Но Сандрик о пропасти подумал после, а когда полез, он ничего не знал и просто провалился, как проваливаются в яму, и тут же ухнулся на мягкую под-стилку и даже не ушибся. Можно было подумать, что подстилку приготовил кто-то специально для всяких там любителей чужих карманов, когда они туда лазают, рискуя свернуть шею в темноте и неизвестности. Подстилка же была из прошлогодних листьев, а вокруг росли деревья да кустарники, это был, как выяснилось, огромный парк. Судя по всему, очень старый и ухоженный парк, деревья были огромные, вековые, с высокой куполообразной кроной, похожей на громадные зонтики. Трава в парке была очень зеленой, низко постриженной, но совсем не колкой, там и сям, в разных местах между низкими зарослями алели кусты диких роз и цвел жасмин.
Но всю эту красоту Сандрик разглядел не сразу, первой он увидел девочку, совсем рыженькую с задранным носиком в веснушках и двумя косичками торчком. Девочка гуляла по парку, но гуляла странно, она обходила каждое дерево вокруг, раз и другой, а иногда третий, и лишь после этого шла к другому дереву, а так как деревьев было много, то она почти не приближалась к Сандрику, и ему пришлось сделать ей навстречу несколько шагов.
- Здравствуй, - сказал он и рукой прикрыл рот. - Ты откуда?
Получилось, кажется, не лучше, чем прежде, но девочка его поняла. Она даже не напрягалась, чтобы его понять. И она не удивилась появлению самого Сандрика, будто они встречались тут каждый день.
- Что значит - откуда? - спросила она на ходу, делая полукружие вокруг огромного коряжистого ствола. - Разве не видно, я тут гуляю.
- Зачем? - поинтересовался он.
- Мне нравится, - был ответ. Девочка при этом вовсе на него не смотрела, а разговаривала будто с деревом, которое она обходила. Она проделала два полных круга и направилась дальше, а Сандрик медленно побрел за ней.
- Но зачем ты так гуляешь? Ты думаешь это интересно?
- Мне интересно, - проговорила девочка, глядя себе под ноги. - А тебе нет?
- Вот еще! - сказал он и проделал вслед за девочкой еще один круг, потом высчитал ее траекторию и встал так, чтобы оказаться на ее пути, а не торчать, как хвост, за ее спиной.
- Ладно, - произнес нахмурясь. - Если тебе охота, крутись, сколько влезет. А как надоест, я что-то тебя спрошу.
- Ты рассуждаешь, прям, как моя мама! - сказала, удивившись, девочка и вдруг остановилась. - Мама никуда меня не пускает.
- Как это - никуда?
- Никуда - значит никуда. Она считает, что я должна быть около ее ноги! Мама в магазин - и я с ней, мама в парикмахерскую - и я… Как песик, представляешь, только ошейника нет.
- А, ты сбежала? - догадался Сандрик.
- Зачем же, - отвечала девочка, приглядываясь к соседнему дереву и даже делая шаг в его сторону. - Я пришла к дяде Тумбе и попросилась погулять… В кармане. Этот парк вообще для тех, кто хочет сам по себе гулять. Разве ты не понял?
Сандрик кивнул. Было видно, что девочка так и гуляла, как ей хотелось, а хотелось ей гулять очень чудно. Но разве зуб, который он ищет, это не чудно?
Он вспомнил про зуб, и стало тошно. Поколебавшись, решил спросить:
- А ты не знаешь, - поинтересовался небрежно, как о чем-то таком, что его не очень-то интересует. - Зубы тут какие-нибудь имеются?
Он думал, что девочка удивится и спросит, а зачем ему надо знать про зубы или что-нибудь еще глупей, но рыженькая, возникнув из-за ближайшего дуба, просто ответила:
- Конечно, имеются.
- Где?
- Где-нибудь. - Девочка пожала плечами, и ее косички, торчащие из-за спины, приподнялись. - Здесь, в кармане, все есть. Надо только поискать. Я же нашла! - И она исчезла вновь за ближайшим деревом, потом за другим и за третьим, а Сандрик остался стоять. Но он не огорчился, потому что уже знал, что девочка гуляет сама по себе. И зуб надо тоже искать самому.
