За госпожой Койл толпится пять - нет, даже шесть целительниц! Я узнаю госпожу Надари и госпожу Ваггонер, госпожа Лоусон тоже здесь, но остальных трех я вижу впервые. Когда они успели прийти?
- У тебя что, нет работы? - спрашивает госпожа Койл с легкой досадой в голосе.
- В-вот, Руби. - Я виновато показываю ей ногу.
- Это она? - спрашивает незнакомая мне целительница.
И госпожа Койл, даже не представив нас, отвечает:
- Да, это та самая девочка.
С Мэдди мне удается переговорить только в конце дня, но не успеваю я и рта раскрыть, как она выпаливает:
- Я все просчитала!
- Ты не заметила, у одной из них был шрам над верхней губой? - шепчет Мэдди в темноте.
Уже глубокая ночь, свет везде погасили, а мы давно должны были разойтись по комнатам.
- Кажется, был, - шепчу я в ответ. - Они почти сразу ушли.
По дороге мимо лечебного дома проходит еще двое солдат. Согласно расчетам Мэдди, ждать осталось ровно три минуты.
- Тогда это госпожа Баркер, а остальные две - госпожа Брэтит и госпожа Форт. - Она снова выглядывает в окно. - Мы ненормальные, ей-богу! Если она нас поймает, ох нам и влетит!..
- Вряд ли она тебя уволит… учитывая обстоятельства.
Мэдди о чем-то задумывается.
- А ты слышала их разговор?
- Нет, они как воды в рот набрали, как только меня завидели.
- Но назвали тебя "той самой девочкой"?
- Да. И госпожа Койл потом весь день меня сторонилась.
- Госпожа Баркер… - задумчиво протягивает Мэдди. - Но чего они хотят этим добиться?
- В смысле? - не понимаю я.
- Эти целительницы входили в Городской совет, когда председателем была госпожа Койл. А Баркер до сих пор в нем состоит. То есть состояла, пока город не захватили. Но с чего они… - Мэдди умолкает и припадает к окну. - Последняя четверка пошла!
Я выглядываю: по дороге маршируют четыре солдата.
Если Мэдди не ошибается, идти надо сейчас.
Если не ошибается.
- Готова? - шепчу я.
- Конечно нет! - с испуганной улыбкой отвечает Мэдди. - Но все равно пойду.
Она разминает руки, чтобы они не так сильно дрожали.
- Мы только посмотрим, - говорю я. - Глянем одним глазком и тут же вернемся обратно - сама не заметишь.
Мэдди все еще выглядит ужасно напуганной, но кивает:
- Я в жизни ничего подобного не делала!
- Не волнуйся, - говорю я, поднимая окно. - Я на этом собаку съела.
РЁВ города, даром что спящего, прекрасно заглушает звук наших шагов: мы неслышно крадемся по лужайке. В ярком свете двух лун над нашими головами, кажется, можно читать.
Мы пробираемся к придорожной канаве и прячемся в кустах.
- Теперь что? - шепотом спрашивает Мэдди.
- Ты сказала, что через две минуты пойдет следующая пара.
Мэдди кивает:
- Да, а потом еще один семиминутный перерыв.
В это время мы с ней начнем двигаться вдоль дороги, стараясь не отходить далеко от кустов, - посмотрим, насколько близко нам удастся подойти к радиобашне. Если это вообще радиобашня.
А там будем ориентироваться по ситуации.
- Ты как, нормально? - шепчу я.
- Да, - отвечает Мэдди. - Мне страшно, но весело!
Я ее понимаю. Мы сидим в канаве среди ночи, это безумие, это очень опасно, но я чувствую, что наконец-то занята делом, что моя жизнь - в моих руках. Я чувствую это впервые с тех пор, как выбралась из больничной койки.
Наконец я делаю что-то для Тодда.
С дороги раздается хруст гравия, и мы пригибаемся еще ниже: мимо проходит двое солдат.
- Вперед! - шепчу я.
Мы распрямляемся, насколько хватает храбрости, и быстро бежим вдоль канавы - прочь от города.
