Ровно в тот же миг ломившаяся от книг книжная полка переломилась‑таки пополам. Валились книги в беспорядке и, неуклюже падая на пол, подминали под себя друг друга. А когда осела пыль, Свод Законов сказал лежавшему поблизости Детективному Роману:
- Это всё из‑за Вас! Вы перегрузили книжную полку… и добро бы ещё чем‑нибудь стоящим! А то ведь - тьфу, обычная макулатура…
- Да Вы лучше взгляните на Толстенную Энциклопедию! - огрызнулся тот. - И сравните её вес с моим!
- А ещё лучше - на этот никому не нужный Свод Законов! - просто‑таки взревела Толстенная Энциклопедия.
И тут все они начали поносить друг друга самыми последними словами.
О Китайском Болванчике даже и не вспомнили: книгам было невдомёк, что вот уже много лет книжная полка держалась в воздухе только на согласии. На согласии Китайского Болванчика со всеми сразу. А сам он… сам он погиб так, как мечтал, - под грудой книг.
И, значит, гибель его не стоит оплакивать.
- Да, да, да… Так оно и есть.
БАЛЕТНЫЕ ТУФЕЛЬКИ
Вот уж легкомысленные создания эти Балетные Туфельки! Всё бы им только порхать да горя не знать… Недаром к ним даже специально пришивают такие розовые ленты: ленты завязывают вокруг ноги, чтобы балерина как‑нибудь ненароком со сцены не улетела!
А на наших с вами Балетных Туфельках розовые ленты связали в узелок. И повесили Балетные Туфельки отдыхать на спинке стула в примерочной. Счастливая балерина, которой в этот вечер подарили целый грузовик цветов, после спектакля вбежала в примерочную и… и испарилась, как делают все балерины. Потому что балерины - только на сцене балерины. А в жизни это просто такие облачка пара, кто ж не знает!
Усталые Балетные Туфельки висели себе перекинутыми через спинку стула и всё ещё тяжело дышали.
- Вы дышите, как две рыбы, выброшенные на сушу! - иронически заметил Тяжёлый Бархатный Халат на двери.
- Мы просто немножко устали, - еле слышно сказали Балетные Туфельки в своё оправдание.
Но оправдание их не было принято.
- Они устали! - повторил Тяжёлый Бархатный Халат со смехом. - Можно подумать, что Вы солдатские сапоги, в которых по дорогам грязь месят. Это же сущее удовольствие - порхать по сцене… да при Вашей‑то невесомости!
- Конечно, удовольствие… - совсем смутились Балетные Туфельки. - Мы и не говорим, что не удовольствие. Просто спектакль сегодня длинный был… и потом ещё раз десять на "бис" вызывали.
- Мне бы Ваши заботы! - сказал Тяжёлый Бархатный Халат. - Да только это уж кому что на роду написано: одни трудятся в примерочной, не покладая рукавов своих, в то время как другие порхают по сцене да выбегают на "бис"! А потом дышат так тяжело, словно на них целый день воду возили!
Балетные Туфельки затаили дыхание, чтобы больше не производить на Тяжёлый Бархатный Халат плохого впечатления.
- Да оставьте Вы их в покое, пусть дышат как дышат! - воскликнула Длинная Пачка, оставленная в кресле. - Уж кто‑кто, а Балетные Туфельки заработали себе сегодня право на отдых.
- Вас забыли спросить! - огрызнулся Тяжёлый Бархатный Халат. - Ещё одна усталая… вся работа которой только и сводится к тому, чтобы торчать в разные стороны!
Длинная Пачка рассердилась не на шутку:
- Я не торчу в разные стороны, я Длинная Пачка! Я плавно взлетаю и плавно опускаюсь в такт музыке… чтоб Вы знали.
- Взлета‑а‑аю, опуска‑а‑аюсь… - передразнили Длинную Пачку Резиновые Шлёпанцы, стоявшие у двери. - А как насчет по пяткам лупить? Полупили бы с наше - забыли бы своё "взлета‑а‑аю, опуска‑а‑аюсь"! Мы сегодня - до начала спектакля - знаете сколько раз с ног сбились?
Тут Резиновые Шлёпанцы взглянули на затаившие дыхание Балетные Туфельки и добавили:
- А Вам и правда давно бы пора отдышаться! Не то создаётся впечатление, что Вы тут самые неподъёмные.
