- У тебя есть поесть? - спросил хомяк как ни в чем не бывало. - Яплоки или там моркофки? Я приехать недалека.
- Нет, - рявкнула Пачкуля. - Убирайся. Собеседование окончено.
- Расфе? Но ты софсем не садавать мне фопрос.
Пачкуля вздохнула. Было уже поздно, а она до сих пор не ужинала. Этот назойливый хомяк определенно начинал действовать ей на нервы.
- Послушай, ты! - взревела ведьма.
- Хьюго, - подсказал хомяк.
- Да какая мне разница! Поставь себя на мое место! Ты хоть представляешь, что будет, если я приволоку тебя на очередное сборище? Нас же все засмеют!
- Фсе? Кто есть фсе?
- Ведьмы нашего шабаша, вот кто. Нас всего тринадцать, считая меня. Целая чертова дюжина, как полагается.
- Раскаши-ка поподробнее, - попросил Хьюго, заинтересовавшись.
- Ну, во-первых, у нас есть Достопочтенная Чепухинда, Предводительница шабаша. У нее в помощниках мелкий бес по кличке Проныра. Еще есть Шельма, моя лучшая подруга. Ее помощник - Одноглазый Дадли. Котов вообще многие держат. У ведьм-близняшек Бугага и Гагабу, например, тоже парочка сиамских - Антипод и Антикот. У Макабры-Кадабры - шотландский горный козел по кличке Хаггис. Так, кто там у нас дальше… У Вертихвостки - змея, у Туту - пара летучих мышей. У Мымры - дьяволенок Шелупоня, очень музыкальный, что есть мочи лупит по барабанам. У Тетери - ленивец, у Чесотки - стервятник, у Грымзы - филин, у Крысоловки - крыса. Вот, собственно, и все.
- Фсе, кроме тебя. У тебя никого.
- Уж лучше никого, чем какой-то хомяк. Нет уж, егшеибочки!
- Я не есть какой-то хомяк.
- Брось, парень, все хомяки одинаковы. А теперь ступай, да поживей, а не то как наподдам напоследок. И так угрохала на тебя кучу времени. Давай, проваливай, и наймись-ка лучше к кому-нибудь домашним питомцем.
- Уууууййййяяяяааааааа!
Ночную тишину пронзил душераздирающий вопль. Пачкуля завертелась волчком на одном месте, зажав рукой мочку левого уха, горевшую огнем от острой нестерпимой боли. Обычно такая боль бывает, когда вам в ухо всеми зубами вцепляется хомяк. Собственно говоря, именно это и приключилось с Пачкулей.
- Ой-ей-ей-ей-ей, - стонала ведьма, жадно глотая ртом воздух и не переставая скакать на одном месте. Она тщетно пыталась скосить глаза и сбить рукой маленький меховой комочек, который болтался у нее под ухом вне поля ее зрения. - ОЙ-ЕЙ-ЕЙ! УДИ! ОЦЕПИСЬ! ЩАЖЖЕ ОЦЕПИСЬ!
Хьюго не отпускал.
- УДИ, говорю! ОТЦЕПИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ ИЛИ Я ПРОВЕРНУ ТЕБЯ ЧЕРЕЗ МЯСОРУБКУ! Я СДЕЛАЮ ИЗ ТЕБЯ ФАРШ, УЖ ПОВЕЕЕЕЕЕРЬ…
Хьюго не отпускал.
- ХОЧЕШЬ СТАТЬ ХОМБУРГЕРОМ? ХОЧЕШЬ? Ыыыыы! - жалобно ныла Пачкуля сквозь стиснутые зубы, не переставая приплясывать на месте.
Хьюго не отпускал.
- Ну пожалуйста, - захныкала Пачкуля, меняя тактику и переходя от угроз к мольбам. - Отпусти, и я дам тебе хлебных крошечек. Целую гору! А еще яблочный огрызок, обещаю! ОБЕЩАЮ!
Хьюго не отпускал.
Пачкуля еще немного покружила по комнате, а Жаба-в-кляре даже зааплодировала, потому что ей показалось, будто ведьма решила потанцевать.
- Я НАЛОЖУ НА ТЕБЯ ЗАКЛЯТЬЕ! ВОТ УВИДИШЬ! ЕЩЕ КАКОЕ! - яростно заверещала Пачкуля и принялась рыться в памяти в поисках подходящего заклинания по удалению хомяков с ушей. Но все ее усилия оказались напрасны. Ничего такого ей на ум не приходило, а в голове вертелась одна единственная мысль: МНЕ БОЛЬНО!
