- Уж-жасно! - сказала Барби, вздохнув от удовольствия.
- Опять болты-болты-болты? В жизни не слыхал столько болтовни, как тут! Вечно кто-нибудь трещит в этой комнате! - прозвучал с окошка чей-то пронзительный голос.
Джон и Барби поглядели в окно.
Там сидел Скворец, который жил на верхушке трубы.
- Это мне нравится! - сказала Мэри Поппинс, живо обернувшись. - Ты бы о себе подумал! Сам день-деньской трещит, стрекочет, кричит - чуть не до ночи! От твоей болтовни могут разболтаться ножки у стула! Ты хуже всякого воробья, сказать по правде!
Скворец наклонил голову набок и поглядел на неё сверху вниз со своей безопасной позиции на оконной раме.
- Ну, - сказал он, - у меня есть дела, множество дел. Совещания, переговоры, консультации, дискуссии, и так далее, и тому подобное. Разумеется, многое нужно… ммм… спокойно обсудить!
- Спокойно! - воскликнул Джон, от души смеясь.
- А я не с вами говорю, молодой человек! - отрезал Скворец, соскочив на подоконник. - И, между прочим, вам-то уж лучше бы помалкивать. Я слышал, как ты болтал в прошлую субботу. Господи! Я думал, ты никогда не остановишься! Ты мне всю ночь спать не давал!
- Я не разговаривал, - сказал Джон. - Я пла… - Он запнулся. - Я хочу сказать, я был нездоров.
- Гм! - сказал Скворец и перескочил на перила кроватки Барби.
Он бочком пробежал по перилам и остановился у неё в головах. Тут он заговорил ласковым, заискивающим тоном:
- Ну, Барбара Бэнкс, найдётся сегодня что-нибудь для старого знакомого, а?
Барби, подтянувшись за перила, уселась в кроватке.
- Осталась половинка печенья, - сказала она и протянула Скворцу свой пухленький кулачок.
Скворец мигом подскочил, выхватил угощение, перепорхнул на подоконник и начал жадно расклёвывать печенье.
- Спасибо! - многозначительно произнесла Мэри Поппинс.
Но Скворец был так поглощён едой, что не заметил намёка.
- Я сказала: "Спасибо!" - повторила Мэри Поппинс немного погромче.
Скворец поднял голову.
- А - что? А-а, оставь, девочка, оставь. У меня нет времени на все эти церемонии. - И он с удвоенной энергией принялся за печенье.
В комнате было очень тихо.
Джон, разнежившись на солнышке, сунул правую ногу в рот и стал водить пальцами по десне - там, где у него как раз начали прорезываться зубки.
- Зачем ты это делаешь? - весело спросила Барби своим нежным голоском, в котором всегда слышалась улыбка. - Ведь никто на тебя не смотрит - зачем стараться?
- Я знаю, - ответил Джон, продолжая разыгрывать на пальцах ноги какую-то мелодию. - Просто тренируюсь, чтобы не выйти из формы. Ведь эти штучки так радуют взрослых! Ты видела, что вчера было с тётей Флосси? Она чуть с ума не сошла от восторга, когда я ей это демонстрировал! "Золотко! Умница! Чудо моё! Прелесть!" Помнишь, как она закатывалась?
И Джон, взмахнув ногой, так и покатился со смеху, представив себе тётю Флосси.
- Мой фокус ей тоже понравился, - самодовольно сказала Барби. - Я стащила с ног носочки, и она от радости завопила, что так бы меня и съела! Вот потеха! Уж если я скажу "хочу съесть", я и правда съем! Печенье, сухарь, шишечку на перилах кровати, и так далее. А эти взрослые, по-моему, сами не понимают, что говорят. Ведь не хотела же она меня съесть на самом деле?
- Конечно, нет. Это у них просто такая дурацкая манера разговаривать, - сказал Джон. - Я их, наверно, никогда не пойму, этих взрослых. Они все какие-то глупые. И даже Джейн и Майкл иногда бывают такими глупыми!
- Угу, - рассеянно отвечала Барби, то стаскивая, то снова натягивая носки.
- Например, - продолжал Джон, - они не понимают ни единого нашего слова. Больше того: они не понимают, что говорят вещи! Подумать только, я в прошлый понедельник своими ушами слышал, как Джейн сказала, что она хотела бы знать, на каком языке говорит ветер.