- Да мы уж и отдышались, - примирительно сказали Балетные Туфельки, посылая Длинной Пачке короткий сочувственный вздох. - Хоть прямо сейчас опять на сцену!
Тяжёлый Бархатный Халат и Резиновые Шлёпанцы с пониманием переглянулись: вот уж легкомысленные создания эти Балетные Туфельки! Всё бы им только порхать по сцене да горя не знать… Недаром к ним даже специально пришивают такие розовые ленты: ленты завязывают вокруг ноги, чтобы балерина как‑нибудь ненароком со сцены не улетела!..
- Ну, ладно, на покой пора, - резко закончили разговор Резиновые Шлёпанцы. - Завтра опять с утра пораньше по пяткам лупить да с ног сбиваться… вот жизнь!
И примерочная наконец погрузилась в молчание. Только ближе к полуночи розовые ленты вдруг неожиданно развязались во сне - и невесомые Балетные Туфельки с громким стуком упали на пол. Это зашитые в их носки тяжёлые деревянные наконечники ударились о гулкие половицы.
Для самих Балетных Туфелек стук такой был привычен: они наизусть знали его по сцене - и не проснулись. Зато, словно по команде, проснулись и заворчали Резиновые Шлёпанцы - посылая страшные проклятия этому увальню театральному сторожу, который там у себя среди ночи роняет на пол какие‑то неимоверно тяжёлые предметы!
ПОНЕДЕЛЬНИК, ДЕНЬ ТЯЖЁЛЫЙ
Понедельник‑День‑Тяжёлый сидел на скамейке около вокзала и вздыхал. Он вздыхал настолько безнадёжно, что Жизнерадостный Паровозик, на всех парах пытавшийся задержать собственный отъезд, потому что сигнала отправляться всё не давали и не давали, даже спросил:
- Да что с Вами такое‑то, прости Господи?
- Тяжело мне, - был ответ.
- Из‑за чего‑нибудь… или просто так? - осторожно поинтересовался Жизнерадостный Паровозик, будучи уже почти не в силах сдерживать всех своих паров.
- Просто так, - признались ему. - Я, видите ли, день тяжёлый.
- Я тоже тяжёлый, - поделился с ним тайной Жизнерадостный Паровозик. - Знаете, сколько вешу? Лучше и не говорить! Но я открою Вам один секрет: нам только кажется, что мы такие тяжёлые. А сдвинешься с места, крутанёшь колесами пару раз и - ка‑а‑ак понесёшься вперед! Вот… И там, впереди, поймёшь, что вовсе ты нетяжёлый, а очень даже лёгкий - пушинка просто!
Понедельник‑День‑Тяжёлый, кутаясь в тёплое пальто, загрустил окончательно:
- У меня это не получится… Мне не сдвинуться с места.
- Ну вот… - сказал Жизнерадостный Паровозик. - Так у нас дело не пойдёт. Сдвинуться с места Вам придется, хотите Вы или не хотите! До тех пор, пока Вы не сдвинетесь с места, я тоже не могу сдвинуться с места.
- Это ещё почему? - слабо удивился Понедельник‑День‑Тяжёлый.
- Да потому, что у меня отправление назначено на понедельник, - начиная все‑таки понемножку пускать горячие пары, сказал Жизнерадостный Паровозик. - И если вы не намерены сдвинуться с места, то я… то меня просто сейчас разорвёт на Ваших глазах - и всё тут!
- Как это - разорвёт? - с недоумением уставился на него Понедельник‑День‑Тяжёлый.
- На куски, - объяснил Жизнерадостный Паровозик. - Давление пара внутри окажется слишком большим - и меня разнесёт вдребезги.
- А могу я Вам чем‑нибудь помочь? - озадачился Понедельник‑День‑Тяжёлый.
- Конечно же можете! - воскликнул Жизнерадостный Паровозик. - Просто прекращайте вздыхать и поднимайтесь с лавочки. И всё как по маслу пойдёт!
- У меня не пойдёт, - грустно отозвался Понедельник‑День‑Тяжёлый и снова вздохнул. - Никогда не шло… За это меня и прозвали "Понедельник‑День‑Тяжёлый". Знают уже, с кем дело имеют.
- Мы долго тут ещё стоять будем? - высунулись из окна пассажиры. - Нам давно на работу пора… почему мы до сих пор не отправляемся?