Он выбрал направление и пошел в ту сторону, где виднелся, как ему показалось, просвет, и тут же попал в садик, где росли фрукты, да такие, каких он сроду не встречал, ну разве что в рекламе: инжир, персики, виноград, мандарины и лимоны. Между деревьями на грядках буровели огромные помидоры, именуемые здесь "бычьим сердцем", вился пышно горох, усыпанный сладкими и тугими стручками, алела малина и золотился крыжовник, а на плоских грядочках доспевали сытнобрюхие полосатые арбузы и желтопряные дыньки, разбросав узорчатые вокруг плети.
И здесь, между кустов и грядок, он повстречал девочку, но это была уже совсем другая девочка, и не рыженькая, а совсем темненькая, и если на рыженькой было надето беленькое ситцевое платье, то эта была в синих джинсах и в спортивной рубашке с завернутыми рукавами. Она шла между грядок, но так медленно, как ходят лишь сонные мухи, едва-едва перебирая ногами, а иной раз подняв ногу, чтобы сделать шаг, она так и застывала, стоя на одной ноге, и наблюдать со стороны это было очень даже занятно.
- Здравствуй, - сказал Сандрик и на всякий случай прикрыл ладонью рот, хотя девочка на него не смотрела. - Ты тоже это… Свободно гуляешь?
- Я свободно ем, - отвечала девочка. Была она занята тем, что рассматривала ягоду крыжовника, мохнатую, как крошечный ежик, держа ее на своей ладошке.
- Ешь - что?
- Ем то, что хочу.
- А что ты хочешь?
- Не знаю. - Девочка посмотрела на ягоду крыжовника и вздохнула. - Здесь всего так много, что я не знаю, что я хочу. Может, ты хочешь? - и протянула ему ягоду мохнатого крыжовника, подняв большие и очень грустные глаза.
- Нет, - торопливо отвечал он и пощупал языком дырку во рту. Потом спросил: - А кто тебе мешает есть? Если ты хочешь?
- Никто. Я не привыкла.
- Как это? - Сандрик сильно удивился.
- У меня диатез, - сказала девочка, - и я всю жизнь ем кашу, нет, две каши, одну гречневую и другую овсяную. Я даже крыжовника никогда не пробовала.
- А виноград? - поинтересовался вежливо Сандрик.
- И винограда не пробовала.
- Ну, арбуз… Или мандарин, банан какой…
- Нет-нет, это опасно, - сказала строго она. - Это только в кармане у дяди Тумбы не бывает диатеза… Я бы поела, но я так растерялась, а уже пора, меня будут там, наверху, искать.
Девочка сказала "до свидания" и повернулась к нему спиной, направляясь в глубь сада.
- Эй! - крикнул он вслед. - А зубы здесь… Не растут?
Конечно, он оговорился. Он хотел спросить так: нигде ли эти зубы не продаются, но получилось смешно, потому что зубы, понятно, растут не на грядках, а растут они лишь во рту.
Но грустная девочка ответила сразу, она, как рыженькая девочка, вовсе не удивилась его вопросу.
- Зубы, - сказала она на ходу, - это дальше, - и махнула рукой.
Вот туда, куда она махнула, Сандрик и направился, попав на тропинку среди зарослей дикой розы, он свернул на другую тропинку, и перед ним возник стеклянный павильон, никак не видный издалека, потому что был он весь от основания до крыши из одного прозрачного стекла. Но когда Сандрик вошел под его огромный купол, он обнаружил, что изнутри павильон вовсе не прозрачен, он весь состоит из зеркал, и пол, и стеллажи, и витрины, и потолки, и повсюду на этих зеркалах, отраженные тысячу раз, лежали игрушки. Их было так много, да еще они всюду отражались, так что могло показаться, как это получилось с Сандриком, что весь мир состоит из одних сплошь игрушек. Если бы даже сюда позвать великого какого-то математика, он все равно бы не смог их сосчитать.
Сандрик при виде такого богатства растерялся, но думаю, что мы бы растерялись тоже.