- Да, да, помню, - сказала Барби. - Просто поразительно! А как тебе нравится заявление Майкла - ты, конечно, слышал? - что Скворец говорит: "Пик-пик!" Ему как будто и невдомёк, что Скворец ничего подобного не говорит, а разговаривает на том же языке, что и мы! Ну уж так и быть, от папы и мамы нельзя требовать многого - они ведь совсем ничего не понимают, хотя они такие славные, - но уж Джейн и Майкл могли бы, кажется…
- Когда-то они всё понимали, - сказала Мэри Поппинс, складывая ночную рубашку Джейн.
- Как? - хором откликнулись Джон и Барби, ужасно удивлённые. - Правда? Вы хотите сказать - они понимали Скворца, и ветер, и…
- И деревья, и язык солнечных лучей и звёзд - да, да, именно так. Когда-то, - сказала Мэри Поппинс.
- Но почему же они тогда всё это позабыли? - сказал Джон, наморщив лоб. - Почему?
- Ага, - многозначительно сказал Скворец, оторвавшись от остатков печенья. - Так вы хотели бы это знать?
- Потому что они стали старше, - объяснила Мэри Поппинс. - Барби, пожалуйста, немедленно надень свои носки.
- Вот так так! - сказал Джон, пристально взглянув на Мэри Поппинс.
- Тем не менее это так! - ответила Мэри Поппинс, потуже закатав носки Барби.
- Ну что ж, пусть Джейн и Майкл такие глупые, - продолжал Джон. - Я знаю, что я-то ничего не забуду, когда стану старше.
- А я - тем более, - сказала Барби, с удовлетворением посасывая палец.
- Забудете, - сказала Мэри Поппинс твёрдо.
Близнецы сели и уставились на неё.
- Фу-ты ну-ты! - сказал Скворец презрительно. - Нашлись вундеркинды! Тоже мне седьмое чудо света! Всё забудете, голубчики, как только прорежутся зубки!
- Ни за что! - отвечали Близнецы, глядя на Скворца так, как будто не прочь были его укокошить.
Скворец насмешливо засвистел.
- Будьте покойны, всё забудете! - повторил он. - Вы не виноваты, конечно, - добавил он мягче. - Просто тут ничего не поделаешь. Нет ни одного человека, который бы помнил после того, как ему стукнет самое большее год. За исключением, конечно, неё. - Он указал клювом на Мэри Поппинс.
- А почему она может помнить, а мы нет? - сказал Джон.
- А-а-а! Она не такая, как все. Она - редкое исключение. Она вне конкуренции! - сказал Скворец, ухмыляясь.
Джон и Барби молчали. Скворец продолжал объяснения:
- Она - единственная в своём роде. Нет, я не о наружности. Конечно, любой мой только что вылупившийся птенец гораздо красивее, чем Мэри Поппинс была, есть и…
- Я тебе задам, наглец! - сердито сказала Мэри Поппинс, мгновенно обернувшись и махнув в его сторону фартуком. Но Скворец, отскочив в сторону, перепорхнул на оконную раму и, оказавшись вне опасности, насмешливо свистнул.
- Думала, ты меня на этот раз поймала, да? - хихикнул он и помахал ей крыльями.
Мэри Поппинс только фыркнула.
Солнечное пятно двигалось по комнате, и длинные золотые стволы тянулись за ним. За окном набежавший лёгкий ветерок что-то тихонько прошептал веткам вишен в переулке.
- Слушай, слушай, ветер разговаривает, - сказал Джон, наклонив голову набок. - Мэри Поппинс, вы правда думаете, что мы этого не сможем слышать, когда станем старше?
- Слышать-то вы всё будете, - ответила Мэри Поппинс, - но понимать перестанете.
При этих словах Барби жалобно заплакала. У Джона тоже навернулись слёзы на глаза.
- Ничего не поделаешь. Так уж полагается, - сказала Мэри Поппинс назидательно.
- Ай-ай-ай, вот стыд! - насмехался Скворец. - Плаксы-ваксы! Разревелись! У невылупившегося скворчонка и то больше ума! Как не стыдно хлюпать!
И действительно, Джон и Барби теперь рыдали во весь голос, захлебываясь горькими слезами.
