Медвежонок выпучился. Глаза у него от удовольствия стали в два раза больше.
- Не выпучивайся! - крикнул Ёжик и, подбоченясь, пошёл вокруг Медвежонка на цыпочках.
Первым повалился Заяц.
- Не могу, - прохрипел он.
Потом вытянулись в траве Большой Солнечный Заяц, Солнечный Заяц Поменьше и Совсем Маленький.
И только Медвежонок, Ёжик и Снегирь никак не хотели уставать. Они плясали до самых сумерек. И Заяц, отдохнув, заплясал с ними. И все плясали, плясали, плясали, потому что знали, что никогда никому из них уже не будет так вольно и хорошо, как в эту осень.
Позвольте, я вам помогу
- Надо помогать стареньким, слепеньким, хромым, глухим…
- И косым, - сказал Заяц.
- Косым не обязательно.
С начала лета Ёжик с Медвежонком учили Зайца разным правилам.
- А кому ещё? - спросил Заяц.
- Хроменьким, слепеньким, стареньким, глухим…
- И немым, - сказал Ёжик.
- Правильно! - сказал Медвежонок. - Немой хочет что-то сказать, а не может.
- А как я узнаю?
- Догадайся!
И Заяц, заложив лапы за спину, медленно пошёл по лесу, думая, кому бы помочь.
Старая Ворона сидела на пне и чистила перья.
- Давай я тебя искупаю, бабушка! - сказал Заяц.
- Я тебе искупаю! - крикнула Ворона. Каркнула и улетела.
Заяц пожил плечами и пошёл дальше.
Из-за куста вышел хромой Медведь.
- Позвольте, я вам помогу, дедушка.
- Как?
- Переведу через поляну.
- Сдурел! - рявкнул Медведь и захромал, оглядываясь.
"Так, - думал Заяц. - Вороне лет сто, а она сердится. Медведь совсем хромой, а рычит. Кому же помочь?"
Под ёлкой сидел молодой, но очень слепой Филин: филины днём ничего не видят.
"Вот кому помогу!" - обрадовался Заяц. И подошёл к Филину.
- Тебе чего? - спросил Филин.
- Пришёл помочь, - сказал Заяц.
"Спятил", - подумал Филин.
- Как же ты мне поможешь?
- Я буду смотреть и говорить, что вижу, а ты - думай. Солнышка сегодня нет.
- Угу.
- Лес печальный такой, и муравьи не бегают.
Филин кивнул.
- Ты сидишь под ёлкой..
- Знаю.
- И очень хорошо выглядишь.
Филин подбоченился.
- Муравьи не бегают, птицы не поют… А знаешь почему?
- Почему?
- Потому что лето кончилось.
- А ведь ты умный, - сказал Филин. - Ночью, если поймаю, скажи: "Это я!"
- Зачем?
Филин ничего не ответил. И Заяц пошёл дальше.
"Старенький, хроменький, слепенький, - бормотал он. - Кто же у нас глухой?"
Тетерев сидел в траве. Большой старый Тетерев и абсолютно глухой.
- Привет! - сказал Заяц.
- А?
- Ты что, глухой?
- Оттоковал, - сказал Тетерев.
- Чем я тебе могу помочь? - в самое ухо Тетереву крикнул Заяц.
- Запомни меня, - сказал Тетерев. - И всем скажи, что я - был.
- Скажу, - пообещал Заяц.
И пошёл дальше.
Немых было много, и Заяц просто не знал, с кого начать.
"Немее всех - камни", - подумал он. И стал откапывать до половины вросшие в землю валуны и катать их к реке.
- Что ты делаешь, Заяц? - спросил Медвежонок.
- Столкну в реку, - сказал Заяц. - И заговорят.
Радость
В самые сумерки, когда совсем немного осталось до темноты, Медвежонок сказал Ёжику:
- А знаешь, почему мы больше всего любим сумерки?
- Я люблю солнце, - сказал Ёжик. - Я сумерки не люблю.
- Как же не любишь? А кто говорил: "Давай, Медвежонок, посумерничаем"?
- Я говорил. Но я люблю солнце.
- А зачем тогда говорил?
- Я очень люблю сидеть с тобой в сумерках, но солнце я люблю больше.
- А почему ты никогда не сказал: "Давай посидим на солнышке, Медвежонок!"?