И правда, если бы представить когда-либо увиденный вами игрушечный магазин, и даже очень большой и очень хороший игрушечный магазин, а потом еще представить, что весь он уместился на одной лишь полке, а полок таких много, то вы как-то, хоть и отдаленно, поймете, что это был наш мир, весь-весь, только в уменьшенном виде, как если бы мы сами посмотрели на себя из космоса. Вот что такое игрушечный магазин в кармане у дяди Тумбы. Понятно, что, когда ты видишь сразу так много игрушек, ты не увидишь ни одной, как произошло с Сандриком. Единственное, что он смог сразу разглядеть, был мальчик-толстун, сидящий на зеркальном полу и громко сопящий, был он в коротких штанишках и маечке, а из-под маечки так и сяк очень несуразно торчали напиханные туда игрушки.
Сандрик очень удивился сидящему на полу Толстуну, он даже воскликнул непроизвольно:
- Вот это да! - Потому что Толстун, невзирая на появление Сандрика и не обращая на него никакого внимания, пыхтя, засовывал за пазуху деревянную лошадь с пышным хвостом и на колесах. Лошадь за пазуху не лезла, да и не могла залезть, уж очень много там было всего напихано. Но так как Толстун старался, майка в какой-то момент распахнулась снизу, и оттуда вырвались остальные игрушки, и среди них была сверкающая юла, кости от домино, которые сыпались, как арбузные черные косточки, зеркальце, ручные часики, заводной медведь на задних лапах и множество других разных игрушек.
Толстун посмотрел на Сандрика почти гневно. Сдвинув брови, он проворчал:
- Не говорил бы ты под руку! У меня почти все поместилось!
- Да ничего у тебя не поместилось, - сказал Сандрик мирно.
- Ты уверен?
- Конечно.
- А почему?
- Хм… Почему… Майка какая! А игрушки какие!
- Но у него же помещается?
- У кого? У него?
- У дяди Тумбы, вот у кого! - сердито добавил Толстун и стал собирать с зеркального пола фишки домино. Собирал основательно, ползая на коленях, пока не собрал все до единой и не засунул обратно за майку, а майку он заправил в штанишки.
- А все-таки, чего ты хочешь? - спросил Сандрик. Он нагнулся и поднял медведя заводного с юлой, оставалась все та же лошадь, но было ясно, что совать ее за пазуху бесполезно.
- Хочу лошадь, - сказал сразу Толстун.
- А еще?
- Еще… Все остальное, - и Толстун указал на полки с игрушками, которых было столько, сколько мог видеть глаз.
- Как? - удивился Сандрик искренне. - Все?
- Все.
- Все-все?
- Ага. А что?
От такого ответа Сандрик даже растерялся. И потому он глупо спросил:
- А зачем тебе все?
Толстун молча поднял с пола лошадь и стал засовывать ее все туда же, то есть за пазуху, влезала пока одна голова. Так с торчавшим наружу туловищем и свисающим конским хвостом, придерживая это богатство двумя руками, Толстун произнес сипящим голосом, но очень твердо:
- Хочу, вот и все.
На это возразить было нечем. Сандрик лишь вздохнул, сочувствуя такому в общем-то нормальному желанию. Ну, правда, кому из нас хоть однажды в жизни не хотелось иметь сразу весь игрушечный магазин? Пусть не такой, поменьше, но все равно: весь магазин. Сознайтесь, разве такого желания у вас не было?
Сандрик произнес огорченно:
- Хорошо. Но как ты все это сразу унесешь?
- Как-как…
- Но как? Ты знаешь? - он даже рот открыл, демонстрируя свою знаменитую дырку вместо зуба.
Толстун помотал головой и взял с полочки цветную коробку с названием: "Конструктор". Придерживая лошадь, он попытался задвинуть коробку сверху головы лошади, пока не стало ясно, что и коробка туда не влезет. Он отложил коробку и сказал:
- Главное, взять. Сперва одно, потом другое. А потом еще что-нибудь… Я уже многое взял, но их все еще больше, и сколько я не беру, они все равно не кончаются!
- Задачка! - произнес пораженно Сандрик. - Тебе это надолго хватит! А зубы, скажи, ты здесь нигде не видел?
- Зубы? - спросил Толстун и, пошарив по зеркальной полке глазами, выбрал на ней шахматную доску, лошадь он по-прежнему придерживал рукой. - Зубы? - повторил. - Тебе какие зубы? Может, тебе достать бивень от слона?