- Что ты от меня хочешь? Что? ЧТО? - сквозь слезы провыла ведьма.
- Испытание, - проговорил Хьюго настолько отчетливо, насколько позволяло это сделать Пачкулино ухо, которым был забил его рот. - Испытательный срок. Потом ты решать, хорош я или нет.
- Ладно, ладно! Твоя взяла! Сдаюсь!
К ее великому облегчению, Хьюго разжал челюсти и легонько плюхнулся ей на плечо.
- Прошу меня простить, - вежливо извинился он, потом проворно скатился по руке и спрыгнул на пол, где тут же начал принюхиваться в поисках крошек.
Пачкуля бросилась к раковине, чтобы поскорее приложить к пылающему уху смоченный грязный лоскут. Щеки ведьмы горели от стыда румянцем. К счастью, ее позора никто не видел и можно было не беспокоиться о том, что по лесу поползут слухи, будто ее покусал бешеный хомяк. Правда, она не учла Жабу. А зря! Едва придя в себя, та первым делом растрезвонила о приключившемся кошмаре по всей округе.
Хьюго тем временем шнырял по полу между горами битой посуды и набивал щеки всякой съестной всячиной, какая только попадалась ему на глаза.
Жаба улучила момент и, воспользовавшись щелью в стене, сбежала. Ушлепала прямиком в темную ночь, оставив позади себя лишь масляные лужицы на дощатом полу.
- Гнусный шантаж! Я поддалась на шантаж какого-то хомяка, - ворчала Пачкуля, промокая покусанное ухо.
- Точно, - довольно подтвердил Хьюго. Он как раз вылез из-под расколотой миски и держал в лапках подгоревшую гренку. - Но ты сама винофата. Ты гофорить слофо, которое я не любить.
- Что еще за слово?
- Домашний питомец. Но Хьюго не есть домашний питомец. Дай рассказать. - Хьюго уселся поудобнее перед камином на куче старого тряпья и, прежде чем начать свой рассказ, с наслаждением вгрызся всеми зубами в гренку. - Там, откута я приехать, фсе хомяки - домашние питомцы. Фесь мой семья - домашний питомец. Браты, сестерья, мать, отец - фсе, фсе, как один. Стыт и посор!
- А ты откуда? - полюбопытствовала Пачкуля.
- Из Хамстердама, расумеется. Так фот: фесь мой семья жить в клетке и целый день бегать ф глупый колесо. Расфе это жизнь? Иногда их вынимать, штобы погладить. Только не меня. Когда меня гладить - я кусать, фот так. Я не питомец!
- Да слышали уже, - пробормотала Пачкуля, выискивая тюбик "Моментальной всеисцелительной мази".
- И тогда я разработать план, - продолжал Хьюго. - Я решать качать мускулы: я много кушать орехи, отжиматься и тренирофаться в колесо. Я становиться сильный. Однажды ночь я расдвигать решетка и отправляться на поиски своя судьба. Я иметь многие приключения. Хотеть послушать?
- Нет, - угрюмо буркнула ведьма, все еще роясь по шкафам в поисках тюбика. - У меня и без того ухо отваливается.
- Зря. Уферен, ты полюбить моя история. Отвашный грызун софершать побег из темница, штобы бороться за прафое дело.
- Какое еще правое дело?
- Прафа хомяков!
- Что-то я не заметила, чтобы вас притесняли.
- Нас не брать на работу. Это есть неспрафедлифость!
- На какую такую работу?
- Помощникоф ведьмоф.
- Ах, это… Видишь ли…
- Фсе-о-о! Дофольно с меня твоих "видишь ли"! У меня, может… как это сказать… призфание! Ты обещать мне испытательный срок! Расскажи мне про моя работа.
Пачкуля горестно вздохнула. Она только сейчас обнаружила, что сбежал основной ингредиент ее ужина. К тому же у нее по-прежнему нестерпимо ныло ухо, а тюбик с "Моментальной всеисцелительной мазью" как сквозь землю провалился. В довершение ко всему она чувствовала себя настолько разбитой, что на дальнейшее сопротивление сил уже не осталось.