- Потому что на солнышке мы с тобой не усидим. На солнышке мы обязательно что-нибудь придумаем.
- А в сумерках мы ничего и придумать не можем?
- В сумерках хорошо просто сидеть. Сидеть и догадываться, что ты сидишь рядом.
- Что ж тут догадываться, когда ты и так знаешь.
- Знаю. Но когда становится уже совсем темно, мне иногда кажется, что тебя нет, и тогда я д о г а д ы в а ю с ь.
- Я тоже догадываюсь, - сказал Медвежонок. - Но это когда уже совсем темно. Это когда уже надо зажечь свечу и ставить самовар.
- Ставить самовар, - задумавшись, повторил Ёжик.
- А ещё не надо?
- А ты уже есть хочешь?
- Я всегда есть хочу, - сказал Медвежонок. - А ты разве не всегда?
- Нет, - сказал Ёжик. - Я не люблю есть. Скучно.
- Есть скучно? Как это? Мне ещё ни разу не было скучно есть. Сколько ни ел - ни разу не было скучно.
- А мне скучно, - сказал Ёжик. - Сидишь, жуёшь…
- Это смотря что есть, - сказал Медвежонок. - Если, например, кашу… Но и то - смотря какая каша. Вот я ел тыквенную. Вкусно!
- А мне даже твой мёд скучно.
- Мёд? Ну уж! - Медвежонок в темноте заулыбался. - Мёд всегда весело есть, хоть в дождь, хоть в снег. Пусть ветер воет, а я ем и радуюсь.
- Как это?
- Всем нутром, - сказал Медвежонок. - Ты можешь радоваться всем нутром?
- Не пробовал.
- Вот когда я ем мёд, - сказал Медвежонок, - я радуюсь всем нутром. Вот всем-всем, что у меня есть внутри, - сижу и радуюсь.
- Я сейчас дам тебе мёда. - Ёжик зажёг свечу. - Посмотрим, как ты будешь радоваться.
- Полная миска! - обрадовался Медвежонок.
- Возьми ложку.
- Зачем? Я и так съем! - И зачавкал.
- Что-то не вижу, чтоб ты радовался.
- Я радуюсь. - Медвежонок вылизал миску. - У меня там, внутри, всё дрожит и улыбается.
- Вкусно?
- Очень! Я так нарадовался, что теперь весь вечер буду сидеть грустный.
- Чего же грустить?
- Как ты не понимаешь? - сказал Медвежонок. - Ведь мёда-то больше нет!
Они сидели в креслицах на Ёжикином крыльце; мигала свеча; высоко в небе загорались еле видные звёзды. Ёжик задумчиво глядел на Медвежонка, а Медвежонок внутренним взором видел всё своё радостное нутро и застенчиво улыбался.
Разговор
- Опять ты пропал, - сказал Ёжик.
- Сам ты пропал. Дожди-то какие были!
- Ну и что? Взял бы зонтик да пришёл.
- А у тебя разве зонтика нет?
- А что я сказал, когда мы расставались?
- Что?
- Я сказал: "Приходи, Медвежонок, вечером чай пить".
- Вот взял бы зонтик да пришёл.
- Да я же тебя ждал чай пить!
- Разве у меня самовара нет?
- Послушай, Медвежонок, если кто-то говорит кому-то: "Приходи ко мне чай пить", значит этот кто-то сидит и ждёт.
- Правильно. Посидел, подождал, а нет - взял и сам пришёл. Я так и подумал: "Вот-вот Ёжик придёт". Самовар раздул; сижу жду, а тебя нет.
- Так это же ты должен был ко мне прийти!
- А если бы я заболел?
- Но ты же не заболел.
- Но если бы я пошёл к тебе под дождём, я бы обязательно заболел.
- Почему же бы ты о б я з а т е л ь н о заболел, если у тебя есть зонтик?
- А потому, что у меня вымокли бы лапы!
- А сапоги?
- Ха! Сапоги! - сказал Медвежонок. - Надевай, потом - иди, на крыльце снимай, потом - надевай снова! Ты же знаешь, как у меня сапоги надеваются?
- Как?
- С трудом!
- Надел бы галоши, - сказал Ёжик. - Галоши - раз! - и надел, раз! - и скинул.
- Ты же знаешь, что у меня нет галош.
- А ты бы представил себе, что сапоги - это галоши, тогда бы они легко снялись.