- Да нет, - отвечал Сандрик со вздохом. - Что-нибудь поменьше.
- Ну, от крокодила. - Толстун отставил шахматную доску и посмотрел на Сандрика и на его дырку во рту. Прикинул и произнес со знанием дела, будто всю жизнь занимался чужими зубами: - Бери от собаки. Немного торчать будут, зато как укусишь! Сразу все испугаются!
- Но я не хочу кусаться, - произнес с отчаянием Сандрик.
- А чего же ты хочешь?
- Не знаю.
- Вот видишь, - упрекнул Толстун. - Как трудно выбирать.
- Может… от кошечки? - попросил Сандрик.
- А мышей ты ловить хочешь?
- Конечно, нет!
- Ну вот, - сказал Толстун. - Тогда не привередничай, и бери что есть. - И почему-то добавил: - А то будешь, как я, - все есть и ничего нет.
Он опять оторвался от своих игрушек и пристально взглянул на Сандрика:
- Открой, пожалуйста, рот… Еще шире! Так! - и заключил: - Знаешь, не нужен тебе никакой чужой зуб, у тебя свой растет.
Сандрик даже не успел удивиться. Он пощупал языком, а потом пальцем, и - точно, остренький зуб, как пилочка, торчал из десны.
- А вырастет? - спросил Сандрик.
- Вырастет, - заверил Толстун. - Как домой придешь, так и вырастет.
- А как отсюда… домой?
- Да вот же за кустами, - указал Толстун, - борода… Так вдоль нее и пойдешь, не заблудишься. Я много раз ходил.
Сандрик направился к выходу, но остановился и посмотрел на своего нового приятеля, который занялся своим привычным делом: он высыпал остаток игрушек из майки и стал туда закладывать другие - цветные фломастеры, краски с кисточками, альбомы для рисования, клей и, почему-то, пестрый глобус с электрической лампочкой внутри.
- Так и будешь? - спросил сочувственно Сандрик. - А может, хватит?
- Не-а, - помотал головой тот, не отрываясь от своего занятия. - Вовсе не хватит.
- А если надоест?
- Тогда хватит. А пока не надоело - не хватит.
- Ну, валяй, валяй! - произнес Сандрик не без зависти, и снова поискал новорожденный зуб, тот, оказывается, за это время вырос чуть не наполовину, хотя и чуть затупился. Но дырка больше не ощущалась.
Когда Сандрик вынырнул из-под бороды на белый свет, обнаружил, что дядя Тумба по-прежнему стоит посреди двора в окружении все тех же смешливых, даже кокетливых старушонок и запускает для них бумажного змея. Но так как ветерок был слаб, то дядя Тумба вручил бечеву старушкам, приказав держать ее крепко-накрепко, а сам встал на крыльцо и надул щеки, создавая ветер. От его порыва зажужжал, закрутился железный флюгерок на крыше дома, звякнули стеклышки на чердаках и затрепетало белье на балконах прилегающих домов, так что люди выглядывали в окошки и запирали их, думая, что идет ветреная буря.
Змей же взвился высоко в поднебесье, виляя длинным хвостом, и старушки громко радовались и взвизгивали, как девчонки. Сандрик не стал на них дальше смотреть, а ловко нырнул в железные воротца и побежал домой. Дорогой он остановился и еще раз потрогал зуб, но даже сразу его не нашел, он сравнялся с другими и стал совсем незаметен.
ЧТО ПРОИЗОШЛО С ПАПОЙ САНДРИКА
ВСЕ видели, как однажды к дяде Тумбе пришел мужчина с ребенком. На самом же деле было как раз наоборот. Это пришел наш знакомый малыш по имени Сандрик и привел за руку своего папу. Зуб у Сандрика, как мы знаем, давно вырос, и все было бы хорошо, только с папой у Сандрика не все было хорошо. А если честно, то было плохо. В чем дело, мы скоро узнаем.
