- О боже! - прошептал король. - Я всегда думал, что у меня только одна дочь!
- Мамочка, это я! - запищал противный голос.
- Папочка, это я! - запищал симпатичный голос.
- Хранитель Запахов! - простонала королева. - Что это? Учтите, я ломаю руки и рву на себе волосы. Немедленно определите, кто моя настоящая дочь? Где моё бедное дитя?
Хранитель Запахов завертел головой. Многим даже показалось, что у него стало два носа. Ноздри стали раздуваться. Они стали такими большими, что туда вполне можно было бы засунуть целый кулак. От напряжения его нос запел какую-то странную песню, как закипающий чайник.
- Ничего не понимаю… - пробормотал он. - Они обе пахнут ландышами… Они обе пахнут одинаково… Нет, не совсем одинаково… Очень прошу вас, Ваше Величество королева, отойдите подальше, вы мне немного мешаете… да, да…
Вот теперь я чувствую. Одна из них пахнет только ландышами, а другая, другая… если я не ошибаюсь… пахнет ещё немного розами!
- Моими духами? - завопила королева.
- Измена! - закричал король. - Может быть, вы ещё скажете, что другая пахнет так же, как я?
- Одна из них это она! Эта девчонка! - прошипел Цеблион. - Заприте двери! Поставьте стражников около окон! Следите, чтобы она не залезла на подоконник!
- Дурак, идиот, балда! Зачем тебе только платят деньги? Разве ты не чувствуешь своим дрянным носом, что я принцесса? - визжал противный голос.
- Злюка, негодяй, жестокий человек! Зачем только ты существуешь на свете? Нюхай хорошенько, я - настоящая принцесса! - кричал милый голос.
- По голосу вроде вот эта! - с сомнением сказала королева.
- Какая?.. - в замешательстве переспросил Главный
Хранитель.
- Но ведь это вы должны опреде…
- Папка, - вдруг сказал Цеблионок, - а что ты мне дашь, если я скажу, какая из них принцесса?
- Всё, всё, что ты попросишь, сыночек!
- Пятьдесят порций пломбира, идёт?
- Ты простудишься! - простонал Главный Хранитель. - Ты будешь чи…
- Тогда ничего не скажу!
- Ну ладно, ладно! Только скорее!..
- И пистолет, стреляющий пробками!
- Ладно, ладно!
- Папка, вот эта настоящая принцесса. Она пахнет ландышами и… розами. Ну, она сама меня попросила… подлей да подлей немножко маминых духов… Всё равно мама умрёт, и я буду королевой… Пристала ко мне… А мне что? Мне-то всё равно… Ну я и подлил ей немножко!..
- Держите её! - заорал Хранитель Запахов и, как огромная жаба, прыгнул на принцессу, которая пахла одними ландышами.
Он схватил её за плечи и затряс изо всех сил.
На пол упал колпак с красной кисточкой.
И все увидели Матю.
Матя стояла посреди зала и вся серебрилась, как будто была покрыта инеем.
На светлых волосах Мати был венок из ландышей. Ландыши падали на румяные щёки и горячие уши. Ландыши висели на шее как ожерелье. Они выглядывали из рукавов и торчали из карманов её старого передника… Даже к единственному башмаку длинной болотной травой были привязаны пучки ландышей.
Ландыши были свежие и упругие. Кое-где на них ещё блестели капли росы.
И ландыши пахли.
Они пахли немного сырой землёй и немного лесными озёрами.
Щётка так загляделся на Матю, что забыл обо всём на свете. Он даже забыл, что висит в воздухе и его держат грубые руки невидимых стражников.
- Какая ты красивая!.. - прошептал он. - Какая ты красивая…
Но тут все зашевелились.
Женщины зашипели как кошки, а мужчины зарычали как собаки.
- Не надо было этого делать, - прошептал Щётка. - Ты попалась потому, что хотела мне помочь…
Матя тряхнула светлой головой. Ландыши от этого запахли ещё сильнее.
- Ерунда, - сказала она. - А ты попался потому, что хотел помочь мне…
Цеблион от ярости кусал себе руки.
На руках оставались полукруглые следы зубов, похожие на собачьи укусы.