- Ты что говоришь?
- А что?
- Как же они могут легко сняться, если я их надеваю с т р у д о м?
- Ну ладно, надел бы ботинки.
- Что я - дед? Откуда у меня ботинки?
- Выходит, ты никак не мог ко мне прийти?
- Выходит, - сказал Медвежонок.
- А почему же ты ждал меня?
- Я тебя не ждал, - сказал Медвежонок.
- Как же не ждал? Сам сказал: "Самовар раздул, сижу жду, а тебя - нет".
- Правильно. А вдруг, думаю, придёшь.
- Ладно, - сказал Ёжик. - Меня нет, самовар урчит, за окном льёт. И что? Что ты делаешь?
- А что?
- А я, - сказал Ёжик, - представил, что ты пришёл, напоил тебя чаем и проводил на крыльцо. Понял?
- А что я сказал? - спросил Медвежонок.
- Ты сказал: "Спасибо! Очень был вкусный чай, Ёжик!"
- Подумаешь! - проворчал Медвежонок. - Проводил на крыльцо! А я тебя никуда не пустил. Положил спать с собой. "Куда же ты пойдёшь в такую ночь, Ёжик?"
Ласковый, пушистый и прыгает
- Я даже не знаю, как тебе это сказать, Ёжик.
- Так прямо и скажи.
Они шли по огромному лугу, и Медвежонок всё норовил заглянуть Ёжику в глаза.
- Так прямо и сказать?
- Так и скажи.
- Знаешь, - сказал Медвежонок, - давай я тебе лучше намекну, а ты - догадайся.
- Давай.
- Ну вот, представляешь: мы с тобой дружим, а кто-то ещё хотел бы тоже с нами дружить.
- Представляю, - сказал Ёжик.
- И вот этот кто-то говорит: "Я бы очень хотел подружиться с вами, Медвежонок, но не знаю, как к этому отнесётся Ёжик".
- А ты что сказал?
- Надо спросить у Ёжика.
- Правильно.
- Так что, будем мы с ним дружить или нет?
- С кем?
- С этим, с третьим.
- А он - кто?
- Так если я скажу - кто, это не будет "я тебе намекну". Это будет "я тебе скажу", и всё.
- Ну и скажи.
- Так неинтересно. Я скажу, и ты скажешь, и всё. А если я намекну…
- Намекай, - сказал Ёжик.
- Понимаешь, этот он - очень хороший.
- Так.
- Очень пушистый и ласковый.
- Так.
- И прыгает!
- Заяц, - сказал Ёжик.
- Нет!
- Крот!
- Разве кроты прыгают?
- Очень хороший, пушистый, ласковый, прыгает… - забормотал Ёжик.
- Ну же!
- Кенгуру!
- Фу-ты! Разве Кенгуру ласковый?
- Так кто же?
- Давай сначала: хороший, пушистый, ласковый, прыгает!
- Скажи ещё что-нибудь!
Медвежонок задумался:
- Глаза блестят.
- Глаза блестят… Глаза блестят… Хороший, пушистый, ласковый, глаза блестят… Да кто же это?!
- И жужжит, - сказал Медвежонок.
- Не знаю. Шмель? Говори!
- Нет! Пушистый, ласковый, любит косточку, глаза блестят, прыгает и жужжит!.. Ну!
- Львёнок!
- Верно! Как ты угадал?
- Не знаю. Почувствовал. А почему - жужжит?
- Для неузнаваемости, - сказал Медвежонок.
Слон
В сумерки Ёжик любил посидеть у окна и помечтать.
Вот и сегодня, в этот тихий вечер, Ёжик надел валенки, накинул шубку и распахнул окно.
За окном был мартовский лес, но совсем не такой, каким бывает лес в марте.
Во-первых, нигде не было ни шкурки снега.
Во-вторых, лес не хмурился чёрными бровями ёлок, а отливал лёгкой светящейся сединой.
"Это потому что месяц, - подумал Ёжик и поглядел из окна на тоненький, в щербинах, месяц. - Жаль, птицы не поют".
И размечтался.
"Вот если бы запели птицы, - мечтал Ёжик, - и на небо выскользнула большая луна, и заплакал комар, ухнул филин, заплясала лягушка, и по всему лесу зашелестела молодая трава, и кто-то широким таким голосом спросил: "Ты о чём думаешь, Ёжик?", я бы ответил: "О вас"".
