыли, а пока вспоминали, дядя Тумба учтиво ждал, а потом спросил, а не пришли ли милые подружки купить у него устройство для пускания мыльных пузырей…
- Вы ведь помните, - произнес он с легкой улыбкой, - что совсем недавно, всего лет семьдесят - восемьдесят тому назад, вы ужасно любили пускать мыльные пузыри и были такие хохотушки… А пускали вы с крылечка дома или из окна, а иногда прямо с крыши, уж как вы забирались туда, ума не приложу. Но однажды мне пришлось вас с этой крыши снимать по просьбе ваших родителей! А все мыльные пузыри!
- Пузыри? - спросила старушка в белом чепце. - Вообще, пузырь у меня вовсе неплох, хотя иногда покалывает вот тут, - она указала, - в боку.
- Мыльные? - Подхватила ее подружка, была она одета в черный чепец. - Но зачем нам мыло, мы на днях приобрели дивный стиральный порошок "Ариэль", и нам не нужно никакого мыла.
- Да, да, это правда, - перебила ее компаньонка. - Мы запускаем его в стиральную машину, но она так грохочет, так грохочет, особенно когда она выжимает белье!
- Но выжимает она прекрасно!
- Нет. Нет. Нет. Нет. - Произнес дядя Тумба, и сморщился будто его пробило грохотом от той стиральной машины. Он даже уши заткнул, чтобы показать, как ему неприятно слышать о каких-то машинах. - Не говорите о них, - попросил он жалобно. - Для мыльных пузырей не нужно никаких, вы слышите, ни-ка-ких машин, которые гудят, а лишь маленькое блюдечко с мыльной пеной да еще трубочка, в которую надо дуть. Но, может, вы хотели приобрести бумажного змея? - учтиво спросил он.
- Ох, - сказала одна, - я до смерти боюсь змеев. Они к тому же мокрые.
- Нет, сырые, - добавила другая.
Пока подруги спорили, дядя Тумба извлек из кармана блюдечко с мыльной водой, окунул в него трубочку, дунул - и возник маленький пузырь, который все увеличивался в размерах и постепенно наливался красками, разными, и еще сверкал серебром, покачиваясь и меняя форму, пока вдруг не оторвался от трубочки и не полетел, сверкающее на солнце чудо, отразившее как в зеркале и дворик с розами, и дядю Тумбу, и самих старушек, восхищенно задравших голову, так что у одной белый чепец съехал на затылок, и она даже не заметила!
Красота - это всегда чудо, и всегда лишь на миг, дети об этом знают. Да и каждый ребенок тоже чудо, и тоже на миг, пока не вырос, как и роза во дворе, и блестящий солнечный день, и сами старушки, теперь они об этом вспомнили. Они вдруг оживились и захихикали, и затрепетали от давних и напрочь забытых ими чувств, вот что с ними наделал один-единственный запущенный в небо пузырь.
И тут они и сами не заметили, как это произошло, они получили по трубочке, точно такой, какая была у дяди Тумбы, да еще блюдечко с мыльной пеной, одно на двоих, и стали каждая выдувать свой собственный пузырь и выдули, и их пузыри тоже полетели. Но еще парил над двором первый, очень большой и очень красивый пузырь, он пролетел над флюгером, над вьющимся по стене виноградом, странным зигзагом прошел мимо кустов розы, норовя присесть на скамеечку, но не присел, а почему-то притянулся к бороде дяди Тумбы, и тут вдруг исчез, рассыпавшись на миллион цветных брызг и повиснув на бороде мутными капельками.
Даже наш герой, малыш по имени Сандрик, и тот засмотрелся, забыв про свой несчастный потерянный зуб, но вскоре опомнился, нащупал языком злополучную дыру, с которой, хоть умри, он не станет появляться в детском саду, где может встретиться красивая девочка по имени Настя, зазноба с золотой косой, которую она сама заплетает. Ну, как он появится перед Настей без зуба! Вот у старушек, даже у них - Сандрик успел заглянуть в приоткрытые от изумления рты, - и там (везет же людям!) были все зубы.
То ли от отчаяния, то ли от жалости к самому себе, но вовсе не от хулиганства, в котором его потом упрекали, Сандрик подлез под жаркую, как шерстяное одеяло, бороду дяди Тумбы и попал прямиком к нему в карман. Туда нельзя было не попасть, такой он огромный, с отверстием, похожим на пещеру, и, подобно пещере, темный и глубокий, как пропасть.