- Ay тебя остались какие-нибудь родственники на кораблях? - шепчет Мэдди. - Кроме мамы с папой?
Я слегка морщусь - лучше б она помалкивала, но так ей, видимо, проще справиться со страхом.
- Нет, но я многих знаю. Брэдли Тенча - он главный хранитель на "Бете", и Симону Уоткин с "Гаммы" - она умница.
Дорога плавно поворачивает, и канава вместе с ней - впереди показывается перекресток.
Мэдди прибавляет шагу:
- Значит, ты хочешь связаться с Симо…
- Ш-ш! - Кажется, я слышу какой-то звук.
Мэдди подходит и вплотную прижимается ко мне. Она вся дрожит от страха и часто-часто дышит. Сегодня я без ее помощи не справлюсь - только она знает, где находится башня, - но в следующий раз уж точно пойду одна.
Потому что если вдруг что-то случится…
- Ладно, все нормально, - говорю я.
Мы медленно выходим из канавы и переходим дорогу, все время озираясь по сторонам и как можно мягче ступая по гравию.
- Куда это мы собрались? - раздается голос.
Мэдди охает у меня за спиной. У дерева, беззаботно прислонившись к стволу и скрестив ноги, стоит солдат.
Даже в темноте я вижу, что одной рукой он лениво держит винтовку.
- Не поздновато для прогулок, а?
- Мы заблудились, - выдавливаю я. - Отстали от своих…
- Ну-ну. Так и я подумал.
Он чиркает спичкой о молнию на бушлате. В свете пламени я успеваю разглядеть имя, вышитое на грудном кармане: "Сержант Хаммар". Он закуривает.
Курение запрещено приказом мэра Прентисса.
Но на офицеров запрет, похоже, не распространяется.
К тому же любой офицер без Шума может запросто спрятаться в темноте.
Он делает шаг вперед, и мы видим его лицо. За сигаретой - безобразная широкая ухмылка, противней я в жизни не видела.
- Ты? - В его голосе слышится узнавание. Сержант поднимает винтовку. - Та самая девчонка! - выплевывает он.
- Виола? - шепчет Мэдди, прячась за моей спиной.
- Мэр Прентисс меня знает, - говорю я. - Вы не посмеете меня тронуть!
Он затягивается сигаретой: вокруг так темно, что от огонька у меня перед глазами остается яркий след.
- Президент Прентисс тебя знает, - уточняет сержант. Затем переводит взгляд и дуло винтовки на Мэдди: - А вот тебя - вряд ли.
И тут, не успеваю я и слова вымолвить…
Без всякого предупреждения…
Словно для него это так же естественно, как дышать…
Сержант Хаммар спускает курок.
9
ВОЙНЕ КОНЕЦ
[Тодд]
- Севодня твоя очередь засыпать яму, - говорит Дейви, бросая мне канистру с известью.
При нас спэки никогда выгребной ямой не пользуются, но с каждым днем она растет и воняет все сильней - приходится засыпать ее известью, чтобы бороться с запахом и инфекцыями.
Надеюсь, с инфекцыями она борется лучше, чем с запахом.
- Когда уже будет твоя очередь? Почему опять я?
- Потомушто у па ты любимчик, но главным он все равно назначил меня! - Дейви мерзко ухмыляется.
Я плетусь к яме.
Дни проходят один за другим: двух недель уже как не бывало.
А я до сих пор живой и вапще все довольно сносно.
(а она?)
(как она?)
Мы с Дейви каждое утро ходим к монастырю, где он "следит" за работой спэклов - они сносят заборы и выпалывают кусты ежевики, а я целыми днями подсыпаю им корм, которого все равно недостаточно, без толку чиню колонки и заваливаю известью выгребную яму.
Спэклы молчат и ничего не делают, чтобы спастись. Их полторы тысячи - мы наконец пересчитали, - а в загоне, где они живут, не поместилось бы и двухсот овец. Охраны стало больше: солдаты стоят на каменной стене, целясь между рядами колючей проволоки, - но спэклы даже не думают устраивать бунт.
Они терпят. Они выживают.
Как и весь Нью-Прентисстаун.