- А кто я?
- Вы, наверное, Слон.
- Как ты догадался?
- А ты приплыл, да? Я вышел днём на крыльцо, вижу - облако, похожее на слона.
- Это был я, - сказал Слон.
- А ты… вы… надолго?
И тут Ёжик увидел настоящего Слона. Слон был серо-серебряный, будто в изморози, и такой лёгкий-лёгкий, как облако.
- До утра, - сказал Слон.
- Вы сели на холме?
Слон кивнул.
- И пошли ногами? Так заходите! - чуть не крикнул Ёжик. - Я напою вас чаем!
- Не вмещусь, - покачал Слон головой.
Тогда Ёжик выскочил из дома и поставил перед окном табуретку.
Теперь они сидели друг против друга, Слон и Ёжик. Слон - перед окном на табуретке, Ёжик - у окна в своём доме; чашки с блюдцами, морковка и всё остальное - на подоконнике.
Они пили чай из самовара, и Слон держал чашку, как барышня, самым кончиком хобота.
И тут появился Медвежонок.
- С кем это ты пьёшь чай? - с порога крикнул он.
- Со Слоном.
- Не вижу.
- Прищурься.
- Всё равно не вижу, - сказал Медвежонок.
- Он вас не видит, - сказал Ёжик Слону.
- Замечательная морковка! - сказал Слон и вежливо, почти незаметно съел морковку.
Медвежонок в упор посмотрел на Ёжика, выглянул в окно, снова посмотрел на Ёжика.
- Он там, на табуретке, - сказал Ёжик. - Скажите ему что-нибудь, Слон.
- Я очень большой, - сказал Слон. - Я сижу на табуретке. Но надо очень захотеть, чтобы меня увидеть.
- Ну? Видишь?
- Нет, - сказал Медвежонок. - Только луна и лес, и никакого Слона!
- Эх ты! - сказал Ёжик. - такого Слона не увидел.
- Это ничего, - сказал Слон. - У Медвежонка много забот. В следующий раз он меня обязательно увидит.
- Слышишь?
- Нет, - сказал Медвежонок. - Ничего не вижу и ничего не слышу! Завтра ни свет ни заря вставать и смолить лодку.
- Ты прилетай к нам, Слон! - попросил Ёжик. - Слышишь? Я так хочу, чтобы Медвежонок тебя увидел.
Странный музыкант
Жил-был странный Музыкант. В общем-то он не был странным… ну разве что глаза у него были разные: один - синий, а другой - оранжевый.
Когда музыкант ложился спать, синий глаз он оставлял открытым, а оранжевый крепко-крепко закрывал. И тогда была ночь. А когда просыпался - наоборот: открывал свой оранжевый глаз, а синий закрывал. И тогда был день.
Очень это было интересно и даже загадочно, на объяснить, как это всё происходит, никто не мог.
Вот проснулся однажды Музыкант, чуть-чуть приоткрыл оранжевый глаз, чуть-чуть прикрыл синий, и получились предрассветные сумерки.
"Ха-ха!" - сказал Музыкант.
Позавтракал и отправился гулять по городу.
А надо сказать, что в этом городу этот Музыкант был самым главным музыкантом. И все его так и называли: ГЛАВНЫЙ СТРАННЫЙ МУЗЫКАНТ. А почему странный - это вы сейчас узнаете.
Когда Музыкант брал в руки барабан и барабанные палочки начинали прыгать, как капли дождя, а тяжёлый молоток - ухать, как весенний гром, у Музыканта тут же вырастал огромный горб. И всем казалось, что они попали под весенний дождь в горы, сидят у подножья горы, глядят на огромное озеро и слушают, как по воде плещется дождь.
Только одни утверждали, что гора - зелёная, а другие говорили, что синяя - от дождевой пыли…
Вот какой станный Музыкант!
А когда Музыкант прижимал к губам трубу и начинал трубить, у него сразу же вырастали огромные усы. И чем дальше он трубил, тем быстрее и быстрее эти усы росли. И всем казалось, будто бы они мчатся на огромном трубящем поезде и перед ними в разные стороны разбегаются тёмные линии лесов.
Только одни говорили, что леса - чёрные, а другие - что вроде бы золотистые, потому что золотая осень и деревья, покачиваясь, горят на ветру…
Вот какой удивительный Музыкант!