Тут дверь распахнулась, и в детскую вошла миссис Бэнкс.
- Мне показалось, малыши плачут, - сказала она и подбежала к Близнецам. - Что случилось, мои крошечки? Ах вы мои ненаглядные, мои солнышки, мои золотые птички! Что с вами? Почему они так плачут, Мэри Поппинс? Весь день они были такие тихие, спокойные! Что-нибудь случилось?
- Да, мэм. Нет, мэм. Мне кажется, у них режутся зубки, мэм, - говорила Мэри Поппинс, нарочно не глядя на Скворца.
- Ах да, конечно! - просияла миссис Бэнкс.
- Не желаю я никаких зубок, если из-за них всё забуду! Всё, что люблю на свете! - вопил Джон, извиваясь под одеялом.
- И я не хочу! - рыдала Барби, зарываясь лицом в подушку.
- Ах вы мои бедняжечки, мои лапочки! Всё будет хорошо! Лишь бы эти противные зубищи скорей прорезались, - утешала их миссис Бэнкс, переходя от кроватки к кроватке.
- Не понимаешь ты! - яростно вопил Джон. - Не надо мне никаких зубов!
- Всё будет плохо, а совсем не хорошо! - плакала в подушку Барби.
- Да-да-да! Не надо плакать! Мамочка знает. Мамочка всё-о-о знает. Мамочка понимает. Всё будет хорошо, когда зубки прорежутся, - ворковала миссис Бэнкс.
С окна донёсся слабый звук. Это Скворец с трудом подавил смех. Мэри Поппинс строго поглядела на него. Он опомнился и принял серьёзный вид.
А миссис Бэнкс нежно гладила своих Близнецов, то одного, то другую, продолжая бормотать ласковые слова, которые должны были, по её мнению, их утешить.
И вдруг Джон перестал плакать.
Он был хорошо воспитанный мальчик, любил свою маму и сознавал свой долг перед ней. "Ведь она не виновата, бедняжка, что всегда говорит не то. Она просто-напросто ничего не понимает", - размышлял он. И вот, чтобы показать, что он на неё не сердится, он перевернулся на спину и меланхолически, глотая слёзы, взял правую ногу обеими руками и засунул её в рот.
- Ах ты умница, ах ты мой умница! - в восторге приговаривала мама.
Он повторил это упражнение, и она была в восхищении.
Тогда Барби, не желая уступать ему в любезности, поднялась с подушки и, хотя её лицо было мокро от слёз, села и стащила оба носка сразу.
- Чудо, а не девочка! - с гордостью сказала миссис Бэнкс и поцеловала её. - Ну, вот видите, Мэри Поппинс! Вот всё и хорошо! Я всегда знаю, как их утешить. Всё хорошо, всё хорошо! - повторяла миссис Бэнкс, словно напевая колыбельную. - И зубки скоро прорежутся.
- Да, мэм, - спокойно отвечала Мэри Поппинс.
И миссис Бэнкс, напоследок улыбнувшись Близнецам, вышла.
Едва дверь за ней закрылась, как Скворец разразился хохотом.
- Простите, что я не сдержался, - кричал он, - но, честное слово, это выше моих сил! Ну и сцена! Ну и сцена!
Джон не обратил на него внимания. Прижавшись лицом к решётке своей кроватки, он тихо, яростно сказал Барби:
- Я не буду таким, как все! Не буду, и всё! Пусть они, - он мотнул головой в сторону Мэри Поппинс и Скворца, - говорят что хотят! Я никогда не забуду, никогда!
- И я тоже, - ответила Барби. - Никогда.
- Клянусь своим хвостом! - завопил Скворец, хлопая себя крыльями по бокам и покатываясь со смеху. - Нет, вы только послушайте! Как будто это от них зависит! Да ведь через месяц, два, самое большее через три они даже забудут, как меня зовут, дурачки! Глупые беспёрые кукушата! Ха-ха-ха!
Раздался новый взрыв смеха, и Скворец, взмахнув пёстрыми крылышками, вылетел в окошко.
* * *
Прошло не так уж много времени с тех пор.
Зубки после немалых страданий наконец прорезались, как полагается всем зубам, и Близнецы отпраздновали свой первый день рождения.