Каждый день мэр Леджер рассказывает мне, что видит в городе, пока собирает мусор. Мужчины и женщины пока живут раздельно, налоги выросли, появились новые указы о том, как надо выглядеть, какие книги жители обязаны немедленно сдать и сжечь. В церковь теперь тоже ходить обязательно - но не в собор, понятное дело.
И всетаки жизнь в городе понемногу налаживается. Открылись магазины, по улицам снова ездят повозки и ядерные мопеды - я даже видел парочку ядерных автомобилей. Мужчины работают. Плотники плотничают, пекари пекут, фермеры вазделывают землю, дровосеки заготавливают лес, кто-то даже добровольно вступает в армию - новых солдат легко отличить по Шуму, потомушто им еще не дают лекарство.
- Знаешь… - сказал мэр Леджер однажды вечером, и я заранее увидел, о чем он думает - мне эта мысль раньше не приходила в голову, я попросту ее не допускал. - Все не так уж плохо. Я-то готовился к резне. Думал, меня убьют, а потом сожгут и весь город. Капитуляция - не самое благородное решение, но Прентисс, видать, не соврал. - Он встал и поглядел на Нью-Прентисстаун. - Быть может, война в самом деле закончилась.
- Ай!!!
Не успеваю я дойти до ямы, как раздается визг Дейви. Оборачиваюсь. К сынку мэра подошел спэкл.
Он тянет вверх длинные белые руки и начинает цокать, показывая на место, где его собратья только что снесли забор. Он цокает и цокает, показывая на пустые поилки, но понять его нельзя - Шума-то больше нет.
Дейви подходит ближе, тараща глаза и сочувственно кивая. Губы растянуты в зловещей улыбке.
- Да-да, понимаю, вы хорошо поработали и хотите пить. Конечно, конечно, спасибо, что обратили на это мое внимание, большое спасибо, весьма признателен. И вот мой ответ!
Он с размаху бьет спэкла в лицо прикладом пистолета. Слышится хруст костей, и спэкл падает на землю, держась за подбородок, суча длинными ногами в воздухе.
Вокруг нас поднимается волна цоканья, а Дейви вскидывает пистолет и наводит его на толпу. Охрана на заборе тоже поднимает винтовки. Спэклы шарахаются назад, а раненый все еще извивается на траве.
- Знаешь что, Тодд? - спрашивает Дейви.
- Что? - Я не свожу глаз с раненого спэкла, мой Шум дрожит, точно лист на ветру.
Он оборачивается ко мне с пистолетом наготове:
- Хорошо быть главным!
Каждый божий день я готовлюсь к концу света.
И каждый божий день он не наступает.
И каждый божий день я ищу ее.
Я высматриваю Виолу с колокольни, но вижу внизу только марширующих солдат и работающих людей - ни одного знакомого лица, ни одной знакомой тишины. Высматриваю ее на улицах - по дороге в монастырь и обратно, - разглядываю окна домов в женском квартале, но ее нигде нет.
Честно говоря, я даже надеюсь увидеть ее в толпе спэклов: представляю, как она выскочит из-за чьей-нибудь спины, наорет на Дейви за то, что он их бьет, а мне скажет как ни в чем не бывало: "Привет, вот и я!"
Но ее нет.
Ее нет.
Я спрашиваю о ней мэра Прентисса всякий раз, когда мы видимся, но он твердит одно и то же: я должен ему доверять, мы не враги, если я ему доверюсь, все будет хорошо.
Но я продолжаю высматривать.
И ее нигде нет.
- Привет, девочка моя, - шепчу я на ухо Ангаррад, седлая ее в конце дня. Мы с ней здорово ладим: я уже гораздо лучше езжу, лучше разговариваю с ней, лучше угадываю ее настроения. Мне больше не страшно сидеть в седле, а ей не страшно меня возить. Утром я угостил ее яблоком, а она в ответ потрепала зубами мои волосы - как бутто я тоже лошадь.
Жеребенок, говорит она, когда я сажусь в седло. Мы с Дейви отправляемся в обратный путь.
- Ангаррад, - говорю я, подаваясь вперед в седле, потомушто лошадям, как я уже понял, это важно: постоянно чувствовать, что все на месте, что стадо рядом.
