Артемка с любопытством ждал пантомимы и всякий раз выскакивал из будки, как только слышал, что снаружи по стене гуляет помазок.
Наконец появилась долгожданная афиша. Она была едко-зеленого цвета и вдвое больше обыкновенной. На афише стоял толстый мужчина в широченных штанах, на бритой голове косичка, усы вниз, и целился из ружья в черноусого красавца.
"Тарас Бульба", - прочитал Артемка название пантомимы и подумал: "Если б не я, не видать бы вам ни Тараса, ни Бульбы!"
- О, Артиомка! - услышал он сзади. - Я очень много искал твой фабрик. Где есть твой фабрик?
- Это и есть моя фабрика, - сказал Артемка с гордостью. - Короче, мастерская по починке обуви и заливке калош, или, что то же самое, сапожная будка.
Будка была закоптелая, вся в заплатах и мелких щелях. Пепс только покачал головой. Потом он подошел ближе к афише и провел пальцем под крупной печатной строчкой: "Участвуют все артисты цирка и весь состав чемпионата".
- Это не есть правда, - сказал он.
- Так и не дал, значит, тебе Самарин роли?
- Нет, он очень плёхая, Самарин.
- Хулиган, короче, - сказал Артемка.
- Хулиган, - согласился Пепс. Он вынул из бокового кармана небольшой томик и дал его Артемке:
- Вот, Артиомка, это я купил в магазине. Пойдем твоя фабрик. Я очень плёхо знаю русский слова. Ти будешь читать, я буду слюшать Я очень буду слюшать.
Артемка развернул томик. Это были повести Гоголя и в их числе "Тарас Бульба".
- О, - обрадовался Артемка, - это ты здорово придумал! - И тут же встревоженно спросил: - А ты в будку влезешь?
Пепс взглядом измерил будку и уверенно сказал:
- Влечешь.
- Ну, пошли!
В будке Пепсу неудобно: спина согнута, голова упирается в полку с колодками, ноги - в стену. Но он, кажется, этого не замечает и не сводит с Артемки глаз.
Какая, однако, досада, что так часто попадаются непонятые слова! Пепс то и дело кладет руку на книгу и, прерывая чтение, спрашивает:
- Что есть свитка? Что есть отчизна? Что есть чертовы ляхи?
Артемке и самому многие слова непонятны. Все-таки, что знает, он объясняет:
- Свитка - это шуба, или, короче, пальто. Чертовы ляхи - это которые житья казакам не давали.
Но если отдельные слова и остались непонятными, зато во всем ходе событий Пепс разобрался прекрасно, и повесть пришлась ему как нельзя больше по душе. Слушая ее, он вздыхал, качал головой, закрывал глаза и все шептал какие-то непонятные Артемке слова. К Андрию он отнесся презрительно в самом начале. А когда услышал, как тот, разнаряженный, выехал на великолепном аргамаке вместе с польскими шляхтичами, чтобы рубить своих же братьев-казаков, то гадливо поморщился и сплюнул в лохань.
- Такой сердце надо собакам бросать! - сказал он.
Зато от Остапа был в восторге и все повторял:
- О, Остап, о, это хорошая казак!
А когда Артемка прочитал: "Но уж одолевают Остапа; уже один накинул ему на шею аркан, уже вяжут, уже берут Остапа. "Эх, Остап, Остап…" - кричал Тарас, пробиваясь к нему, рубя в капусту встречных и поперечных", Пепс схватился руками за голову и застонал.
Наибольшее впечатление произвел на Пепса сам Бульба… Человек, убивший своего сына за измену родине и так страшно отомстивший поработителям, казался ему существом сверхъестественным. Он не спрашивал, существовал ли Тарас на самом деле; он видел Тараса как живого и пугал Артемку то гневными, то радостными выкриками.
Впрочем, Артемка и сам был захвачен не меньше.
За всю жизнь Артемка прочитал всего лишь две книги: "Как львица воспитала царского сына" и "Джек-потрошитель". Но в этих книжках рассказывалось не о настоящей жизни, а о такой, какую выдумывают для забавы. Потому и отношение Артемки к книгам было такое же, как к забаве А тут вдруг самые настоящие люди, самая настоящая жизнь, - это Артемка почувствовал сразу.