И как раз на другой день после торжества Скворец, который улетал на курорт, вернулся в Дом Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку.
- Привет, привет, привет! Вот и мы! - весело пропищал он, приземляясь на подоконник и подскакивая при каждом "привете". - Ну, как тут поживает наша девочка? - развязно осведомился он у Мэри Поппинс, наклонив голову набок и разглядывая её своими весёлыми, блестящими, озорными глазами.
- Без вас не скучала! - отрезала Мэри Поппинс, надменно вскинув голову.
Скворец рассмеялся.
- Всё та же Мэри П.! - сказал он. - Ты не изменилась! Ну, а как остальные? Я имею в виду кукушат, - пояснил он и покосился на кроватку Барби. - Ну, Барбарина, - начал он сладким, заискивающим тоном, - найдётся что-нибудь сегодня для старого знакомого?
- Гули-гули! - отвечала Барби, продолжая жевать своё печенье.
Скворец, вздрогнув от неожиданности, подскочил к ней поближе.
- Я говорю, - повторил он раздельно, - найдётся что-нибудь для старого приятеля, дорогая Барби?
- Ляп-тяп-тяп, - пролепетала Барби, глядя в потолок и доедая последнюю сладкую крошку.
Скворец уставился на неё.
- Ай-ай-ай! - сказал он наконец и, обернувшись, вопросительно посмотрел на Мэри Поппинс.
Они обменялись долгим взглядом.
Скворец перепорхнул на кровать Джона и уселся на перила решётки. Джон играл с большим пушистым игрушечным ягнёнком.
- Как меня зовут? Как меня зовут? Как меня зовут? - прокричал Скворец пронзительно и тревожно.
- Аф-тя-тя! - сказал Джон, открыв рот и засовывая туда ногу ягнёнка.
Слегка покачав головой, Скворец отвернулся.
- Значит, уже, - сказал он негромко Мэри Поппинс.
Она кивнула.
Скворец минутку уныло смотрел на Близнецов, потом пожал пёстрыми плечами.
- Ну конечно, я же знал, что так будет. Всегда говорил им. Но они не желали верить.
Он немного помолчал, глядя на кроватки. Потом энергично встряхнулся.
- Ну что ж, ну что ж. Мне пора. Труба нуждается в генеральной уборке, я уверен.
Он перелетел на подоконник и, на минуту задержавшись там, оглянулся.
- А странно будет без них всё-таки. Всегда любил с ними поболтать. Да, любил. Мне будет их не хватать.
Он проворно обмахнул крылом глаза.
- Расплакался? - съязвила Мэри Поппинс.
Скворец выпрямился.
- Расплакался? Ничего подобного! У меня просто… м-м-м… небольшой насморк. Подхватил в дороге. Вот и всё. Да, небольшая простуда. Ничего страшного.
Он перескочил на наружный подоконник и оправил клювом перья на груди.
- Приветик! - крикнул он задорно, взмахнул крыльями и исчез…
Глава шестая
Миссис Корри
- Два фунта сосисок - высшего сорта, - сказала Мэри Поппинс. - И побыстрей, пожалуйста! Мы торопимся.
Мясник был толстый и добродушный человек в фартуке с синими и белыми полосками. Он был вдобавок большого роста, рыжий и сам очень походил на огромную сосиску. Наклонившись над прилавком, он с восхищением смотрел на Мэри Поппинс. Потом дружески подмигнул Джейн и Майклу.
- Торопитесь? - повторил он. - Жаль, очень жаль! А я надеялся, вы немного побудете, потолкуем о том о сём. Наш брат мясник любит компанию. Да только редко удаётся поговорить с такой хорошенькой молодой леди, как… - Тут он запнулся, потому что заметил выражение лица Мэри Поппинс. Оно было так ужасно, что мясник от души пожелал, чтобы под полом его лавки был погреб и он мог туда провалиться. - Ну да, - сказал он, став ещё краснее обычного, - раз вы спешите, то конечно. Два фунта, вы сказали? Высший сорт? Будьте любезны!
И он поспешно подцепил длинную связку сосисок, висевших по всей лавке словно гирлянды. Отхватив порядочный кусок - с добрых полметра, - он уложил его наподобие венка и завернул сначала в белую, потом в коричневую бумагу. Свёрток он подвинул к Мэри Поппинс.