- Ладно, будь по-твоему. Значит, так: во-первых, будешь помогать мне с колдовством. Будешь доставлять почту, шпионить помаленьку, ябедничать, ну и все такое прочее.
- Чудненько! - с энтузиазмом отозвался хомяк. - Хьюго обошать фсякий фредность!
- Имей в виду, я беру тебя только на испытательный срок, и ты должен будешь меня слушаться. Не стану скрывать, ты вовсе не тот, кого я искала.
- У тебя нет фыбор. Я есть единстфенный кандидат, расфе нет?
- Пока, - ответила Пачкуля. - Но думаю, уже завтра меня завалят предложениями.
- Это нафрят ли, - усомнился Хьюго. - Прошу меня простить, но ты есть самый пахучий фонючка из фсех.
- Ну что ты, вовсе нет, - засмущалась Пачкуля, польщенная комплиментом.
- Ты расрешать мне свать тебя Душечка?
- Разумеется, нет. Для помощника звучит слишком фамильярно. Согласись, но ты всего-навсего мой слуга. Так что будешь обращаться ко мне "О моя госпожа".
- Идет, - согласился Хьюго. - Ну-с, где я ложиться спать, о моя госпожа?
- Почем я знаю! По мне так лучшее для тебя место там, где я смогу раздавить тебя, когда наутро встану с постели, - съехидничала Пачкуля.
Однако в душе она ликовала. Обращение "О моя госпожа" ей ужасно понравилось. Оно звучало исключительно торжественно.
Глава четвертая
Испытательный срок
Испытательный срок Хьюго обернулся не таким уж тяжким испытанием для Пачкули, как она поначалу предполагала. Хомяк оказался довольно смышленым и расторопным помощником и к тому же не занимал много места. Искусству черной магии он обучался с той же быстротой, с какой утки учатся плавать. Он с поразительной легкостью выискивал в лесу необходимые для Пачкулиных зелий травки, и каждый раз, когда ведьме удавалось наколдовать небольшой взрыв, сопровождавшийся извержением маленького розового облачка, или ни с того ни с сего придать собственной голове форму чайника, хомяк испускал восторженный вопль. Даже простейшие заклинания вызывали у него целую бурю веселья, так что когда он находился поблизости, колдовство превращалось в настоящий аттракцион.
Кроме того, Пачкуля поймала себя на мысли, что с Хьюго ей удивительно приятно коротать вечера. Он был прирожденным рассказчиком, или, V попросту говоря, болтуном, и мог часами развлекать ее своими историями об Убеге из клетки, Сражении с горным льфом, Путесшестфии на Мыс Смерти и так далее. Словом, к концу недели Пачкуля искренне к нему привязалась и пришла к выводу, что, вопреки всеобщему мнению, из хомяков выходят отличные помощники и такого, как Хьюго, упускать никак нельзя.
Впрочем, оставалась одна проблема. Как поведать о нем остальным ведьмам? Пачкуля даже представить боялась, что будет, когда она объявит о том, что у нее в помощниках хомяк!
В душе она лелеяла надежду на то, что Хьюго согласится остаться дома и не увяжется за ней на ежемесячный ведьминский слет, который должен был состояться в ближайшую пятницу на Кудыкиной Горе. Эта мысль не давала ей покоя всю неделю, и в конце концов в голове у нее созрел план. Она решила затаиться и улизнуть незаметно. Это был превосходный план, и он наверняка бы сработал, если бы Хьюго не затаился первым. Заподозрив, что ведьма хочет его надуть, он заблаговременно спрятался в ее колпаке, а так как хомяк был очень маленьким и почти невесомым, то Пачкуля даже не почувствовала нелегального пассажира на своей голове.
Гордясь своей маленькой победой, она оседлала метлу и ринулась в ночь, похихикивая над Хьюго, который, по ее мнению, сейчас тихо-мирно посапывал, свернувшись клубочком на стеганой прихватке, служившей ему кроватью. Теперь она целый месяц могла ни о чем не беспокоиться, а уж к следующему слету она наверняка что-нибудь придумает.
Она летела долго и успела порядком промерзнуть, пока вдали не замаячила Кудыкина Гора. Пачкуля приземлилась и припарковала метлу на стоянке, где та с радостью бросилась навстречу приятельницам.
- Мы совершать посатка? - раздался над ухом знакомый голос. - А тальше?