Когда последняя страница была дочитана и Артемка поднял глаза на Пепса, тот сокрушенно покачал головой:
- Плёхо, о, плёхо!
- Как плохо? - возмутился Артемка. - Что ты!
- Зачем искал люлька? Люлька можно другой купить. А другой Тараса нет.
- А ты что хотел? Чтоб из Тарасовой люльки всякое барахло курило?
- Что есть барахле? - спросил Пепс.
- Барахло? Ну, это такой человек, у которого вместо головы лохань, а совести никакой, - ответил Артемка. - Короче - дрянь. Понятно? Ой, да что это мне есть захотелось! - сказал Артемка.
Пепс взглянул на часы: было уже около трех.
- Ти сегодня кушал? - спросил он Артемку.
- Я нет сегодня кушал, - ответил Артемка, из озорства ломая язык.
- Почему? - наивно удивился Пепс.
Артемка хотел сказать, что у него такой характер - не кушать, но промолчал, и отвернулся к окну.
Пепс некоторое время смотрел на него с недоумением, но вдруг испуганно заторопился:
- Пойдем, пойдем ресторан, Артиомка! О, Пепс, какой ти есть глюпий дурак!
На площадке мраморной лестницы Артемка увидел в большом золоченом зеркале всего себя: полинялая рубаха без пояса, босые, в серой пыли, ноги, а на штанах бахрома. Заглянул Артемка в зал, а там хрустальные подвески на люстрах и лакеи в манишках.
- Пепс! - сказал он. - Ну, чего нам тут делать? Пойдем в харчевню.
Но навстречу им уже скользил по паркету официант и с брезгливой почтительностью вытягивал вперед шею.
От консоме Артемка пришел в ярость: ни капусты, ни картошки - одна вода, и эту воду почему-то надо есть ложкой. Но беф-строганов съел с удовольствием. И все-таки, когда Пепс спросил, не хочет ли Артемка еще кушать, он не задумываясь ответил:
- Борща и каши гречневой, во!
Прямо из ресторана они отправились в цирк. Там на четыре часа была назначена генеральная репетиция "Тараса Бульбы", и им не терпелось увидеть в лицах только что прочитанную повесть.
Но то, что они увидели, совсем не было похоже на репетицию: "поляки" и "казаки" сидели вместе на барьере арены и мирно курили, а по арене, ероша волосы, бегал Самарин и исступленно орал:
- Зарезал! Зарезал без ножа, проклятый человек! Ну что, ну что, ну что-о я теперь буду делать?! Ради бога, ради черта, скажите мне, что я теперь буду делать?!
Ему не отвечали. "Поляки" и "казаки" продолжали пускать спокойно дым из носа.
- Почему Самарин злая? - спросил Пепс, подсаживаясь к одному из "поляков".
- Дядя Вася по пьяному делу ногу вывихнул, теперь некому Бульбу играть.
Пепс с минуту подумал, потом решительно перешагнул барьер и остановился перед Самариным.
- Я есть Бульба, - сказал он. Самарин оторопело взглянул, хотел было раскричаться, но только покачал головой.
- Ты есть идиот, - сказал он сочувственно.
- Я есть Бульба, - упрямо повторил Пепс и вынул из кармана книжку. - Артиомка читал, я слюшал. Я все понимал. Я хочу делать Бульба.
Тогда Самарин поднял руки вверх, точно собрался прыгнуть на трапецию:
- Нет, это черт знает что! Когда же моему терпению наступит конец? Я спрашиваю вас: где видано, чтобы негр, черный негр играл запорожского казака! Где?!
Потом опустил руки и спокойно, как ни в чем не бывало сказал;
- Начинаем. Картина первая: Остап и Андрий слезают с коней, Бульба удивленно смотрит на их свитки. Пепс, становись здесь! Руки в бока. Вот так. Выше голову! Еще выше! Так.
Репетиция началась.
Когда какой-то "лях" подошел к Артемке и попросил сбегать за папиросами, тот даже головы не повернул.