Но даже сейчас, взглянув на папу Сандрика, можно было догадаться, что он совсем не такой, как другие папы в нашем городе. Да посудите сами. В середине лета, когда солнце печет изо всех сил и стоит жарища, да такая, что люди, проходя по улицам, пригибаются от нее, будто их придавили тяжелым мешком, папа оделся в темный двубортный, очень новый и очень дорогой шерстяной костюм, обул ноги в блестящие, тоже черные лакированные туфли, а на белую сверкающую как снег сорочку, повязал толстым узлом темный галстук, а поверху еще накинул на всякий случай плащ и шляпу, горло обмотал шарфом.
Я знаю, что вы сейчас подумали: вы подумали, что, конечно, у папы Сандрика разболелось горло, и что он страдает от хронической ангины, от насморка и от кашля. Ничего подобного. Хочу вас заверить, что в этот день у папы Сандрика не было ни ангины, ни насморка, ни кашля и никакой вообще простуды. Просто он так скроен, что с каких-то давних времен, о которых он уже и сам забыл, папа изо дня в день одевается лишь так, и более того, он очень этим нарядом доволен, никак не замечая, что другие папы носят шорты, носят спортивные со всякими яркими надписями майки, а на ноги нацепляют шлепанцы или даже каучуковые пляжные тапочки. Сандрик даже подумал, глядя однажды на других пап у других детей, что от такой легкой одежды они, возможно, и сами так легки и беззаботны, и детям с ними (их детям). тоже нет никаких проблем.
Итак, однажды, поразмыслив, Сандрик решил свести своего папу к дяде Тумбе, который его поймет, а может, и предложит какую другую папе одежду, и тогда папа станет совсем другим.
Но тут и выяснилось, что папа Сандрика вовсе не желает, чтобы его показывали или, что хуже, переодевали, а если он согласился пойти, то лишь потому, что Сандрик пригрозил сбежать вторично к дяде Тумбе в карман и больше оттуда не возвращаться. Да, в общем, папа Сандрика не верил в существование какой-то тумбы (это он так произносил), и что никаких таких тумб не бывает. Но если даже и бывает, он их тоже не признает.
А между тем они ступили за железные воротца на просторный дворик, заросший цветущей сиренью и китайской розой, звякнул призывно колокольчик, и в тот же момент перед ними, словно из-под земли, возник сам дядя Тумба. Он же дядя Шкаф, он же дядя Сейф, он же дядя Дом, дядя Гора и тому подобное.
Малыш, вовсе не оробев, поздоровался и произнес, вздыхая:
- Вот, привел, - указывая на папу.
- Кого вы привели, сударь? - спросил дядя Тумба с живейшим участием, но очень учтиво. Где-то на самом верху блеснули его очки, а зайчики от них поскакали по краснокирпичной стене большого дома, что находился на противоположной стороне улицы, и ослепили кота, который грелся на солнце на открытом балконе четвертого этажа. Кот, как утверждают, не терпел солнечных зайчиков, которых любят запускать при помощи зеркальца маленькие озорники, и, сердито фыркнув, ушел додремывать в ванную комнату, где окон нет совсем, а значит, нет и солнечных зайчиков от всяких озорников.
- Знаете, я вовсе не собирался сюда идти, - вступил в разговор папа Сандрика, поджимая губы, и уставясь в пространство. Дяди Тумбы он как бы не замечал, для этого надо было хотя бы приподнять полы его темной шляпы.
Но дядя Тумба тотчас его перебил:
- Простите, - произнес вежливо, чуть наклонив голову, - я вас конечно выслушаю. Но сейчас очередь малыша. Так кого, сударь, вы изволили привести? - просил он. - И отчего, сударь, вы так взволнованны?
- Да папу я привел! - произнес Сандрик и тяжело вздохнул.
- Папу? Он что-то натворил? - поинтересовался озабоченно дядя Тумба.
- Нет, нет. Он не хулиганит и не дерется, - отвечал Сандрик. - Но он, как бы объяснить…
- Объясняйте, не спешите. Я весь внимание, - сказал дядя Тумба и склонился чуть ниже, чтобы все услышать.
- Он у меня ни во что не верит.
- Как это - ни во что?
- Да, ни во что, - повторил с отчаянием Сандрик. - Он даже не верит, про-стите, что вы, это вы! Он говорит… - выпалил Сандрик и покраснел до самой шеи, так неудобно было ему произносить всякие глупости. - Он говорит, что вас будто бы нет, а я все придумал.