- Что ещё прикажете? - спросил он с робкой надеждой, всё ещё краснея.
- Ничего! - отрезала Мэри Поппинс.
Она взяла свёрток и покатила коляску к выходу с таким видом, что у мясника не осталось сомнений в том, что она смертельно оскорблена.
Но, проходя мимо витрины, она бросила на неё быстрый взгляд и полюбовалась своими новыми туфельками. Это были прелестные светло-коричневые замшевые туфли на двух пуговках, необыкновенно изящные…
Джейн и Майкл двигались у неё в кильватере, размышляя о том, когда же список покупок кончится, но не осмеливаясь спросить - такое у неё было выражение.
Мэри Поппинс огляделась, словно в задумчивости, и, приняв внезапное решение, властно объявила:
- Рыбная лавка!
Коляска покатилась к соседнему магазину.
- Одну камбалу, полтора фунта палтуса, пинту креветок и омара, - проговорила Мэри Поппинс с такой скоростью, что только тот, кто давно привык к таким распоряжениям, мог что-нибудь понять.
Рыбник, в отличие от мясника, был высокий, худой человек - настолько худой, что, казалось, у него совсем нет фаса, а только два профиля. И вид у него был такой грустный, что вы не сомневались: он или только что плакал, или вот-вот собирается заплакать.
Джейн предполагала, что у него в юности было тайное горе, а Майкл считал, что рыбника в детстве держали на хлебе и воде и он никак не может об этом позабыть.
- Что-нибудь ещё? - безнадёжно спросил рыбник голосом, который свидетельствовал о том, что он не ждёт ничего хорошего.
- В следующий раз, - отвечала Мэри Поппинс.
Рыбник грустно покачал головой и ничуть не удивился.
Он заранее знал, что больше ничего не потребуется.
Тихонько вздыхая, он завязал покупку и положил её в коляску.
- Скверная погода, - заметил он, вытирая глаза рукой. - Похоже, что лета у нас совсем не будет. Да его, в сущности, никогда и не бывало. У вас тоже не слишком цветущий вид, - обратился он к Мэри Поппинс. - Это, правда, неудивительно.
Мэри Поппинс вздёрнула голову.
- На себя оглянитесь! - сказала она сердито и устремилась к выходу с такой быстротой, что коляска налетела на бочонок с устрицами. - Какая глупость! - произнесла она, глянув на свои туфли. - Не слишком цветущий вид - это в новых коричневых замшевых туфельках с двумя пуговками! Какая чушь! - казалось, подумала она вслух.
На тротуаре она остановилась и взглянула на список покупок, вычёркивая то, что было уже куплено.
Майкл постоял сначала на одной ножке, потом на другой.
- Мэри Поппинс, мы, что ли, никогда не пойдём домой? - спросил он капризным тоном.
Мэри Поппинс обернулась и посмотрела на него крайне неодобрительно.
- Это уж как выйдет! - сказала она коротко.
Она аккуратно сложила список, а Майкл в душе сильно пожалел, что осмелился открыть рот.
- Ты можешь идти домой, если тебе угодно, - продолжала она надменно, - а мы пойдём покупать имбирные пряники!
У Майкла вытянулось лицо. Ну почему он не сумел промолчать! Если бы он знал заранее, что список заканчивался имбирными пряниками!
- Тебе туда, - сухо сказала Мэри Поппинс, махнув рукой в направлении Вишнёвого переулка. - Смотри не заблудись.
- Нет, нет, Мэри Поппинс, пожалуйста! Я ведь просто так! Я… Мэри Поппинс, пожалуйста! - взмолился Майкл, чуть не плача.
- Ну, пусть он пойдёт с нами, Мэри Поппинс, - вступилась Джейн. - Я повезу коляску, только возьмите его с нами!
Мэри Поппинс фыркнула.
- Не будь сегодня пятница, - сказала она Майклу строго, - ты бы сей секунд отправился домой. Сей секунд!
Она решительно двинулась вперёд, толкая коляску с Близнецами и покупками. Джейн с Майклом, понявшие, что она смилостивилась, поплелись за ней, пытаясь отгадать, что ж такое значит "сей секунд". Вдруг Джейн заметила, что они идут совсем не в том направлении.