- Ты что, Шишкин внук, оглох? - удивился "лях". Нет, Артемка не оглох, он просто перестал существовать для всего мира. Он не оглох - наоборот, он весь превратился в зрение и слух. Слушает он только то, что говорит Самарин, и каждый раз страшно боится, что Пепс не сделает так, как тот показывает. Но бояться нечего: Пепс делает все так… да, так, - это видно даже из того, что Самарин уже не кричит, а только поправляет, даже называет Пепса милым другом. Нехорошо только, что Пепс горячится. Самарин то и дело напоминает ему:
- Спокойнее, спокойнее! Ты Бульба, а не факел в бурю.
Кончилась репетиция лишь перед самым началом представления, когда участвовавшим в первом отделении уже надо было идти переодеваться. От волнения и усердия Пепс даже взмок весь, как после долгой борьбы. Когда он уходил с арены, лицо его сияло от счастья.
- Артиомка, ти видел, ти видел? - допытывался он. - Хорошо я делал Бульба?
Он радовался, как ребенок, и все спрашивал, "будет ли объявлено публике, что вместо заболевшего дяди Васи роль Бульбы исполнит Пепс.
- Будет, будет, - успокаивал его администратор и тут же распорядился, чтобы заготовили несколько наклеек на афиши.
Впрочем, наклейки так на афиши и не попали. Самарин сказал:
- Не надо. Неудобно перед публикой. Да и черт его знает, как к этому отнесется начальство.
И Артемка видел, как готовые уже наклейки с именем Пепса бросили в ящик.
"Как это - неудобно?" - подумал он.
Но Пепсу Артемка ничего не сказал: тот был в таком восторге! Около него суетились гример, костюмер и парикмахер. Его одевали, под одежду подкладывали подушки, мазали лицо и руки белилами, лепили из замазки нос.
Первое отделение было занято обычным цирковым представлением. Пантомиме отвели второе и третье отделения. Пантомима шла впервые, и в цирк набралось столько народу, что Артемку чуть не задавили на галерке. Сначала в публике недоумевали: как это, мол, так - ходят люди, руками размахивают, а ничего не говорят. Но потом, в следующих картинах, вошли во вкус и стали даже поощрять действующих лиц.
- Держись, держись! - кричали с галерки, когда на Остапа со всех сторон насели ляхи. - Бей их, Бульба, бей! Вот так! Еще наддай, еще!
И актеры старались что было сил.
Первая часть пантомимы кончилась под громкие хлопки и выкрики. Вызывали дядю Васю и Кречета, который исполнял роль Остапа. Пепс выходил на арену и как-то странно кланялся. Казалось, он что-то хотел сказать и не решался.
- Это не дядя Вася! - кричал Артемка на галерке. - Это Пепс! Ей-богу, Пепс!
Но на него никто не обращал внимания. Успех Пепса был явный, и Артемкины страхи как рукой сняло. Но как публика не понимает, что это Пепс, а не дядя Вася!
Ведь дядя Вася ниже Пепса. Артемка прикладывает руки трубкой ко рту и, перекрывая мужские басы, по-петушиному орет:
- Пе-е-епс! Браво, Пе-е-епс!
- Тю, дурак! - говорит рядом какой-то мастеровой, явившийся в цирк с рубанком и пилой. - То ж дядя Вася, а не Пепс.
- Дядя Вася? Дядя Вася? - У Артемки чуть слезы не брызнули из глаз. - А я говорю - Пепс! Вот ей-богу, Пепс!
И тут мелькнула у него смелая мысль. Он оттолкнулся от перил и стремглав понесся вниз по лестнице. Через несколько минут наклейки, валявшиеся в мусорном ящике, уже красовались на афишах.
- Вот так! - говорил Артемка, намазывая клейстером последнюю наклейку. - Ишь, ловкачи какие - чужую игру заедать!
Люди выходили в антракте из цирка, толпились у афиш и удивлялись:
- Так это был негр?! Смотри ты, как Бульбу разделал!
И Артемка, довольный, помчался к Пепсу рассказывать, что про него говорят в публике.
Пантомима имела огромный успех, особенно последняя картина. Конец повести был изменен так, что отступающие казаки снова наступают, в жестокой схватке разбивают поляков и уносят на руках уже мертвого Тараса.
Пепса вызывали шесть раз. Он выходил, кланялся и прижимал руку к сердцу, а ему со всех сторон разноголосо кричали: "Пе-епс!", "Пе-епс!", "Бульба-а!".