От неожиданности Пачкуля чуть не грохнулась в обморок. Она сорвала с головы шляпу и уставилась внутрь. Из темных глубин колпака на нее смотрели блестящие глазки-бусинки Хьюго.
- Кто разрешил тебе сюда заявляться? - грозно прошипела Пачкуля. - Кто, я тебя спрашиваю, а?
Однако в этот самый момент ее неожиданно окликнула Шельма:
- Салют, подруга! Сколько лет, сколько зим!
Пачкуля поспешила нахлобучить шляпу обратно на голову.
- Сиди и помалкивай, - пригрозила она хомяку. - А не то получишь.
- Когта ты меня поснакомить?
- Никогда. Потом… Может быть. Не знаю… Тихо, я сказала! Тс-с-с!
К ее великому облегчению, Хьюго заткнулся. Пачкуля выбралась из зарослей и присоединилась к Шельме, которая как раз жарила жуков на пылающих углях прогоревшего костра.
Неподалеку Мымра и Вертихвостка сооружали бутерброды, выкладывали их на блюда и расставляли по длинным столам. Бутерброды были на выбор с лягушачьим паштетом, паучьей пастой или хрустящими блохами и соленым огурцом. Туту как обычно болталась на дереве головой вниз за компанию со своими летучими мышами. Они висели рядком на ветке и издали напоминали вывешенные на просушку рваные носки. Чесотка и Крысоловка обменивались вязальными выкройками, Тетеря дрыхла, а Грымза сочиняла стих и в задумчивости потягивала из бокала мутную болотную водицу. Оставались еще Достопочтенная Чепухинда, Гагабу с Бугага и Макабра-Кадабра - но те вечно опаздывали.
Чуть поодаль кучковались помощники. Чесоткин стервятник сетовал на жизнь дьяволенку Шелупоне, который в это время самозабвенно выбивал на старом пне сложные барабанные ритмы и, казалось, даже не замечал, что к нему обращаются. Тетерин ленивец валялся в ворохе листьев и по части храпа ни в чем не уступал своей хозяйке. У ленивца не было имени, поскольку за все время Тетеря так и не удосужилась подобрать ему подходящее прозвище. Впрочем, ему самому было на это глубоко наплевать, настолько он был безучастен ко всему происходящему.
Ползучка Стив, маленький ужик Вертихвостки, растянувшись на камушке, принимал лунные ванны и делал вид, что на самом деле он очень ядовит. Филин Грымзы по кличке Очкарик, который славился своим умом, беседовал с Крысоловкиным крысенышем по имени Вернон, который ничем особо не славился, разве что хорошо умел бегать по лабиринтам.
- Привет, Пачкуля! Попробуешь жучка? - игриво поинтересовалась Шельма. По случаю слета она щеголяла в своем лучшем наряде, губы подкрасила ярко-зеленой помадой и воспользовалась самыми длинными накладными ресницами из паучьих лапок. Вьющиеся пряди сальных волос, похожие на картофельные очистки, струились по ее плечам. По всей вероятности, она вновь прибегла к помощи ежиных бигудей.
Одноглазый Дадли развалился в ногах у хозяйки и недобро стрелял по сторонам единственным желтым глазом. Едва завидев Пачкулю, он возмущенно фыркнул, вскочил с насиженного места и отправился бродить по поляне, дабы нагнать страху на прочих помощников, которые и без того перед ним благоговели и называли не иначе как "наш капитан".
- Ну, рассказывай, - приступила к допросу Шельма. - Сработало наше объявление?
- Э-э-э, - замялась Пачкуля, - не то чтобы.
- Так сколько было откликов?
- Один, - выдавила из себя Пачкуля и тут же почувствовала, как заерзал под колпаком Хьюго.
- Ну и? Ты его взяла?
- Нет, - ответила Пачкуля и немедленно покрылась зелеными пятнами. Такое случалось с ней каждый раз, когда она говорила неправду. Досадное свойство, потому что иначе она врала бы не переставая.
- Он на испытательном сроке, - добавила она, и количество пятен заметно поубавилось.
- Ты его привела?
- Нет. Ой-ей! - Зеленая сыпь выступила вновь, и вдобавок Хьюго больно дернул ее за волосы, так что она даже подпрыгнула. - То есть да!
Шельма смерила ее вопросительным взглядом, а Пачкуля сделала вид, что разучивает новые танцевальные па.