Больше всего на свете лошади не любят одиночество.
Жеребенок, повторяет она.
- Ангаррад, - повторяю я.
- Эй, ушлепок, хватит уже! Может, еще женишься на… - Он умолкает, а потом вдруг переходит на шепот: - Черт подери! Ты только глянь!
Я поднимаю голову.
Из магазина выходят женщины.
Их четверо, они идут тесной группой. Мы знаем, что им недавно разрешили выходить на улицу, но они выходят только днем, пока мы с Дейви работаем в монастыре, поэтому возвращаемся мы всегда в город мужчин, где от женщин остаются лишь воспоминания и сплетни.
Я давнымдавно не видел их вблизи - только в окнах или с колокольни.
Они в кофтах с длинными рукавами и длинных юбках - раньше вроде были покороче, - и волосы у всех убраны в одинаковые пучки. Они с тревогой поглядывают на солдат, выстроившихся вдоль улицы, и на нас с Дейви тоже, - мы все внимательно смотрим, как они спускаются по ступенькам магазина.
Они по-прежнему излучают тишину, от которой щемит в груди, и, пока Дейви не смотрит, я быстренько вытираю глаза.
Потомушто ее среди них нет.
- Опаздывают, - очень тихо говорит Дейви. Похоже, он тоже давнымдавно не видел женщин. - Им полагается быть дома до захода сонца.
Они проходят мимо, крепко прижимая к себе свертки, и уходят в сторону женского квартала. В груди у меня все сжимается, горло сдавливает.
Потомушто среди них нет ее.
И тут я снова понимаю…
С новой силой осознаю, насколько…
И мой Шум мигом превращается в кашу.
Мэр Прентисс использует ее, чтобы держать меня в узде. Ну конечно, это любому идиоту ясно! Если я не буду выполнять его приказы, он убьет ее. Если я попытаюсь сбежать, он убьет ее. Если я сделаю что-нибудь с Дейви, он убьет ее.
Если уже не убил.
Мой Шум чернеет.
Нет, она жива, надо верить.
Она могла быть здесь, идти по этой самой улице вместе с другими женщинами.
Только живи, думаю я. Пожалста, пожалста, пожалста, только живи.
Мы с мэром Леджером ужинаем. Я стою у узкого окошка в колокольне и высматриваю внизу Виолу, стараясь не обращать внимания на РЁВ.
Мэр Леджер был прав. В городе столько мужчин, что, как только лекарство прекратило действовать, различить Шум отдельных людей в общем грохоте стало нельзя. Это все равно что попытаться услышать каплю воды в бурной реке. Шум мужчин превратился в единую стену звука, где все так смешалось, что ничего нельзя не разобрать. Это сплошной
Но вапщето терпеть можно, если привыкнуть. Слова, мысли и чувства мэра Леджера в его собственном сером Шуме почему-то даже больше отвлекают.
- Совершенно верно, - говорит он, поглаживая живот. - Человек способен мыслить. Толпа - нет.
- Армия тоже способна.
- Только если у нее есть голова.
С этими словами мэр Леджер выглядывает в соседнее окно. По площади едет на коне мэр Прентисс, а за ним, внимательно слушая приказы, - мистер Хаммар, мистер Тейт, мистер Морган и мистер О’Хара.
- Пособнички, - говорит мэр Леджер.
В его Шуме даже как бутто проскальзывает нотка зависти.
Мэр Прентисс спешивается, отдает поводья мистеру Тейту и скрывается в соборе.
Не проходит и двух минут, как нашу дверь отпирают.
- Тебя ждет президент, - говорит мистер Коллинз.
- Одну минуту, Тодд. - Мэр открывает ящик и заглядывает внутрь.
Мы в подвале собора, куда мистер Коллинз тычками спустил меня по лестнице за главным залом. Я молча стою, гадая, какую часть моего ужина успеет съесть мэр Леджер, пока мы тут разговариваем.
Мэр Прентисс вскрывает новый ящик.