Артемка стоял у малиновой портьеры и кричал громче всех. Уходя с арены, Пепс увидел его, засмеялся, сам захлопал в ладоши:
- Артиомка, Артиомка! Я такой, такой…
Он хотел сказать: "Я такой счастливый!", но от волнения забыл, как произносится это слово по-русски.
- Я такой…
Он не договорил, схватил Артемку на руки и подбросил высоко вверх.
ЛЯСЯ. ПЕПС ГРУСТИТ
Эта девочка-канатоходец прямо-таки изводит Артемку. Она останавливается и смотрит на него, щурясь и улыбаясь. Но лишь Артемка подойдет ближе, она делает строгое лицо и уходит. Нет, Артемка к ней больше никогда не подойдет и не заговорит. Ей, наверно, завидно, что с ним дружит сам Пепс. Ну что ж, он, Артемка, знает, о чем поговорить с мужчинами, оттого мужчины и водят с ним дружбу. А о чем ему говорить с ней?
Но, когда девочка ходит по канату, Артемке делается жалко ее. Он и сам не знает почему. Может быть, потому, что ей страшно ходить по канату. Да, Артемка уверен, что ей страшно. Он однажды видел, как у нее соскользнула нога и она не могла найти равновесие. Но и тогда она все складывала губы в улыбку, потому что на арене полагается улыбаться, а губы не слушались и от страха прыгали. Артемка хотел подбежать под канат и поймать ее, если б она сорвалась. Но она не сорвалась, и Артемка даже немного пожалел об этом, потому что как бы это было хорошо, если б она падала, а он подскочил бы и подхватил ее.
Но, хотя Артемка и решил больше с ней не разговаривать, все-таки заговорить пришлось. Как-то зашел он в комнату деда, а на топчане сидит девочка-канатоходец и разматывает удочку. Увидя Артемку, она растерянно встала и поставила удочку в угол.
- Ты зачем мою удочку трогала? - обрадовался Артемка случаю придраться.
Девочка взмахнула ресницами и, обдав Артемку холодом светлых, каких-то сиреневых глаз, пошла к выходу.
- Подожди, - сказал Артемка, сразу меняя тон. - Ты не думай… Разве ж мне жалко?.. Я только так…
Девочка остановилась у дверей и опять сощурилась.
- А я твоей удочкой здесь рыбу ловила, - поддразнила она.
- Вот же какая ты… смешная! - сказал Артемка снисходительно. - Разве ж это игрушка?.. Я этой удочкой настоящую рыбу ловлю в море, понимаешь? Я раз этой удочкой такую сулу поймал, что сам испугался: думал - акула.
Девочка улыбнулась.
- А где же твои обещанные туфли, в каких и царевы дочки не ходят? - вдруг спросила она.
- Сделаю, - серьезно ответил Артемка. - Только вот товар достану - и сделаю… А насчет рыбы ты не сомневайся, хоть у Пепса спроси. А то - чего лучше - пойдем с нами. Хочешь?
- Хочу, - быстро согласилась девочка и перестала улыбаться.
- Ну вот! - обрадовался Артемка. - Сейчас Пепс придет и потопаем. Тебя ж пустит Кубышка?
Кубышка - отец девочки, клоун. Девочке смешно:
- Пусть только не пустит, я ему покажу!
На небе ни облачка. Солнце заливает море, а в море прыгают, слепя глаза, миллиарды светлых точек.
У Пепса на лице блаженство. Голова его еще кружится после вчерашнего успеха. Ведь он так любит театр! Правда, это было не в театре, а в цирке, но и в цирке тоже хорошо. Радует Пепса и солнце. Оно сегодня такое жаркое, что прогревает Пепса насквозь.
Пепс никогда раньше рыбу не ловил, а только мечтал об этом. Но ему сейчас кажется, что когда-то, давным-давно, он так же вот сидел над водой, так же смотрел на поплавок, жмурясь от солнца, и так же было у него легко и приятно на душе.
Все радует сегодня Пепса, но больше всего - что рядом с ним сидят Артемка и сиренеглазая девочка. Может быть, и на душе потому так тепло, что вот сидят они здесь, рядом, болтают и доверчиво кладут свои маленькие руки на его большую черную руку, когда о чем-нибудь спрашивают.