- Из-за такой жалкой, ничтожной девчонки… - стонал он. - Всё погибло! Такой великий замысел! Такая идея! А я так долго ждал! Почему я не выпрыгнул тогда из окна? Я бы раздавил, задушил эту девчонку! О… мой сын!..
- Мы тебя казним!!! Слышишь, мерзкая девчонка??? - заорал Министр Войны. - Мы тебя казним!!!
- Ну и пусть! - сказала Матя своим ясным, звонким голосом. - А может быть, я хочу, чтобы меня казнили?
Конечно, ни одна девочка на свете не хочет, чтобы её казнили. Это Матя просто так сказала. Она просто надеялась, что кто-нибудь из невидимок лопнет от злости.
- И войны не будет! - крикнул Щётка.
- А тебя мы тоже казним!
- Ну и пожалуйста! Подумаешь! Плакать не буду!
- А я спасла своих Братьев, - сказала Матя. У неё в этот момент было такое счастливое и любящее лицо, что у Цеблиона от ярости по лицу поползли красные пятна, похожие на каких-то красных насекомых. - Я знаю, они всё равно ни за что не согласились бы ткать для вас материю, а теперь…
- Дура!!! - рявкнул Министр Войны. - Твои братья согласились!!!
- Врёшь, - закричала Матя, поворачиваясь к нему, - я тебе не верю! Это ты нарочно врёшь, чтобы меня…
- А вот посмотри!
Главный Хранитель шагнул к ней, на ходу расстёгивая карман своей куртки. Он достал из кармана какую-то бумагу и развернул её перед Матей.
- Видишь, что здесь написано? Видишь, вот тут: "Для нового станка нужно…", а здесь "кузнечные мехи", а здесь "длинная труба". А вот их подписи. Видишь, глупая девчонка?
Матя ничего не могла прочесть.
Буквы разбегались в разные стороны, как муравьи в муравейнике, развороченном палкой.
Но почерк… Она не могла его спутать… Она узнала почерк своего Старшего Брата.
Матя страшно побледнела. Она стала белее ландышей. Весь зал поплыл у неё перед глазами. Негритёнок Щётка стал каким-то маленьким и уплыл куда-то в сторону.
- Если это так, - тихо сказала Матя, - если это правда, то мне больше не нравится жить… Мне всё противно…
Матя села на пол и закрыла лицо руками. Венок съехал ей на одно ухо. Потом она ещё ниже опустила голову и уткнулась лицом в колени.
Вид у неё был такой жалкий, что невидимки захихикали от злорадства и удовольствия.
Матя сидела скорчившись. Она поджала под себя голую маленькую ногу. Лица её не было видно. Теперь она была похожа на холмик, сплошь заросший ландышами.
- Возьмите эту девчонку и этого мальчишку и бросьте их в тюрьму!!! - приказал Министр Войны.
Глава 16. О том, как Щётка, Великий Садовник и Невидимый Трубач старались утешить Матю
Камера помещалась в нижнем этаже Чёрной башни.
Если бы она была повыше, то она оказалась бы как раз под камерой, где сидели Братья. Тогда Матя слышала бы их шаги, слышала, как иногда что-то тяжёлое падает на пол. Она слышала бы скрежет металла и сосредоточенные голоса Братьев.
Но даже хорошо, что она всего этого не слышала. Ведь она огорчилась бы тогда ещё больше.
В камере было сыро, холодно и неуютно.
По стенам бегали разные сороконожки и ползали пауки. Им-то, конечно, здесь очень нравилось. Они даже не знали, что живут в тюрьме. А для людей здесь было самое плохое место на свете, потому что они никуда не могли уйти отсюда, ни убежать, ни уползти.
В углу камеры прямо на полу стояла короткая свеча. В другом углу на соломе сидели Матя, Щётка и Великий Садовник. Около них тихо вздыхал Невидимый Трубач, которому и в тюрьме не разрешали снять колпак-невидимку.
- На это у нас есть свои невидимые соображения! - сказал ему капитан невидимых стражников. - Вот отрубим тебе голову, тогда…
Перед каждым из узников стояло что-то похожее на чёрный гриб. Это была кружка с водой, покрытая куском сухого чёрного хлеба.
Щётка быстро съел свой хлеб и выпил воду. Ведь он никогда в жизни не ел ничего другого.