- Потому что понедельник - день тяжёлый, - объяснил пассажирам Жизнерадостный Паровозик. - И этот День‑Тяжёлый никак не может стронуться с места. А отправление назначено именно на понедельник. Так что отправиться раньше, чем в понедельник, я не смогу.
- Вот видите! - сказал Жизнерадостному Паровозику Понедельник‑День‑Тяжёлый, продолжая кутаться в тёплое пальто. - Вы и сами всё прекрасно объясняете. Мне бы этого никогда так прекрасно не объяснить.
Тут пассажиры начали шуметь: им объяснения Жизнерадостного Паровозика прекрасными совсем не показались.
- Какой же у нас тогда день сегодня? - закричали они.
- Предыдущий, - уклонился от прямого ответа Жизнерадостный Паровозик, не переставая выпускать во все стороны горячие пары, чтобы и вправду не разорваться (паровозики, вообще‑то, хорошо умеют пары выпускать, не волнуйтесь! Они же знают, что в них пассажиры, - а значит, паровозикам на куски разрываться никак нельзя).
- То есть какой такой "предыдущий" - воскресенье? - не унимались пассажиры.
- Да, получается, что воскресенье, - сдался Жизнерадостный Паровозик, даже немножко утрачивая жизнерадостность.
- Как же воскресенье, когда воскресенье вчера было? - негодовали пассажиры. - Не бывает двух воскресений на неделе… ни семи пятниц не бывает, ни двух воскресений!
Понедельник‑День‑Тяжёлый продолжал сидеть на скамеечке и кутаться в тёплое пальто, словно этот разговор его не касался. Тогда к нему подошёл Железнодорожник‑с‑Флажком и спросил:
- Что же Вы, гражданин Понедельник‑День‑Тяжёлый, тут сидите и всех задерживаете? Вот этот Жизнерадостный Паровозик с места из‑за Вас стронуться не может, в то время как другой Паровозик - Усталый - в город никак не въедет: всю ночь на подступах стоит!
- Вы, наверное, не понимаете, - в тоске посмотрел на Железнодорожника‑с‑Флажком Понедельник‑День‑Тяжёлый, - что такое "день тяжёлый"? Это, между нами говоря, такой день, которому очень трудно сдвинуться с места.
- Вот я сейчас милицию вызову - она Вас живо с места‑то сдвинет! - пообещал Железнодорожник‑с‑Флажком и засвистел в свисток.
А Понедельник‑День‑Тяжёлый только снова вздохнул: он знал, что и милиции не сдвинуть его с места, потому что он - день тяжёлый.
Но в этот момент из поезда выбежал один Карапуз. Он приблизился к Понедельнику‑Дню‑Тяжёлому вплотную и сказал:
- И чего они все на Вас раскричались? Совсем не понимают, что, когда кому‑нибудь встать тяжело, ему просто помочь надо! Мне самому тяжело в сад по утрам вставать, но мне всегда мама помогает.
Тут он подставил Понедельнику‑Дню‑Тяжёлому плечо и предложил:
- Вы, Понедельник‑День‑Тяжёлый, обопритесь на меня и сделайте только один шаг.
Так Понедельник‑День‑Тяжёлый и поступил. За первым шагом последовало ещё несколько… а скоро уже Понедельник‑День‑Тяжёлый решительно шёл вперед - и там, впереди, понимал, что вовсе он не тяжёлый, а очень даже лёгкий - пушинка просто!
- Я же говорил Ва‑а‑ам! - крикнул Жизнерадостный Паровозик, на всех парах проносясь мимо, а Карапуз всё махал и махал из окна флажком, который - уже перед самым отходом поезда - подарил ему Железнодорожник.
ИСТОРИЯ ОБ ОДНОМ НЕВЕРОЯТНО ГЛУПОМ МАСТЕРКЕ
Если вы не знаете, кто такой Мастерок, то и… ничего страшного! Мастерок - маленькая лопаточка, которой цемент подцепляют и на камни кладут, а потом ещё этак осторожненько прихлопывают. Кстати, кто такой Мастерок, пожалуй, только строители хорошо знают, да и то потому, что им без Мастерка как без рук. А где вы видели строителя без рук? Строители все как один с руками - хотите верьте, хотите нет: иначе им ведь не построить ничего… строим‑то мы руками всё‑таки!