- Когда я была маленькая, - рассказывает девочка, - мы ходили с Кубышкой по дворам. Кубышка играл на скрипке, а я танцевала. И с нами еще ходила собака Мотька. Только она была глупая. Ее Кубышка каждое утро учил танцевать, а она только лизала ему пальцы и визжала. Так и не выучилась!
- И у меня тоже бил собака, - сказал Пепс, - я гулял с ней по Фридрихштрассе. Она увидела полисмен и сказала: "Гав!" И полисмен убил моя собака.
- Собака собаку всегда тронет, - заключил Артемка. - А почему тебя на афишах печатают: "Мамзель Мари"? Ты не русская? - спросил вдруг он девочку.
- Не мамзель, а мадемуазель, - поправила она. - Это для публики, чтоб думали, будто мы французы. А меня по-настоящему зовут Маруся. И, кроме того, Ляся. Это меня так папа зовет.
- А почему твоего отца зовут Кубышкой?
- А это потому, что у него такая голова, на кубышку похожа… Это я его так назвала - Кубышка.
- У нас на базаре одну торговку тоже смешно зовут: Дондышка. Она когда напьется, то говорит: "Эх, выпила все до дондышка!"
Лясе показалось это смешным. Засмеялся и Пепс, хоть и не вполне понял. Поощренный, Артемка начал рассказывать одну смешную историю за другой.
У Пепса от смеха тряслись плечи, а у Ляси даже слезы на глазах заблестели.
- Ой, какой же ты смешной! - заливалась она, падая головой Пепсу на колени, и Артемке казалось, что в горле у нее колокольчик звенит. - Да ты ж настоящий артист!
Вдруг лицо ее стало серьезным.
- А знаешь что, - сказала она: - ведь ты сможешь и Джона сыграть! Конечно, сможешь, я даже уверена!
- Какого Джона? - не понял Артемка.
- Ну, Джона, понимаешь? Самарин новую пантомиму ставит: "Дик, похититель детей". Там есть две роли: девочки Этли и мальчика Джона. Это дети американского миллионера. Этли буду играть я, а Джона некому играть. Я слышала, как Самарин говорил хозяину: "Черт возьми, где бы это достать мальчишку?" Хочешь, я скажу ему?
- Что ты! Разве ж это можно?
- Артиомка, клювает! - крикнул Пепс. Поплавок Артемкиной удочки плясал как бешеный, но Артемка смотрел не на поплавок, а на Лясю и по лицу ее старался узнать, дразнит она его или говорит серьезно.
- Но почему же нельзя? - сказала она, и лицо ее приняло рассудительное выражение. - Конечно, можно.
- Да я ж… - Артемка запнулся. - У меня ж и пояса нету…
- Пояс тебе дадут, - успокоила она. - И чулки, и ботинки, и тужурку - все. Правда, дядя Пепс? Ну, хочешь, я скажу?
В тот же день Шишка сказал Артемке:
- Сдается, парень, тебе оракул выпал. Иди, Самарин зовет. Он там, у грека в кабинете, сифон пьет. Не иначе, как на работу нанимать будет. Акробатом. А может, по шее накостыляет. Очень даже просто: не шляйся на даровщину в цирк.
Но Артемка лучше знал, зачем его зовут, и немедленно явился в знакомую уже комнату. Там, как и раньше, за столом сидел горбоносый грек и считал на счетах, а Самарин, сидя напротив, глотал коньяк и запивал сельтерской.
Видя, что на него не обращают внимания, Артемка сказал:
- Вы звали меня?
Самарин взглянул, выпучил глаза и, не успев проглотить, прыснул сельтерской на пол:
- Ой, умру!.. Убил!.. Посмотрите, посмотрите на это чучело!.. Сын миллионера!.. Без пояса!.. Заплатанный!.. Ха-ха-ха!..
- Это тот мальчик, что пантомиму нашел, - узнал грек. - О, хороший мальчик! Только дырок много.
- Ой, да хоть не смешите вы!.. Дырок много! Да он весь сплошная дырка!
И сейчас же, как будто и не он только что смеялся, деловито сказал:
- Ну, приходи в пять часов на репетицию. Да подпояшься чем-нибудь! Миллионер!
Артемка вышел красный и растерянный. Он не знал, чего ему больше хотелось: обнять Самарина или стукнуть его кулаком по животу, чтоб не хохотал.