Хлеб и вода, стоящие перед Невидимым Трубачом, тоже постепенно исчезли. Даже Великий Садовник отломил от своей корки несколько кусочков.
И только Матя ни к чему не притронулась.
- Неужели ты ничего не будешь есть? - ужаснулся Щётка. - Ведь нас казнят только завтра утром. Неужели ты и на казнь пойдёшь голодная?
- Она разочарована, - прошептал Трубач. - О, это ужасно - быть разочарованной в таком нежном возрасте!..
Щётка придвинулся к Мате.
- Ну, Матя, ну поешь… - прошептал он, стараясь заглянуть ей в глаза. - Ты что, плачешь?
Матя подняла глаза. Её светло-зелёные глаза стали совсем тёмно-зелёными. Они были сухими и горячими.
- Я больше никогда не буду плакать, - сказала она. - Я плакала, когда мне было чего-нибудь жалко. А теперь мне больше ничего не жалко. Мне всё противно.
- И я? - прошептал Щётка и опустил голову.
- Не спрашивай меня. Я не буду тебе отвечать. Потому что я не хочу тебя огорчать.
Но Щётка огорчился.
Он ужасно огорчился. Он упал на пол, и руки его мяли солому. Рыдания просто разрывали ему грудь.
Он уткнулся лицом в солому, задыхаясь и кашляя от соломенной трухи и пыли.
Великий Садовник положил руку на его худое плечо. Рука у Великого Садовника была тяжёлая и древняя. По ней, как корни, извивались синие и коричневые жилы.
- Ты не права, девочка! Ты поступаешь слишком жестоко… Так нельзя…
- А они? Они не поступили жестоко? Я им так верила. Больше, чем себе. Я была хорошей… Ну, может быть, я не была уж такой хорошей… но я хотела быть хорошей, потому что они были такие хорошие! Я хотела, чтобы все люди на земле стали похожи на них… А они… Лучше бы их…
- Ох!.. Ты бы предпочла, чтобы Братьев казнили?!
- Да! - в запальчивости закричала Матя, вскакивая на ноги. Ландыши посыпались на солому. - Да! Хотела бы! Я бы тогда тоже умерла от горя. Но я умерла бы от хорошего горя. Я бы всё равно не могла без них жить. А теперь пускай меня казнят. Я всё равно умру от плохого горя. Мне всё противно! Мне всё отвратительно!
- Странная девочка, - прошептал Великий Садовник. - Ты ещё ничего не знаешь и знаешь слишком много. Но в жизни так много прекрасного…
- Ничего, ничего в ней нет прекрасного! - И Матя упала лицом на колючую солому.
- Музыка! - тихо сказал Невидимый Трубач. - Глубокая и печальная. Она могла бы рассказать всё, о чём я сейчас думаю. И о том, что меня ждёт завтра утром.
- Мама… - всхлипнул Щётка, - я только не знаю, какие они бывают. Но я думаю, что мама - это самое лучшее на свете!
- Природа, - сказал Великий Садовник.
Он посмотрел на небо в тюремное окно. Окно было маленьким и квадратным. И небо было похоже на чёрный носовой платок с вышитой в одном углу серебряной звездой. - Прекрасно каждое дерево и каждый цветок.
Но Матя лежала неподвижно. В ней всё было несчастным. И спина, и плечи, и растрёпанные волосы, и рука, беспомощно повёрнутая кверху ладонью.
Невидимый Трубач завозился у себя в углу.
- Надо её чем-то развлечь, - шепнул он на ухо Великому Садовнику. - Или хотя бы отвлечь. Ведь она совсем ещё ребёнок. Расскажите ей что-нибудь такое, отчего она стала бы хоть немного повеселее…
- Я сам уже думал об этом, - тихо сказал Великий Садовник. - Но что я могу рассказать? Я провёл всю свою жизнь среди цветов и деревьев. Вернее, они и были моей жизнью. Я ничего не могу вспомнить. Хотя, пожалуй, вот что. Я могу рассказать вам историю старой дубовой рощи.
Великий Садовник поудобнее устроился на соломе, оперся спиной и плечами о стену.
- Ну вот. Это было в долине, окружённой горами. Там за горами была пустыня. Вы все знаете, что такое пустыня. Голые пески, ни одной травинки, мёртвый ветер. А здесь в долине росла чудесная дубовая роща. Белки прыгали по веткам. Под деревьями была холодная, влажная земля.