- Президент Прентисс, - поправляет он меня, не поднимая глаз. - Постарайся уже запомнить. - Он выпрямляется. - Раньше здесь хранили вино. Куда больше, чем необходимо для причастия.
Я все молчу. Он с удивлением смотрит на меня:
- Что же ты не спрашиваешь?
- О чем? - не понимаю я.
- Как же, о лекарстве, Тодд! - восклицает он, ударив по одному из ящиков кулаком. - Мои люди изъяли у горожан все запасы - до последней пилюли. И все это теперь здесь. - Он вынимает из ящика пузырек, открывает крышку и достает маленькую белую пилюлю. - Разве тебе никогда не хотелось узнать, почему я не даю лекарство ни тебе, ни Дэвиду?
Я переступаю с ноги на ногу:
- Это наказание?
Мэр качает головой.
- Мистер Леджер все еще нервничает?
Я пожимаю плечами:
- Немного. Иногда.
- Они изобрели лекарство, - говорит мэр, - а потом стали от него зависеть. - Он указывает на бесконечные ряды ящиков. - И если я отберу у них все, в чем они так нуждаются…
Он кладет пилюлю в карман и поворачивается ко мне почти полностью, широко улыбаясь.
- Вы что-то хотели? - бормочу я.
- Ты что же, в самом деле, забыл?
- О чем?
Помолчав, мэр говорит:
- С днем рождения, Тодд!
От удивления я разеваю рот. Все шире и шире.
- Ты родился четыре дня назад, - продолжает мэр. - И ни словом об этом не обмолвился. Я, признаться, удивлен.
Поверить не могу. Я начисто забыл о собственном дне рождении!
- Праздновать незачем, - говорит мэр, - ведь мы оба знаем, что ты уже стал мужчиной, не так ли?
Я снова вызываю в памяти убийство Аарона.
- За последнее время ты прекрасно себя показал, - продолжает мэр, не обращая на мои картинки никакого внимания. - Я знаю, тебе было очень тяжело: ты не знал, что с Виолой и как себя следует вести, чтобы не причинить ей вред. - Его голос гудит у меня в голове, что-то выискивая. - Однако ты много работал. И даже успел благотворно повлиять на Дэвида.
Я ничего не могу с собой поделать: в голове невольно рисуется, как я превращаю Дейви Прентисса в кровавую кашу.
Мэр Прентисс невозмутимо говорит:
- В благодарность я решил сделать тебе два запоздалых подарка ко дню рождения.
Мой Шум радостно взметается.
- Встреча с Виолой?
Он улыбается, словно ожидал такой реакции:
- Нет, но вот что я тебе обещаю: в день, когда ты сможешь искренне мне поверить, Тодд, когда ты в самом деле поймешь, что я хочу только блага этому городу и блага тебе, в этот самый день ты убедишься, что мне в самом деле можно доверять.
Я слышу собственное частое дыхание. Что ж, он почти признался, что с Виолой все в порядке.
- Первый подарок ты заслужил сам, - говорит мэр Прентисс. - Начиная с завтрашнего дня у тебя будет новая работа. По-прежнему с нашими друзьями спэклами, но ответственности у тебя станет намного больше. - Он снова пристально смотрит мне в глаза. - Это очень перспективная работа, Тодд.
- Чтобы в будущем я мог вести за собой людей? - спрашиваю я чуть язвительней, чем ему бы хотелось.
- Вот именно.
- Ну, а второй подарок? - Я все еще надеюсь, что мне позволят увидеться с Виолой.
- Второй мой подарок, Тодд, заключается вот в чем: лекарство у тебя под носом, только руку протяни, - он показывает на ящики, - но ты не получишь ни одной пилюли.
Я кривлю губы:
- Чего?
Мэр Прентисс уже идет к двери, словно наш разговор окончен.
И в тот самый миг, когда он проходит мимо…
Я - круг, круг - это я.
Фраза звенит у меня в голове, доносится прямо из сердцевины моей души.
Я подпрыгиваю от неожиданности.
- Почему я вас слышу, вы ведь приняли лекарство? - вопрошаю я.
Он только хитро улыбается и исчезает за дверью, оставляя меня в одиночестве.