А когда Музыкант брал арфу, он обязательно приоткрывал оранжевый глаз и открывал синий. И тогда всем казалось, что они идут вслед за пальцами Музыканта по бесконечной прохладной голубой лестнице. А Музыкант становился совсем невидимым, оставлял на арфе только свои польцы, а сам пристраивался за всеми и тоже, вслед за остальными, шёл по бесконечной голубой лестнице.
- Вы только подумайте, как далеко мы сегодня ушли! - говорили люди после концерта. - И ничуть не устали…
Вот какой это был Музыкант!
А когда он прикасался к роялю, из-под каждой клавиши у него выскакивал маленький-маленький музыкантик, спрыгивал на пол и убегал в зал. А там вскарабкивался по стулу слушателю на плечи и залезал за шиворот. И когда Музыкант заканчивал первую пьесу, в зале у каждого человека сидело за шиворотом по маленькому музыкантику. В руках у этих музыкантиков были тоненькие тросточки: этими тросточками они шевелили людям волосы на затылке.
А когда концерт кончался и Музыкант шёл домой, маленький музыкантики догоняли его по дороге и сами запрыгивали в специальный сундучок, с которым Музыкант никогда не расставался.
Вот какой удивительный Музыкант!
Зато когда он играл на виолончели и виолончель была худа и печальна, как одинокая красная корова на осеннем лугу, Музыкант начинал краснеть. И становился таким красным, что издали казалось, будто это большой жалобный помидор сидит на сцене и водит себя поперёк живота смычком. И когда все уже начинали его жалеть и жалеть одинокую грустную корову посреди огромного луга, он вдруг открывал свой оранжевый глаз и все видели, как там, из-за тумана, из-за реки поднималось солнце, и освещало траву изумрудным цветом, и превращало грустную корову в огненного жеребца. Жеребец нёсся к реке, и было непонятно - это стучат копыта или бьются сердца слушателей…
Вот какой необыкновенный Музыкант!
А когда он играл на скрипке, он худел и становился тоненьким, как кузнечик на одной ножке. И когда ему аплодировали, казалось, что это не плещут ладони, а по залу, как по клеверному полю, летят белые лепестки ромашек.
Вот какой странный Музыкант!
И когда ты, уснув вечером, проснёшься хмурым утром - не огорчайся: это просто Музыкант очень устал на вечернем концерте и забыл поутру как следует протереть свой оранжевый глаз.
Садитесь, я вам налью чаю
Заяц глядел на глубокий снег за окном, на деревья, осыпанные снегом, и думал, как бы ему занырнуть в сказку.
Зайцу хотелось занырнуть поглубже-поглубже, чтобы стало весело и легко.
Он закрыл глаза и нырнул - и сразу увидел очень красивый дом, и цветущие вишни, и Собаку с длинными ушами, сидящую на крыльце.
Собака пила чай и, улыбаясь, глядела на Зайца.
- Я, кажется, не туда попал, - сказал Заяц.
- Почему же?
- Нет-нет, мне здесь очень нравится, но…
- Вы меня боитесь?
- Ну… - замялся Заяц.
- Не бойтесь. - Собака ещё приветливее улыбнулась. - Садитесь, я вам налью чаю.
Заяц робко, бочком поднялся на крыльцо, сел в кресло.
- Вам покрепче?
Заяц кивнул.
- У меня прекрасный чай с брусничным листом, - говорила Собака. - Позвольте медку?
Кругом была весна, пели птицы.
Длинноухая собака большими печальными глазами смотрела на Зайца.
"Бедный Заяц! - думала Собака. - Но кто знает, что у него на уме?"
"Отчего это она такая ласковая?" - думал Заяц.
- Позвольте предложить вам к чаю морковку, - сказала Собака.
Заяц ничего не ответил.
Он глядел на цветущие вишни, на ровный травяной ковёр вокруг дома и думал, почему же у него там, наверху, снег и снег, а если не снег - лужи и грязь, а если не грязь - духота и пыль, а в конце духоты - пожар?
Он отхлебнул чаю и поглядел на Собаку.
- Вы ведь меня не боитесь?
- Нет, - сказал Заяц.
- Вот и чудесно!
Собака, извинившись, ушла в дом и расчесала перед зеркалом свои длинные уши.