Да. Был в этой роще один удивительный дуб. Ствол толстый. Даже втроём его не охватишь. Могучие ветви. Между его корнями из-под земли выбивался прозрачный ключ. Как он звенел! Как будто в земле был спрятан серебряный колокольчик.
На краю этой рощи стоял дом. В доме жили отец и три сына. Старшего звали: Чел. Он был похож на отца. К тридцати годам волосы у него на висках начали седеть. У Чела были широкие плечи и сильные ноги. Он вообще как-то рос больше в ширину, чем в высоту. Он любил работать в поле. Рано вставал. Всегда был тих и спокоен.
Среднего сына звали Ов. Он любил петь песни. В горной деревушке у него была невеста. Он часто исчезал из дому на три дня. День туда, день обратно, а один день он проводил там, у своей невесты.
Младшего сына звали Ек. Он был весёлый и чуть что начинал смеяться. Начнёт смеяться, а кончить не может. Будет хохотать, пока не свалится на землю.
И вот что случилось однажды. Отец ушёл в горную деревушку. Он решил посмотреть, какую невесту выбрал себе его средний сын.
Вот в полдень, когда солнце стояло прямо над головой, к дому подошла какая-то старуха.
Ек посмотрел на неё да так и покатился со смеху. Ну и старуха! Чудная такая и странная! Вся согнута дугой. Спина колесом. Кажется, что голова растёт прямо из живота. Кожа сухая, морщины глубокие, как трещины. Волосы торчат клочьями.
Она остановилась около двери, опершись рукой о перила лестницы. На перилах остался чёрный отпечаток пяти пальцев.
Дерево обуглилось под её рукой.
Ов вынес ей стакан воды, а Чел тарелку с яблоками и вишнями. Но старуха только поглядела на них, и вода тотчас же высохла в стакане, яблоки почернели, а от вишен остались лишь косточки, обтянутые кожей. Ек как увидел, чем собираются Ов и Чел угощать старуху, так от смеха начал даже икать. Но тут Чел рассердился и велел ему уйти в дом.
А старуха сказала Ову и Челу:
- Вы глупые мальчишки. Живёте в нищете, а могли бы иметь дворец вместо вашей лачуги. Разве вы не знаете, что в стволе одного из этих дубов спрятано золото? Надо только срубить этот дуб. И тогда вы будете богаты!.. Золото, золото, золото! - повторяла старуха, раскачиваясь из стороны в сторону.
Ов и Чел смотрели на неё раскрыв рты.
В глазах у них мелькали искры. Кулаки сжимались сами собой.
- Много круглых, блестящих, звонких монет! - бормотала старуха. В воздухе что-то тонко зазвякало, зазвенело.
- В каком дубе они спрятаны? - закричал Ов.
- Вы хотите знать слишком много! - захихикала старуха. Она ушла. Трава дымилась под её башмаками.
Ек выскочил из дома, услышав бешеный стук топоров. Ов и Чел рубили дубы.
- Золото! Золото! - повторяли Ов и Чел хриплыми голосами.
Три дня Ов и Чел валили дубы. А Ек в отчаянии сидел на первом срубленном ими дереве. Птицы с криком кружились над ними. Белок становилось всё больше и больше. Они перебирались на ещё не срубленные деревья и бестолково прыгали с ветки на ветку.
Наконец остался один последний дуб… Тот самый дуб. Самый высокий и могучий. Помните, я говорил? Тот самый, у корней которого бил ключ. Это было уже на третий день. Ов и Чел стояли под ним такие измученные. Руки у них дрожали. Они еле держались на ногах. Лица чёрные, исцарапанные. Ек стал их умолять не рубить этот последний дуб.
- Ты посмотри, что мы уже сделали! - закричал в ярости Чел. - Разве ты не понимаешь, что мы уже не можем остановиться?
- Золото здесь! Золото здесь! - простонал Ов. - Иначе, иначе…
Чел с трудом поднял топор, размахнулся и вонзил его в старый дуб. Топор зазвенел. Чел ударил ещё раз. Длинная щепка упала на землю. И сейчас же из ствола, как из кошелька, в котором проделали дырку, на землю потекло золото.