Впрочем, руками или не руками мы строим - вопрос спорный, и мы его обсуждать не будем, а сосредоточимся лучше на одном Мастерке, который был невероятно глупым. Так, во всяком случае, окружающие считали, а то, что считают окружающие, почти всегда правильно, даже если окружающие - это только железобетонные плиты. В нашем же случае так оно и есть: куда ни бросишь взгляд - везде одни железобетонные плиты. М‑да, железобетонные плиты, которые всегда правы…
А ведь послушать, о чём они говорят… так это просто уши вянут. Если, конечно, уши есть. Только у нашего Мастерка ушей не было: у мастерков ушей вообще не бывает, потому что они и без ушей всё прекрасно слышат.
- Значит, так, - говорила одна Железобетонная Плита другой, - ты этому Мастерку особенно долго по себе хлопать не давай! Доверять ему нельзя. Во‑первых, он ещё только Мастерок… таким подозрительным именем не назовут того, кто по‑настоящему хорошо знает свое дело. А во‑вторых, он невероятно глупый…
- Откуда же известно, что он невероятно глупый? - интересовалась собеседница.
- Да об этом все окружающие говорят! А что окружающие говорят, то правильно и есть.
- Точно, - подумав, соглашалась вторая Железобетонная Плита. - Окружающие никогда не ошибаются.
Пока они очередной раз вот так вот беседовали, на обычно молчавший Подъёмный Кран уселась Морская Чайка, неизвестно как залетевшая в эти края. Уселась и начала рассказывать всякую чушь… так считали окружающие. Она рассказывала про воздушный замок, о котором от кого‑то слышала. Замок был огромным и прекрасным. Он состоял из целых двенадцати башен, и все они увенчивались кучевыми облаками, в то время как галереи замка были перистыми облаками. В каждом из окон воздушного замка красовалось по одному солнцу или по одной луне, а стены были покрашены в цвет неба. И в замке этом жили ангелы - и они были бесплотными, то есть у них вообще не было тел… одни души!
Подъёмный Кран внимательно слушал и ничего не говорил. А выслушав рассказ до конца - вздохнул:
- Да‑а… хотелось бы мне посмотреть на этот воздушный замок. Только так высоко разве заглянешь!
- Воздушный замок… - расхохотались внизу железобетонные плиты. - До чего же легко заморочить голову этим подъёмным кранам! У людей просто выражение такое есть - "строить воздушные замки", и выражение это означает "предаваться всяким неосуществимым мечтам". Человеку, который о чём‑нибудь несбыточном мечтает, обычно говорят: "Перестань строить воздушные замки!". А на самом деле воздушных замков никаких не бывает… хоть у кого, хоть вот у окружающих спросите!
Между тем Морская Чайка, не обратив на железобетонные плиты никакого внимания, ответила Подъёмному Крану:
- Я думаю, что совсем не обязательно - воздушный этот замок высоко или далеко находится… может быть, он где‑то и поблизости. Я, правда, сегодня весь день как раз вокруг летаю, только замка пока так и не нашла.
Тут Подъёмный Кран распрямил шею и внимательно огляделся по сторонам. Но, даже на его внимательный взгляд, воздушного замка видно не было - ни поблизости, ни вдалеке.
- Разумеется! - в один голос воскликнули железобетонные плиты. - Как же можно всерьёз рассчитывать построить что бы то ни было из облаков! Облака - это вообще никакой не строительный материал! Строительные материалы - это железобетонные плиты и цемент. В крайнем случае - кирпичи и доски… Эй‑эй, ты там не отвлекайся!
Последние слова относились уже к Мастерку, который давно перестал прихлопывать цемент - и просто‑таки замер над недостроенной стеной.
"Целых двенадцать башен, и все они увенчаны кучевыми облаками, а галереи - перистые облака! - думал Мастерок. - В каждом из окон - по одному солнцу или по одной луне, а стены покрашены в цвет неба! И в замке этом живут ангелы - и они бесплотны, а это значит, что у них вообще нет тел… одни души!"
- Подъёмный Кран! - крикнул он вдруг, да так громко, что сам испугался своего голоса. - Я… я могу попробовать построить такой замок.