- И где же он? - наседала Шельма. - К чему вся эта таинственность? Кто он? Хорек? Горностай? - Она с любопытством озиралась по сторонам в надежде заприметить незнакомца.
- Мне фылезать? - прошептал Хьюго.
- Что это было? - насторожилась Шельма. - У тебя под шляпой кто-то пищал.
- Неужели? - удивилась Пачкуля. - Ты, Шельмуся, верно, ослышалась. Смотри-ка, у тебя еж в волосах застрял, должно быть, он и пищал.
- Ничего подобного! У тебя под шляпой точно кто-то сидит, и если это твой новый помощник, то, по крайней мере, будь добра нас познакомить. Не забывай, что это я писала тебе объявление! - выпалила Шельма и обиженно топнула ногой.
- Ладно, Шельмуся, ты права, у меня под шляпой действительно кое-кто есть, - призналась Пачкуля. - Но лучше бы ему там и оставаться.
- Но почему? - продолжала допытываться Шельма.
- Э-э-э, как бы тебе объяснить… Он очень страшный. Боюсь, ты испугаешься, - солгала Пачкуля и вновь покрылась предательскими пятнами.
- Ерунда! Все ты врешь! Тут, знаешь ли, слух прошел, ну ты понимаешь, о чем я… Жаба сказала Дадли, будто…
- Ой, извини, мне нужно отлучиться! - воскликнула Пачкуля и со всех ног бросилась прочь, - Ты мне больше не подруга, - прокричала ей вслед Шельма. Пачкуля сделала вид, что не расслышала, и ринулась прямиком к накрытым столам, где схватила бутерброд и засунула его себе под шляпу. Еда была единственным средством, способным отвлечь хомяка хотя бы на время.
- Эй, погоди, - прикрикнула на нее Вертихвостка, - до прихода Достопочтенной Чепухинды к еде не приступают! Надеюсь, ты помнишь правила? И кстати, почему ты засунула бутерброд под шляпу?
- Не твое дело, - рявкнула Пачкуля. - А ты бы на моем месте как поступила? В нос его запихала?
Пачкуля нарочно нагрубила Вертихвостке, чтобы затеять перепалку, которая непременно бы началась, если бы их не прервали. Внезапно тишину пронзил оглушительный визг, как если бы сотне драных котов разом прищемили хвосты. Или, вернее, двум сотням.
- Тысяча чертеф! - заорал Хьюго, метаясь под тесным колпаком. - Что у фас там стрястись?
- Тихо ты! Угомонись! Это Чепухинда заявилась, - пояснила Пачкуля и вместе с остальными ведьмами приготовилась к встрече.
Из-за леса выступила торжественная процессия. Впереди шли близняшки Бугага и Гагабу и старательно пиликали на скрипках. Звуки, которые они издавали, напоминали нечто среднее между визгом зубного сверла и ревом коровы, страдающей несварением желудка. Антикот и Антипод симметрично увивались у них между ног.
За ними следовала Макабра-Кадабра в праздничных одеждах из ткани в шотландскую клетку. Она восседала верхом на своем козле Хаггисе. Это было загадочное мохнатое существо с густой рыжей челкой, которая до того низко спадала на глаза, что закрывала ему весь обзор, отчего козел то и дело спотыкался. Для усиления шумового эффекта Макабра-Кадабра старательно дула в свою волынку. Время от времени она прерывалась для того, чтобы выкрикнуть: "Эй, вассалы, а ну р-р-расступись! Дор-р-рогу Достопочтенной Чепухинде, Пр-р-редводительнице шабаша ведьм!"
Достопочтенная Чепухинда семенила позади процессии и недоуменно озиралась по сторонам, не до конца понимая, зачем она здесь. Она была настолько стара, что ей было трудно все упомнить. Бесенок Проныра, помощник Чепухинды, сидел у нее на плече со скучающим видом.
Шествие остановилось на поляне перед костром. Там Бугага и Гагабу взяли оглушительный финальный аккорд, волынка издала последний истошный хрип, и, ко всеобщему облегчению, музыка стихла. Все обратили свои взоры в сторону Достопочтенной Чепухинды в ожидании ее приветственной речи.
- Где я? - спросила она.
Проныра шепнул ей что-то на ухо.
- Разумеется, Проныра, я прекрасно вижу, что я на Кудыкиной Горе. Но по какому поводу? У меня что, день рождения? А где именинный пирог?