Тут они с яростью набросились на старый дуб. Даже Ек начал помогать им. Топоры сталкивались в воздухе. Во все стороны летели искры, щепки и золотые монеты. Старый дуб заскрипел, затрещал и тяжело рухнул на землю.
Тогда они остановились и перевели дыхание. Их поразила тишина. Ужасная, непривычная тишина. Не пели птицы. Не шумел ветер.
- Вот что, - хрипло сказал Чел. - Здесь страшно. Нам теперь нельзя здесь оставаться. Всё. Мы уйдём отсюда. Мир велик. А для богатого дом повсюду. И родина там, где он захочет.
И тут они увидели своего старого отца. Они даже не заметили, как он подошёл к ним. Слёзы текли по его лицу.
- Что вы наделали, злые, неразумные дети? - тихо сказал он. - Что вы наделали? Человек, который срубил одно дерево, уже виноват перед всем миром, А вы?.. Страшно, страшно сказать. Нет, вы не уйдёте отсюда, пока здесь не зашумят новые, молодые деревья. А тогда делайте что хотите…
- Отец, отец! - закричал Ек, протягивая к нему руки. - Ты не понимаешь! Мы нашли золото! Ты слышишь: золото!
Но старый отец ничего не ответил. Он повернулся и ушёл.
- Старик спятил с ума, - сказал Чел. Он ползал на коленях, собирая в кучу золотые монеты. - Ох, как я устал! Как тяжело было рубить эти проклятые дубы! Ладно, утешим старика. Посадим ему новые деревья. Это ерунда. Не то что их рубить. Сделал пальцем ямку, ткнул туда жёлудь - вот тебе и дерево! А вон сколько желудей валяется на земле!
На следующий день они начали выкорчёвывать пни. Это оказалось не так легко, как они думали. Пни как будто держались за землю своими кривыми корнями.
Так прошли лето и осень.
Зиму они метались в доме, ссорились, делили деньги. Отец сидел запершись в своей комнате.
Чел стал злым. Теперь карманы его куртки всегда были оттянуты. В одном он носил нож, в другом связку ключей. Ек больше не смеялся, а Ов не пел песен. Он поссорился со своей невестой. Теперь по ночам ему снились красавицы в золотых и серебряных платьях.
Весной они наконец посадили жёлуди. И когда из земли полезли зелёные ростки, Чел захохотал и сказал Ову и Еку:
- Ну вот, скоро мы будем далеко отсюда. Богатые и свободные.
Но лето пришло сухое и засушливое. И ветер уже гулял по долине совсем не тот. Да, да! Я-то хорошо это знаю. Ветер пустыни и лесной ветер! Сколько бы я мог рассказать вам об этом!..
Ну вот. Земля потрескалась. Молодые дубы пожелтели и перестали расти. Источник пересох. Напрасно Ек разрывал в этом месте чуть влажную землю. Он нашёл только почерневшие щепки и три золотые монеты.
Чел был страшен. Он в ярости сжимал кулаки и проклинал солнце. К нему боялись подходить.
И тогда Ек решился. На свою долю золота он нанял рабочих. Они проложили дорогу через горы. А Ов купил лошадей и телеги с бочками. Всё лето они возили воду. И всё-таки все ростки погибли.
Следующее лето было дождливым. Давно уже не было такого дождливого лета в этих местах. Вода текла с гор. Текла и текла. И ростки сгнили в воде, не успев подняться над землёй.
- И они так и не вырастили новый лес? - с волнением спросил Щётка. Он слушал Великого Садовника полуоткрыв рот, моргал глазами, когда тот моргал, вздыхал, когда тот вздыхал.
Великий Садовник тихо улыбнулся.
- О… вырастить лес, вырастить лес! Для этого нужна целая человеческая жизнь. А иногда и этого мало. Ведь дерево растёт медленно-медленно, впитывая в себя время и соки земли.
На следующую зиму Ов уехал далеко-далеко, взяв с собой остаток своего золота. Но к весне он вернулся. Он привёз семена деревьев, которых раньше ещё никто не знал в этих краях. Тут были и семена голубой ели, и кедра, и ещё разных чудесных деревьев.
- Значит, они всё-таки вырастили лес? Да? - спросил Щётка. Ему так хотелось, чтобы Великий Садовник сказал "да!".