И - ах, как громко расхохотались железобетонные плиты!.. Оно и понятно: недаром окружающие считали Мастерок невероятно глупым, таким он и был - в этом теперь ни у кого не оставалось сомнений. А когда хохот смолк, одна из железобетонных плит сказала:
- Тебе ещё рано воздушный замок строить. Ты потренируйся пока на земле. Тем более что никакой ты и не мастер, а всего‑навсего Мастерок!
Это прозвучало с таким презрением, что Мастерок совсем сконфузился и по привычке принялся прихлопывать цемент, чем в полной рассеянности и занимался до самой глубокой ночи.
А наутро железобетонные плиты не обнаружили ни Подъёмного Крана, ни Мастерка, ни даже цемента… не говоря уж о Морской Чайке, допоздна просидевшей вчера на Подъёмном Кране. Строительство пришлось остановить, ибо окружающие рассказали, что Подъёмный Кран, Мастерок и Морская Чайка отправились строить воздушный замок. Правда, зачем им для этого понадобился цемент, так и остаётся загадкой. Хотя… может быть, цемент бывает нужен и для того, чтобы строить воздушные замки, - а то чем же иначе скреплять между собой кучевые и перистые облака? Правда, точно об этом никто ничего не знает - даже окружающие.
ПЕСОЧНЫЕ ЧАСЫ
Вообще‑то говоря, песочные часы есть в каждом доме - попробуйте поспрашивать! Сначала вам, конечно, скажут:
- Да откуда у нас песочные часы? Нету у нас никаких песочных часов!
Но потом, помяните мое слово, сильно‑пресильно задумаются, начнут искать песочные часы - и непременно найдут. Потому что песочные часы, клянусь вам чем хотите, в каждом доме на самом деле есть. Их когда‑нибудь давно обязательно покупают, а потом обязательно забывают о них - кому нужны песочные часы, когда и обычных, со стрелками, девать некуда!
Вот и наши с вами Песочные Часы так нашли: сначала думали, что их нет, хоть они и были… а потом выяснилось, что они, конечно же, есть!
И Песочные Часы поставили на письменный стол - просто так. Причём поставили вверх ногами: так всегда ставят песочные часы - вверх ногами, иначе песок сверху вниз через такую специальную дырочку не посыплется. И песок через специальную дырочку посыпался сверху вниз - из верхнего резервуара в нижний, но ничего от этого, конечно, не изменилось, потому что от песочных часов ничто в мире не зависит.
А между тем одна Весёлая Пора подходила к концу. И в прихожей уже стояла готовая сменить её Грустная Пора: так всегда бывает, что грустные поры сменяют весёлые. И теперь даже можно было услышать, как Грустная Пора шумно вытирает ноги о коврик, раскрывает в прихожей зонтик, чтобы поставить его сушиться, снимает своё тяжёлое пальто и вешает его на вешалку, а потом начинает высмаркиваться - и высмаркивается основательно. Видимо, надолго она сюда явилась, Грустная Пора.
Весёлая Пора обвела глазами комнату: всё ли собрала… не забыла ли чего важного. Главное, конечно, паспорт: без паспорта никого никуда не впустят, даже если ты и Весёлая Пора. Сразу скажут: "А где у Вас документ о том, что Вы Весёлая Пора? Предъявите‑ка паспорт! А то откуда нам знать, что Вы именно Весёлая Пора? Может, Вы Тяжёлая Пора или - ещё хуже! - Ужасная Пора, которая только выдаёт себя за Весёлую Пору, а впустишь её - и начнутся, того и гляди, всякие беды!"
Но паспорт у Весёлой Поры лежал в кармане: она проверила.
Билет на поезд тоже важно было не забыть. Весёлая Пора на сей раз далеко собралась - в другую страну. Потому что не только в нашей стране нужны весёлые поры, но и в других тоже. Тем более что Весёлая Пора в такую другую страну собралась, где её давно уже ждали, чтобы выпроводить наконец одну Страшную Пору. Между нами говоря, эта Страшная Пора тоже собралась в другую страну, только совсем дальнюю - причём туда собралась, где её совсем не ждали и где до этого была одна Счастливая Пора… Так что тут, вообще‑то, не очень понятно, кого жалеть и за кого радоваться, - понятно только, что всё меняется и что к этому надо быть готовым.
Но билет на поезд Весёлая Пора тоже не забыла - и, значит, можно было начинать покидать эту комнату, тем более что Грустная Пора уже покашливала в прихожей, напоминая, что пора бы Весёлой Поре и честь знать…